Loe raamatut: «Недолго наслаждаться чистотой»

Всем нам, от глубоких эстетов до мелочных циников и негодяев присуще желание почувствовать себя положительным героем. И если нам кто-то дает такую возможность, то мы цепляемся за нее, как утопающий за соломинку. Это как яркая звезда, загорающаяся на небосклоне, в коей причудливым образом сочетаются наши потаенные желания и сама оправданность нашей жизни. Если кто-то зажигает эту звезду, если кто-то позволяет нам спасать себя или же впадает в зависимость от нашей доброты, этот человек становится нам иногда ценней собственной жизни. Это даже не воспеваемая любовь. Это чувство намного искренней и преданней последнего. Однако и разрушает оно столь же стремительно, сколь и возвышает, – стоит лишь потерять объект, которому мы необходимы. Тот же принцип работает и наоборот, будь человек с зачатками самыми добрыми и искренними, все это может мигом исчезнуть, если он вдруг совершит нечто такое, после чего ему будет стыдно смотреть самому себе в глаза. Если человек будет уверен, что все на него смотрят, как на преступника и это будет продолжаться долгое время, то человек этот совершит преступление. Это несомненно. Он его совершит.

Антон смотрел на друга и видел ту искру, которая оставляет лишь пепел от заблудших душ, осмелившихся посягнуть на самое святое…

Она пролетела над ними два месяца назад, грозным предзнаменованием. Тогда он и подумать не мог, что в его страсти, его нельзя будет остановить всем священным канонам. Два чертовых месяца (как кусаются слова, а ведь именно два месяца назад он не добавил бы им такое злое определение), два сумасшедших месяца терзаний души и тела – сказал бы он, если бы их не было, но был ли смысл тогда говорить о них? Тогда жизнь его зиждилась на примитивных правилах, о нетленности которых он не смел даже помышлять.

Он, кажется, даже не знал тогда, что значит размышлять. Мир, на его взгляд, был так прост. Нет, он не был баловнем судьбы – сынком богатых родителей, на его долю выпало немало лишений; бросивший его в раннем детстве отец, пьющая мать, но не было злобы на мир, было подобие некого созерцания его и покорного принятия его законов. Он и не думал тогда, что избранный им «путь отрешения» станет главным стимулом сатаны – искусить его.

Вот здесь и появился Виталик, с вечной неприязнью к людям и думами о продажности и пропажности «своего Мира», куда он очень скоро вовлек и его…

Антон с трудом разлепил заспанные глаза. Предстоящий вечером поход по случаю дня рождения его товарища никак не давал ему успокоиться, было какое-то смутное предчувствие надвигающейся беды, или он очень обратил внимание на свой сон, хотя раньше суевериями не увлекался. Его бабушка, упокой Господь её душу, поговаривала: беда никогда не приходит негаданно, предвестие идет впереди её. Беда его состояла в том, что он не мог отказать человеку, в разумных пределах конечно, там, где просьба не противоречила Библии, но многие этим успешно пользовались. Размышляя над всем этим, он мирно попивал утренний кофе с бутербродами и, потянувшись за последним куском, вдруг обнаружил, что хлебница пуста. Накинув плащ, он мигом вылетел на улицу, он и не думал задерживаться более пяти минут, коих хватило бы ему на покупку булки хлеба. Конечно, он и не отрицал, что двигался немного быстрее обычного, но, то существо, налетевшее на него, двигалось как торпеда. От удара девчонка отлетела куда-то в кусты, и, при других обстоятельствах он бы долго смеялся, но сейчас было не до смеха, ведь в происшедшем была доля и его вины. Антон в два шага очутился возле девочки и, протянув ей руку, дружески улыбнулся.

– Прости, не заметил, малыш.

Лицо девочки искривила злая гримаса.

– Во-первых, я не малыш, а во-вторых проваливай отсюда.

По правде сказать, Антон не часто сталкивался с хамством и на сей раз просто опешил. Он уже угадал, что ее разозлило, но откуда ему было знать, сколько ей лет? Просто на первый взгляд она показалась ему двенадцатилетней пигалицей.

– Ладно, не злись, хорошо? – он опять примирительно улыбнулся.

