Loe raamatut: «Сын»

Лоис Лоури

Font:

Lois Lowry

SON

Published by arrangement with Clarion Books / HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers

* * *

Памяти Мартина

Книга I. Перед

1

Девушка невольно съежилась, когда на ее лице застегнули безглазую кожаную маску и она перестала что-либо видеть. Ей казалось, будто это никому не нужная чушь, но она не противилась. Такова была процедура – об этом ей месяц назад за обедом рассказала другая Утроба.

– Маска? – с невольной усмешкой спросила она тогда, представив себе странную картину. – Зачем маска?

– Ну, это не совсем маска, – поправилась сидевшая слева от нее молодая женщина, отправляя в рот очередной лист свежего салата. – На самом деле это повязка на глаза, – прошептала она, потому что обсуждать такое не полагалось.

– Повязка на глаза? – изумленно переспросила девушка и рассмеялась, будто извиняясь. – Похоже, я совсем не умею вести беседу. Просто повторяю за тобой. Но – повязка? Зачем?

– Они не хотят, чтобы ты увидела Плод, когда он из тебя выйдет. Когда ты его родишь. – Женщина показала на свой вздувшийся живот.

– Ты ведь уже рожала? – спросила девушка.

– Дважды, – кивнула женщина.

– И каково это? – снова спросила девушка, но тут же поняла, что вопрос прозвучал довольно глупо.

С ними уже проводили занятия, показывали графики, давали наставления. И все же совсем другое дело – услышать ответ от кого-то, кто уже через это прошел. А раз уж они все равно нарушили запрет на обсуждение данной темы – почему бы и не спросить?

– Во второй раз было легче. Не так болело. – Не услышав ответа, женщина вопросительно взглянула на девушку: – Тебе разве не говорили, что это больно?

– Говорили, что будет неприятно.

Женщина насмешливо фыркнула:

– Неприятно, значит… Вот как это у них теперь называется. Во второй раз уже не так неприятно. И не так долго.

– Роженицы! Роженицы! – раздался в громкоговорителе строгий голос. – Прошу следить за своими разговорами! Вы знаете Правила!

Девушка и ее собеседница послушно замолчали, поняв, что их слышно через встроенные в стены столовой микрофоны. Среди других девушек раздались смешки, – вероятно, предупреждение относилось и к ним. Говорить было почти не о чем. Всех объединял процесс – их работа, их миссия. Но после строгого окрика тема беседы сменилась.

Девушка зачерпнула еще ложку супа. Еда в общежитии для Рожениц всегда была обильной и вкусной. Все Утробы обеспечивались надлежащим питанием. Впрочем, в коммуне, где она росла, никогда не приходилось страдать от недоедания – в жилище ее семьи еда доставлялась ежедневно.

Но когда девушку в двенадцать лет выбрали в Роженицы, жизнь ее изменилась, хотя и не сразу. В школе от нее стали меньше требовать по учебным предметам – математике, естествознанию, правоведению. Меньше контрольных, меньше чтения. Учителя теперь обращали на нее мало внимания.

В ее учебный план включили курсы питания и здоровья, и она проводила больше времени за упражнениями на открытом воздухе. В пищу добавляли специальные витамины. А после обследовали и брали анализы, готовя к будущей роли. По прошествии года с небольшим девушку сочли готовой. Ей велели покинуть семейное жилище и перебраться в общежитие для Рожениц.

Перемещаться из одного места в другое внутри коммуны было несложно. Ничего своего у нее не имелось. Одежду выдавали и стирали на центральном одежном складе. Школьные учебники у нее отобрали, чтобы на следующий год ими могли воспользоваться другие ученики. Велосипед, на котором она ездила в школу, забрали подновить, а потом отдали другой девочке, помладше.

Дома в последний вечер устроили праздничный ужин. Ее брат, который был на шесть лет старше, уже проходил Обучение в Департаменте Юстиции. Они видели его лишь на общественных собраниях, и он уже стал для них почти чужим. Так что за последним ужином их было лишь трое – она и вырастившие ее родители. Они немного повспоминали разные забавные случаи из ее детства (вроде того, как она сбросила в кустах туфли и из Детского Центра вернулась домой босиком). Все смеялись, и она поблагодарила родителей за те годы, когда они ее растили.

