В джунглях большого дэйтинга. Есть ли жизнь после развода?
TekstГлава ХХIII. Профессор для резиновой женщины
Be careful what you wish for – some of your wishes may come true
Бойся своих желаний – некоторые из них могут сбыться
Однажды я познакомилась с американским профессором, преподавателем в университете Лиги Плюща. Джона занесло в наши палестины на какую-то конференцию.
Это было, пожалуй, самое интересное общение в моей жизни. Он писал мне длинные письма о своем детстве в Мэриленде и Вашингтоне, о родителях-ученых, о поездках на горнолыжный курорт в Аспене, о бабушке и дедушке родом с Западной Украины. Не менее захватывающими были его рассказы о далеких путешествиях – за свою преподавательскую карьеру он объездил полмира и подолгу жил в Европе, Азии, Латинской Америке.
Он присылал мне отрывки из своих книг. Забрасывал ссылками на свои любимые произведения – Гайдн, Моцарт, Шопен, Чайковский. Рассказывал интересные истории об обычаях жителей Бали, Науру и джунглей Амазонии. Навскидку мог назвать годы жизни любого французского монарха. Каждый день я узнавала от него что-то новое.
Я была потрясена и взволнована – а вдруг это именно тот человек, которого я ждала всю жизнь? С ним так интересно, он столько всего знает – от квантовой физики, палеонтологии и истории американских конфедератов до французских импрессионистов 19-ого века и сезонности сортов вин Италии.
И вот наступила дата Икс: профессор прилетел на остров. Мы должны были вместе ужинать в субботу вечером.
Я немного опоздала и зашла в ресторан быстрым шагом, оглядываясь по сторонам. Он уже был там и пил виски. При виде меня он встал, галантно склонился над моей рукой, дождался, пока я сяду на придвинутый официантом стул, и лишь после этого сел сам. Вау, какие манеры, отметила я про себя.
Это был невысокий мужчина с обширной лысиной, кустистыми бровями, плохими зубами и суетливыми манерами в смешном пиджаке ярко-горчичного цвета.
– Добрый вечер! – приветливо улыбнулась ему я и, после небольшой паузы добавила: – Рада вас видеть!
– Добрый вечер, моя прекрасная незнакомка, наконец-то мы встретились, у меня такое чувство, будто мы были знакомы всю жизнь и лишь ненадолго расстались! – отозвался он.
Какой у него был голос! Глубокий, красивый, звучный. Кажется, я могла слушать его вечно.
Официант поставил перед нами орешки, чипсы и соленую соломку. Профессор клевал орехи, прихлебывая виски, и, когда он говорил, изо рта веером во все стороны летели кусочки снеди.
Хорошо, что до меня не долетает, – подумала я, на всякий случай еще немного отодвинувшись от стола. Остаток вечера я просидела с прямой спиной маркизы в изгнании.
– Сегодня ночью я прилетел в Мадрид, а оттуда в Афины, потом в Ларнаку и на такси в Никосию, и все это время я дописывал главу новой книги и думал о тебе! – без умолку тараторил профессор. – Никосия – прекрасный город, такой необычный, в Ларнаке пальмы вдоль набережной напомнили мне Коста-Брава и немного – Латинскую Америку, ты была в Латинской Америке?
Я ничего не успела ответить, потому что он продолжил практически без паузы, на одном дыхании:
– Латинская Америка прекрасна, там прошли лучшие годы моей жизни, какая там еда, музыка! Потрясающая колониальная архитектура, университетские городки! У меня есть испанские корни, ты не заметила? – он по-тараканьи пошевелил густыми брежневскими бровями.
К этому моменту во мне зародилось и окрепло подозрение, что он является прямым потомком Торквемады, но я ничего не успела сказать, потому что меня сбил с ног и понес дальше поток его воспоминаний:
– Ах, Мексика! Какое веселье, женщины! – Тут он внезапно осекся и после небольшой заминки продолжил: – Сингапур экзотичный и многоплановый, но там очень строгие законы, а Франция – великолепная страна, я так люблю Нормандию, эту суровую нордическую красоту, море, приливы и отливы, и юг тоже прекрасен, ах, Прованс, Монпелье, свежий багет, сыр, пастис…
Он закатил глаза, светло улыбаясь каким-то воспоминаниям, и замурлыкал старую французскую песенку:
– Douce France, cher pays de mon enfance ммммм – ммммм – лалалала !
