Лавка старьевщика стояла на отшибе рыночной площади. С виду она была невзрачной и маленькой. Не зная, так сразу и не заметишь. Несколько раз Мина хотела купить у него какие-то вещи, но дядя строго запрещал.

– Не настолько уж мы обеднели, – ругался Тобиас, – что будем носить чьи-то обноски.

Сейчас порог «настолько» был пройден и, не поднимая головы, Мина начала копаться в вываленных на настиле отрепьях. На самом деле все оказалось не так уж плохо. Вещи были поношенные, но преимущественно из хороших тканей. Когда-то их носили важные господа, а после выхода из моды сбагрили слугам. Что было можно, челядь перешивала, а совсем негодное в носку сплавляли сюда за сущие гроши.

В разноцветных кучах нашлась шерстяная рубашка и длинные толстые штаны. Все немаркого, коричневого цвета. Размер был мал для мужчины, но точно в пору Мине. Наверно их носил раньше подросток. Покопавшись еще, она вытащила плотную замшевую куртку и вязаную шапку, больше похожую на растянутый чулок.

– Самое то! – решила девушка. – Переоденусь парнем и буду так ходить по городу. Никто меня не узнает. Еще бы шарф…

Нашелся и он. Вязанный крупными петлями, не особо длинный, но достаточный, чтобы обмотать шею и скрыть рябое лицо.

– Сколько?

– Четыре медяка, – обрадовал старьевщик.

Но виду девушка не подала, а наоборот, будто скисла и начала торговаться.

– Что-то дорого, дядя, – заголосила она жалобным голоском. – Нельзя ли снизить цену?

– Да куда ниже? И так считай даром отдаю.

Мина глянула на клубок тканей и выудила оттуда огромные штаны, наподобие шаровар и большущий, как мешок, толстый свитер. Его наверняка никто не покупал из-за слишком крупного размера.

– Тогда еще вот это возьму… – жалобно, но твердо потребовала нахалка.

Дядька-продавец недовольно махнул рукой. День у него сегодня был не особо удачный, ну к концу торговли хоть какая-то выгода.

– Бери.

Ударив по рукам, они разошлись, довольные. Мина заторопилась обратно, а старьевщик пошел запирать свою лавку.

8 глава. Ограбление

Обратно в замок она неслась так быстро, что обгоняла не только конные экипажи, но, кажется, и летящих в небе птиц. Уже темнело, и нужно было успеть попасть за ворота до их закрытия. Не хотелось вызывать лишние подозрения, барабаня потом в двери и прося впустить её на ночь глядя. Будет слишком много вопросов. К счастью, красавчика и других не наблюдалось, они наверняка уже давно ушли греться в свою сторожку. Только угрюмый бородач копался у стены. Но он был так занят, что не заметил пробежавшую мимо девушку.

Натягивая непривычную одежду, она, путаясь в юбке, прыгала то на одной ноге, то на другой. Очень неудобно одеваться, не снимая верхнее облачение, но оборотень пристально и с раздражающим любопытством наблюдал за своей тюремщицей. И Мина копошилась под плащом, словно в палатке. Она могла бы затушить факел, но наверняка оборотень, как и обычные волки, видел в темноте. «Новые» штаны оказались довольно свободными и, чтобы они не свалились в самый ответственный момент, их пришлось подвязать обрывком бечевки.

– Отвернись! – беспомощно прикрикнула на узника девушка, когда взялась за рубашку. Но он даже не повел бровью, только глаза ярче загорелись.

Она перевела дух, сбросила плащ и потянула подол платья вверх. Сзади тяжко вздохнули. И громко глотнули. Понятно, аппетит разгулялся. Кто хочешь проголодается, когда свежее мясо мельтешит перед глазами. Но догола раздеваться не пришлось, спину прикрывала тонкая сорочка, и рубашку девушка надела сверху. Потом, стуча зубами от холода, быстренько натянула куртку и шапку.

– За дровами! – бодро скомандовала себе девушка и рванула на выход.