Теперь он хорошо осмотрел девушку. Ей было на вид лет семнадцать, просто из-за хрупкости фигуры на первый взгляд выглядела младше, она была похожа на привидение с черными кругами под глазами, которые вульгарно контрастировали с ее обесцвеченными волосами, картину довершали черные порванные, вероятно в результате падения, колготки. Зрелище было ужасным и вместе с тем притягивающим и почему-то родным. Антон не мог насмотреться на это лицо, видимое им во сне или, может в прошлой жизни. И даже, когда девушка растаяла в утреннем тумане, он продолжал видеть ее образ.

На вечеринку к однокласснику он нарочно пришел первым, что бы по очереди знакомиться с его друзьями и не быть на обозрении у собравшейся раньше толпы.

– Знакомьтесь, Виталик!

Он слышал, как его друг представлял новоприбывшего, но тогда не обратил на это имя внимание. Да и не таков был Виталик, что бы обращать на себя внимание толпы, но вниманием одного человека он мог завладеть без остатка и на всю жизнь.

Взяв с подноса бокал шампанского, Антон решил постоять в сторонке и не присоединяться к толпе, его мысли продолжала занимать его недавняя знакомая, а гомон остальных мешал ему сосредоточиться на своих фантазиях. Он уже дошел до того, что незнакомка, улыбаясь, называет свое имя, как его под руки кто-то схватил. Очнувшись, он улыбнулся двум очаровательным девчонкам. Одна немного напомнила ему его недавнюю знакомую, скорее всего теми же осветленными волосами и отросшими, уже на значительную часть, корнями. Этого было вполне достаточно, что бы переключиться на неё. Девушка оказалась очень начитанным и интересным собеседником, и Антон больше уже не проклинал своё смазливое личико, из-за которого девчонки кучами вешались на него в любой компании.

Новую знакомую звали Анжела, они говорили с ней всего каких-то десять минут, а он уже знал о ней практически всё. Ему не очень нравились разговорчивые дамы, они совсем не оставляли места для фантазий, но внешним видом она притягивала его по вышеописанной причине.

Вечеринка была в самом разгаре, когда, увлеченный разговорами Анжелы, Антон поймал на себе колючий взгляд незнакомого ему парня. Сначала он подумал, что Анжела, должно быть девушка незнакомца. Но вскоре он отмел эту возможность, так как тот одаривал своим «прекрасным взглядом», каждого, по мере того, как владелец вечеринки тихонько ему их описывал. Антону захотелось тут же уйти, потому что понял: его приятель рассказал тому про его желание стать священнослужителем. Он не стеснялся своей мечты, просто он понимал своих ровесников, можно догадаться, им дай только повод высмеять кого-нибудь. Антону стало крайне неприятно находиться под прицельным огнем его глаз. Вероятно, именинник говорил про него нечто потешное, и у незнакомца появилась на губах коварная ухмылка. Парень не любил сплетен и пресекал их в зародыше – «не судите, да не судимы будете». Он, немного нервно, но мягко освободился от новой знакомой, и подошел к ним.

– Моим ушам будет дозволено услышать сии речи?

Глаза незнакомца блеснули из-под непослушной челки.

– О, сударь, да ваши слова просто елеем пролились на мои уши. Нет, нет, тут нет никаких секретов, без обиняков! Я даже придумал приветствие, «да здравствует Аум Сенрике». Пойдет?

Антон понял, что пришло время занимать свою обычную позицию невозмутимости и терпимости к людям. Это была насмешка, которую можно было победить лишь спокойной отрешенностью. Он уже догадался, что одноклассник привел его для потехи. Это было подло, но Антон знал, что приятель сделал это не со зла, а по собственной глупости и не винил его.

– Простите, но я не знаю всех законов Аум Сенрике…– начал было издевку незнакомец, но Антон прервал его.

– Ничего страшного, я же тоже не знаю всех законов вашей Церкви Мунна.

– Ну, наши законы…

Он секунду промолчал и вдруг рассмеялся, так добродушно, что Антон опешил. Незнакомец воспользовался его замешательством и насмешливо произнес. Эти слова он помнит до сих пор, это были злые слова.

– Почему же ты решил стать попом? Неужели ничего не осталось, что бы тебя здесь держало? Может, совершил какой грех? Или не можешь испытывать земных радостей в силу позорных обстоятельств?

Несмотря на то, что в душе у него кипели сотни противоречивых чувств, внешне Антон сохранил спокойствие. Он уже почти видел рога, пробивающиеся сквозь смоляные волосы незнакомца. И решил, во что бы то ни стало, не поддаваться на его провокацию.

– Моя душа нашла пристанище на поприще священнослужителя. Я Христианин.

