Tasuta

Невеста шамана

Tekst
41
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Ведь знала же, не отпустит.

Да и он знал.

Но пока костёр не потухнет, не поверишь.

Разгорался огонь на запретном озере жарче прежнего. Горело в нем старое, рождалось новое. И всё было мало.

А свидетелем тому небо ночное, звездное. Да тень в траве мелькнувшая, чужого счастья не стерпевшая.


Глава 5. Брат

Выпавшим из гнезда птенцом нашел Орхана прежний заступник рода. Разглядел в еще неоперившимся, напуганном избранника духов. Воспитывал как преемника. «Сердце шамана открыто одним богам», – говорил старик в пустой юрте.

Ученик рос. Из гнезда вылетел коршуном. Быстрым. Зорким. Яростным. Когда время пришло, передал ему старик бубен и ушел, велев не оплакивать.

Род нового заступника принял с уважением. Слову его внимали даже старейшины.

Десять зим назад и сам воронёнка от голодных чаек отбил, в селенье привёл. Братом назвал.

Тянулся воронёнок за коршуном, даже повадками. Хоть и был по-иному талантлив. Гневался шаман, что бубен снова не на месте. Как объяснить, что духи сами решают с кем говорить?

Вот и опять брат под ногами крутился.

– У чужачки был? – в темноте выскочил. Поджидал.

– А тебе чего? – зло ответил, чтоб не спрашивал.

– Ничего, – брат отвернулся, с силой землю пнул, – болтают уж всякое.

Яростью сверкнули в ночи глаза коршуна. Комара на плече хлопнул. Кому какое дело?

– За своей юртой пускай лучше смотрят.

– Ты – заступник, а она, – брат замолчал и, глядя в глаза, выплюнул как грязное, – Чужачка!

Сдержался, не ударил.

– Сам таким был или не помнишь уже?

– Меня род принял, её – никогда, – отрезал и обратно во тьму скользнул, – Поразвлекся, хватит. На тракте видели воинов джунгарских. О том бы подумал, брат.

Ушел, слова камнем повисли.

И по одному осыпались.



Глава 6. Камни

Перо коршуна в волосы заправила – вот идёт шамана невеста.

Сам дал. Не выпрашивала.

В селение вместе вошли. Он первый. Она в след.

«Чужачка!» – кто-то выкрикнул.

А глядели-то как – выклевывали. Глаза добрые искала. Ведь рассказывал. Не нашла.

В юрту главную не впустили – «Иди к женщинам».

А взгляды их колючие. Слова колкие.

Отвечала зубами. Когти тоже есть.

Все равно не приняли. Убоятся пускай тогда в спину камнем кинуть.

Сам вернулся к ночи ближе. Тихая как вода сидела. Тихая. Ивовым прутиком на песке черточки царапала…

Пальцами по песку провел, отдернул – обожгло увиденным.

Вправо-влево колыбелька качается. По реке плывет – мать отправила.

Подобрали люди добрые. Дали кров и еду нехитрую. Только дочкою никто не звал.

А у девочки глаза ласковые. И у девушки. И у женщины.

Раны мазью, а хворь настоями. Против засухи слов не знала лишь.

Налетели с камнями, палками.

Коль не справилась – виноватая! А и может сама накликала?

Бей обманщицу! До беспамятства!

Бей обманщицу! До бессилия!

Как собаку в овраг выбросили.

По дорогам скиталась безумная. Ноги сами сюда вывели.

Не запретное, а священное. Забрало всё страшное, прошлое. Только имя ей и оставило…⠀⠀⠀⠀