Оглядываясь по сторонам, чтобы не натолкнутся на кого-нибудь из дворовых, она принесла в погреб три большущих охапки уже порубленных дров. От беготни тело согрелось и даже немного вспотело. Уже не кукожась, а довольно бодренько, она отправилась к конюшне.

Все заперто и тишина. Отлично… Боковая дверца «для своих» предательски громко скрипнула. Мина низко присела, почти упала на снег и прислушалась. Кажется, никого. А сердце билось где-то в пятках.

– Что ты, трусиха, будешь делать, когда потащишь в подвал печь? – задала себе вопрос девушка. – Если уже сейчас от каждого скрипа готова умереть.

И она заставила себя подняться и ступить в серые сумерки. Во избежание трясущихся ног и подгибающихся коленок Мина запрещала себе думать, что будет, если ее поймают.

Пусть это останется тайной.

Потолок конюшни застелили досками до середины, и над стойлами можно было рассмотреть стропила высокой крыши. Лестница наверх нашлась в углу, прямо под открытым люком. Она оказалась такой длинной и массивной, что сдвинуть её с места одному человеку наверняка не под силу. Когда Мина взобралась почти на самый верх, от быстрых движений махина стала пружинисто покачиваться, отчего у девушки захватило дух. Высота большая, намного больше комфортной высоты её роста, на которой она привыкла находиться. И трусливая душонка запросилась вниз, на землю. Но трезвая голова велела: вперед, и тело нехотя продолжило карабкаться к небу.

Высунув голову из люка, девушка огляделась. Доски разложены по всей поверхности. Тут есть из чего выбирать. Длинные, короткие, сосновые, дубовые, грубо обработанные и гладкие как зеркало. Они манили Мину и будто сами напрашивались:

– Воруй, не робей!

Она выбрала три штуки, метра по два длиной. Гладенькие и пахнущие елочкой деревяшки сложила загребущими пальчиками в стопочку у самого люка. И вот новое препятствие. Спускаться с ними по лестнице у неё не хватит духу. Слабое сердце уже на втором заходе разорвется от страха. Да и чем их держать? Зубами? Она на минуту представила себя с зажатой во рту доской. Совсем не похожа на лихого пирата, идущего на абордаж, зато сильно будет смахивать на жадного бобра. Нет, так не пойдет, нужно что-то другое.

Она завертелась и стала высматривать выход из трудного положения. Он отыскался внизу. Между последними стойлами была сложена огромная куча сена. Вид у неё оказался мягкий и манящий. Он совсем не изменился, когда на него рухнула первая часть будущей кровати. Вторая также мягко легла рядом. А вот третья нарушила мирную тишину грубым «бумс». Но нервы девушки, уже привычные к атмосфере криминала, ослабли и лишь слегка натянулись. Дело сделано! Тащи домой свою добычу, трудяжка-бобр, честным воровством ты заслужила себе постель!

Печь колесила по задворкам замка неохотно. К ночи мороз спал, и липкий снег накручивался на неё, как белье на отжимной ворот. Пальцы сильно мерзли и немели от соприкосновения с мокрым снегом. По черным следам на белых боках печки Мина поняла, что кожа на ладонях лопнула до крови. Но это ничего, вот нагреемся у жаркой печи и полечим свои многострадальные руки. Она кряхтела, толкала, падала в снег, поднималась и снова катила свою снежную бочку вперед. К тюремным дверям добралась большущая куча. И Мина, словно кладоискатель, вырубила лопатой из её недр железную сердцевину.

– Фууух, – вытерла она рукавом вспотевший лоб и, словно сталкивая в глубокую пропасть преступника, двинула вниз по ступеням многострадальный источник тепла.

Грохот был жуткий.

– Если бы бедняга оборотень умел говорить, то точно начал бы заикаться, – гаденько хихикнула Мина и пошла за трубами.

Когда все элементы были принесены, а следы преступления, оставленные на снегу, тщательно зачищены, девушка принялась за сборку. Вытащив из-за пазухи верхние круги, которые она там спрятала, чтоб не потерять, Мина сложила первую часть пазла. Это было похоже на головоломку, разные части трубы нужно было поставить именно так, как они стояли раньше. Было непросто. Где-то конструкция помялась, где-то заржавела. Часть, изогнутую в виде буквы «г», Мина вколачивала в стену поленом.

