Loe raamatut: «Бёрк. Оборотни сторожевых крепостей», lehekülg 2

Сырая поверхность сразу намочит и охладит его тело, а постелить что-нибудь под себя ему было нечего. Из вещей на орке была только шкура оленя, намотанная на плечи, да кусок тряпки, заменявшей ему штаны. Даже развести костер он не мог. Сфен тяжко вздохнул, выпуская из широких ноздрей струйки пара, и, собрав остатки сил, ступил на больную ногу. В колене что-то неприятно затрещало, и конечность прошило острой болью, напоминая, что вывернутый в сражении мосол до конца так и не зажил. Скрипнув от боли клыками, торчащими из нижней челюсти вверх, Сфенос упрямо сжал губы и, утерев пот, выступивший на лбу, продолжил путь. К боли ему было не привыкать, семь лет рабства научили его стойко переносить невзгоды и похуже. Плохо будет, если его поймают и вернут обратно.

От этой мысли орк поежился и нервно, со страхом, оглянулся. Ветер, дувший в спину, словно только этого и ждал. Он зло сыпанул целую пригоршню мелких льдинок в глаза беглецу, отчего они заслезились, и все вокруг стало размытым, словно в тумане. В скрипе тонких деревьев, то тут, то там росших на болоте, ему снова чудились голоса преследователей, а в тенях стволов и ветвей мерещились фигуры горных гоблинов. Орка накрыл приступ паники. Тело словно завопило, требуя скорее бежать, ползти, прятаться… Огромным усилием воли Сфен заставил себя оставаться на месте.

– Все ложь, – повторял он себе. – Память опять играет со мной. Я свободен! – Он потер глаза, густо окруженные глубокими морщинами, и зрение вернуло прежнюю четкость. – Ну вот же, посмотри, – говорил Сфенос себе, – только пустота вокруг и эти несчастные деревья. Чего было пугаться?

Убеждая себя, он вертелся на месте, прикрывая глаза ладонью. Вокруг все так же белело болото. Никто не двигался по нему, кроме теней, отбрасываемых скрюченными ветками. Только они, словно оживленные поземкой, тянули к орку свои серые пальцы, напоминавшие щупальца морских чудовищ. Но догоняли и касались Сфеноса только ручейки ледяного песка, перетекавшие между замерзшими кочками.

– Как ребенок, – стыдил себя орк, когда-то не знавший, что такое страх, – или трусливая старая женщина. Женщина, вот кто ты теперь, Сфен.

Страх понемногу отступал, давая дышать полной грудью, но тощее тело было напряжено, словно струна, и орк продолжал чутко прислушиваться к каждому звуку.

Напев болота был скучно-монотонным: завывание ветра, хруст веток, скрип снежной крошки о лед. Ви-и-у-у, шелк, шорх, ви-т-и-у-у. Раз за разом мотив повторялся, успокаивая уставшего орка. Эти звуки убаюкивали Сфеноса, как колыбельная, навевали дремоту. Когда он уже был готов продолжить путь, в эту тихую однообразную мелодию чуть слышно вклинилось почти неслышное «мяу». Правое ухо орка, лишенное кончика, дернулось. Глубоко посаженные глаза сосредоточенно заметались по белому полю в поисках источника. Звук был такой слабый, что сначала Сфен решил: показалось. Но нет, звук повторился, и снова, и снова. Когда орк повернул голову на восток, звук можно было различить более отчетливо. Звук, напоминавший мяуканье котенка, повторялся, складываясь в мелодию.

– Живое… – прошептал взволнованно орк.

Страх был забыт, зато проснулся интерес. Такие звуки точно не могли издавать гоблины – единственные существа, которых Сфенос боялся. Их глотки могли только рвано рыкать. Нет, это не гоблин. Это было что-то другое – маленькое и, возможно, съедобное…

За все дорогу орк ел только раз, когда случайно наткнулся у предгорья на останки оленя – видно, бедняга свалился с крутого уступа и свернул шею. Где несчастье у одного, там удача для другого. Сперва Сфенос содрал с животного шкуру, которая теперь и заменяла ему плащ, а потом добрался до мяса и съел его сырым, на ходу, даже не останавливаясь на привал. Оленина закончилась пару дней назад, и орк тщетно выискивал по дороге что-нибудь съедобное.

