Loe raamatut: «Ангел с разбитыми крыльями»
Пролог
От женщины одуряюще пахло сексом и желанием. Растопленным на солнце медом и нежными цветами апельсинового дерева. Ничего красивее этого запаха он не встречал в своей жизни и не помнил в прошлом.
Этот запах щекотал ноздри, опьянял сознание и проникал в него так глубоко, куда он никого не пускал, словно хотел там остаться. Еще никогда от близости женщины Ангел не возбуждался так сильно, что не мог себя сдержать.
Она тоже его хотела. Не могла не хотеть. Ее мягкое тело идеально прогибалось под ним, подпуская ближе к горячей коже. Обнаженная теплота манила, и хотелось теснее прижаться к ней и брать столько раз, сколько в нем будет биться желание. Снова и снова. Пока он не насытит себя ею и не упьется запахом. Пока она будет его влечь к себе, как влечет сейчас.
– Отпусти…
Нет. Нет!
Голос не долетал до сознания. Он был помехой тому, что толкало его овладеть ею.
Он прижался губами к нежной шее и утопил лицо в мягких волосах. Сжав сильными пальцами тонкие запястья, закинул их над головой и вошел в неё.
Он брал эту женщину за ночь трижды, не отпуская от себя. И каждый раз находился между реальностью и забытьем.
Глава 1
Ева
Ломбардия. Старый Бергамо.
Поздний вечер сентября и отвратительная погода.
Молния впереди ярко сверкнула и погасла, на миг высветив дорогу перед моим стареньким «Фиатом». Я отсчитала про себя до пяти и услышала новый удар грома, еще сильнее прежнего.
Гр-рах!
Плохи дела. Гроза приближалась, надвигаясь с севера широким фронтом, и сейчас я мчалась ей навстречу, не имея возможности свернуть.
Фары ближнего света опасно мигнули, но загорелись вновь, а следом и радио включилось, замолчавшее при вспышке, повторяя сообщение, что на шоссе в направлении Брешуа большой затор машин, плохая видимость и проезд затруднен…
– …Советуем всем автомобилистам быть предельно внимательными на дорогах и выбирать объездные пути следования!
Обычно я возвращалась в свою съемную квартирку в верхнем Бергамо по восточному шоссе, но в течение последнего часа там случилось несколько аварий, и я решила не рисковать, простояв два часа в пробке. Здесь, в предгорьях Альп, было много старых дорог и, выбрав на навигаторе маршрут, я свернула на одну из них и помчалась на холм, молясь про себя, чтобы проводка в автомобиле не подвела.
– Внимание, объявлено штормовое предупреждение! – повторял женский голос из радиоприемника в который раз. – В течение ближайшего часа ожидается усиление ветра до порывистого и сильный ливень с грозой. Просим всех жителей Ломбардии по возможности оставаться дома и не покидать безопасные места!
– Мамочка! Мамочка, мне страшно!
Я почувствовала, как ладошки дочери нашли мое плечо.
– Солнышко, все хорошо. Я знаю, ты устала, но мы скоро приедем домой, слышишь?
– Мы не умрем?
– Мари, что за глупости? – я постаралась чтобы мой голос в темноте салона прозвучал уверенно и бодро. – Конечно, нет! Это всего лишь летняя гроза. Когда она пройдет, небо снова станет чистым и добрым. Джакомо-звездочет выйдет из своего домика и развесит на небе сверкающие звездочки! Накройся пледом и закрой глазки, дома я сварю тебе горячий шоколад. Договорились, вишенка?
– Да, мамочка!
Но черное небо рокотало и опускалось тем ниже, чем выше я забиралась по узкой дороге, прижимаясь к крутому склону холма, поросшему кустарником и небольшими деревьями. После последней вспышки и сбоя с проводкой навигатор так и не включился, и оставалось надеяться, что я не сбилась с маршрута. В этих местах постоянно случались небольшие обвалы, поэтому дорогой пользовались преимущественно местные жители. Но зато она была свободна, а шестилетней Мари давно полагалось спать.
На лобовое стекло упали крупные капли, и не успела я включить дворники, как почти сразу же на землю обрушился ливень, отрезав собой обзор. А в следующую секунду я вскрикнула, едва не ослепнув от новой вспышки молнии. Она распорола небо прямо над нами, и я вцепилась в руль, чтобы не потерять управление «Фиатом».
