Loe raamatut: «Заклятья метели. Колядки других миров»

Лия Арден, Ольга Юрьевна Богатикова, Антонина Крейн, Софья Ролдугина, Евгения Сафонова Анастасия Андрианова Джезебел Морган Мэй Элиот Лилит ja teised

Font:

* * *

Евгения Сафонова. Йольская песнь

Праздничный рассказ с привидениями

Гэбриэл Форбиден недолюбливал Йоль. Слишком много нечисти, гуляющей по ночам; слишком много тёмных магических ритуалов, которые удобнее всего вершить на повороте Колеса Года; наконец, слишком много праздных аристократов, возмутительно весёлых людей и светских приёмов, от которых невежливо отказываться.

Одним словом, слишком много всего для молодого Инквизитора, который предпочёл бы все тринадцать дней празднования провести дома, с любимой женой. Но если Гэбриэл Форбиден и любил что-то сильнее своей жены, то это работу. А нечисть, пожалуй, вызывала у него больше симпатий, чем скучающие лорды и леди, для которых появление Инквизитора в их гостиных было сродни визиту бродячих циркачей.

Жертва в новом деле, впрочем, казалась немногим приятнее живых мертвецов, да и выглядела не сильно лучше. Но работа есть работа.

– Говорю вам, вот уже год как Кэрренс мёртв! – Старый ростовщик свирепо сверкнул глазами из-под седых бровей, до того кустистых, что они походили на кочки, заросшие пушицей. – И всё же стоял передо мной прошлой ночью, как живой!

– Мы поняли, мистер Скрэпер, – терпеливо проговорил Льюис, привычно стоявший по правую руку Гэбриэла. Да он и был его правой рукой – как всякий Охотник, работающий в паре с Инквизитором.

– Вы что, не верите мне?! Я говорю, покойник прямо в мою спальню заявился, а вы стоите с такими лицами, будто это дело совершенно будничное!

– Так и есть, – скучающе подтвердил Гэбриэл, скользя цепким взором по скудной обстановке конторы ростовщика, погружённой в полумрак. – Я понимаю, что в вашем возрасте немудрёно забывать всякие мелочи, но вы сами обратились за помощью в Инквизицию. Согласитесь, странно, если какие-то призраки-моралисты пугают тех, чья работа состоит в их окончательном упокоении.

Каждая деталь серо-коричневого окружения буквально кричала о слезах, пролитых разорёнными бедняками, и смертной скуке. Где позолоченные свечи в йольских светильниках? Где плетёные корзины с яблоками и пшеничными колосьями? Где украшенное вечнозелёное дерево посреди комнаты, где венки из омелы, остролиста и плюща? Даже огонь в камине, и тот еле тлел! Не было сомнений, что кладовая не ломилась от запасов сидра, а в холодильном ящике не ждал своего часа сочный окорок. И дело было вовсе не в том, что старик не потрудился украсить место работы – жил он здесь же, на втором этаже, а Инквизиторов принимал прямо в шлафроке и ночном колпаке, отчего его долговязая сутулая фигура смотрелась ещё комичнее.

Гэбриэл недолюбливал Йоль, но уважал праздничные традиции – и не часто видел, чтобы люди пренебрегали ими с таким показным упорством. А ведь традиции не на пустом месте родились: венки из омелы и остролиста и яркое пламя в очаге защищали дом от нечисти, исправно навещавшей мир людей в ночи на изломе сезонов. Если старик вёл себя так не первый год…

Удивительно, что призраки не заявились к нему раньше.

– Мы не первый раз имеем дело с привидениями, мистер Скрэпер, – торопливо добавил Льюис, заметив, что ростовщик побагровел пуще прежнего. – Стало быть, призрак вашего умершего клерка велел вам раскаяться? В чём именно?

– Во всём! – гаркнул Скрэпер. – В том, что честно даю людям деньги под проценты! В том, что не отмечаю Йоль с племянником, который спит и видит мою могилу и мои сбережения! В том, что заставляю своих клерков работать, как полагается, а не сбегать домой под предлогом праздников! Это был его выбор, жениться и нарожать кучу крикливых спиногрызов, а я, видите ли, должен за это делать поблажки?!

Гневную тираду прервал стук в дверь. За порогом обнаружились два приземистых джентльмена с папками в руках.

– Мистер Скрэпер? Давно не имел удовольствия беседовать с вами, – учтиво поклонившись, начал один. – В самое тёмное время года нам должно вдвойне проявлять заботу о сирых, нищих и обездоленных, а потому мы проводим сбор пожертвований в пользу…

Следом он заметил гербы Инквизиции на чёрных рукавах – и осёкся.

– Простите, господа, – проговорил старик сухо, – но, трогай меня чужая нужда, я бы не заработал в своей профессии ни гроша. Единственная обездоленность, которая заботит меня, – моя собственная. И даже будь мне хоть малейшее дело до сирых и нищих, нынче я сильно занят.

Дверь снова затворилась, скрыв вытянутые лица несостоявшихся визитёров, которые силились не показывать, что они только рады оставить Скрэпера на растерзание Инквизиции.