– Вас не смутило, что меня выбрали в Роженицы? – спросила их девушка.

Втайне она надеялась на что-нибудь более престижное. Когда Клэр было шесть и отбор прошел ее брат, вся Семейная Ячейка очень гордилась. В Департамент Юстиции попадали только обладавшие особо острым умом. Но она была далеко не первой ученицей.

– Нет, – ответил Отец. – Мы доверяем мнению Комитета. Его члены знали, что у тебя получится лучше всего.

– И Роженицы очень важны, – добавила Мать. – Без Рожениц никого из нас вообще бы не было!

Они пожелали ей всего наилучшего в будущем. Их жизнь тоже менялась – они переставали быть родителями, и им предстояло перебраться туда, где жили Бездетные Взрослые.

На следующий день девушка в одиночку отправилась в общежитие – часть Родильного Дома – и поселилась в выделенной ей комнатке. Из окон можно было увидеть школу, куда она ходила, и площадку для игр. Вдали виднелась окружавшая коммуну река.

Наконец несколько недель спустя, когда она обустроилась и начала заводить дружбу с другими девушками, ее вызвали на осеменение.

Девушка волновалась, не зная, чего ожидать, но, когда процедура завершилась, она облегченно вздохнула. Все прошло быстро и безболезненно.

– Все? – удивленно спросила она, вставая по знаку техника со стола.

– Все. Приходи на следующей неделе на проверку и сертификацию.

Она нервно рассмеялась, жалея, что в папке с наставлениями, которую ей дали после того, как выбрали в Роженицы, не содержалось подробных инструкций на этот счет.

– Что значит сертификация? – спросила она.

Техник, откладывавший в сторону инструменты для осеменения, похоже, не располагал временем, чтобы давать объяснения, – своей очереди ждали другие девушки.

– Когда мы убедимся, что зародыш прижился, – раздраженно сообщил он, – ты станешь сертифицированной Утробой. Еще вопросы есть? Нет? Тогда можешь идти.

Казалось, все это было совсем недавно. И теперь, девять месяцев спустя, ей надели на глаза повязку. Неприятные ощущения начались несколько часов назад, сперва с перерывами, потом не прекращаясь. Девушка глубоко дышала, как ее учили, чувствуя жар на коже под маской. Она попыталась расслабиться, вдыхая и выдыхая, не обращая внимания на неприятные… «Нет, – подумала она. – Это боль. На самом деле это боль». Собравшись с силами, она негромко застонала, выгнула спину и всецело отдалась окружавшей ее тьме.

Ее звали Клэр. Ей было четырнадцать лет.

2

Временами, когда ее разум мог сосредоточиться на фоне перемежающихся приступов боли, Клэр слышала собравшихся вокруг. Они тревожно переговаривались. Что-то было не так.

Раз за разом ее обследовали какими-то холодными металлическими инструментами. На руку надели надувную манжету, и кто-то прижал к сгибу локтя металлический диск. Потом к ее натянутому дрожащему животу приложили другое устройство. Клэр судорожно вздохнула, ощутив, как ее снова пронзила боль. Руки ее были привязаны по сторонам койки. Она не могла пошевелиться.

Неужели все должно происходить именно так? Клэр попыталась спросить, но голос ее звучал слишком слабо и испуганно, и никто не услышал.

– Помогите, – всхлипнула она.

Но внимание персонала было занято на самом деле не ею. Всех беспокоил Плод. Их руки и инструменты лежали на ее туго натянутом животе. Прошли уже часы с того момента, как все началось – первая схватка, затем ритмичная нарастающая боль, а потом ей надели маску.

– Усыпите ее. Придется резать, – послышался повелительный голос, явно принадлежавший кому-то из начальства. – Быстрее.

– Дыши глубже, – велели ей, засовывая что-то резиновое под маску и прижимая ко рту и носу.

