Loe raamatut: «Пятьдесят одна история»

Лорд Дансейни

Font:

Lord Dunsany

FIFTY-ONE TALES

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK

and The Van Lear Agency

ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

Рандеву

Бродила Слава по большим дорогам и, беспечно распевая, заигрывала с бессовестными авантюристами, а поэта обходила стороной.

Поэт слагал для нее венки сонетов, дабы украсить чело ее в чертогах Времени, а она щеголяла в дешевых гирляндах, что швыряли ей по пути шумные толпы, – в гирляндах, свитых из всего того, что непрочно и бренно.

И всякий раз, как только увядали эти гирлянды, к ней возвращался поэт с сонетами и песнями, а она все смеялась над ним и щеголяла в дрянных венках, хоть все они и увядали к вечеру.

И однажды поэт горько упрекнул ее и молвил:

– О прелестница Слава, на больших дорогах и на проселочных тропах не брезгаешь ты хохотать, горланить и шутить с никчемными людишками, а я тружусь во имя тебя и грежу о тебе, но ты насмехаешься надо мною и обходишь меня стороной.

А Слава повернулась к нему спиною, но, уходя, оглянулась через плечо и улыбнулась ему так, как никогда не улыбалась прежде, и еле слышно шепнула:

– Я буду ждать тебя на кладбище за Работным домом через сотню лет.

Харон

Харон налег на весла. Он так устал, что ему было все равно.

Он давно утратил счет годам и векам: эти разливанные потоки времени, и неизбывное уныние, и натруженные плечи – все это давно стало для него неотъемлемой частью миропорядка, что порожден богами и неотделим от Вечности.

Если бы боги однажды послали ему встречный ветер, все время на его памяти поделилось бы на две равные глыбищи.

Вокруг него неизменно царила такая серость, что, если бы хоть малейший отблеск света задержался на миг среди мертвецов – скажем, на лице такой царицы, как Клеопатра, Харон бы его просто не разглядел.

Странное дело, мертвецов ныне здорово поприбавилось. Если раньше они приходили от силы по полсотне, то теперь – тысячами. Но Харон не имел обыкновения задумываться в серой и сумрачной душе своей, почему все так; это ведь не входило в его обязанности. Он снова налег на весла.

А теперь вот берег был пуст. Никогда такого не случалось, чтобы боги подолгу не присылали никого с Земли. Ну да богам виднее.

А потом пришел один-единственный человек. Бледная тень, трепеща, уселась на пустое сиденье, и вместительная ладья оттолкнулась от берега. Только один пассажир: что ж, богам виднее. Великий и усталый Харон все греб и греб, а рядом с ним дрожала бледная, безмолвная тень.

Шум реки был что тяжкий вздох – так Скорбь в начале начал вздыхала среди своих сестер; и не мог этот вздох угаснуть так же, как эхо человеческого горя затихает на земных холмах, – он был таким же древним, как время, как боль в натруженных плечах Харона.

И вот, неспешно скользя по серым водам реки, ладья подошла к берегам Дита¹, и бледная, безмолвная тень, все еще трепеща, сошла на берег, а Харон устало повернул ладью обратно в мир. И молвила бледная тень, что некогда была человеком:

– Я – последний.

Никому дотоле не удавалось вызвать улыбку на устах Харона, никогда прежде не рыдал он.

Смерть Пана

Достигнув Аркадии², прибывшие из Лондона путешественники принялись оплакивать смерть Пана.

И вскоре они увидели его – он лежал неподвижно и тихо.

Рогатый Пан лежал недвижим, роса сверкала на его мехе; в нем не было жизни. И они сказали:

– Действительно, Пан умер.

И, печально стоя над огромным распростертым телом, они долго смотрели на незабвенного Пана.

И настал вечер, и на небе появилась звездочка.

И вскоре из деревушки в одной аркадской долине, напевая протяжную песню, пришли аркадские девушки.

И вдруг, увидев в сумерках лежащего старого бога, они остановились и зашептались между собой. «Каким жалким он кажется», – сказали они и тихонько рассмеялись.

И, услышав их смех, Пан вскочил, так что камешки полетели из-под копыт.

И путешественники долго стояли и слушали, как скалы и вершины холмов Аркадии оглашались звуками погони.

Сфинкс в Гизе

Совсем недавно я стоял перед статуей Сфинкс.

Лицо ее было накрашено, она хотела пленить Время.

А оно не пощадило ни одного накрашенного лица в мире, кроме ее лица.

Далила³ была моложе Сфинкс, но уже обратилась в прах.

Время не любило ничего, только это пустое накрашенное лицо.

Мне было не важно, что она безобразна, не важно, что она накрасилась, важно только то, что она хотела выманить у Времени его тайну.

Время бездельничало у ног Сфинкс, вместо того чтобы разрушать города.

Времени не надоедала ее глупая улыбка.

Кругом стояли храмы, которые Время забыло обратить в руины.

Я видел, как мимо прошел старик, и Время не коснулось его.

Время, которое стерло с лица земли семь врат Фив!⁴

Сфинкс пыталась связать его путами из вечного песка, она надеялась, что Пирамиды устрашат его.

Время лежало на песке, обмотав свои дурацкие волосы вокруг ее лап.

Если Сфинкс когда-нибудь выведает тайну Времени, нам придется ослепить его, чтобы оно больше не видело прекрасные вещи, созданные людьми, – во Флоренции есть красивейшие врата⁵, и я опасаюсь, что Время унесет их.

Мы пытались связать Время своими песнями и старинными обычаями, но этого хватило ненадолго, оно всегда побеждало нас и смеялось над нами.

Если Время ослепнет, ему придется танцевать для нас и забавлять нас.

Огромное неповоротливое Время станет, спотыкаясь, танцевать, Время, любившее убивать маленьких детей, больше не обидит и маргаритки.

И наши дети станут смеяться над тем, кто уничтожил вавилонских крылатых быков и погубил множество богов и фей, – теперь, когда Время лишится своих часов и дней.

Мы запрем его в пирамиде Хеопса, в огромном зале, где стоит саркофаг, и станем выпускать оттуда на наши празднества. Оно будет золотить наши нивы и всячески служить нам.

О Сфинкс, если ты предашь нам Время, мы покроем поцелуями твое накрашенное лицо.

И все-таки я боюсь, что Время, корчась в смертных муках, схватит на ощупь землю и луну, а последним рывком уничтожит род человеческий.

1.Дит – латинское имя Аида, верховного бога смерти и подземного царства мертвых в древнегреческой мифологии; также название подземного царства как такового или его части (так, в «Божественной комедии» Данте город Дит включает в себя Нижний ад). – Здесь и далее примеч. перев., если не оговорено иное.

2.Аркадия – область в Древней Греции, давшая название поэтическому образу страны, где все живут счастливо и беззаботно.

3.Далила – филистимлянка, обольстившая и предавшая богатыря Самсона в Ветхом Завете.

4.Фивы – греческое название столицы Верхнего Египта, разрушенной в эпоху правления греческих царей Птолемеев.

5.Вероятно, имеются в виду двери флорентийского баптистерия, украшенные многофигурными позолоченными рельефами со сценами из Ветхого Завета.

Tasuta katkend on lõppenud.