Официант подходил к нам уже два раза, но не решился прервать поток сознания моего визави, и, постояв с меню чуть поодаль, деликатно удалялся, бросая на меня осторожные взгляды.
Я сидела, не проронив ни слова – было ясно, что это театр одного актера, а мне отводилась роль публики.
– Да-да, пастис, и петанк во вечерам, а какой там необыкновенный свет! И эти поля лаванды, мельницы, замки! Ах, рагу из кролика! Шарман, манифик!
– Что ты будешь есть? – вдруг встрепенулся он. – Я все болтаю и болтаю, а ты, наверное, голодна, позволь, я выберу за тебя, я вижу, тут хорошая винная карта, и к этому прекрасному вину мы возьмем, конечно же, устриц для начала, потом можно гребешков с фуа-гра, татаки из тунца, или ты предпочитаешь тартар? Давай и то, и другое, и салат с атлантическими креветками, лалала-мухахахаха – он то напевал себе под нос какую-то оперу на испанском, то вдруг начинал довольно громко что-то приговаривать речитативом в стиле Мариачи. На нас оглядывались люди с соседних столиков.
– Я вижу, ты стесняешься, ну позволь мне и горячее выбрать за тебя, пусть это будет запеченная дорада на овощной подушке, а десерт? Что на десерт? Ооооо! Я вижу, они готовят грушевое фламбе, надеюсь, они подожгут кальвадос! – он пришел в неимоверный восторг при этой мысли и начал напевать “Хабанеру”.
Наверное, от зачатия до рождения этого человека Меркурий был исключительно ретроградный, а Юпитер с Плутоном и Сатурном выстроились в парад планет.
– Однажды мы с коллегами заблудились где-то в глуши во Фландрии, – он снова пустился в воспоминания и я выслушала очередной 15-минутный пассаж о том, как они долго блуждали по деревенским дорогам и в конце концов набрели на небольшой ресторанчик, где подавали «правильное грушевое фламбе» и поджигали кальвадос.
Это была какая-то Ниагара общительности, сдерживаемая в течение нескольких перелетов. Сейчас ее прорвало, и этот ревущий поток сметающий все на своем пути, было уже ничем не остановить. Надо было спасаться. У меня взрывались мозги. Хоть бы у него телефон зазвонил, думала я. Или официант отвлек. Схвачу свою сумку – и до канадской границы.
Принесли вино и устриц, холодные закуски, главное блюдо, десерт… Мелькали бокалы, тарелки, приборы, руки официантов…
Мой визави говорил без остановки. У меня закружилась голова от обрушившихся на меня историй, имен, фактов, обрывков оперы на испанском, французском, английском… Это был какой-то человек-стендап. Он умудрялся есть, говорить, петь и пить вино практически одновременно. Не знаю, когда он успевал дышать.
Наверное, в ссылке в Шушенском он был бы бесценной находкой. В отсутствие интернета, книг и газеты "Правда" Джон был бы настоящим сокровищем и заменял бы собой Фэйсбук, Инстаграм, Нетфликс и Сторител. В промежутках между рубкой дров и дойкой коровы было бы хорошо греться у камелька под его истории. По выходным его можно было бы водить по улицам или выставлять на главной площади села как альтернативный Clubhouse.
Я размышляла об этом и время от времени кивала в такт бурному рокотанию профессорской словесной диареи, руководствуясь своим внутренним хронометром.
Шел второй час нашего ужина. Джон объяснил мне на пальцах, почему Кант не прав, что именно имел в виду Ницше, каков лейтмотив поэзии Шопенгауэра, как квантовая физика соотносится с теорией Ньютона и в каком кафе Лиссабона готовят самые лучшие пирожные.
Я не могла вставить ни слова, чтобы хотя бы выйти в дамскую комнату, а оттуда до выхода – рукой подать. И до канадской границы.
Наконец, наевшись и довольно отвалившись на спинку стула, профессор вгляделся в мое лицо, и, кажется, только сейчас впервые меня увидел.
– А ты чего такая молчаливая? И почти ни к чему не притронулась. Тебе не понравился мой выбор?