Послышался звук, словно лопнула тетива лука, и громыхнуло так, как если бы разверзлись врата ада.
Г-р-р-ах!
Мари закричала, а я ударила по тормозам, заметив в сплошной стене ливня и отблесках молнии человеческую фигуру. Она упала на капот, свалившись сверху, а потом, отброшенная инерцией, скатилась на дорогу.
Именно так, а не наоборот!
– Святые небеса! Только этого не хватало, – я затаила дыхание, боясь простонать от досады вслух. – Надеюсь, он жив!
– Мамочка!
– Вишенка, сиди в машине, я только посмотрю и вернусь. Там человек на дороге. Ему может понадобиться помощь!
Выходить из машины не хотелось. Дождь хлестал, как из ведра, но иного выхода не было. Я не могла его объехать, и не могла вернуться к шоссе.
Черт, и бросить его я тоже не могла!
Запахнув на груди кофту, я отстегнула у бедра ремень безопасности, открыла дверь и выскочила из «Фиата» под проливной дождь. Вжав голову в плечи, подбежала к человеку.
Фары кое-как освещали фигуру под тяжелыми струями, и стало понятно, что это мужчина. Он лежал на руке, лицом вниз, и я заметила, что одежда на нем разорвана и прилипла к телу, а в прорехах виднеется кровь. Но я его точно не сбивала – с той черепашьей скоростью, с которой я ехала, это просто невозможно! А если так, то он либо слетел с мотоцикла, и последний где-то отброшен к обочине, либо сорвался со склона – с одной из верхних дорог.
Вокруг дальше пяти шагов ровным счетом ничего нельзя было рассмотреть, и я подняла голову. Но верх склона тоже скрыла пелена дождя.
Я присела и склонилась к мужчине. Однако расслышать дыхание в шуме ливня оказалось невозможно. Тело было мягким, но холодным от воды.
Опустившись на колени прямо в лужу, я просунула ладонь под шею незнакомца и мне показалось, что там отозвалось тепло.
– Эй, синьор! Эй! Вы меня слышите? Вы ранены? Отзовитесь!
Даже если бы под мужчиной натекла лужа крови, я бы ее сейчас не увидела. Всё смывали жесткие и холодные струи. Мужчина лежал лицом в воде и, кажется, не дышал…
Я поспешила перевернуть его на бок, испугавшись, что он может захлебнуться.
Незнакомец оказался тяжелым для моих рук, и мне еле удалось это сделать. Вдруг показалось, что он еще молод – лет тридцати, возможно немногим старше. Сквозь рваную футболку виднелось сильное плечо.
Я осторожно потрясла за него, и послышался стон – скорее досадный, чем болезненный…
– Ум-м…
– Я тут! Я вам помогу, синьор! Эй, вы можете пошевелиться?
– Уходи…
Невероятно, но, кажется, незнакомец не понимал, где он находится и что с ним. И да, он весь был в крови.
Его грудь тяжело поднялась и опустилась.
Я склонилась к нему ниже и попыталась перекричать ливень:
– Вы упали с высоты и разбились! У вас шок. Я не могу уйти и бросить вас, слышите?! Из-за грозы связь отвратительная, но я попробую вызвать скорую помощь!.. Потерпите!
Кофта больше не спасала от дождя, она промокла насквозь и липла к коже. Струи затекали за воротник. Я успела достать из кармана телефон и включить его, когда сильные пальцы сомкнулись на моем запястье, и ясный голос глухо произнес:
– Не смей… Убью! – После чего пальцы разжались, и рука упала на землю.
С какой радостью я бы сейчас убралась отсюда! Забыла об этом грубом незнакомце, упавшем на мою машину. Уехать – было самым большим желанием и необходимостью. Я помнила, что мне нельзя фигурировать в каких-либо сводках и встречаться с полицией. Но тогда он так и останется здесь лежать, пока не истечет кровью или его не переедет машина. Видимость на дороге оставалась отвратительной.
Телефон не отвечал. Сигнал пропал, и я засунула бесполезный гаджет в карман. Мужчина не шевелился.
Пресвятая дева, ну почему я?! Если он умрет, я никогда себе не прощу, что бросила человека в беде!