Клэр стала дышать. Выбора у нее не оставалось – иначе бы она задохнулась. Нечто с неприятным сладковатым запахом проникло в ее легкие, и боль тотчас же исчезла, как исчезли и все мысли. Последнее, что Клэр почувствовала, уже без боли, – как что-то врезается в ее живот, вскрывая плоть.

Очнувшись, Клэр ощутила новую, другую боль, уже не мучительно-пульсирующую, но обширную и глубокую. Она почувствовала, что свободна, и поняла, что с запястий сняли ремни. Она все так же лежала на койке, накрытая теплым одеялом. С обеих сторон ее защищали металлические ограждения. Комната теперь была пуста – ни персонала, ни техников, ни оборудования. Только одна Клэр. Она неуверенно повернулась, окинув комнату взглядом, а затем попыталась поднять голову, но боль тут же снова заставила ее лечь. Не в силах взглянуть на собственное тело, она осторожно переместила ладони туда, где был ее туго натянутый раздувшийся живот. Теперь он был плоским, забинтованным и сильно болел. Из нее вырезали Плод.

И ей крайне его недоставало. На нее нахлынуло отчаянное чувство утраты.

– Ты лишена сертификата.

Прошло три недели. Первую неделю Клэр восстанавливалась в Родильном Доме: за ней ухаживали, ее обследовали и даже, как она поняла, слегка баловали. Но она постоянно ощущала во всем неловкость. Рядом были другие приходящие в себя молодые женщины, с которыми можно было вести приятные беседы и шутить по поводу того, что они снова стали стройными. Им, как и ей самой, каждое утро делали массаж, и они занимались физическими упражнениями под присмотром персонала. Ее восстановление, однако, шло медленнее, чем у других, поскольку у нее осталась рана на животе, а у них нет.

После первой недели их перевели во временное отделение, где они развлекали себя разговорами и играми, прежде чем вернуться две недели спустя в большую знакомую компанию Рожениц. В общежитии они вновь встретили старых подруг, у многих из которых за это время заметно выросли животы, и заняли свои прежние места в группе. На вид все они были похожи – в бесформенных, как халаты, платьях и с одинаковыми прическами, но каждая при этом была неповторимой личностью. Надя умела обратить что угодно в шутку, Мириам была серьезна и застенчива, Сьюзен отличалась организованностью и целеустремленностью.

Когда Роженицы вернулись после Плодоношения, разговоров о Задаче велось удивительно мало. «Как все прошло?» – спросила одна из девушек, и ответом было лишь небрежное пожатие плечами со словами: «Все в порядке. Совсем легко». Или криво брошенное: «Не так уж и плохо», хотя по выражению лица становилось ясно, что приятного было мало.

– Рада, что ты вернулась.

– Спасибо. Как тут дела без меня?

– Все так же. Только что прибыли две новые Роженицы. А Нэнси ушла.

– Куда ее отправили?

– На Ферму.

– Неплохо. Ей самой этого хотелось.

Обычный, ничего не значащий разговор. Нэнси недавно принесла третий Плод. После третьего Роженицы получали новое назначение – на Ферму, Фабрику Одежды, в Центр Распределения Еды.

Клэр помнила, что Нэнси надеялась попасть на Ферму. Ей нравилось быть на открытом воздухе, и на Ферму несколько месяцев назад получила Назначение одна из ее подруг, а Нэнси надеялась провести очередной период своей рабочей жизни в обществе кого-то ей небезразличного. Клэр была за нее рада.

Но ее тревожило собственное будущее. Хотя у нее остались лишь смутные воспоминания, она знала, что во время ее собственного Плодоношения что-то пошло не так. Ясно было, что ни у кого больше не осталось ран. Она пыталась робко расспрашивать других, рожавших больше одного раза, но тех, похоже, такие вопросы поражали и приводили в замешательство.

– У тебя все еще болит живот? – шепотом спросила Клэр у Мириам, которая восстанавливалась вместе с ней.

Они сидели рядом за завтраком.

– Болит? Нет, – ответила Мириам.

– У меня болит – там, где шрам. Когда я на него нажимаю, – объяснила Клэр, осторожно дотрагиваясь до этого места.