Если бы в этот момент она обернулась, то от страха, наверное, упала в обморок. Оборотень стоял за её спиной, выпрямившись в полный рост, и рот его был зло оскален. Он бесился не от резких ударов, он свирепел от того, что не мог ничем помочь девушке. Вид у бедняжки совершенно измотанный, и удары, которыми она пыталась вогнать трубу в стену, были слабыми, что попади деревяшка по пробегавшей мимо мыши, зверек, наверное, просто почесался бы.

Но наконец, чиркнув спичкой, девушка оживила давно умершую железяку. Воздух в трубе загудел, дрова уютно затрещали. Осмотрев стыки, не сочится ли между ними дым, Мина вяло взяла наперник и, еле волоча ноги, поплелась к выходу. Нужно принести из конюшни хотя бы один мешок соломы. Спать на голых досках совсем не хотелось.

Свой спальный настил Мина соорудила в углу свободной камеры, подальше от входной двери, из которой тянуло сквозняком, и поближе к печке. Пока она набивала себе перину и несла её обратно, воздух в погребе согрелся. От тепла и усталости девушку развезло, как от крепкого алкоголя. Умывалась она, уже наполовину уснув. Но даже сквозь дрему зудела мысль, вот бы искупаться.

Она чувствовала себя дворовой собакой, полностью покрытой грязью. Но сил на купание уже совсем не осталось, Мина только вымыла руки и лицо.

– Завтра, – пообещала она своему измученному телу и, забывшись, оперлась на решетку, разделявшую камеры.

Пальцы оборотня остановили девушку, сжав её тонкое запястье. Сначала она не поняла, за что зацепилась, и слабо дернула рукой в попытке освободиться. А потом, подняв сонные глаза, она почти впритык встретилась со светящимися в сером сумраке огоньками, перечерченными узкими вертикальными зрачками.

Не отрывая глаз от девушки, Урсул поднялся с колен и встал в полный рост, поразив своими габаритами. Комната словно сжалась от распрямившегося зверя. Все, что раньше Мина принимала за гору тряпья, обманчиво скрывавшего узника, оказалось его телом. Несмотря на обильную кормежку, он был все еще достаточно худ, а кожа от нехватки солнечного света, бледнее слоновой кости, но по сравнению с Миной Урс казался просто огромным. Её макушка, встань девушка даже на цыпочки, не достала бы даже до его подбородка.

Оборотня словно окутывала аура животного магнетизма и мошной силы. Больше всего в зыбком свете факела он напоминал собой зловещий призрак злобного великана, ворвавшегося в её жизнь из ночного кошмара. Он выглядел совершенно спокойным, но собранным и готовым в любую минуту обрушиться на неё.

От нахлынувшего страха Мина сразу же проснулась и попыталась закричать, но сухое горло запершило, и сначала она выдала лишь сиплое:

– Нет! – И, опускаясь на пол, закашлялась.

Потом опять кричала, уже громко, напрасно пытаясь вырваться.

– «Он сожрет меня, – стучала в голове единственная мысль. – Убьет, и будет есть меня по кусочку, как козленка».

От ужаса она покрылась мурашками, а волосы на голове, кажется, встали дыбом.

– «А может, он будет есть меня заживо, чтобы мясо как можно дольше оставалось свежим. И никто ему не помешает. Никто! Мою пропажу обнаружат только, когда горка монет на столе мистера Зога станет подозрительно большой. Они спустятся вниз и увидят мои обглоданные кости».

От этих мыслей она снова закричала.

Если бы на улице, возле самой трубы, выходившей из подвала, стоял человек, он услышал бы сквозь толщу земли только тихое тонкое «Еееттт».

И принял бы его за завывание ветра. Но рядом с трубой никого не было, и крики девушки остались совершенно бесполезными.

Она в изнеможении повалилась на пол. Волк не мешал ей биться в истерике и съезжать вниз. Он только пару раз перехватил её руку, чтобы девушка не оказалась висящей на решетке, а растянулась на полу, как ей было бы «удобно». Он наблюдал за ней, не говоря ни слова, и только когда она совсем сдалась и заплакала, свернувшись у решетки клубочком, Урсул, словно пытаясь её утешить, открыл рот.

– Шииии, – тихо зашипел оборотень. – Не обижу.

И девушка замерла, на мгновение решив, что ей послышалось.

Урсул снова опустился на пол. Его рука прошлась по растрепавшимся волосам и вернулась в камеру. Не спеша, палец за пальцем, он разжал стиснутый кулачек и уткнулся в него носом. Оборотень жадно обнюхивал поврежденную ладошку, глубоко вдыхая её запах и шумно выдыхал. Он чувствовал боль самочки и хотел ей помочь.

– «Там кровь! – вспомнила Мина. – Значит, есть меня он начнет с руки». – И она снова попыталась сжать пальцы, чтобы избежать его клыков.

Оборотень недовольно заворчал. Глянув на неё золотыми глазами, он фыркнул и грозно рыкнул:

– Успокойся! Я же сказал, не обижу.

Мина от удивления поперхнулась воздухом. Что? Не победный вой, не рычание, а слова? Но она точно не ослышалась, и это не плод её изможденного воображения. Он и вправду говорил! Мина хотела спросить, давно ли он научился? Но мозг запуганно твердил, что это будет невежливо. Тюремщица продолжала потрясенно смотреть на волка, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег.

А потом вдруг почувствовала его язык. Он легко, словно перышком, мазнул по намозоленным бугоркам ладошки, щекотнув и этим вызвав нервный смешок. Не чувствуя больше сопротивления, Урсул осмелел и, словно собака, начал жадно лизать её ладонь, как раз в том месте, где сожженная кожа особенно сильно обгорела. Язык был шершавым и слегка цеплял неровности ранки. Но это вызвало не боль, а непонятное и тревожное ожидание чего-то. Мина с удивлением чувствовала, как на затылке у неё поползли мурашки.

Она снова попыталась вырваться, и он отпустил, но сначала захватил в плен вторую руку. На другой раненой ладони язык оборотня стал повторять ту же процедуру. К удивлению Мины, жжение в ранках, мучившее её весь день, почти сразу стихло, но появился легкий зуд, как будто болячки заживали. И она нервно почесала освобожденную конечность об юбку. Оборотень заметил, обозлился и недовольно рявкнул:

– Не драть!

Девушка нервно дернулась и подчинилась. Тереться о ткань ладошкой было неимоверно приятно, но злить зверя она не решилась.

Урс блаженствовал, хотя должен ненавидеть себя за такой странный порыв. Он лечил человечку, а обязан был убить её при первой возможности! Жалкий предатель, ластился к ней, как ручной пес. Но эти мысли, витавшие где-то далеко в подсознании, были отброшены и забыты, а он прикасался к своему фетишу. С болезненным наслаждением ощутил соленый вкус её крови. Слюна оборотня была целебной, уже к утру ранка должна затянуться.

Урсул почувствовал, как от ласки самочка расслабилась, и, наблюдая за его опущенной головой, кажется, начала снова засыпать. Движения его языка стали замедлятся и остановились, он неохотно прошелся по коже в последний раз. Мина, впавшая в сладкую дрему, ощутила грусть и сожаление. Урс словно почувствовал это и нежно прижался губами к чувствительному местечку на запястье, слегка прихватил мягкую кожу. Потом отпустил и снова прижался. Мину прошила жаркая дрожь.

– «Кажется, я окончательно согрелась», – решила девушка.

А губы не останавливались и жадно играли с её рукой. Урсул исследовал всю ладошку, каждый пальчик, каждый бугорок. Ласкал, прикусывал, обжигал. Шеки девушки горели. Под ребрами поселилось теплое томление и почему-то грудь покалывало и тянуло. Стало совсем жарко. Хотелось сбросить с себя всю одежду и растянуться прямо на голом полу. Мина завороженно качнулась и больно стукнулась о решетку лбом.

– «Что происходит?» – оглушила первая здравая мысль, и девушка резко отдернула руку.

Такого поворота Урсул не ожидал, и ладонь девушки выскользнула внезапно легко. Мина резко отскочила в сторону, чтобы он не смог опять её схватить. Сидя на расстоянии в полтора метра, они уставились друг на друга, ожидая дальнейшей реакции. Никакой злости. Оборотень был немного раздосадован прерванными ласками, а Мина ошарашена своим откликом. Он готов был подождать до завтра, она обдумывала, как это предотвратить. Оба смотрели через решетку хитро и задумчиво.

– Так ты умеешь говорить? – сказала она первое, что пришло в голову.

– Да, – просто ответил узник. Голос у него был густой, низкий и тревожащий.

Не зная, что сказать и какой вопрос задать, Мина растерянно огляделась по сторонам. Волк весело хмыкнул, довольный собой. ЕГО самочка отреагировала на ласки, ей понравилось, значит, все будет хорошо.

– А почему раньше не сказал? – нашлась, наконец, девушка, почувствовав себя в безопасности.

– Ты не спрашивала. – Он снова сыто хмыкнул.

Это раздражало! Вид у оборванца был такой, будто она только что приняла его брачное предложение. Нет! Будто он только что купил её себе на ночь, как уличную девку! Она слышала это выражение на улицах и не совсем понимала его значение, но было в нем что-то унизительное и грязное. Поэтому, обидевшись и не собираясь больше с ним разговаривать, Мина встала и пошла к своей «кровати».

– Человек?

– Отстань…

Пренебрежение в её голосе взбесило оборотня. Он больше не собирался быть просто бездушным предметом в этой комнате.

– Человек, я хочу, чтобы ты…

– Не собираюсь выполнять ни одной твоей просьбы, – задиристо перебила его девушка.

– Я хочу, чтобы ты… – Она даже не обернулась, чтобы выслушать его просьбу. – Перенесла свое ложе к решетке.

Вот теперь она уставилась на него пораженно и возмущенно.

– Нет! – чуть не задохнулась от такой наглости.

– Я требую!

Она фыркнула. Потом оскорбительно засмеялась и даже не стала спрашивать, зачем ему это понадобилось. Наверное, замерз, бедняга.

– Нет!

– Я настаиваю. Иначе…

Мина повернулась к узнику и, глядя сверху вниз, насмешливо и с вызовом спросила:

– И что ты мне сделаешь?

9 глава. Шантаж

Он пел. Вернее, это было не совсем подходящее слово для тех звуков, которые издавал оборотень. Скорее «орал дурниной» или «рвал глотку». Он как-то ухитрялся коверкать свой в общем-то приятный низкий голос и визгливо пищал, самозабвенно отдаваясь этому процессу. Сначала его рулады были не особо раздражающими, и Мина просто с головой закуталась в одеяло, ни на минуту даже не раздумывая подчиниться его требованию. Но потом он вошел во вкус и горлопанил уже во всю глотку, прикрыв от удовольствия глаза и временами громко подвывая, как настоящий волк.

Звуки были отвратительными и с каждым разом все сильнее резали слух. Девушке хотелось вскочить и бежать от них куда угодно, хоть даже на мороз. Потом и этого ему показалось мало. Оборотень как-то дотянулся до разбросанных по полу дров и утащил одно полено. Урсул, словно барабанной палочкой, стал отбивать им такт о решетку.

Мина ворочалась на своем соломенном тюфячке и тщетно пыталась приглушить ужасный шум, отдававшийся эхом под потолком. Но все усилия были тщетными, вибрация от ударов, кажется, резонировала о камни пола и сотрясала все её тело.

–«Ненавижу!» – сжимая зубы, думала Мина.

И как она могла сочувствовать этому чудовищу? Да он просто невыносим! Хам, животное, злобный тролль!

– «Чтоб ты онемел!» – пожелала она в сердцах.

Сейчас она в полной мере оценила то время, когда узник молчал. Молчал и смирно сидел у решетки, доверчиво заглядывая ей в глаза. Откуда вдруг появилось это наглое чудовище? Доведенная до предела, она не выдержала и закричала.