– Кто ты? – Я положила руку на его плечо и вновь склонилась. – Скажи мне твое имя, парень, чтобы я могла помочь. Слышишь?
– Нет.
Я провела рукой по его лицу, убирая с него вместе со струями дождя прилипшую грязь. Оставила ладонь на щеке, чтобы он мог чувствовать мое тепло – земля становилась холодной.
– Скажи. Скажи мне! – потребовала.
Он скорее выдохнул, но я услышала – струи ливня шумно били вокруг:
– А… Адам…
– А дальше? Фамилия? Откуда ты?
– Мама… Мамочка!
Я обернулась. Дочка стояла у моего плеча, дрожала и испуганно смотрела на мужчину. В машине ей стало страшно, и она выбежала под дождь. А теперь ни за что без меня не вернется назад.
– Мари, этот человек ранен. Нам нужно ему помочь, – поспешила я объяснить дочке самое необходимое. – Придержи дверь, я попробую поднять его и посадить в машину.
– Я боюсь, мамочка!
– Вишенка, мы должны попытаться, иначе он замерзнет.
– Хорошо!
Я наклонилась, подняла руку мужчины и забросила на свое плечо. Стала его поднимать, переваливая вес тела на себя. Талия у незнакомца оказалась узкой, и удалось его обхватить. До машины было несколько шагов, дочка уже открыла дверь, и я надеялась справиться.
– Пожалуйста, Святой Джакомо, сотвори чудо! Ты знаешь, как редко я тебя о чем-то прошу. Пусть у него получится!
Кажется, я повторяла мужчине, что он должен встать, потому что внезапно почувствовала, как его мышцы откликнулись, а пальцы впились в мое плечо.
– Кто ты? – у моего лица послышался хриплый шелест голоса.
– Никто… Не важно…
– Уйди.
– Нет. Адам, слышишь? Держись за меня и вставай, я тебе помогу!
– Поможешь?.. Падшим Ангелам не помогают. Им разбивают крылья и оставляют умирать. В них стреляют, как в бешенных собак…
– Только не я. У меня нет оружия, и я не собираюсь тебя оставлять.
– …Но они всегда возвращаются, чтобы отомстить. Я вернусь, слышишь?!
Я не собиралась с ним спорить, однако довод напрашивался сам собой.
– Вряд ли, если останешься здесь лежать и тебя переедет грузовик. Видимость нулевая!
– Ты слабая, как щенок.
– Поверь, я стараюсь изо всех сил. И ты постарайся встать! Еще немного, и у нас получится!
– Ты морок? Почему я тебя чувствую?
– Потому что я живая и держу тебя. Ты упал на мою машину, и я пытаюсь тебе помочь.
– Я в порядке. Я…
– Адам? Адам, только не теряй сознание!
– Проклятье… Почему ты так пахнешь?
Пахну я? Сейчас? Какая ерунда.
– У тебя галлюцинация, все запахи смывает ливень. Адам, пожалуйста, обними меня! Крепче! Да, вот так.
– Мне нравится твой голос… Продолжай… говорить.
Глава 2
Адам
Женщина на постели была обнажена и спала, свернувшись клубком. Неуклюже прикрыв руками голую грудь и подогнув ноги к животу, она беззвучно дышала, приоткрыв мягкие губы.
Я не знал ее имени и никогда не видел взгляда, но знал ее запах и вкус кожи. Слышал голос и пульс, который всю ночь бился рядом с моим собственным. Он был частым и испуганным. Отчаянным, а под конец стал глухим – как будто она сдалась.
Я привык просыпаться с рассветом, едва вставало солнце, и новый день не стал исключением. К этому времени, когда я стоял у постели и смотрел на светло-каштановые с золотом волосы незнакомки, рассыпанные облаком на подушке, я уже успел принять душ, обойти квартиру и кое-что найти.
Кое-чем оказались документы и водительские права на имя Анны Риччи, уроженки Пезаро двадцати восьми лет. Судя по фото, они принадлежали жгучей брюнетке с бледным, непримечательным лицом и цыганскими серьгами в ушах. Обычной итальянке, каких тысячи…
Но молодая женщина передо мной не была обычной. Я никогда и ни у кого не видел таких волос и такой молочной кожи, на которой успел оставить следы.