– Шрам? – поморщилась Мириам. – У меня нет шрама.

Отвернувшись, она включилась в другую беседу.

Клэр снова попробовала осторожно расспросить других Рожениц, но шрамов ни у кого не было. Ни у кого не было раны. Вскоре болеть перестало, и она попыталась не обращать внимания на неприятное чувство, будто что-то пошло совсем не так, как следовало.

А потом ее вызвали. В середине дня, когда Роженицы сидели в столовой, голос из громкоговорителя объявил:

– Клэр, прошу явиться в кабинет сразу после обеда.

Она взволнованно огляделась. Напротив сидела Элисса, ее подруга. Обе стали Двенадцатилетними в один год, тогда же их обеих и назначили, и они были знакомы по школе. Но Элисса появилась здесь позже, и ее осеменили после Клэр. Сейчас она пребывала на ранней стадии своего первого Плодоношения.

– Что бы это могло значить? – спросила Элисса, когда они услышали распоряжение.

– Не знаю.

– Ты что-то сделала не так?

Клэр нахмурилась:

– Вряд ли. Может, забыла сложить белье в стирку.

– Сомневаюсь, что тебя из-за этого стали бы вызывать.

– Наверное. Это такая мелочь.

– Что ж, – сказала Элисса, собирая пустую посуду, – скоро выяснишь. Вероятно, ничего серьезного. До скорого! – Она ушла, оставив Клэр за столом одну.

Но все оказалось более чем серьезно. Клэр в смятении стояла перед комиссией, которая сообщила ей о своем решении. Ее лишили сертификата.

– Собирай вещи, – велели ей. – Сегодня вечером тебя переводят.

– Но почему? – спросила она. – Из-за того, что… Да, я понимаю, что-то пошло не так, но…

К ней были добры и внимательны.

– Это не твоя вина.

– Что не моя вина? – Клэр понимала, что напористость проявлять не стоит, но не могла остановиться. – Если бы вы просто объяснили…

Глава комиссии пожал плечами:

– Такое случается. Проблема со здоровьем. Ее должны были обнаружить раньше. Тебя не следовало осеменять. Кто проводил твой первый осмотр?

– Не помню, как ее звали.

– Что ж, выясним. Будем надеяться, что раньше она не ошибалась и у нее будет второй шанс.

После этого Клэр сказали, что она может идти, но она остановилась в дверях, поскольку не могла не спросить:

– А мой Плод?

Глава комиссии бросил на нее пренебрежительный взгляд, но, смягчившись, повернулся к сидевшей рядом за столом женщине и кивнул на лежавшие перед ней бумаги.

– Какой номер? – спросила женщина, но он не ответил. – Ладно, проверю по имени. Ты Клэр?

Будто они не знали. Ее вызвали сюда по имени. Но Клэр кивнула.

Женщина провела пальцем по странице.

– Да, вот ты. Клэр: Плод номер Тридцать Шесть. Да, вижу отметки об осложнениях. – Она подняла взгляд.

А Клэр дотронулась до живота, вспоминая.

Женщина положила бумагу обратно в стопку и постучала по краям, выравнивая ее.

– С мальчиком все хорошо, – сказала она.

Глава комиссии яростно на нее посмотрел.

– С Плодом, – поправилась женщина. – В смысле, с Плодом все хорошо. Сложности медицинского характера на него не повлияли. С тобой тоже все будет хорошо, Клэр, – дружелюбно добавила она.

– Куда меня отправляют? – спросила Клэр, внезапно испугавшись.

Ей пока не сказали, что она получила новое Назначение. Просто лишили сертификата, так что Роженицей ей больше не быть. Вполне разумно – ее тело не сумело надлежащим образом исполнить эту функцию. Но что, если?.. Что, если тех, кого лишили сертификата, просто удаляют? Как часто бывало с теми, кто не оправдал ожиданий?

Но ответ успокоил ее.

– В Рыбный Инкубаторий, – сказал глава комиссии. – Там не хватает рабочих и нужна помощь. Обучение начнется с завтрашнего дня. Придется нагонять. К счастью, ты достаточно сообразительна.