«Я сегодня без слухового аппарата», – хотелось сказать мне.
Но вслух произнесла:
– Уже поздно, я должна ехать домой. Спасибо за прекрасный вечер! – я знаю, это гнусное вранье перевесит на чаше весов все мои хорошие поступки за несколько инкарнаций.
Мне нужно поскорее убираться отсюда, пока он не заговорил меня до смерти.
– Подожди, куда же ты! Поехали в какой-нибудь бар слушать джаз и курить сигары! У меня есть настоящие кубинские с золотым обрезом! – он извлек из портфеля портсигар, достал из него коричневую палочку, пахнущую шоколадом, и завел рассказ об истории создания табачных плантаций в испанских колониях.
– Спасибо, я не могу, няня уходит в 11, я должна быть дома к этому времени, – я попыталась прорваться сквозь Гольфстрим его повествования, несущий меня по островам Карибского моря в Бермудский треугольник профессорского безумия.
– Сколько стоит няня? Мы заплатим ей вдвойне, пусть посидит еще пару часов, – махнул он рукой и с упоением продолжил, мечтательно глядя куда-то вдаль: – И тогда конкистадоры…
Я не помню, как выбралась из этой передряги.
Добравшись до своей машины, я отъехала на безопасное расстояние, остановилась, прислонилась пылающим лбом к боковому стеклу, посидела так пару минут, закрыв глаза, перевела дух и поехала домой.
С тех пор я с опаской отношусь к интересным личностям, которые пишут длинные обстоятельные простыни о холмах Сан-Франциско, рассветах на горе Фуджи и закатах в замке на Луаре.
Думаю, этого интеллектуала, гурмана, и бонвивана выдерживают только резиновые женщины.
Глава ХХIV. Однажды на пляже. Антропологическое эссе
Пляжный мачо… Это выражение ассоциируется с загорелым красавцем с кубиками на животе, белозубой улыбкой, чертиками в глазах и сшибающей с ног харизмой. Такой «спасатель Малибу» с выгоревшими на солнце волосами, рельефным телом и талантом очаровать бабушку и внучку одновременно. Это они фланируют по пляжам всего мира, составляя компанию скучающим туристкам.
А теперь представьте себе рыхлого мужчинку, ста́тью и повадками напоминающего хомячка в период гона. С бегающими глазками, пивным брюхом и кудрявой черной шерстью на спине, которую можно зачесывать на полулысую голову. При этом самоуверенность хомячка находится где-то на уровне раннего Бреда Питта и позднего чувака, который играл Рагнара в «Викингах», а настойчивости в преодолении преград позавидовал бы сам Харви наш Вайнштейн.
Но – обо всем по порядку.
Июль 2020. По миру триумфальной поступью шагает коронавирус. Кипр больше месяца назад вышел из карантина и лишь пару недель назад снова начали летать самолеты.
Практически пустой пляж Айя-Напы. Пока дети с друзьями в горах, я решила устроить себе мини-отпуск, забронировала отель на три ночи и поехала к морю.
Мой последний вечер перед возвращением домой. Два с половиной дня счастья у моря. Завтра меня ждет раскаленный город – царство пыли и цемента, куча проблем на одну мою бедную лохматую голову, оазис в виде кондиционированной квартиры и несусветные счета за электричество.
Но это будет завтра, а пока я еще тут, на этом пляже с белым, мягким, почти пудровым песком и морем цвета муранского стекла… После долгого заплыва я присела на шезлонг. На землю опускался бархатный вечер, те ускользающие мгновения, когда солнце уже зашло, а густая южная ночь еще не окутала землю полным мраком. Посижу еще минут 15, думаю я, и обратно в отель.
Краем глаза вижу подходящего ко мне мужчину в шортах. Он приветливо улыбнулся:
– Добрый вечер, как ваши дела?
Ах, я сижу на муниципальном шезлонге, с меня два с половиной евро.
– Добрый вечер, хорошо, спасибо, – я потянулась за сумкой, чтобы достать деньги.
– Можно я присяду тут с вами? – и, не дожидаясь моего ответа, он приземлился на песок рядом с шезлонгом.
– А, так вы не за деньгами? – довольно неприветливо спросила я.