В соседней комнате спал ее ребенок, тоже свернувшись клубком. Под окном стояла старая машина, на которой она меня сюда привезла, а на постели валялся черный кудрявый парик, одежда, и круглые грубые серьги из дешевого сплава. Без них ее шея выглядела нежнее и не нуждалась в подобных украшениях. Кого бы она в жизни ни изображала, она делала это убедительно.
Но не меня и не сейчас.
И она была моложе.
Я вернул ее сумку на кровать и огляделся. То, что она прятала, могло находиться только в этой комнате, и больше нигде в небольшой двухкомнатной квартире. А я не привык оставлять за спиной ни долги, ни секреты. Только память и страх.
Она проснулась и тут же села, заползая вверх по постели. Натянула на себя дрожащей рукой плед, и с беспокойством взглянула на закрытую дверь.
Я молча смотрел на нее, зная, что она не станет кричать и звать на помощь. Иначе бы уже это сделала. И я знал, что, не считая ребенка, мы в квартире одни.
В небольшую комнату сквозь окно падал свет, освещая небогатую спальню со старой мебелью и девушку передо мной. Она убрала со щеки золотистую прядь, повернула голову, и мы впервые открыто посмотрели друг на друга…
Глаза у незнакомки оказались зелеными и прозрачными, как весенний ручей. Они испуганно распахнулись, наткнувшись на мой взгляд, а уже через секунду в них загорелись страх и ненависть.
Прижав к себе плед, она сжалась еще больше.
– Убирайся! – прошипела негромко, выдохнув гнев из самого сердца. – Уходи немедленно!
Я не привык исполнять чужие желания. И не привык просить прощения. Когда-то давно, когда я был ребенком, мне было легче расстаться с лоскутами кожи, которые инок Сержио снимал с моей спины плетью, чем со словами, которых он от меня ждал.
Но сегодня был исключительный случай.
– Прости. Я был не в себе. И я стерильный, последствий не будет.
– Убирайся! Ты получил всё, что хотел. Больше мне нечего тебе дать!
Нечего? Она ошибалась.
Я оглянулся и подошел к единственному в комнате комоду. Присев, приподнял его и сунул руку под низ, ощупывая дно. Нащупав нечто, похожее на плоский пакет, сорвал его и повернулся, вставая.
В руке оказался пластиковый конверт. Сорвав с него скотч, я достал документы: свидетельство о рождении ребенка и паспорт с фотографией еще юной девушки, которым явно не пользовались много лет. Вот теперь моя незнакомка обрела имя и возраст, а я закрыл вопрос с париком, который обнаружил в постели.
Ева Соле, двадцать четыре года.
Незнакомка побледнела. Схватившись рукой за изголовье кровати, приготовилась то ли броситься на меня, а то ли бежать…
Мне не было дело до ее тайны, но я не любил сюрпризы, поэтому предупредил:
– Не советую делать глупости… Ева. Хватило и того, что ты меня сюда привезла.
– Кто ты? – выдохнула она с ужасом в глазах, едва способная говорить.
Кто? Ответ никогда не нравился тем, кто его слышал, но другого не было:
– Азраил1. Но ты можешь называть меня Ангелом.
*[1] Азраил – ангел правосудия и смерти
Ева
Я ошиблась. Он был моложе. Немногим старше меня самой.
Когда я привезла его ночью в свою маленькую квартиру в Верхнем Бергамо, он едва держался на ногах. Мне показалось, что он из последних сил контролирует сознание, пока я помогала ему подняться на второй этаж, молясь про себя, чтобы гроза скрыла звук наших шагов и его глухие выдохи. Они вырывались из него сквозь сжатые зубы вместо стона, когда мои пальцы соскальзывали с талии и врезались в рану на боку, мокрую от дождя и крови.
Я завела его в свою спальню и уложила на постель. Вишенка, застыв в коридоре, тряслась от холода и страха, обнимая свой рюкзачок и мою сумку.
Я отвела дочь в детскую, переодела в пижаму и, присев перед ней на корточки, как можно спокойнее сказала, хотя у самой дрожали руки:
– Золотце, ложись в кроватку, ты у меня умница. Я сейчас принесу тебе горячий шоколад, ты его выпьешь и постараешься уснуть. Вспомни сказку, которую мы читали вчера перед сном. Закрой глазки, сядь в лодочку Джакомо и плыви! Обещаю, гроза скоро закончится.