Сфенос переступил с ноги на ногу, не зная, что делать, но, подумав минуту, медленно, крадучись, пошел на звук. Его источник находился недалеко в стороне от намеченного пути, и орк только совсем немного отклонился к востоку, но продолжил идти к краю Безысходной топи. Сумерки опускались быстро, и разглядеть что-либо становилось все трудней, но мелодия не замолкала и по мере приближения становилась громче и отчетливее. Орк шел на звук. Мелодии менялись, и теперь стало понятно, что издававшее их существо разумно.

На след он вышел у самой границы болота. Тонкая цепочка, почти заметенная снегом, тянулась от леса и обрывалась возле бесформенной кочки. Перед тем как подойти ближе, Сфенос остановился, огляделся по сторонам. Холод пронизывал до костей, пробираясь под шкуру, но он медлил. Возможно, это ловушка, подготовленная гоблинами. Но никакого движения вокруг орк не заметил. Вокруг только холодное спокойствие.

– Кому ты нужен? – решил, наконец, Сфенос. – Мерзнуть в этой всеми забытой пустоши из-за одного орка? – Он фыркнул, набираясь храбрости, и все-таки приблизился к источнику звука.

Сначала решил, что видит просто кучу тряпья, брошенную на снег, и только остановившись в двух шагах, разглядел тело.

Человечка лежала на животе, повернув набок и чуть запрокинув голову. Все ее лицо покрывали гнойники и не зажившие струпья. Рот женщины был широко открыт, будто несчастная кричала. Перед смертью она, видимо, сильно кашляла кровью, отчего снег вокруг был густо забрызган. Красные капли в сумерках потеряли яркость и стали черными. Виден был только один глаз женщины, распахнутый, с остекленевшим ничего не выражающим взглядом. Кружившие вокруг снежные мошки, прикоснувшись к помутневшей склере, замирали, прилипнув к ней, но не таяли.

Смерть даже незнакомого существа, если только не гоблина, всегда была Сфеносу неприятна и болезненно тревожила. Он с тоской смотрел на странницу, закончившую свой путь вот так, не достигнув цели, и теперь уже без опаски подошел еще ближе.

Под боком мертвячки лежал комок. По сравнению с орком, совсем крошечный. Сфен при желании мог раздавить его одной ногой. Кокон мурлыкал очередную мелодию и зябко подрагивал. Он был укутан в одежду, словно капустный кочан, и разглядеть, где начинается капюшон, прикрывавший голову, удалось не сразу. Только по меховой оторочке да по струйке пара орк понял, в какой стороне лицо, и откинул капюшон в сторону.

Она медленно, без страха, поднял голову и посмотрела на Сфеноса огромными синими глазами. Так открыто, просто, с чистым любопытством смотреть могут только дети, потому что еще не знают об опасности окружающего их мира. Этот ребенок был совсем маленьким, худеньким и бледным, как любой человечек, к тому же все лицо его было усыпано красными болячками, как у матери.

Орк как-то сразу понял, что это девчонка. В её взгляде уже было это – нарочито женское, уверенное и снисходительное. Да-да, вот так глядят на сильных представителей своих рас все бабы, будь их шкура хоть белой, хоть зеленой, хоть коричневой (про ушастых вообще можно не говорить). Вот и эта, только недавно научившаяся, наверное, ходить, уже лупит на него свои наглючие зенки и думает, что умнее всех.

Сфенос тяжко вздохнул, как будто сейчас его заставляли вынести за кем-то отхожее ведро. Не сказав ни слова, сгреб находку и аккуратно, чтобы не помять, сунул за пазуху. Глянув на мертвячку, задумался, не снять ли что-нибудь с неё. Но куртка на ней была маленькой, а сумки или узла он не увидел. Сфен сделал большой шаг и, переступив через тело, пошел по следам в сторону леса, размышляя, зачем наградил себя этой пискучей обузой.