– Чего?? Про какие деньги ты говоришь? – он резко перешел на «ты».
– Думала, вы сотрудник муниципалитета, пришли за оплатой за шезлонг.
– Кто, я-то?! Ха-ха! Я управляющий отеля, но в этом году мы не открылись, так что я получаю пособие и пинаю балду все лето тут на пляже.
Перекинулись парой дежурных фраз о том, что туризм в этом году скорее мертв, чем жив, после чего он взял инициативу в свои руки и посыпались вопросы: кто я, откуда, как долго пробуду в Напе. Ах, да это пляжный мачо!
Я впервые посмотрела на него внимательно. Молодой мужчина невысокого роста. Плохо сложенный, рыхлый. Руки, грудь и спина поросли густой кудрявой шерстью, на голове уже уверенная лысина и вокруг нее – нимб из давно нестриженных волос. Интересно, почему лысеющие мужчины отращивают локоны вокруг лысины? Как будто это компенсирует светящуюся лужайку. Тайна сия великая есть.
Сбрил бы свои локоны нафиг, занялся собой, подсушился-подкачался, глядишь, выглядел бы более брутально. Замечаю нездоровое отечное лицо, пивное брюхо, плохие зубы, давно нестриженные ногти. Бррр. Вижу плотоядную улыбку и оценивающий взгляд – чувак, не стесняясь, рассматривает меня в упор с ног до головы. Я настолько одичала в своем интровертном мире с работой из дома, что не сразу поняла, что меня пытаются склеить. И поначалу даже смутилась.
Отвечаю коротко, говорю, что мне уже пора идти, про себя продумывая пути отступления – как бы мне зайти за скалу и посидеть еще немного у моря, чтобы он не увидел и не прилип снова.
Он так же пристально разглядывает меня, задерживает взгляд на моих руках.
– Какие у тебя красивые ногти. Можно, посмотрю?
Ногти как ногти, короткие овальные, покрытые темным лаком. Не нахожусь, что ответить. Я сидела и любовалась морем, глубоко задумавшись. Столь грубое вторжение в мой мир застало меня врасплох.
Борясь с отвращением, протягиваю ему руку.
Он берет ее и задерживает в своей. Руки у него пухлые, женственные, влажные – я почему-то так и представляла заранее, оттого и отвращение.
Я высвобождаю свою руку, мне хочется помыть ее в море. Ощущение, что прикоснулась к жабе.
– Так ты тут в Напе одна? Ты замужем?
– Я в разводе.
– А, поэтому у тебя такое грустное лицо.
Надо сказать, что если я не улыбаюсь, то всегда выгляжу грустной. Не нахожусь, что ответить.
– Улыбайся! Ты так выглядишь красивой! Змайль! – это так и было сказано, в повелительном наклонении. И «змайль» – английское «smile» с дубовым кипрским акцентом, сопровождающееся жестом – горизонтальная линия в воздухе собранными в горстку пальцами на уровне рта.
«Улыбайся, потому что я так хочу» – незнакомому человеку, встреченному пять минут назад на пляже. Маркер.
Сколько, однако, самомнения у этого куска волосатого сала с тремя извилинами.
– Не грусти, он дурак, что развелся с тобой! Я уверен, что он еще об этом пожалеет!
Меня начинает разбирать смех. Так вот где, черт возьми, все эти годы обреталось мое утешение.
– Ты такая красивая, как он мог с тобой развестись?
– Эмм… Как бы тебе сказать… Видишь ли, когда люди женятся, живут вместе и потом разводятся, дело совсем не во внешности…
Он понял это по-своему.
– Зато ты хорошая! Я вижу, ты хороший человек! Он был неправ! – с еще большей горячностью принялся убеждать меня добрый самаритянин.
Обычно у меня с приставучими людьми разговор короткий. Чаще всего просто игнор. Либо пара коротких фраз, после которых человек вида «липучка курортная» ретируется и больше даже не смотрит в мою сторону.
Но тут во мне проснулся антропологический интерес, и я уже даже представила этот опус написанным.
– Что заставляет тебя думать, что это он со мной развелся? – интересуюсь я.
– Ах, так это тыыыы!… Что, нашла кого-то и бросила его? – с неожиданной злостью оскалился он. Видно, его когда-то бросили ради другого мужчины. Проекция детектед.
– Слушай, вот тебе сколько лет? 30-32? Ты был женат?
– Нет! – гордо ответил он. – Не был и не собираюсь! – с еще большим апломбом. – И даже подружки у меня нет! Я потом усыновлю ребенка!
– Сам, один? Зачем?
– Да! Я не верю женщинам, не хочу ни с кем связываться серьезно.
Ой-ой. Ярбух фюр психоаналитик. Как же жаль тратить последние минуты у моря на этот безумный диалог.
– Ладно, извини, мне пора.
– Как, ты уже уходишь? Меня, кстати, Мариос зовут – он опять сунул мне для рукопожатия свою пухлую мокрую руку. Пришлось пожать.
– Лика.
– Так ты одна?
– Нет, у меня есть бойфренд.
– Русский? – он саркастически скривился, типа, знаем мы ваших дрыщей.
– Англичанин.
– И где же он? – с иронией спросил меня Мариос. Видно было, что он мне просто не верит. Типа, ну-ну, рассказывай. Будь у тебя бойфренд, ты бы не приехала в Напу одна.
– В Англии.
– А почему не с тобой?
– Пока не может прилететь на Кипр.
– И давно вы вместе?
– Больше года
– И что, ты его очень сильно любишь? – снова слышу иронию в его голосе.
Этот безумный разговор начал меня откровенно забавлять. И каких мыльных опер ты обсмотрелся, несчастный пляжный питекантроп?
– Ну, раз я с ним…
– Дело к свадьбе, значит?
– Поглядим.
– Что, не хочет на тебе жениться твой англичанин? – с непередаваемым ехидством спросил он.
– Нам пока и так хорошо, дальше будет видно.
– У тебя есть фэйсбук?
– Да.
– Добавишь меня?
– Нет.
Он опешил.
– Как «нет»? Почему «нет»?
– А зачем?
– Мы будем дружить!
Мое терпение лопнуло.
– Слушай, Марио. Я не добавляю случайных людей. У меня там семья, друзья, фотографии моих детей. Извини, я тебя не знаю.
– Ах, так я, значит, плохой, да? – с него слетела маска благодушного окучивателя скучающих туристок, дебильноватая пухлая мордочка исказилась, превратившись в крысиный оскал. – Я плохой человек, да? Я гадкий, мерзкий? Меня нельзя добавить в друзья?
– Я этого не говорила – ответила я, спокойно улыбаясь. Наблюдать за ним было даже забавно – если, конечно, считать забавным троллинг.
Он посмотрел на меня искоса, что-то буркнул и побежал в море. Уфф, наконец-то. Он украл мои бесценные минуты релакса под шум волн. Я помыла руки в море и пошла в сторону другого пляжа.
Меня остановила девушка с просьбой пофотографировать ее на фоне острова. Я выполнила ее просьбу, мы мило друг другу улыбнулись на прощание, пожелав хорошего вечера, и я не заметила, что из пучины морской снова возник Марио и пошел за мной следом.
– Лика!
Ну что еще?
– Да?
– Ты мне очень понравилась. И нравишься! – он подчеркнул свои сложные чувства временами глаголов, чтобы я оценила, что, несмотря на мою невежливость и неудобные обстоятельства в виде бойфренда, он мне все прощает.
Я молчала.
– Что ты делаешь сегодня вечером? Пойдем поужинаем. Я приглашаю и за все плачу. Знаешь, сколько у меня денег? Я работал всю жизнь!
– Спасибо, не могу, мне надо работать.
– Работать ночью? Ха-ха, кем? Где?
– Я журналист, фрилансер. Должна отправить текст до полуночи.
– Поедем ужинать! Потом в классный бар! Я тебя приглашаю и за все плачу! – снова повторил он с нажимом на «всё».
Кажется, ему сложно было понять, как можно отказаться от возможности поесть и выпить, когда кто-то за всё это платит.
– Нет, спасибо, Марио, хорошего вечера.
Я повернулась и пошла на парковку, он – за мной следом.
– Я за тебя тоже заплачу! За всё! – он повысил голос, думая, что я не догоняю. – Ужин, коктейли, вино – все, что захочешь!
Да отлипнешь ты от меня сегодня?!