– А дядя?
– Я помогу ему. А завтра он уйдет, и мы никому о нем не расскажем, хорошо?
– Хорошо, мамочка.
Я быстро разогрела для дочери молоко с какао и вернулась к незнакомцу.
Тот лежал тихо и, казалось, не дышал. Мокрая одежда на нем изорвалась и покрылась бурыми пятнами.
Я сняла с себя мокрую кофту и принесла из кухни стакан воды и аптечку. Достала из комода пару чистых полотенец. Повернувшись к мужчине, позвала его, но он не отреагировал ни на мой голос, ни на мои прикосновения.
Пресвятая дева, помоги нам всем! Потому что, если он умрет, нам с Мари тоже не спастись!
На нем не было куртки, и это облегчило задачу. Рваную футболку я осторожно срезала ножницами и сняла. Брюки снять не решилась, но и того, что увидела в неярком свете боковой лампы, хватило, чтобы души коснулся ужас.
Возможно, мой незнакомец и сорвался со склона, избив тело о камни, но его плечо рассекли четыре ровные полосы. Я знала, что это за след. Так человека метит чужой кастет, и будет чудом, если после такого удара он сможет шевелить рукой.
Но хуже всего выглядела рана на боку. Она кровоточила, но не обильно, и я понадеялась, что ребра сдержали удар, иначе крови было бы гораздо больше.
Я приложила к ране полотенце и услышала шипящий вдох.
– Адам?
И я сомневалась в чуде? Крепкие пальцы мгновенно сомкнулись на моем запястье стальным хватом. Но глаза незнакомец не открыл.
– Что ты делаешь? Отпусти! Мне больно.
– Морок… снова ты?
Господи.
– Да… Да!
Вот теперь отпустил. Задышал тяжело, поднимая грудь.
– Убирайся, пока не поздно…
– Уйду, но сначала обработаю твои раны. Иначе ты зальёшь кровью мою постель. У меня есть вода и обезболивающее. Хочешь?
То, что он хотел, я поняла позже. Но сначала просидела над ним два часа, пока он спал, ругая себя, что сразу не вызвала скорую. Что не могу понять, насколько серьезны его травмы. И не знаю, что делать дальше.
В своей квартирке мы с дочерью жили одни и не доставляли соседям проблем. Провинциальный город, тихий район, старый дом на восемь квартир с ухоженным внутренним двориком. Представляю, какой случится переполох, если завтра в моей квартире обнаружат труп. Да я чашку кофе не успею заварить, как добрые соседи разнесут эту новость по всей Ломбардии!
Незнакомый мужчина лежал на одной стороне кровати, я забралась с ногами на другой её край, прислонилась виском к изголовью и тоже уснула, оставив ладонь у его шеи, чтобы ощущать тепло.
Гроза всё не кончалась, шумел ливень, сверкали небеса… Я молила небо, чтобы ему не стало хуже. А когда проснулась, уже ничего нельзя было изменить.
Сон обманул меня и дал ему ко мне подобраться.
Глава 3
Мы смотрели друг на друга и видели впервые, хотя оба были практически обнажены. Ночь прошла, гроза закончилась, и ранее утро осветило знакомую спальню и молодого мужчину передо мной в одном полотенце на сильных бедрах.
Сейчас он меньше всего напоминал человека, которому требовалась помощь. Нет, он вполне владел собой и уже успел осмотреться в моей квартире. Нас разделяли несколько метров, но я заметила влагу в темных и коротких волосах, и капли воды на широких плечах. А значит, он точно знал, где здесь ванная комната.
Но не это меня поразило, а его внешность. Я никогда прежде не видела таких совершенных людей. Даже со следами аварии на теле, он был идеально сложен и пугающе красив. Как может быть красива статуя, созданная рукой одухотворенного творца, которая одновременно притягивает и пугает взгляд, потому что в такую игру природы сложно поверить.
Его лицо и тело покрывали ссадины, на твердых губах запеклась кровь. Ночью он изучал меня этими губами так внимательно, что я боялась пошевелиться. Понимала, что он бредит и вряд ли осознает, что творит. Пыталась остановить и не смогла. И звать на помощь не могла, чтобы не напугать Мари.