Он махнул рукой, отпуская Клэр, и она вернулась в общежитие, чтобы собрать вещи. Было время отдыха. Другие Роженицы спали за закрытыми дверями своих крошечных комнаток.

«Мальчик, – подумала Клэр, собирая скудные пожитки. – Это был мальчик. Я произвела на свет мальчика. Сына». На нее вновь нахлынуло чувство утраты.

3

– Тебе выдадут велосипед.

Мужчина, на значке у которого было написано «ДИМИТРИЙ. ДИРЕКТОР ИНКУБАТОРИЯ», показал на велосипедную стойку. Он встретил Клэр у входа, нисколько не удивившись ее появлению. Ему явно уже о ней сообщили.

Клэр кивнула. Она больше года не покидала пределов Родильного Дома и его окрестностей и не нуждалась в каком-либо транспортном средстве. Сюда она пришла пешком из района на северо-востоке, где селили Рожениц, прихватив с собой чемоданчик с вещами. Путь был недалек, и она знала дорогу, но по прошествии месяцев многое казалось новым и незнакомым. Проходя мимо школы, Клэр увидела детей, тренировавшихся на игровом поле, но никто, похоже, ее не узнал, хотя они и бросали любопытные взгляды на шедшую по дорожке посреди дня девушку – большинство в это время были на работе. Те, кому требовалось поддерживать форму, перемещались от одного здания к другому на велосипедах. Никто не ходил пешком. Маленькая девочка с лентами в волосах улыбнулась Клэр, оторвавшись от своих упражнений, и тайком помахала ей рукой. Клэр улыбнулась в ответ, вспомнив те времена, когда сама носила ленточки, но преподаватель что-то резко крикнул девочке, и та, скорчив рожицу, вернулась к назначенной ей гимнастике.

По другую сторону Центральной Площади, в Жилой зоне, Клэр заметила маленький дом, где она росла. Там теперь жили другие люди – недавно назначенная друг другу пара, возможно, ожидая…

Клэр отвела взгляд от Воспитательного Центра, куда, как она знала, забирали Плоды после рождения, обычно группами, чаще всего рано утром. Как-то раз, проснувшись на рассвете, она посмотрела в окно своей комнатки и увидела четыре Плода в корзинках, которых грузили в двухколесную тележку, прицепленную сзади к велосипеду. Проверив, что корзинки надежно закреплены, служащий Родильного Дома уехал в сторону Воспитательного Центра, чтобы доставить туда Плоды.

Клэр не знала, забрали ли уже ее собственный Плод, ее мальчика номер Тридцать Шесть, в Воспитательный Центр. В Родильном Доме всегда ждали какое-то время – иногда дни, а порой недели, – чтобы убедиться, что все хорошо и Плоды здоровы, прежде чем их туда передать.

Что ж, пришло время выбросить мысль о нем из головы. Вздохнув, Клэр двинулась дальше, мимо здания Департамента Юстиции. Там работал Питер, которого она когда-то знала как старшего брата – задиру. Если бы он выглянул в окно и увидел медленно идущую мимо девушку, узнал бы он Клэр? И не было бы ему все равно?

Она прошла мимо Дома Старейшин, где жили и занимались своими исследованиями члены управляющего коммуной Комитета, мимо маленьких конторских зданий, мимо мастерской по ремонту велосипедов и увидела окаймлявшую коммуну реку с быстро движущейся темной водой, вспенивавшейся вокруг камней. Клэр всегда боялась реки. В детстве их предупреждали о ее опасностях. Клэр знала про одного мальчика, он утонул. Ходили слухи, скорее всего недостоверные, о гражданах, которым удалось переплыть реку или даже перейти через высокий запретный мост и скрыться в неведомых землях за ним. Но вместе с тем река завораживала своим постоянным журчанием и движением, а также своей загадочностью.

Клэр пересекла велосипедную дорожку, вежливо дождавшись, пока проедут две молодые женщины. Увидев слева мелкие пруды для рыбы, она вспомнила, как в детстве с подругами наблюдала за скользящими в них серебристыми созданиями.