Я держала в руках телефон. Как нельзя кстати пришло сообщение и я начала писать ответ.
– Твой бойфренд?
– Да, а что?
– Вы общаетесь?
– Да, мы постоянно на связи, и, кстати, ты меня отвлекаешь, если ты еще не заметил. До свидания.
– Что, и на фэйсбуке не добавишь?
АААААА!
Ребята, не езжайте в отель Paloma в Айя-Напе, им управляет нездоровый липучий дебил.
И я ушла, как говорится, «на**й с пляжа» совсем.
Такой вечер пропал…
Глава XXV. О чем говорят разведенные мужчины. Три истории
За последние несколько недель трое знакомых мужчин рассказали мне о своих бывших женах. Что объединяет эти истории? Все трое – успешные, умные, в чем-то даже выдающиеся люди. У каждого за плечами – несчастный брак, тяжелый развод, и, что примечательно, по трое детей.
История первая. Роберт
Мой хороший давний друг. Финансист из старинной европейской фамилии. То, что называется «старые деньги». Образование, манеры, интеллект, эрудиция. Когда умер отец-профессор, семья основала стипендиальный фонд его имени в университете, где он преподавал.
Роберт содержит свою семью – бывшую жену и троих детей (старшим уже больше 20), живущих в одной из самых дорогих столиц Европы. «Содержание» подразумевает не унылые алименты, а их обычный образ жизни, в том числе занятия конным спортом, любовь к японским десертам и лыжи для всех каждую зиму в Альпах.
Бывая в Нью-Йорке, он останавливается в Астории, в Париже – в Ритце, в Лондоне – в Мандарин Ориенталь. Не выпендрежа ради, просто это его уровень. Не задумываясь, жертвует тысячи евро на благотворительность. При этом он скромный, тактичный и деликатный. Блестящие манеры. Словом, мужчина чьей-то мечты.
На Кипре он бывает нечасто, всегда по уши в делах и встречах, но в один из вечеров он обязательно выбирается в Никосию, мы садимся в каком-нибудь уютном месте с хорошим вином и пьем «до последнего официанта» за разговорами о новостях, планах, путешествиях…
В последнюю встречу наш разговор незаметно съехал на бывших. И он мне рассказал свою историю.
Его бывшая жена – красавица из аристократической семьи. Она получила престижное образование. Поженились совсем молодыми, на последнем курсе университета.
То, что мужчина говорит о своей бывшей, очень его характеризует.
Роберт в исключительно деликатных и уважительных выражениях рассказывал, как в начале их семейной жизни, когда он только начинал свою карьеру, денег на жизнь им едва хватало. Летиция (назовем ее так) привыкла жить на широкую ногу, а у родителей он, понятное дело, денег просить не мог.
Сама она работать не рвалась. Вообще, за всю свою жизнь она работала несколько месяцев: три недели там, месяц тут, пять дней еще где-то… Все не то, все не так. Да и зачем? Сначала содержали родители, потом она плавно перешла на содержание мужа.
Одно за другим она отклоняла интересные предложения в крупных компаниях. Пару раз соглашалась «попробовать», через несколько дней уходила: «ой, не то, надо рано вставать, куда-то ехать, что-то там делать»…
Родились старшие дети – погодки, через несколько лет родился третий ребенок.
К этому времени, с его слов, они с Летицией стали практически чужими. Едва разговаривали: общих тем, кроме детей и бытовых вопросов, почти не было. Правда, много путешествовали все вместе: Южная Америка, Япония, тропические острова, лыжи. В основном с детьми и ради детей.
Он пытался наладить их отношения, выполнял все ее капризы, дарил драгоценности… Но они отдалялись все больше. В какой-то момент он не выдержал этого бесконечного холода и раздельных спален и подал на развод.
Прошло 10 лет. Летиция так и сидит дома, не работает, почти никуда, кроме ипподрома, не ходит, друзей у нее тоже нет. Старшие дети заканчивают университет, младшим ребенком занимаются гувернантка и бабушка.
Я так и не решилась задать вопрос, зачем при таких натянутых отношениях вообще было заводить третьего ребенка…
История вторая. Джорджио
Мы познакомились на приеме в посольстве. После официальной части гости разбились на группы, фланируя по залу с бокалом просекко, знакомились и обменивались визитками друг с другом, как это обычно бывает на таких мероприятиях.