Я сама стала заложницей своего бегства и собственной глупости, некого винить.
Он заметил, что я проснулась, и повернул голову. Остановил на мне взгляд сине-голубых глаз. Таких холодных и бесстрастных в обрамлении темных ресниц, лишенных чувств и эмоций, что этот зимний взгляд ожег, словно льдом.
– Прости. Я был не в себе. И я стерильный, последствий не будет.
Прости? Я на секунду опешила и не поверила. Такие, как он, не просят прощения. Они сама опасность. Сейчас я ощущала это каждой клеточкой тела, застыв в напряжении и страхе.
– Убирайся! Ты получил всё, что хотел. Больше мне нечего тебе дать!
Он огляделся. Обвел взглядом сначала постель, потом комнату…
Я проследила за ним взглядом и в ужасе обнаружила в кровати свой черный парик и раскрытую сумку. Водительское удостоверение на имя Анны Риччи. Коснулась в панике рукой светло-каштановых волос, убирая их с побледневшей щеки.
Никто, ни один человек кроме Мари, вот уже два года не видел меня настоящую. И не должен был увидеть!
Проклятый Адам! Кем бы он ни был, я желала, чтобы он скорее убрался из моей жизни!
Но незнакомцу произошедшего между нами оказалось мало. Словно считав мои мысли, он присел на корточки и ловко достал из-под комода приклеенный к его дну конверт. Сорвал его одним движением и достал документы, которые, я была уверена, надежно спрятала от чужих глаз!
О, нет. Пожалуйста, Святые угодники! Я знала, что он там увидит: мое настоящее имя и фамилию моей дочери. И если он окажется человеком Лоренцо… меня больше ничего не спасет!
И его не спасет. Потому что мой мучитель не простит ему близости со мной!
Паника вскипятила кровь и заставила вскинуться, уронить с плеч плед, которым прикрылась, но ужас тут же сковал тело холодом. Я скорее прошипела, чем произнесла:
– Кто ты?! – не в силах поверить, что он держит в руках наши с Мари жизни. Что разразившая вчера гроза вновь расчертила мою судьбу на «до» и «после», как уже случалось однажды. И вот я снова готова выть от отчаяния.
Он смотрел в моё лицо, словно запоминая черты или раздумывая над ответом.
– Азраил. Но ты можешь называть меня Ангелом.
Ангелом смерти? Пожалуй. Высокий и гибкий, с сильным телом, покрытым ранами, с ледяной отрешенностью во взгляде, он полностью соответствовал этому имени. И сейчас мог уничтожить меня, просто сообщив братьям Фальконе, что я в Италии.
Иначе зачем ему понадобилось искать мои документы после того, как он обнаружил парик? Если не убедиться, что я – это я, то зачем?!
Но Ангел меня удивил. Вернув паспорт и метрику дочери в конверт, он равнодушно бросил его на кровать к моим ногам.
– Возьми. Твоя тайна меня не касается. Но я не люблю оставлять вопросы без ответов. Что ты помнишь?
Я мотнула головой, ощущая, как его прямой взгляд пригвождает меня к месту. Он хотел знать, что я помню из того, чего знать не должна.
– Н-ничего.
– Как я здесь оказался?
– Ты упал на мою машину во время грозы. И я уже жалею, что не бросила тебя там, на дороге! – внезапно призналась, чувствуя, как в глазах встают слезы. – Кем бы ты ни был, Ангел, уходи, – взмолилась. – Пожалуйста!
В синих глазах ничего не отобразилось.
– Где мы?
Я промолчала, и он сделал ко мне шаг, сухо предупредив:
– Я могу и передумать… Ева.
Я вдруг поверила. Ночью, в беспамятстве, он не был жесток со мной. Он взял меня, как берут свою женщину – без грубости, но истово, подчиняя своему желанию. Я была для него другой, возможно, его девушкой, которую он почувствовал рядом. Но я знала подобных ему мужчин – они никогда не блефуют и не останавливаются.
– В Верхнем Бергамо! Я снимаю эту квартиру и не хочу впутываться в неприятности, остальное не твое дело! Убирайся! Или… или я вызову полицию!