Теперь ей предстояло здесь работать – в Инкубатории. И жить, надо полагать, тоже – по крайней мере, пока… Пока что? Гражданам предоставляли жилье, когда назначали им супругов. У Рожениц никогда не бывало супругов, и Клэр прежде об этом даже не думала. Но теперь у нее возникла мысль, имеет ли она право на супруга и в конечном счете на… Клэр вздохнула. Размышления на подобную тему беспокоили и сбивали с толку. Свернув в сторону от прудов, она направилась ко входу в здание, где ее встретил Димитрий.

В ту ночь, пребывая в одиночестве в выделенной ей маленькой спальне, Клэр смотрела в окно на темную, вздымающуюся волнами реку внизу. Хотелось спать. День был долгим и утомительным. Еще утром она проснулась в знакомом окружении, там, где прожила много месяцев, но к середине дня вся ее жизнь переменилась. Ей даже не удалось попрощаться с подругами, другими Роженицами. Наверняка они удивлялись, куда она делась, но, конечно, вскоре о ней забудут. Клэр выделили место, выдали значок с именем и представили другим работницам, которые показались ей довольно приятными на вид. У некоторых, старше Клэр, были супруги и жилища, и в конце рабочего дня они уходили. Другие, как и она сама, жили здесь, в комнатах вдоль коридора. Одна из них, Хезер, оказалась ровесницей Клэр – будучи Двенадцатилетней, она присутствовала на той же церемонии и наверняка помнила Назначение Клэр Роженицей. Когда их представили друг другу, в глазах Хезер мелькнуло что-то вроде узнавания, но она промолчала, как и Клэр. Собственно, говорить было нечего.

Клэр надеялась, что сумеет подружиться с юными работницами, включая Хезер. Она представляла, как они будут сидеть вместе в столовой и ходить компаниями на развлекательные мероприятия в коммуне, а какое-то время спустя обмениваться шутками, вероятно на тему рыбы, и хихикать над собственными фразами. Именно так было с другими Роженицами, и Клэр обнаружила, что ей уже недостает прежних непринужденных дружеских отношений. Но она не сомневалась, что сумеет встроиться в новое общество. Тут все весело ее приветствовали и говорили, что будут рады ее помощи.

Работа была нетяжелой. Клэр позволили наблюдать, как сотрудницы в халатах и перчатках извлекают икру из, как они говорили, «рыб-производителей», анестезированных самок. Увиденное слегка ее позабавило, чем-то напомнив выдавливание зубной пасты. Рядом другие работницы выдавливали из самцов нечто под названием «молоки», а затем добавляли похожую на сметану субстанцию в контейнер со свежей икрой. Как ей объяснили, требовался точный расчет времени и антисептика. Необходимо было исключить возможное заражение от попадания бактерий. Имела значение также температура. Все тщательно контролировалось.

В соседней комнате с тусклым красным освещением Клэр увидела еще одну работницу в перчатках, просматривавшую поддоны с оплодотворенной икрой.

– Видишь эти пятна? – спросила работница, показывая на поддон с блестящими розовыми икринками.

Вглядевшись, Клэр увидела, что на большинстве из них есть два темных пятнышка, и кивнула.

– Глаза, – сказала девушка.

– Ух ты! – проговорила Клэр, удивившись, что нечто столь юное и крошечное, что пока с трудом можно назвать рыбой, уже имеет глаза.

– Видишь? – Девушка показала металлическим инструментом на бесцветную безглазую икринку. – Эта мертвая.

Осторожно взяв икринку щипцами с поддона, она выбросила ее в раковину, а затем вернула поддон на стеллаж и потянулась к следующему.

– Почему она умерла? – спросила Клэр, невольно понизив голос до шепота в тихой, прохладной и тускло освещенной комнате.

Но работница ответила обычным тоном и вполне деловито:

– Не знаю. Полагаю, осеменение пошло не так, как надо. – Пожав плечами, она убрала еще одну мертвую икринку со второго поддона. – Приходится их удалять, чтобы не заразили здоровых. Я проверяю их каждый день.

Клэр стало слегка не по себе. «Осеменение пошло не так, как надо». Не это ли случилось с ней самой? Не выбросили ли точно так же куда-то ее Плод, подобно бесцветной безглазой икринке? Нет, ей ведь сказали, что с номером Тридцать Шесть «все хорошо». Она попыталась отбросить тревожные мысли, сосредоточившись на объяснениях работницы.

– Клэр? – Дверь открылась, и вошел Димитрий, директор. – Хочу показать тебе столовую. И для тебя уже почти готов график.

Экскурсия по предприятию продолжилась, и Клэр объяснили ее обязанности на завтра (в основном сводившиеся к уборке – все должно было поддерживаться в безупречном состоянии), а потом она поужинала вместе с группой работниц, которые, как и она теперь, жили в Инкубатории. Разговоры в основном сводились к тому, чем все занимались во время отдыха. Ежедневно им выделялся час, когда они могли делать что хотели. Некоторые упоминали поездку на велосипеде и пикник у реки – видимо, на кухне могли упаковать обед в корзинку, если попросить заранее. Двое молодых мужчин играли в мяч. Кто-то смотрел, как ремонтируют мост. Их бесцельная приятная беседа напоминала Клэр, что теперь она свободнее, чем была долгое время до этого. Она подумала, что могла бы пойти прогуляться после обеда или вечером.

Позже, размышляя у себя в комнате, Клэр поняла, чего ей хотелось бы, когда у нее будет время. Не просто пойти на прогулку. Ей хотелось попытаться отыскать девушку по имени София, ее ровесницу, – той исполнилось двенадцать тогда же, когда и Клэр. Они особо не дружили – просто одноклассницы, которым выпало родиться в один и тот же год. Но София сидела рядом с Клэр на Церемонии, когда они получали свои Назначения.

«Роженица», – объявила Главная Старейшина, когда пришла очередь Клэр встать. Она пожала Главной Старейшине руку, вежливо улыбнулась собравшимся, взяла официальные бумаги о Назначении и вернулась на свое место. София встала следующей.

«Воспитательница», – назначила занятие Софии Главная Старейшина.

Тогда это мало что значило для Клэр. Но теперь это значило, что София, сперва помощница, а сейчас уже, вероятно, прошедшая Обучение Воспитательница, работает в Воспитательном Центре, там, где держат и кормят Плод Клэр – ее дитя, ее младенца.

Шли дни. Клэр ждала подходящего момента. Обычно рабочие брали перерыв парами или группами. Все удивились бы, если бы она ушла одна, – начались бы пересуды и расспросы, а ей этого не хотелось. Клэр нужно было, чтобы ее считали трудолюбивой и ответственной, как и всех прочих, не имевших никаких секретов.

Она ждала и работала, начиная постепенно встраиваться в здешнее общество и заводить друзей. Однажды за обедом Клэр присоединилась к компании коллег, устроивших пикник на берегу реки. Прислонив велосипеды к деревьям неподалеку, они уселись на плоские камни в высокой траве, распаковывая приготовленную еду. Двое мальчишек, ехавших на велосипедах, смеясь, помахали им.

– Эй, смотри! – показал один из мальчиков. – Корабль с припасами!

Поспешно бросив велосипеды, мальчишки спустились по покатому берегу, глядя, как мимо проплывает большой корабль с открытой палубой, заставленной деревянными ящиками разной величины.

Рольф, один из участников пикника, взглянул на часы, а затем на мальчиков.

– Еще немного, и они опоздают на оставшиеся уроки, – ухмыльнулся он.

Остальные усмехнулись в ответ. Теперь, когда школа для них закончилась, легко было веселиться над предписаниями, которым приходилось следовать в детстве.

– Я как-то раз опоздала, – сказала Клэр, – потому что какой-то Ландшафтный Рабочий поранил руку, подрезая кусты у центральных контор. Я стояла и смотрела, как его перевязывали и забирали в Больницу, чтобы наложить швы. Я тогда надеялась, что меня назначат Медсестрой, – добавила она.