– Прекрати! Довольно! Хватит! – В её голосе совсем не было мольбы, только раздражение и злость.

Девушка невыносимо устала за прошедшие сутки, от желания поспать становилось физически больно. Не зная, как еще прекратить эту пытку, она просто терла раскалывающуюся голову. Было около полуночи, когда Мина не выдержала и вскочила со своей постели. В свете, отбрасываемом печью, она молча откинула свой матрас и стала перебрасывать доски к решетке.

Урсул довольно замолчал. Маленькая мышка сломлена и принимает правила игры. В горле у него сильно першило и, не отрывая глаз от тюремщицы, он жадно прильнул к кувшину с водой. Конечно, признавая его своим господином, она выглядела не особо радостной, но это пройдет, она свыкнется с его требованиями и станет подчиняться беспрекословно, как и положено самке своему вожаку. Урсул хотел сказать ей это, но передумал. Слишком она была недовольна. Еще один, даже маленький, удар, и она сломается и на самом деле пойдет спать на улицу.

Она устроила свое ложе, легла на него и, укутавшись в одеяло, словно в кокон, повернулась к решетке спиной.

– «Обиделась», – понял Урсул и усмехнулся.

Такая маленькая и такая гордая человечка. Сегодня он будет спать рядом с ней и даже… трогать! Сердце бешено забилось в груди, и в горле снова пересохло. Оборотень допил последнюю воду и осторожно, чтобы не напугать девку, двинулся к своим нарам.

Свой твердый как кирпич матрас он разложил впритык к железным прутьям, отделявшим его от девушки. У него не было досок, чтобы соорудить себе настил, и Урс бросил матрас прямо на пол. Сверху прикрыл одеялом для большей мягкости. Замерзнуть он не боялся, в комнате было необычно тепло, а от присутствия девушки жарко и по-домашнему уютно. От предстоящего соседства оборотень так волновался, что даже дышал, кажется, через раз. Он очень осторожно опустился на постель и настороженно замер.

Девушка не шевелилась. Как только шум прекратился, Мина провалилась в спасительный сон. Укрытая с головой, бедняжка глубоко и ровно дышала, совсем не переживая, чем занят узник. Урсул лег на спину и растянулся во весь рост. Полежав так пару секунд, он медленно придвинулся к решеткам. В такт с дыханием одеяло тюремщицы чуть заметно поднималось и опускалось. Волк пересек границу и положил свою ладонь на место, где, по его расчетам, должна была располагаться талия девушки. Прислушался. Дыхание Мины не сбилось, покушение на свою приватность она благополучно проспала.

Урсул прижимался к железу и от наслаждения улыбался. Со стороны он был похож на блаженного дурачка, который нашел в дорожной пыли стекляшку. Оборотень глубоко дышал, наслаждаясь ароматом девушки, окутавшим его, словно утренняя дымка. Рука будто сама собой начала осторожно поглаживать спрятанную в одеяле тюремщицу. Этого оказалось мало… Он хотел касаться её кожи, но боялся потревожить её сон.

Соблазн был слишком велик, и рука очень осторожно потянула за край одеяла.

Миллиметр за миллиметром, он раскрыл лаз в толстом коконе, и рука пробралась в жаркое гнездышко. Девушка продолжала крепко спать. Он дотронулся до её плеча и скользнул дальше. Вот оно, то, что так манило его, небольшое возвышение, спрятанное под платьем. На лбу Урсула выступили бисеринки пота, он нервно облизал губы. В ладонь упирался упругий холмик, и когда спящая самочка вдыхала, он плотнее ложился в его руку. Урс зажмурился, наслаждаясь ощущением полноты в своей ладони, а потом, совсем уж осмелев, очень медленно расстегнул крохотную пуговичку.

Просыпалась Мина поздно и нехотя. Темнота сбивала с толку, и ей казалось, что на улице еще ночь. Она с радостью проваливалась обратно в тягучее забытье, и это повторялось несколько раз, пока она окончательно не выспалась.

Сегодня Мина чувствовала себя на удивление бодро и сразу вспомнила, где находится и почему. Вставать совершенно не хотелось, но ежедневные обязанности никто не отменял. Часов у неё не было и чтобы узнать, хотя бы примерно, который час, нужно выйти на улицу. Она зевнула и поняла, что воздух в темнице за ночь успел остыть, печка давно прогорела. Но телу под одеялом было приятно и тепло, словно на ней лежала теплая грелка. Девушка почти всегда мерзла и раньше частенько подкладывала в свою постель разогретый кирпич. Но вчера на это у неё точно не осталось сил. Так что это так приятно греет? Мина удивленно повела плечом и почувствовала, что ей что-то мешает. Прислушалась к ощущениям и, не поверив им, нащупала на своей груди чужую наглую лапу! Она пробралась за пазуху и по-хозяйски обхватывала её за голую грудь.

Поняв, что её обнаружили, «лапа» не только не удалилась восвояси, но, видимо, приняв её прощупывания за поощрение, ласково сжала сосок. Мина от неожиданности ахнула и, поддавшись новым ощущениям, чуть выгнула спину. Жар разлился по её щекам, низ живота будто пронзила раскаленная молния. Не ожегшая её, а воспламенившая. Большой и указательный пальцы наглой «лапы», не видя сопротивления, покатали между собой твердую горошину и очень аккуратно потянули вверх. Девушка даже застонала. Ласка была такой новой и такой острой, что все мысли хаотично рассыпались в её голове.

Её вообще мало кто трогал. Даже в детстве редко чужая ладонь проходила по её голове. А тут… Пальцы отпустили сосок и снова сжали весь холмик.

Вокруг царила темнота, и лица нарушителя девичьего спокойствия видно не было, а то Мина сгорела бы со стыда. Теперь понятно, почему он хотел её кровать на доступном расстоянии. Хитрый прелюбодей решил погреть об неё свои загребущие руки. Нужно остановить это.

Мина стала вытаскивать руку-развратницу. Лапа убираться не хотела, цеплялась за одежду, путалась в сорочке и вороте платья. Пришлось пару раз что было сил шлепнуть по ней для успокоения. Кажется, помогло. Ручища сдалась и исчезла.

Девушка встала и зажгла свечу. Потом быстро растопила остывшую печку. Мина делала это не от холода, а чтобы набраться храбрости. Она решила выяснить то, на что вчера просто не было сил. Решительно развернувшись к камере, она застыла.

Так близко свет к пленнику Мина никогда не подносила. Он всегда был в полутени и как-то скукожен. Сегодня он сидел ровно и смотрел дружелюбно, но с вызовом. Ей вдруг стало горько и ужасно стыдно, но не из-за того, что он трогал её обнаженное тело. Огромный мужчина сидел на грязном тюфяке, накрытом еще более грязным подобием одеяла. Сбитый колтун на голове весь состоял из грязи и, наверное, уже несколько лет не расчесывался. Борода тоже выглядела отвратительно. То, что покрывало его тело, одеждой назвать было нельзя. Вернее, это являлось одеждой очень, очень давно, а сейчас она превратилась в нищенские отрепья, засаленные до такой степени, что, кажется, должны ломаться от грязи.

– «Как он жил все эти годы? – задала себе вопрос девушка. – Неужели существует такое преступление, за которое можно так издеваться над человеком… Ну ладно, даже над оборотнем».

Насколько Мина знала из рассказов дяди, единственное преступление, лежавшее на узнике, было принадлежностью к перевертышам. Он никого не убил и не ограбил. Не разорил чей-то дом, не надругался над чьей-то добродетелью. Только родился оборотнем…

Как он попал в руки людей, Мина не знала. Наверняка это была злая шутка судьбы, ведь ни один оборотень по доброй воле не ступит на Белый берег, отданный людям. Это было бы нарушением Разымающего договора, а за его соблюдением очень внимательно следили эльфы.

И все-таки узник как-то оказался здесь. Его держали в замке для развлечения и придания некоего статуса господину Басту. Когда в твоем погребе сидит на цепи зверь, можно во время светской беседы ненавязчиво сообщить об этом собеседнику. И как бы между делом упомянуть, что ты тренируешь свое искусство фехтования прямо на оборотне. Это удивляло и приводило в восторг. Раньше на эти импровизированные поединки съезжалась знать со всей округи. Бои, конечно, были неравные. Узника всегда выводили на улицу безоружным и закованным в цепи, а господин Басту ловко колол его серебряным клинком. Но азарт среди зрителей это не тушило. Увидеть поверженным одного из злейших врагов человечества было всегда приятно.

Как рассказывал Тобиас Бутимер, обычные раны на теле оборотня заживали почти мгновенно. Перевертыши вообще обладали сказочной живучестью. А вот порезы, оставленные серебром, затягивались очень неохотно, оставляя после себя глубокие шрамы. Некоторые из них Мина рассмотрела сейчас на голой шее узника. На темной от грязи коже они отчетливо выступали белыми полосками.

– Нам, кажется, обоим нужно хорошенько помыться, – спокойно сказала тюремщица своему вероломному соседу вместо того, чтобы накричать на него.

Он не ответил, но в знак одобрения почесал свою свалявшуюся бороду.

– «Интересно, сколько ему лет?» – вдруг задумалась девушка.

На вид невозможно было понять даже приблизительный возраст. Черные волосы на висках уже осветлила седина, но немного. В замке он находился около пятнадцати или семнадцати лет, не больше. Значит, если он был пойман подростком, то что-то между тридцатью и сорока.

– «Оборотень в самом соку», – хмыкнула девушка.

Понятно, почему он так охоч до женских прелестей. Мина покраснела, вспомнив его горячую руку у себя на груди. Она бы соврала себе, сказав, что его прикосновение оставило её равнодушной. Совсем наоборот, оно очень взволновало. И эти тоскливые взгляды, которые он бросал на неё… А как он жадно облизывал свои пухлые губы…

– «Стоп! Куда это забрели твои развратные мыслишки? – одернула себя девушка. – Неужели за неимением лучшего ты запала на оборотня?»

Мина хихикнула.

Почему-то до этого утра она не воспринимала узника как мужчину. Он виделся ей больше животным. Котом или собакой, но не человеком или уж точно – невозможным любовником. А теперь… Это все так странно!

Звук льющейся «воды» вывел её из задумчивости. Оборотень стоял к ней спиной, и как ни в чем не, бывало, мочился в отхожее ведро. От этого зрелища она еще гуще покраснела и просто лишилась дара речи. Подождав, пока он закончит, откашлялась и как можно корректнее заговорила с соседом.

– Послушай… – Тут Мина поняла, что не знает, как к нему обратиться. – Эээ… Доброе утро! – нашлась девушка. – Видимо, для начала нам все-таки нужно познакомиться. Я – Мина Бутимер.

Она радушно протянула ему ладонь для рукопожатия. Оборотень в это время с независимым видом завязывал веревку, поддерживающую его портки.

– Урсул Хорст, – гулко проговорил узник и пожал её дрогнувшую ладонь, которая просто утонула в огромной ручище зверя.

– Урсул, значит. Хорст. – Мина стояла, застыв, только сейчас поняв, что он трогал её той же рукой, которой держал себя за… ту штуку, которой мочился.

Ей нестерпимо захотелось броситься к умывальнику и хорошенько, обязательно с мылом, отмыть запачканную руку. Но это было бы невежливо, а она хорошо воспитанная девушка, и Мина просто отвела подальше от себя запятнанную ладонь.

– Послушай, Урсул, нам теперь придется жить вместе. Ну, некоторое время… Неопределенное количество времени. – Она не хотела пускаться в подробности своей личной жизни и оставила причины переезда втайне. – И поэтому, чтобы не стеснять друг друга, мы должны установить некоторые правила.

Урсул стоял, уперев руки в бока, и кивал после каждого её слова.

– «Все-таки славно, что он понимает человеческий язык», – решила Мина, по крайней мере, с ним, кажется, можно договориться.

– Первое из правил… ты… мы…будем уединятся, когда нам нужно… Ну, ты понимаешь? – И Мина, густо покраснев, кивнула на злополучное ведро.