– Раскаяться во всём, стало быть, – со вздохом повторил Льюис, царапая карандашом в блокноте и конспектируя сказанное. – Расскажите, что было дальше.

– Он сказал, кто-то жаждет моей смерти! Что ко мне явятся три порождения Дикой Охоты, три ночи подряд, когда пробьёт полночь, и если я не раскаюсь, в Йоль они заберут меня! А потом он ушёл, и в полночь полог у моей кровати отодвинулся, и…

Старик запнулся, и по тому, как посерели его прежде багровые щёки, Гэбриэл безошибочно понял: вот они и добрались до главного.

– Кто это был? – спросил он.

– Тварь. Омерзительная, – прошептал Скрэпер, мигом растеряв всю свою мнимую грозность. – Она менялась ежесекундно: то рука пропадёт, то нога, то их отрастёт по десять разом, то по двадцать глаз по всему телу распахнётся, то одна голова останется. – Типичное описание фомора, подметил Гэбриэл. – Я глядел на неё, а потом вдруг… Я больше не видел ни её, ни своей спальни, я был в местах, где я рос и мужал, и… наблюдал множество вещей.

– Каких? – безжалостно уточнил Гэбриэл, когда старик смолк, жуя губами застойный воздух и стеклянными глазами уставившись в стену.

– Которые делали больно, – выплюнул тот. – Кое-что хорошее. Но больше плохого. Самого плохого. За всю мою жизнь.

В дверь снова робко постучали. Скрэпер рванул дверь на себя, на чём свет стоит ругая проклятых попрошаек и колядующих, но от Гэбриэла не укрылось – старик счастлив, что их беседу прервали. Ещё бы: Скрэпер явно привык делать всё, чтобы никто не заподозрил существование у него такого презренного уязвимого органа, как сердце.

Запах снега и свежесть, прорвавшаяся с порывом морозного ветра, развеяли обжившуюся внутри затхлость. Щуплый мальчонка в залатанной курточке во все глаза уставился на ростовщика, Инквизитора и Охотника, встречавших его за порогом.

– Здравствуйте, – подал он тоненький голосок, опустив одну руку и неуверенно дёрнув другой, на перевязи. – А где братец Генри? Матушка беспокоится…

– Сегодня не до тебя, паршивец мелкий! – гаркнул Скрэпер, ничуть не растроганный ни перевязью, ни курткой не по размеру, ни торчащими из-под шапки рыжими кудряшками и огромными глазами на худеньком лице. – Видишь, Инквизиция в доме?

– Всё в порядке, – подала голос Морган, выплывая из чулана вместе с юным клерком, которого она допрашивала. – Мы с Генри как раз закончили. Он может идти… если, конечно, вы не планировали оставить его сегодня под своей крышей, мистер Скрэпер.

Мальчонка уставился на Морган: треть любопытства, треть испуга, треть заворожённости. Места для радости, что рядом с Морган идёт его потерянный брат, уже не осталось.

Белые локоны, светившиеся на контрасте с аскетичным тёмным нарядом, васильковая кожа, круглые очки на остром носу, пальцы вдвое длиннее нормы и юбка в пол, не касающаяся земли, – при виде баньши и взрослые обычно терялись, чего ожидать от ребёнка. Клерк Скрэпера на Морган косился примерно с тем же выражением, даром что справил уже семнадцатый день рождения, а не девятый.

– Малыш Тоби! – воскликнул Генри, наконец разглядев пришельца на пороге. – Каникулы ведь, что ты здесь делаешь?

– Друзей проведывал. А матушка снова волнуется, что ты с работы ночью пойдёшь. Совсем как папенька когда-то… – Мальчик сердито стрельнул в сторону Скрэпера голубыми, как незабудки, глазами.

– И правда, час поздний, – поддакнул Льюис, – а мальчуганам ещё до дома добираться. Не ровён час повстречают Дикую Охоту или кого другого…

– Проваливайте, – буркнул старик, – коль Инквизиция вас отпускает.

Генри, румяный и веснушчатый, как абрикос, торопливо облачился в заношенное суконное пальто и скрыл апельсиновые кудри под потрёпанной шляпой:

– Идём, Тоби.

Гэбриэл через окно проводил взглядом две фигурки, длинную и маленькую, соединённые переплетением рук. Два лица, детское и почти взрослое, обратились друг к другу, обменялись улыбками и смехом, которым не было места в безрадостной обители ростовщика. Маги-фонарщики уже успели зажечь в столице уличные огни, лавки фруктов, битой птицы и колониальных товаров – закрыться, но в ландэнском Сити было ещё людно: все попрячутся по домам чуть позже, ближе к полуночи. Пока же уходящие мальчишки смешались с праздничной толпой, среди которой мелькнул зловещий серый силуэт с лошадиным черепом вместо головы – Мари Луид, Серая Кляча, готовая стучать в двери и выпрашивать эль и угощение. Обряд уэльских колядок добрался до столицы несколько лет назад и с каждым годом становился всё популярнее.

Tasuta katkend on lõppenud.