На мгновение наступила неловкая тишина. Клэр не знала, известно ли им о ее прошлом. Наверняка им как-то объяснили ее внезапное появление в Инкубатории, но, вероятно, без подробностей. Потерпеть неудачу с одним Назначением и получить другое считалось чем-то постыдным. Никто не стал бы об этом упоминать, даже если бы знал. Никто не стал бы спрашивать.

– Что ж, Комитету лучше знать, – чопорно заметила Эдит, раздавая бутерброды. – В любом случае в Инкубатории есть что-то от работы Медсестры. Все эти анализы, процедуры…

Клэр кивнула.

– Инкубаторий для меня не стоял на первом месте, – сказал высокий парень по имени Эрик. – Я на самом деле рассчитывал на Департамент Юстиции.

– У меня там брат, – сообщила Клэр.

– И как, ему нравится? – заинтересованно спросил Эрик.

– Полагаю, да, – пожала плечами Клэр. – Я его совсем не вижу. Он старше меня. Когда брат закончил Обучение, он перебрался из нашего жилища. Может, у него сейчас даже есть супруга.

– Ты бы об этом знала, – заметил Рольф. – На Церемонии видно, кого назначают супругами. Я подал прошение на супружество, – широко улыбнувшись, добавил он. – Пришлось заполнить с тысячу всяких бланков.

Клэр не стала ему говорить, что не присутствовала на последних двух Церемониях. Роженицы не покидали своих жилищ, пока не заканчивались все Плодоношения. Клэр никогда не встречала Утробу, пока сама не стала ею. Пока не испытала на себе и не увидела на других, как человеческие женщины раздуваются, увеличиваются в размерах и размножаются. Никто не говорил ей, что означает «рождение».

– Смотрите! – вдруг сказал Эрик. – Корабль останавливается у Инкубатория. Отлично! Я в свое время оставлял заказ. – он бросил взгляд на берег реки, где за судном все так же наблюдали двое мальчишек. – Эй, ребята! – крикнул он, показывая на часы у себя на запястье. – До звонка осталось меньше пяти минут!

Неохотно вскарабкавшись обратно на берег, они направились к своим велосипедам.

– Спасибо, что напомнили, – вежливо кивнул один из них Эрику.

– Как думаете, корабль все еще будет здесь после школы? – с надеждой спросил второй.

Эрик, однако, покачал головой:

– Судно быстро разгружается, – сообщил он мальчику, которого явно разочаровали его слова.

– Мне хотелось бы работать на корабле, – сказал один другому, пока они поднимали с земли велосипеды. – Спорим, они бывают в куче мест, о которых мы даже не знаем? Спорим, если бы я работал на корабле, то повидал бы…

– Если мы не вернемся вовремя, – нервно заметил его друг, – мы вообще никакого Назначения не получим! Давай, поехали!

Мальчики покатили к видневшемуся вдали школьному зданию.

– Интересно, а что он рассчитывал повидать, работая на корабле? – озадачился Рольф.

Они начали убираться после пикника и упаковывать оставшуюся еду. Эрик сложил салфетки и сунул их в корзину.

– Другие места. Другие коммуны, – предположил он. – Корабли наверняка делают множество остановок.

– Там везде одно и то же. Что такого интересного в том, чтобы увидеть другой Инкубаторий, другую школу, другой Воспитательный Центр, другой…

– Какой смысл об этом рассуждать? – прервала их Эдит. – Все равно без толку. Да и «интересоваться», скорее всего, против Правил, хотя вряд ли это серьезное нарушение.

Эрик закатил глаза и протянул Рольфу корзину.

– Держи, – сказал он. – Привяжи к своему велосипеду и отвези назад, ладно? У меня кое-какие дела. Я сказал шефу, что мне нужно кое-что забрать в Центре Снабжения.

– Впрочем, проехаться по реке и впрямь могло бы быть здорово. Увидеть что-то новое, – заметил Рольф, закрепляя корзину ремнями на багажнике велосипеда. – Даже если ты этим не интересовался, – шутливо добавил он.

Эдит пропустила его слова мимо ушей.

– Это может быть опасно, – сказал Эрик. – Река глубокая. – Он огляделся, убеждаясь, что все собрано. – Готовы?