– Ну, надо же! Я как раз так многое хотел узнать о Боге! – Глаза незнакомца зажглись светом безумия. – Спроси – «Почему отец убивает сына только за то, что он другой ориентации?». И почему Бог позволяет ему после содеянного греха, жить в мире и согласии?

Антон еще долгое время наблюдал за ним. Тогда, ему почудилась в этом негодовании наивность маленького ребенка, который зашел в незнакомые места и, не зная букв, не может ориентироваться в их названиях. Теперь же он видел натуру «друга» насквозь. Он, как тончайший психолог, играл на струнах человеческой души, и говорил только то, что нужно было, чтобы завлечь очередного простака в свои сети. Тогда Антон не знал что ответить, не потому что не мог подобрать нужных слов, просто видел, что безумие в глазах нового знакомого не могло принять никакого объяснения.

Он попытался уйти от него, но сумасшедший схватил его за рукав.

– Ну, объясни же мне…

Антон не помнил, как он оторвался от Виталика, по окончанию вечеринки тот все же представился, помнил только, что пообещал ему пообщаться с ним наедине. На следующий день он успел позабыть нового знакомого и с удовольствием думал о незнакомке, об их возможной новой встрече, как вдруг раздался телефонный звонок. Подняв трубку и услышав голос Виталика, он от неожиданности чуть не присел, никак не имея понятия, как он мог дать сумасшедшему номер своего сотового.

–Ты обещал поговорить с заблудшей душой и дать ей совет…– на том конце Антон услышал пьяный, срывающийся голос Вита, и понял, что тот уже не отстанет.

Они встретились в маленьком скверике, на старом деревянном кругу, сплошь утыканном железными прутьями. Антон мигом себе представил, как он падает на это чудовище и протыкает себе глаз…. Да, почему- то именно глаз. Позднее, они окрестили его колесом дьявола. Это было значительно позднее, уже после его падения.

Глаза Вита хитро наблюдали за ним.

– Мне хочется знать, что заставило тебя принять такое решение?

– Это не было принято в один день, после какого-то события, я это с детства решил. Я рожден с любовью в сердце и никакие обстоятельства этого не изменят.

На лице Вита, на мгновение отразилась циничная усмешка, которую он сразу же умело скрыл за маской равнодушия.

– Ну, я не знаю…. А тебе не кажется, что могут возникнуть обстоятельства, при которых ты потеряешь не только любовь к людям, но и самоуважение и стыд?

Антон в нетерпении махнул рукой, его негодованию не было предела. Если бы только знал Вит, все, что творится у него в душе, чтобы он сотворил во имя этого, на какие бы жертвы пошел. Но где ему знать, что такое самопожертвование и честь?

– Нет, я так не думаю! – отрезал Антон и сразу же закончил, – Не думаю я и то, что следует продолжать этот бесполезный разговор.

Он развернулся, и пошел было в сторону своего дома, но Вит резким движением, поймал его за рукав его рубахи, и притянул к себе. Лицо Антона оказалось в нескромной близости от лица его навязчивого знакомого.

– Ну, давай примени силу, ибо я не отпущу тебя. Пусть Бог или Сатана прикажут мне сделать это.

Глаза Вита нахально осматривали его лицо в мельчайших подробностях. Антон дернулся из его хватки и вытащил сотовый телефон. Он и сам не мог уже вспомнить, собирался ли всерьез позвонить в милицию, или только припугнуть…. Не прошло и двух секунд, как телефон его валялся разбитый на земле.

– Священник хоть что-то может сделать без благ цивилизации?

Без благ цивилизации…

Без благ…

Без…

Он забыл, под каким предлогом Вит заманил его к себе домой. Квартирка, расположенная в центре городка вызывала приятные и какие-то щемящие душу ощущения. Интимный свет, сочащийся сквозь маленькие красные лампочки, придавали жилищу Вита немного вульгарную атмосферу стриптиз-клуба. Зайдя, он сразу же предупредил его о тишине, о какой-то крохе, которая должна спать в соседней комнате. Они устроились на кухне. На улицах начинали сгущаться сумерки, хозяин предложил немного теплого глинтвейна, чтобы согреть гостя. Антон с удовольствием отхлебнул пряной жидкости, и она вмиг согрела не только его тело, но и душу. Он уже не чувствовал скованности и удобно расположившись на кресле напротив знакомого, разглядывал его. Вит, казалось, был доволен.