К нашей группе подошел высокий интересный брюнет: «косая сажень в плечах», прядь, небрежно упавшая на лоб, бронзовый загар, шрам на скуле, теплые карие глаза и симпатичные ямочки на щеках. Прямо Лоренс Аравийский. Он заговорил со мной, слово за слово, мы обменялись визитками.
– О! – он изумленно взглянул на меня, – это ваша фамилия?
– Да, моя. А что?
– Ваша-ваша? Девичья?
– Да, конечно, чья же еще.
– Ну, я думал, может, по мужу. Так вы армянка? У вас нет армянского акцента.
– Я родилась в России, но я армянка на все 100%.
– Вот это встреча! Я тоже наполовину армянин. По маме. Ее семья – беженцы из Западной Армении, сейчас это Турция…
– Мои предки тоже беженцы. Вот это да! – пришла моя очередь удивляться.
Ситуация требовала второго бокала просекко.
Через 15 минут мы уже болтали, как давние знакомые.
Джорджио на Кипре недавно, он работает в крупной отельной сети и по работе объездил пол-мира, жил по 2-3 года в разных странах, «поднимая» убыточные отели и делая их успешными. Сюда он приехал из Марокко – этим объясняется бронзовый загар.
– Почему всякий раз, когда я встречаю интересную женщину, она обязательно оказывается замужем? – он со значением посмотрел на тонкое сапфировое кольцо на моей правой руке.
– Я в разводе, просто люблю это кольцо и никогда не снимаю.
– Ура! Значит, мы можем встретиться снова?
– А вы точно можете? – я тоже со значением посмотрела на полоску незагорелой кожи на безымянном пальце его правой руки, державшей бокал
– Я-то? Да, с некоторых пор… Совсем недавно… Мы расстались несколько месяцев назад, в ноябре подали на развод… Формально я еще женат, но на самом деле уже свободен.
– Вот как? И что же случилось?
Мой новый знакомый тяжело вздохнул и поставил бокал на стол.
– Она – страшная женщина… Сейчас она даже не дает мне общаться с детьми. А я так по ним скучаю…
– Ужасно… Почему так? И сколько вашим детям?
– 10,7 и 4
– Совсем маленькие… Грустно. Что случилось?
– Мы страшно скандалили последние годы, это был сущий ад.
– Из-за чего?
– В основном из-за ее семьи… Я работал в компании ее отца несколько лет… Она из очень состоятельной семьи, у них сеть отелей на греческих островах. Мы познакомились на рождественской вечеринке. Она красивая, умная, с ней было легко и интересно… Можно сказать, любовь с первого взгляда. Вскоре мы поженились, я стал правой рукой ее отца, мне в несколько раз повысили зарплату, но и ответственность была безумная. Я не мог расслабиться ни на выходных, ни в отпуске, ни даже в больнице с аппендицитом. Ее отец – очень жесткий, бескомпромиссный. Временами агрессивный. Она почти такая же. Через несколько лет такой жизни, вскоре после рождения первого ребенка я понял, что не могу больше жить в постоянном стрессе и скоро попаду в сумасшедший дом.
Университетский друг предложил мне интересную работу в Сингапуре. Я принял предложение и поставил их перед фактом. Ее отцу дал месяц, чтобы нашли мне замену. Ей сказал, что, если хочет сохранить семью, мы должны уехать вместе. Она согласилась, мы уехали.
На новом месте поначалу все было хорошо, мы обживались, она нашла новых подруг – жен экспатов, начала ходить на какие-то мероприятия, кулинарные курсы, танцы. Прошел год. Родился второй ребенок. Меня перевели в Дубай. Это был май, к июлю у нее началась депрессия, она взяла детей и уехала в Европу к родителям, сказав, что вернется, когда закончится жара. В ноябре я поехал за ней, пришлось долго уговаривать, чуть ли не на коленях стоял… Мои родители пытались помочь, моя мама много говорила с ней, вроде бы убедили.
Через несколько недель в Дубае у нее начались истерики с битьем посуды, домработницы пугались и убегали. Я боялся оставлять с ней детей. Дома были бесконечные скандалы со слезами и истериками, она угрожала снова забрать детей и уехать к родителям – на этот раз уже навсегда. Я больше всего этого боялся, и она, нащупав мое слабое место, продолжала давить. Напоследок она потребовала, чтобы мы вернулись обратно, и я снова пошел работать к ее отцу – без меня-де не справляются…
Еще после нескольких месяцев ада мы пришли к компромиссу – она вернется домой, я останусь и буду летать к ним несколько раз в месяц.
Я купил чудесную виллу – несколько спален, домик для прислуги, бассейн, сад с фруктовыми деревьями – как раз был кризис и цены сильно упали.
Она купила дорогую итальянскую мебель, заказала брендовые шторы из Франции, в общем, это был дом-музей, в котором я чувствовал себя ужасно даже при том, что проводил там всего несколько дней в месяц.
Я начал заниматься всяким экстримом – надо было куда-то девать весь этот стресс, обычный спорт не помогал. Прыжки с парашютом, тарзанка, всякое разное…
Судя по многочисленным шрамам, кажется, он перепробовал все существующие экстремальные виды спорта.
– Так и летал к ним на Рождество, Пасху и в остальное время 2-3 раза в месяц. Все было ужасно, кроме секса – хотя бы в постели мы находили общий язык, – он рассмеялся.
Я не знала, как мне реагировать на этот поток сознания от человека, с которым я познакомилась полчаса назад. Стояла и разглядывала пузырьки на дне своего бокала.
– Родился третий ребенок, – продолжал рассказ мой новый знакомый. – Потом меня перевели в Испанию. Потом в Марокко. Последние пару лет я прожил в Марракеше. Я продолжал летать домой с пересадками, это было очень тяжело физически. На износ. Отношения стали совсем невыносимыми. Она запретила моим родителям видеться с внуками. Говорила, что те их балуют, неправильно кормят и вообще все делают не так.
Никто не мог на нее повлиять, даже ее отец, который в этом вопросе принял нашу сторону.
Я слушала его, и мне это уже начинало порядком надоедать. К тому же его история мне до боли кого-то напомнила – люди, хорошо меня знающие, поймут, о чем я. Даже выражения те же самые. Безумная жена, ее деспотичный отец, несчастные дети и благородный мистер Рочестер… Меня не покидало ощущение déjà vu.
– И?… Возможно, ей нужна профессиональная помощь?
– Ах, сто раз обсуждали, она не признает, что у нее проблемы, и злится еще больше, вымещая злость на мне, моих родителях, и, что самое ужасное, на детях… Кричит на них, наказывает, придумывает какие-то унизительные садистские ритуалы…
– Какой ужас…
– Да, а с тех пор, как подали на развод, она и мне запретила с ними видеться… Теперь только по телефону со старшим тайком, чтобы мама не узнала – а то ему попадет…
– У меня волосы дыбом. Ну есть же служба опеки, неужели ничего нельзя сделать?
– У нее очень влиятельная семья. Они замнут все на корню. И я не хочу огласки… Узнают соседи, в школе, дети будут еще больше страдать. Я сейчас пытаюсь добиться решения суда с четким расписанием, когда я смогу проводить с ними время. Нанял толкового адвоката, лучшего по таким делам. Только так… Это моя последняя надежда. Ну что, может, поужинаем вместе сегодня?
– Спасибо, к сожалению, сегодня не получится.
– А завтра?
– Тоже вряд ли, извините.
– Я понимаю… Кому охота слушать мои излияния… Я не всегда такой нытик, правда. Просто вы располагаете к доверию. Я никому об этом не рассказывал…
– Все в порядке, не переживайте. Понимаю вас, тоже пережила развод. Это очень тяжело.
С Джорджио мы поддерживаем связь, иногда переписываемся. Суда еще не было. Он по-прежнему не может общаться с детьми.
Этот разговор оставил тяжелый осадок.
***
Люди всегда рассказывают истории, особенно такие личные, со своей точки зрения, и если спросить его жену, возможно, ситуация окажется диаметрально противоположной: ушел из семейного бизнеса, оставив ее отца, который за много лет привык на него полагаться. Уехал за тридевять земель, ей пришлось лететь вслед за ним с маленькими детьми, приспосабливаться к новому климату, рядом никого, муж-трудоголик на работе по 12 часов…