Сначала от холодного свертка за пазухой сделалось неуютно. На одежду человечки налип снег. Подтаяв, он студил кожу. Сфен прибавил шагу – болото закончилось, и теперь шагалось легче. После мерзлого месива твердая земля под ногами словно сама прибавляла скорости, и орку казалось, что он несется с быстротой лошади. От движения тело согрелось, и мысли вернулись к найденышу.

Сфен забрал девчонку не думая, просто инстинктивно спасал ребенка от смерти. Потом, ступив на след погибшего человека, поразмыслил и решил: самым лучшим отнести малышку к ее родичам. Чем бы ни руководствовалась безумная мать, отправляясь со своим выводком зимой на болота, ребенку там точно не место.

Некоторое время сидящий за пазухой малыш не шевелился и просто тихо сопел. Орк шагал молча, делая вид, что ему абсолютно все равно, что происходит под его накидкой. Потом девочка расслабилась – Сфенос точно почувствовал этот момент – и прикоснулась к нему ладошками. Под оленьей шкурой на орке была надета лишь грубая суконная рубаха, зиявшая дырами, потому кожей он почувствовал, какие ледяные и крошечные у девчонки пальчики. Видно, не один час она просидела там, рядом с мертвой матерью. Потом малышка снова пошевелилась и прижала к телу орка голову.

– Стучит… – сказала тонким голоском.

Орк заинтересовался. Он остановился и заглянул себе за пазуху. Сдвинув набок платок, завязанный на голове, девчонка прижималась к его груди ухом и внимательно слушала, как бьется его сердце. Она посмотрела ему в глаза своими синими, словно лесные озера, гляделками и, легонько стукнув его в грудь кулачком, повторила:

– Стучит!

Орк поморщился: «Какая глупая! Неправильно произносит орочье приветствие». Он стукнул себя в грудь в том месте, где она показывала, и представился так, как принято в его народе.

– Сфенос, – произнес свое имя коротко и рвано.

Голосовые связки, отвыкшие работать, сделали голос похожим на карканье ворона.

Девочка сделала губами «О» и закивала, вроде как говоря: «Ну ясно-ясно. Так я и думала». Потом радостно заулыбалась и позвала:

– Сфенос!

Орк снисходительно кивнул. Повторяя его движения, малышка гордо ткнула себя в грудь, собираясь назвать свое имя.

– Бёрк, – перебил её великан.

Ребенка он собирался спихнуть в другие руки при первой возможности, потому и имя её запоминать не хотел. Зачем прилагать лишние усилия? Будет называть её так, как ему нравится.

Малышка мотнула головой, не соглашаясь, и опять собралась назвать свое настоящее имя.

– Бёрк! – снова перебил ее орк.

На недовольный взгляд крохи Сфен сурово свел брови. Мордашка ребенка сменила эмоцию с «недовольна» на «ну ладно, Большой Зеленый Крендель, посмотрим еще кто кого!» Она поджала губку и надулась, напоминая теперь маленького взъерошенного галчонка, сидящего в гнезде. Орк вздохнул и, запахнув потуже шкуру, потопал дальше.

Отношения с находкой обещали быть непростыми, но впервые за много лет сухая корка, окружавшая сердце, треснула, и в душе Сфена начали буйно расти сочные побеги новых эмоций. Весь путь до этого он просто бесцельно брел, ведомый инстинктом самосохранения, но как только прижал к груди маленький живой комочек, все вдруг поменялось, и он почувствовал себя нужным.

Как будто в ответ на его мысли из-за пазухи донеслось тихое пение. Мелодия была другая – не та, что звучала на болоте, когда он нашел мертвую человечку. Теперь, когда маленькая певунья прижималась к его груди, Сфенос мог отчетливо разобрать слова. Это была песня о жадном мужике, обижавшем соседей. Сфеносу было невдомек, что знай девочка песню про жадного или злого орка, она бы спела её, но такой в ее репертуаре не нашлось. Потому девочка пела про плохого человека.