– Мне на самом деле приятно, что такой человек, как ты не побрезговал моей компанией. Не волнуйся за мобилу. Я куплю тебе другую, даже лучше.

Антон покачал головой.

– Я от тебя ничего не приму. Пошел сейчас с тобой, только чтобы поговорить и расставить все точки по местам. О чем ты хотел меня спросить?

Вит опять хитровато улыбнулся.

– Не о чем не хочу спрашивать, не думаю, что ты знаешь что-то больше меня. Мне нужен друг, который, может быть, смог бы повлиять на меня в лучшую сторону, заразил бы меня своей странной добротой к людям, или я заразил бы его злобой…

Тут взгляд Антона упал на ногти Вита. Они были выкрашены в черный цвет! Да и сам он был немного подкрашен, как те, кого называют светло-синим цветом. Все это зрелище странным образом воздействовало на Антона, с одной стороны, вызывало отвращение, ассоциируясь с ночными барами и трансвеститами, с другой стороны притягивало…. Никогда он не видел более притягательного и отталкивающего человека одновременно. Тогда Антон поймал себя на мысли, что завидует его яркой и вызывающей, до тошноты, привлекательной внешности. Стараясь прийти в себя после охвативших его раздумий, он встряхнулся и попытался перевести разговор на другую тему.

– Ты хорошо живешь. Если говорить о доброте, то ты многим мог бы помочь.

– Помочь?

Вит скривил брови.

– Даже если я раздам все, что у меня имеется, я не смогу обеспечить всех даже корочкой хлеба. Но зачем им это и надолго ли им это поможет? Просто станет на одного бродягу бомжа больше.

Антон, кивал, поражаясь дьявольской логике Вита, однако не собирался ему уступать.

– Хорошо, всем помочь ты не сможешь, но паре-тройке людей…

– Паре-тройке людей? Опомнись, ты считаешь, что я возомню себя Богом, и буду решать, кому нужно помогать, а кому нет? Разве мы все не в равной ситуации? Или, может, Бог чего не продумал, и теперь ему требуется моя помощь?

Антона скривило от такого богохульства, он уже собирался встать и уйти, но Вит остановил его движением руки

– Я не считаю, что Богу нужна моя помощь, он сам во всем разберется. Кстати, хочешь узнать, как я получил все?

Антон медленно отрицательно покачал головой. Он уже знал, что Вит желает его очередной раз шокировать. Однако знакомому было все равно, что его не желают слушать, и он, хитро улыбнувшись, продолжил.

– Я приехал сюда из деревни, из деревни в деревню. Потом познакомился с одним парнем, мы стали с ним лучшими друзьями.

Антон облегченно вздохнул и закивал.

– В один прекрасный день он заявил, что ему нравится мой зад…

Вит пристально посмотрел на Антона. Тот, опустив глаза, изучал пол. Тогда, горько усмехнувшись, он закончил:

– Я мог поехать домой, а мог остаться и получить кое-что. Я предпочел остаться.

Антон выпрямился на стуле и, избегая смотреть в глаза Виту, посмотрел на часы.

– Время прямо летит.

Вит, как будто не понял намека.

– Подлить еще коньяка?

– Нет, пожалуй, я уже пойду.

Антон поднялся. Вит продолжал сидеть на месте, только уже не улыбался.

– Скажи мне священник, я тебе нравлюсь как парень?

Даже в страшном сне Антон не мог себе представить такого разговора с недавним знакомым. Его горло мгновенно пересохло, но у него получилось сдавленно ответить.

– Довольно откровенно с твоей стороны. Но я не интересуюсь парнями.

Стул немного поскрипывал в такт покачиваниям Вита, он медленно цедил виски и поглядывал на своего гостя из-под полуопущенных ресниц.

– Брось, я знаю, что я привлекателен для парней…

Тут он, не договорив, хмыкнул какой-то горькой, даже злой усмешкой:

– Да, я тебя понимаю. Кто я такой, чтобы безупречный священник обратил на меня свое драгоценное внимание?

Антон без сопровождения пошел в прихожую, ему порядочно поднадоело разнузданное обращение с ним его темного знакомца.

– А как же на счет такой добродетели, как сострадание к заблудшей душе?

Он остановился у самой двери, слова Вита больно задели его. Ведь в чем-то навязчивый парень был прав. Если он желает стать священнослужителем, то должен быть намного сдержанней к окружающим, какими бы несносными они ему не казались.