Tsitaadid raamatust «Памяти Фриды»
— Ты зачем вчера в столовой сказал: ребята, вы ругаете Солженицына, а сами его не читали?
— Да ведь они не читали, товарищ полковник, а ругаются.
- Одному я рада, - сказала я, приостанавливаясь, - Ахматова сейчас не в Чистополе. Надеюсь, ей выпала другая карта. Здесь она непременно погибла бы.
- По-че-му? - раздельно и отчетливо выговорила Марина Ивановна.
- Потому, что не справиться бы ей со здешним бытом. Она ведь ничего не умеет, ровно ничего не может. Даже и в городском быту, даже и в мирное время.Я увидела, как исказилось серое лицо у меня за плечом.- А вы думаете, я - могу? - бешеным голосом выкрикнула Марина Ивановна. - Ахматова не может, а я по-вашему, могу?
- А Баратынского, вы думаете, они понимают? - стараясь говорить медленно и тихо, сказала я. - Девушки из деревни Быково? А Фета? Вряд ли, ведь стихи для них совсем непривычная форма мышления. Что же, выбросим и классиков наших, немцам подарим их, что ли? Потому что их не понимают Аня и Лиза, которые только вчера научились читать... И которых воспитывают на Долматовском... А вы-то сами понимаете так называемых классиков - Пушкина например?
Подонки тем и отличаются от людей, что они никогда не думают о будущем, даже собственном: только о выгоде для себя и притом сейчасной, сегодняшней.
Потому, что книга - беллетристика, повесть, роман, рассказ - словом, литературное произведение, слабое или сильное, лживое или правдивое, талантливое или бездарное, есть явление общественной мысли и никакому суду, кроме общественного, литературного, ни уголовному, ни военно-полевому, не подлежит. Писателя, как и всякого советского гражданина, можно и должно судить уголовным судом за любой проступок - только не за его книги. Литература уголовному суду неподсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не тюрьмы и лагеря.
Культура — отверделые следы благородных порывов человеческого духа, пересекающиеся, перекрещивающиеся, прокладывающие новые дороги в будущее.