Песни она выучила от матери – та напевала, хлопоча по хозяйству, а девочка с легкостью запоминала и подхватывала мелодии. А вечерами перед сном мама рассказывала сказки. Была среди них одна про зеленого здоровяка-тугодума. Ее малышка помнила плохо, но, увидев Сфеноса, сразу поняла, что он орк. Согреваясь у него за пазухой, кроха размышляла, стоит ли его бояться, злой он или добрый. Особенно ей было интересно, чем он питается. Вот про оборотней она точно знала: встретила – беги! Про них было много сказок, и все страшные, если даже захочешь забыть такую, не сможешь. А вот орки… Но на всякий случай спорить с одним из них она не стала, чтобы лишний раз не злить.

След уводил в лес. Пройдя через редкий подлесок, Сфенос вышел на засыпанную снегом дорогу, ведущую вдоль реки. Укрытая от ветра, она сохранила отчетливые следы единственного путника, прошедшего тут за всю зиму.

– Хорошо, – решил Сфенос. – Не придется плутать среди этих колючих елок.

Деревня сначала почувствовалась, а только после показалась из-за веток. От неё густо разило дымом и горелыми тряпками. В спустившейся ночи не было видно ни одного огонька, только собаки лаем встретили путника у первых ворот, убедив, что селение обитаемо. Обнесенные высокими заборами дворы стояли друг от друга на большом расстоянии и прятались за крепко запертыми резными воротами. На громкий стук никто не отозвался.

– Вымерли они, что ли? – почесал голову Сфенос и пошел к следующему двору. Если и сидели в этих крепостях люди, то незваным гостям они явно были не рады. – Хозяева! – проорал орк своим сорванным голосом. – Выйдите кто-нибудь! У меня к вам важное дело!..

Собаки, не одна, а целая свора, лаяли, не смолкая и заглушали его слова. Псы царапали доски забора, не боясь орочьего духа, и рвались в бой.

– …Что делать? – в растерянности пожал плечами Сфенос. – Может, у этих людов манера такая – ночью не показываться?

Побродив еще немного между деревянными крепостями, сменявшимися выгоревшими проплешинами пожарищ, он вышел на окраину поселения. Тут стояли несколько полуразвалившихся хибарок, давно брошенных за ненадобностью, общие сараи и занесенные снегом стога сена. Луна уже ярко освещала голое поле, начинавшееся сразу за деревней. Выбор у Сфена был невелик: спать на снегу или в развалинах. Кряхтя и ругая белокожих, орк полез под завалившуюся набок стену небольшого домика. С собой он прихватил знатную охапку сена и устроил в прелой соломе, некогда покрывавшей крышу, подобие гнезда. Тут можно было укрыться от ветра и снега, а утром попытать счастья снова и сбыть с рук поющую обузу.

Поворочавшись в травяном ворохе, он уплотнил стены тесной норы и уснул, скрестив на груди руки. Этим защитным жестом Сфенос оберегал большую ценность, вдруг появившуюся в его жизни.

Сон его был неспокойным – мозг орка прокручивал картинки горьких событий ушедших лет.

Сфенос попал в плен, когда на его табор напали горные гоблины. Они накатили в вечернем тумане, как морская волна, темная и беспощадная. Гоблины превосходили численностью и не оставили оркам даже маленького шанса на победу. Караван разорили, повозки-дома сожгли, раненых захватили. Единственный ребенок и жена Сфена погибли, несмотря на то, что он до последнего защищал их – орка сначала тяжело ранили, потом оглушили, лишив возможности сопротивляться.

Он пришел в себя от громкого мычания волов, впряженных в клетки с толстыми прутьями, в которых везли пленников. От природы спокойные животные, одурев от запаха крови, громко мычали, мотая рогатыми головами, и били копытами. Все было кончено. Его и еще нескольких орков везли в сторону проклятых черных гор.

Гоблины устроили себе гнездовье в брошенном оборотнями приграничном замке. Время не пощадило это место. Его стены местами обрушились, а каменная кладка поросла травой и молодыми деревьями. Давно не развевался над остроконечными крышами гордый волчий стяг. Посреди крепостного двора рабы вырыли огромный котлован глубиной в три орочьих роста – туда и сбрасывали пленных. После очередного набега сытые и довольные гоблины развлекались, спуская в яму к пленникам голодных диких хищников.