Его рана на боку вновь кровоточила. Отыскав ванную комнату и душ, он снял повязку, которую я ночью наложила поверх раны, и сейчас кровь стекала на прикрывшее бедра полотенце, но он не обращал на неё внимание.
– Вызывай, – ответил без эмоций. – Сотовый рядом с тобой. Вперед, соле2!
Проклятье!
– Чего ты хочешь?
– Мне нужна еда и одежда. В этой квартире нет мужчин, значит тебе придется ее для меня достать, – озвучил Ангел без предисловий свое желание. – Я пробуду тут пару ночей и уйду.
– Нет!
– Можешь быть спокойна, я не трону ни тебя, ни ребенка. Но сейчас тебе лучше оставить меня одного… если не хочешь, чтобы я на тебя свалился.
Он всё еще был бледен и тяжело дышал. Продолжал бесстрастно смотреть, зная, что у меня не хватит сил выставить его из этой комнаты и своего дома.
– Мама… Мамочка?!
О, господи. Мария!
*[2] Соле (Sole – ориг.) с итальянского – солнце. Здесь в двойном значении. Настоящая фамилия героини и ласковое обращение к девушке в Италии.
Закрывшись пледом, я быстро сползла на другой край постели и соскочила на пол, готовая одновременно бежать и броситься на незнакомца, если он вздумает встать между мной и дочерью. Но он стоял, не шевелясь, пока я сгребала с постели свой мокрый парик, сумку, вещи и документы.
Попятившись, выскочила из комнаты и закрыла дверь, оставив его одного.
Замерла перед дверью на мгновение, не в силах поверить в ужас происходящего.
Неужели он и правда собрался здесь остаться – этот пугающий тип?! В моей квартире?!
Я обернулась.
Вишенка стояла на пороге своей спальни, протирая глазки, но увидев всклокоченную меня, мгновенно проснулась и прижалась всем тельцем к дверной стойке. Оглянулась испуганно в сторону входной двери.
О, нет! Только не снова! В такие моменты я ненавидела проклятый клан Фальконе всей душой. Это то, чего я Лоренцо и Гвидо никогда не прощу!
Прошло два года, а мой ребенок продолжал жить в страхе вместе со мной, ничего не забыв. А сегодня опасность в дом я привела сама!
Я подошла к дочери и обняла ее. Поцеловав в лоб, отвела в комнату, чтобы переодеть и одеться самой. Её спальня была больше моей и, слава богу, главный шкаф с одеждой размещался здесь, так что не нужно было возвращаться к себе.
– Мари, золотце, все хорошо! Мы вместе.
– А дядя? Он уже ушел?
Я никогда не врала дочери, наверное поэтому в свои неполные семь лет она казалась старше сверстников и понимала гораздо больше.
– Нет. Он еще плохо себя чувствует, поэтому останется здесь на несколько дней.
– Я не хочу.
Я кивнула, убирая темную прядку волос со щеки Марии за ухо.
– Я знаю, милая, поэтому попрошу сеньору Лидию присмотреть за тобой. Придумаю сказку, что я заболела, и ты переночуешь у неё.
Но Вишенка заупрямилась и мотнула головкой. Обняла меня за шею.
– Я не хочу! Она любопытная и всё время меня обо всём расспрашивает! Мамочка, пожалуйста, я хочу с тобой!
В этой старой квартирке в Верхнем Бергамо с трещинами на потолке и столетними стенами мы жили несколько месяцев. Я нашла это тихое место случайно, в одном из библиотечных каталогов о сдаче недвижимости, и очень обрадовалась, когда объявление пятилетней давности оказалось актуально. И у хозяйки дома, восьмидесятилетней синьоры Лидии Белуччи, оказался свободным самый недорогой апартамент.
Я долго к нему присматривалась, несколько раз приезжала в городок, и наконец решилась осесть здесь по меньшей мере на год. Малышке Мари пришло время идти в школу, и дальше переезжать с места на место каждые три месяца стало рискованно. У школьного совета могли возникнуть вопросы.
К тому же я нашла в Милане хорошую работу. И хотя путь в офис лежал неблизкий, я готова была платить личным временем, чтобы обрести эту тихую гавань перед тем, как мы двинемся дальше.
