Руку поднял хан, и четыре воина ящик вынесли весь в цепях. К ногам бросили. Полюбуйся-ка!
Бубен выронил. Ни к чему теперь. На колени пал сломленный. Не живой уже. И не мертв пока.
В тетиву легла стрела острая, оперенная с крыла ворона. Брат прищурился. Брат прицелился. Выстрелил.
Полетела стрела ядом смочена. Как за братом ходил приклеенный. И не коршун, но тоже с крыльями. А летали как, помнишь, брат? На одной высоте – выше белых гор.
Да пришла девица на озеро. Духом злым сердце ворона схвачено.
Говорил же, брат! Говорил тебе! Не послушался… Ночью бегал к ней, как привязанный.
«Там Алмыс1 живет», – весть в селенье нёс. Не его, так старейшину выслушает. Ну а коршуну что до слов пустых? Юрту выстроил, ишь как радовался!
И погибель твою из-за гор принесло. За шаманову душу щедрый хан сулил злато, серебро и колчан добрых стрел. Ни алтын не просил, лишь девицу ту. Пусть в цепях и оковах, зато будет моей.
Жаль старейшина, оказался глуп. Рассказать решил? Получил поделом!
Вот и ты, брат, лети, коли крылья есть. А свои я давно на стрелы извел…
В спину ровно вошла вороная стрела, насквозь сердце игла прошила.
Опустил руку хан. Сел на трон золотой.
«А нечестным нечестное», – молвил. «Девку в землю, предателя в озеро».
Вдох последний ловил. Свое имя забыть, а её только помнить вечность…
Вот юрта светла. И очаг горит. Дочь смеется, глаза зелёные. И пинает живот, сын родится вот-вот.
Свое имя забыть, её помни век.
Чтоб однажды средь темных дорог отыскав её, как тогда у костра прошептать её имя: «Айхуна».
Послесловие
Говорят, смерть не конец пути. Говорят, связанные друг с другом души притягиваются, обходя время и пространство. Говорят, время нелинейно, а значит, можно вернуться назад и начать все заново.