Во сне по телу орка прошла судорога, под сжатыми веками задвигались глазные яблоки. В ушах, словно наяву, зазвучали предсмертные вопли умирающих пленников, когда они, безоружные, пытались защищаться, но гибли, а крепость наполнялась победным звериным рыком. По краю ямы прыгали и бегали на четвереньках, от возбуждения брызжа слюной, пещерные твари.

Сфеноса миновала эта страшная участь – в битве ему раздробили колено, и движения орка были ограничены. Пускать на мясо сильного великана гоблины не пожелали и нашли для него работу. Прикованный за ошейник к стене замка, он крутил деревянное колесо на колодце, наполняя водой поилки для ящероподобных созданий, заменявших гоблинам лошадей.

Постепенно пещерные твари продвигались вглубь континента, пожирая, как болотная гниль, все на своем пути. Много лет спустя основная масса ушастых ушла дальше. Крепость стала перевалочным пунктом для проходивших через неё полчищ тварей. Постепенно она опустела, охрана ослабла, караулов не стало. Из пленников в живых остался только Сфенос – видимо, где-то в глубине Широких земель гоблины обосновали новое гнездо, и новых пленных уводили туда.

Прошли годы, но Сфенос не смирялся со своей участью и не оставлял надежду спастись. Он постоянно думал о побеге. Сначала Сфен пытался оторвать от стены державшую его цепь. По ночам не спал и вкладывал все силы, чтобы раскачать проклятую железку. Но кольцо, к которому она была прикована, вмуровали на совесть, и все попытки оставались безуспешными. Когда на пленника совсем перестали обращать внимание, он подобрал возле колодца два выбитых из брусчатки камня и припрятал их в своих лохмотьях. Когда замок засыпал, орк приставлял один булыжник к ржавому замку, другим камнем пытался его сбить. Далеко не сразу, но ему повезло, и ошейник слетел с сильно изодранной неудачными ударами шеи. В ту же ночь Сфенос сбежал через пролом в стене, а сильная метель, разразившаяся на его счастье, скрыла все следы.

3. Людожит

Просыпаться не хотелось, но утреннее солнце пробралось сквозь пучки соломы. Оно светило прямо в лицо, да так ярко, что из закрытых глаз покатились слезы. Сфенос попробовал повернуться на другой бок, чтобы спрятаться от настырного луча, но услышал за пазухой возмущенный писк. Орк испуганно охнул, вспомнив о маленьком человечке, спрятанном за пазухой. Пришлось спешно выбираться из теплого логова. По-другому девчонку было не достать, а его пробрало любопытство.

Раньше он никогда не бывал на этом берегу и белокожих вблизи не видел. Тут ничто не привлекало орков, всю жизнь кочевавших по Широким землям. Людожит сильно зарос лесами, а свободную землю много где люди распахали на поля. Вольным же странникам вроде Сфена, разводившим огромных буйволов и живших за счет этого, нужен был степной простор. Зачем лишние проблемы в виде вытоптанного поля или съеденного волами огорода? В краю гномов было куда проще. Там если и встречались какие-то поселения, то давно огороженные высокими стенами. Конечно, бывало, набредали караваны на гномью собственность, но так ни одна корова не нанесет ей большого вреда. В руднике или шахте какой вред от скотины? Только смотри в оба, чтобы волы ноги не поломали в выкопанных коротышками ямах.

Спускаясь с Темных гор, Сфенос сознательно уходил в сторону. Гоблины шли вниз по прямой, и орк решил обойти их маршрут по дуге. Для этого пришлось перейти реку и несколько дней двигаться по человеческому берегу. Почему гоблины тут не появлялись? Причина была проста: болота.

Багровая река, бравшая начало где-то в чаше Великого леса, несла свои неспокойные воды через все плоскогорье. Но темная гряда гор перекрывала ей ход. Руслу пришлось сделать резкий поворот. Обогнув каменную преграду, дальше река бежать вдоль неё. В этом месте течение сильно замедлилось, речка разлилась во все стороны и обмелела. Низину на стороне людей затопило и превратило заливные луга в настоящее болото.

Как истинный кочевник, Сфенос легко запоминал карты. Стоило ему один раз взглянуть на пергамент с зарисованным ландшафтом, маршрутами и названиями, как они навсегда отпечатывались в его памяти. Вот и сейчас откуда-то из прошлого выныривали забытые названия. Безысходная топь, Парчовый лес… Было какое-то озерцо или пруд, называвшийся Бёрк. Буквы были написаны рядом с двумя синими пятнами на карте, так похожими на глаза найденной человечки, потому Сфенос и назвал её так. Слово вспомнилось кстати и намертво приклеилось к человеческой девчонке.

Орк встал в полный рост и, пошарив за пазухой, извлек на свет сонного ребенка. Держа за шкирку, как котенка, он поднял девчонку к своим глазам. За ночь вид у неё стал еще жальче. Платок съехал на шею, открыв светлые волосы. Косичка распустилась, и непослушные прядки торчали в стороны, как пух у одуванчика. Курточка сверху расстегнулась и задралась, показывая шерстяную юбчонку. Сапоги остались у Сфена за пазухой, и сейчас малышка брыкалась ножками в полосатых носках, связанных крупными петлями. Ей явно не нравилось всеть, но орк не обращал внимания на недовольно скривленные губы и убийственный взгляд. Изучая находку, он повертел её и даже обнюхал, обдавая сочным орочьим амбре.

– Фу-у-у, – человечка недовольно сморщила свой маленький, похожий на пуговицу, нос.

Пахло от орка… сильно. Особенно по утрам. Особенно изо рта.

– Что не так, детеныш?

– Ты воняешь.

Дети редко понимают границу между правдой и оскорблением.

– Не нравится? – хохотнул Сфен.

Он не смутился. Густой запах для орка так же естественен, как и зеленая шкура.

– Нет. Так вонял козел моего деда.

Дети бесстрашны. Девчонка не боялась огромного орка со свирепым лицом, изрезанным шрамами.

– Ты теперь тоже воняешь, как козел твоего деда. – Сфенос вслед за девчонкой решил говорить правду, какой бы горькой она ни была.

– Влешь. – Малышка поднесла свой рукав к носу.

– Не так сильно, но…

Ночь за пазухой орка пропитала её одежду запахом Сфена. От понимания этого, пятнистое личико девочки скисло.

– Пусти, – обиженно попросила она.

Сфен не стал возражать. Достал из-за пазухи слетевшие сапожки и протянул девочке.

– Не бойся, терпеть мой запах тебе недолго. Сейчас отнесу тебя твоим родичам, там отмоешься.

– Ты меня не будешь есть? – уточнила девочка.

– Я говорящих не ем, – развеселился Сфенос, – от них живот пучит.

Земля была засыпана рыхлым снегом, потому обувалась девочка, вися в воздухе, смешно извиваясь в руке орка.

– Все, теперь можешь меня поставить.

За время рабства орк привык беспрекословно подчиняться командам, поэтому её слова не вызвали протеста. Писклявый голос не пугал, а то, как она по-детски картавила, даже веселило. Сфеносу было интересно наблюдать за ребенком, в нем проснулась забытая теплота. Такие чувства он испытывал, качая на руках сына. Сердце колыхнуло забытое: семья…

Опустив девочку на снег, орк поправил на ней куртку. Поглядев с высоты на лохматую подопечную, Сфенос снял с неё платок, пригладил как смог волосы и завязал его обратно. В душе совсем потеплело, к сердцу словно притронулась весна.

Ребенок воспринял заботу как что-то само собой разумевшееся и, даже не сказав спасибо, побежал за угол завалившегося сарая. Сфенос, словно курица-наседка, пошел следом, потирая приятно нывшую грудь.

– Эй! – возмущенно пискнула мелкая. – Не ходи за мной!

– Там может быть опасно. – Сфенос растерялся, не понимая, почему она его прогоняет.

– Но мне нужно… – Она красноречиво присела, сжав коленки.

– Зов природы! Ясно. Подожди только, посмотрю, чтоб никого не было.

Орк заглянул за угол и, убедившись, что нечисти там нет, оставил ребенка одного. У него тоже нашлись неотложные дела за соседним стогом. Встретились они возле своего ночлега. Сфен молча снова усадил девочку за пазуху. Она привычно, будто сидела там всю жизнь, свернулась калачиком. Сквозь оленью шкуру орк услышал, как громко заурчало у неё в животе.

– Сейчас тебя покормят, – и легонько похлопал ладонью по месту, где предположительно находилась её голова.

Поселение, показавшееся вчера вымершим, просыпалось, было слышно, как мычат в сараях коровы, кукарекают петухи. Почуяв орка, снова забрехали собаки, но в общем галдеже никто не обратил на Сфеноса внимания. Деревенька была из небогатых: простые бревенчатые дома, крытые соломой, редко где железом или серой черепицей. Подворья, обнесенные высокими заборами, стояли друг от друга на большом расстоянии, что показалось Сфеносу странным, пока он не глянул на припорошенное снегом пепелище. «Наверное, они так строят, чтобы при пожаре не сгореть всем скопом», – решил орк и двинулся к первому двору.

Тут были красивые ворота, украшенные ярким рисунком. Широкими мазками неизвестный художник нарисовал на сворках двух лебедей. Они плыли навстречу друг другу и сходились носами в центре. Сквозь щели в досках видно было движение во дворе, и орк радостно забарабанил по калитке. Послышались торопливые шаги, загремел засов, и грубо выкованная большая щеколда повернулась вниз. Дверь распахнулась.

В проеме показалась женщина. Не старая еще, пухленькая и розовощекая. Она, видимо, только что подоила корову и держала в руках тяжелое ведро, полное молока. От него шел пар и чудно пахло нежным сливочным вкусом. Рот орка наполнился слюной – Сфенос уже много лет не пил молока. Тетка открывала двери с радостью, ожидая, наверное, увидеть знакомых, при виде орка её лицо удивленно вытянулось, и она нерешительно, не зная, что сказать, протянула:

– Э-э-э…

На ее голос из-за пазухи Сфеноса выглянула девочка. Орк собирался отдать человечке ребенка и попросить позаботиться о нем, но глаза женщины резко округлились, а потом черты лица исказил ужас. Ведро выпало у неё из рук, и она громко, выжимая из легких весь воздух, закричала. С надрывом, как кричат перед смертью.

Визг тетки рвал орку перепонки, и он, вжав голову в плечи, попятился, не понимая, что происходит. Не могла же она его так испугаться? Сразу ведь не испугалась. Да и люди с орками никогда не враждовали.

Из разных концов деревни в ответ на крик донеслись голоса, хлопанье калиток и топот бегущих по обледенелой дороге ног.

– Проклятая! – закричала женщина. – У него проклятая! Заразу нам принес!

В голове орка, как шаровая молния, полыхнуло и прокатилось воспоминание. Ну конечно! «Проклятыми» называли переболевших человечек! Они считались заразными всю оставшуюся жизнь.

Сфенос развернулся и так быстро, как позволяла покалеченная нога, побежал в сторону леса. Вслед неслись проклятья. Мужчины и женщины ругались и махали вилами, кричали все вместе, так что отдельных слов было не разобрать. Четко слышно было только:

– Проклятая!

В спину полетели камни. Один раз в орка попал горящий факел. Шкура, укрывавшая плечи, задымилась. Орк сбил огонь рукой. Кто-то спустил собаку. Её зубы клацали возле голых ног. Сфен нагнулся и схватил кусок толстой доски, торчащий из свежего пепелища, мимо которого пробегал, и ударил пса. Собака жалобно взвизгнула и отпрянула в сторону, но потом продолжила преследовать и лаять, но не так смело, как прежде, а за селом и вовсе отстала. Доска стала не нужна, и великан бросил её в снег, не подозревая о том, что держал в руке кусочек дома, в котором родилась и выросла сидевшая у него за пазухой девочка. Сутки назад в том доме еще теплилась жизнь…

Сфенос добежал до леса, сипло дыша, словно загнанная лошадь— давненько он не бегал! Оглядевшись вокруг, нашел высокий пень, устало уселся на него и задумался.

– И что мне с тобой делать? – спросил скорее себя, чем девочку.

Из-за ворота в узкую щель между краев шкуры на орка смотрели заплаканные синие глазенки. Малышка поняла, что произошло, и теперь ей было страшно и обидно. Люди, знакомые всю жизнь, вдруг стали врагами, желавшими её смерти. Она доверчиво прижималась к зеленому великану и вытирала о грязную рубаху мокрые от слез щеки.

Сфенос тяжело вздохнул. Ему тоже стало страшно. Он боялся не прошедшего уже нападения, а безрадостного будущего. Как изменится его жизнь, если с ним останется человеческий ребенок? Девчонка слабая, маленькая, её нужно кормить и греть. Других хлопот с ней тоже будет предостаточно…

Орк отдышался и стал спокойно обдумывать произошедшее. Ребенок. Зачем ему такая обуза, когда он не знал, что одному-то вообще делать дальше? Но как с ней поступить? Он мог оставить её здесь. Самый простой вариант. Просто дождаться темноты и оставить её в том гнезде, где они ночевали. И тогда она погибнет. Наверняка.

От этой мысли внутри орка поднялась волна горечи. Душа бурно протестовала. Сфен сопротивлялся недолго и почти сразу отбросил этот вариант.

– Еда, – принял он решение. – Нам нужна еда.

Где можно добыть ее зимой? Только в поселениях.

Убегая, он выскочил на другую сторону села, и теперь перед ним раскинулся незнакомый лес. В чашу уходили две просеки, словно специально обсаженные высокими липами. Сейчас дороги были занесены снегом, но летом ими пользовались.

– Поищем место поприветливей, – объявил Сфенос своей попутчице и поднялся с пенька.

Снег на дороге, прогретой солнцем, слежался, и идти по нему было легко. Орк за весь день остановился только два раза, чтобы перевести дух и оправиться. К вечеру он разглядел между голых ветвей темные строения. Не поселение. Сторожка или маленький хутор. Заборов не было. Только пара маленьких домишек, окруженных низкими сарайчиками и лесом.

Теперь стучать в двери Сфенс не стал – спрятался за густым малинником и принялся терпеливо выжидать. За час, что он морозил ноги, никакого движения так и не заметил. Уже наступила ночь, а окошки так и остались темными. Сфенос решился. Для верности обошел хутор по кругу – никаких следов, кроме собственных, не нашел.

– Дома нежилые, – уверено сообщил девочке, выглядывавшей из-за ворота.

– Мне страшно. Может, нам уйти отсюда?

Малышка высунулась из своего укрытия только по глаза. Так было тепло и все видно.

– Если там кто-то и есть, – Сфенос сжал кулак, – то мы его одолеем.

В таком домике много народу не спрячется. Даже если и сидят там люди, Сфен останется здесь. Больше в этой глуши идти некуда. В лесу ночью они просто замерзнут. И еда…

Порожки заскрипели под ногами, удивляясь весу орка. Деревянная не крашеная дверь была не заперта. Сфенос приоткрыл её наполовину и прислушался.

– Фу, воняет!

Как же девчонка чувствительная к запахам.

– Воняет – это хорошо.

– Почему?

– Это значит, – Сфен хотел сказать «все умерли», но не стал пугать девчонку, – что тут никто не живет.

– Мы будем здесь ночевать? – спросила девочка, больше высовываясь из шкуры.

– Если повезет, то останемся здесь зимовать, – устало ответил Сфен. Переход его вымотал, и больше всего орку хотелось погреться у горячей печки. – Есть кто в доме? – на всякий случай крикнул он и, не дожидаясь ответа, переступил порог.

Внутри было темнее, чем на улице, но на столе нашелся огарок свечи. Он был не длиннее мизинца и намертво вплавился в глиняный черепок.

Сфенос вытащил ребенка из-за пазухи и опустил на стул.

– Посиди здесь.

Чиркнув огнивом, он зажег фитилек, и в помещении задрожал свет. Комната в доме была одна, но дальний угол отгораживала засаленная шторка. Сфенос отодвинул полог и заглянул. Там пряталась кровать… и хозяин дома, умерший как минимум неделю назад. Пожилой мужчина походил на засушенную мумию и лежал, мирно сложив на груди руки. Орк накинул на него одеяло и вместе с постельным бельем и матрасом закатал в рулон, как скатывают ковры.