Ни одного дня с тех пор, как сбежала, я не обманывала себя надеждой, что Лоренцо забудет меня и оставит в покое.
И никогда не теряла контроль. Но я надеялась перехитрить его и выиграть время.
Вот так однажды в Верхний Бергамо переехала молодая синьора Анна Риччи, мать мальчика по имени Ма́рио. Не очень общительная, но в меру приветливая особа, работающая офис-ассистентом в одной из Миланских компаний.
Для всех любопытных синьор Риччи тоже существовал (он всегда существовал, как прикрытие, в нашем с Марией бегстве), но отсутствовал с семьей по причине, о которой не принято спрашивать в приличном обществе. Все делали выводы сами, ссылаясь на жизненный опыт, а я негласно с этими выводами соглашалась.
«Только не говори, Анна, что залетела по глупости, а потом позволила себя бросить. Надеюсь, ты хоть не с женатым связалась? Или и того хуже – с неудачником, который теперь не знает, как взять на себя ответственность за вас? – строила предположения пышногрудая Аврора Костанцо, бывшая модель «Fendi», а сейчас тридцатилетняя актриса фильмов для взрослых и моя соседка сверху, когда мы встречались с девушкой во дворе, в мясной лавке или в кондитерской неподалеку от пьяцца-дель-Дуомо.
– Нет, ты что! Всё гораздо проще, – улыбалась я блондинке, пока мы вместе шли через площадь и наслаждались видом старинной Капеллы Каллеони, а Мари бежала впереди с фисташковым мороженым в руке. – Он много работает и очень занят, а Ма́рио подходит здешний климат. К тому же я устала от шумного юга и решила пожить в Бергамо. Этот город меня вдохновляет. Я еще нигде не видела таких тихих рассветов.
– Смотри, Анна, как бы твой благоверный себе подружку не завел, пока ты тут вдохновляешься и остываешь от зноя. Лучше признайся, что он тебе надоел!
Аврора смеялась, а я пожимала плечами, улыбаясь девушке и позволяя дорисовать мою скучную жизнь, как ей заблагорассудится. А после о ней забыть. Людям не свойственно думать о чужих проблемах дольше двух минут. А у такой, как Костанцо, времени на соседку точно не было.
– Ну почему же он. А может, это я мужу наскучила?
– Ой, не придумывай, Анна! Ты не похожа на девчонку, которая тяготится одиночеством. Я и сама такая, поэтому регулярно сбегаю в Бергамо и отлично тебя понимаю!»
Девушка мне нравилась, она не заходила за границы, и наши разговоры легко сворачивали на тему погоды или новостей. Этих новостей из разговорчивой Авроры сыпалось с избытком, и общение не напрягало. Мне не хватало дружеского щебета подруги, близости родных людей, и я позволяла себе эту малость – ни с кем не сближаясь, быть в меру приветливой с соседями.
«Молодые мужчины такие безответственные, Анна. Заводят семьи, рожают детей, а потом бросают их ради юбки покороче и язычка пошустрее. Я восемьдесят лет живу и ничего не меняется! – вздыхала синьора Лидия с важным видом, когда я подходила к ней, чтобы поздороваться и дать возможность Марии поиграть с ее пуделем Рики.
Обычно, когда мы вечером возвращались домой после работы и школы, хозяйка апартаментов сидела на небольшой террасе во дворе дома, курила сигарету с ментолом, и протягивала мне стаканчик с густым и ароматным кофе, который тут же наливала из термоса для домочадцев по традиции своей семьи.
Такое внимание хозяйки по первому времени мне казалось странным. Там, где я родилась, люди не совали нос дальше своих забот. Но старинный Бергамо столетиями жил тихой, обособленной жизнью, провинциальными радостями, и я училась принимать их.
Именно поэтому, потратив час на поездку из Милана и припарковав свой старенький «Фиат» под тополем, я брала стаканчик с кофе из рук пожилой дамы, с удовольствием делала обжигающий глоток и соглашалась:
– И не говорите, синьора Лидия. Молодые мужчины боятся ответственности. Но их можно понять, в современной жизни столько соблазнов и возможностей. Зачем брать на себя обязательства, когда можно набираться впечатлений?
Синьора Лидия затягивалась сигаретой, выпускала дым и кивала со знанием дела:
