Loe raamatut: «Они делали плохие вещи»

Font:

The moral right of the author has been asserted

* * *

УЛИКИ
Где изъято
Дом «Волчий вереск», остров Дун.
Примечания
Дневник лежал на половике сразу при входе в дом.
Отпечаток ноги на обложке принадлежит офицеру, первым прибывшему на место происшествия.
Недостающие страницы еще не найдены.

Стр. 1-3

К сведению всех заинтересованных лиц

Вы не боитесь совершать плохие поступки. Вы боитесь наказания за то, что совершили их.

«Я – нет», – говорите вы.

Правда?

Ну, хорошо, тогда подумайте вот о чем.

У вас обеденный перерыв. Вам хочется пить, но вы забыли прихватить с собой из дому какой-нибудь напиток. Торговый автомат сломан, а до ближайшего магазина минут пятнадцать ходу. Вы уже и так потеряли десять минут из-за того, что Шейла из бухгалтерии несла всякую чушь о салате из курицы, выращенной на свободном выгуле, – ну никак не могла заткнуться, так что к тому времени, как вы дойдете до магазина, у вас останется всего сорок минут. Даже если вы поторопитесь, у вас будет всего двадцать пять минут на то, чтобы поесть, когда вы вернетесь в офис. Не проще ли схватить с полки бутылку кока-колы и смыться, чем стоять в очереди, ожидая, пока какая-нибудь старушенция расплатится с кассиром монетами в один и два пенса? И тут как раз молодая мамаша, стоящая за ней в очереди, вспоминает, что ей нужно купить еще одну коробку подгузников. А школьница, которая, скорее всего, должна быть на уроке, слишком занята чтением журнала Heat, чтобы продвигаться к кассе.

Не проще ли десять раз взять то, что вам нужно, и выйти из магазина? Конечно, было бы отлично. Но вы этого не делаете.

А почему?

Потому что охранники в магазине погонятся за вами и сделают предупреждение. А то и позвонят в полицию, и полицейские могут обыскать вас, чтобы убедиться, что вы не украли что-то дороже девяноста пенсов. Может быть, вам запретят ходить в магазин или даже арестуют.

Поэтому вы не делаете этого. Но вы бы сделали, если б могли.

Это всего лишь мелкая кража, скажете вы. Это не серьезное преступление. Это не убийство. Вы бы никогда никого не убили.

(Все думают, что никогда не совершат убийство.)

А я на это скажу: что, даже если бы потом у вас не было проблем?

Вы покачаете головой и начнете рассуждать о морали или заговорите о Боге, для пущей убедительности.

А я спрошу, разве страх осложнений с Богом – это не страх поиметь проблемы? А может, вы атеист и вам наплевать на Бога, но все равно вы говорите, что не стали бы этого делать.

Почему?

Потому что вы будете чувствовать себя виноватыми, скажете вы. И это чувство вины будет пожирать вас до тех пор, пока вы не начнете отчаянно хотеть, чтобы душевная боль прекратилась. И вы придете с повинной, потому что это не будет наказанием – это будет облегчением.

Полиция скажет вам, что вы не виноваты. Они хотят, чтобы вы в это поверили. Вы молоды и красивы, перед вами весь мир – говорят они вам прямо в лицо. Вы не виноваты в истории с Каллумом. Типа, они хотят верить, что в людях есть добро. Им виднее.

Но что, если бы вы могли убить кого-то и не иметь неприятностей? Не чувствовать при этом вины? Что, если бы можно было лишить человека жизни так же легко, как взять кока-колу с полки?

Подумайте об этом.

В самом деле, подумайте об этом.

Я подожду.

У вас ведь есть на уме конкретный человек, правда? Какая-нибудь знаменитость, политик, коллега. А может быть, друг. Тот единственный человек, который заставляет вас думать, что без него мир был бы намного лучше.

Да-а.

Тот самый.

Видите ли, я знаю, о чем вы думаете, потому что в глубине души – и полиции это известно – людей интересуют только они сами, и больше никто и ничто. Имея выбор, они всегда изберут легкий путь. Путь без вины.

Без боли.

Признайте это. Люди на самом деле не очень приятны.

(Кроме Каллума. Он был хорошим человеком. Может быть, именно в этом он ошибался. Не будь он таким хорошим, может, до сих пор бегал бы по земле.)

Мне всегда было понятно, что люди – дерьмо. Однако только с возрастом мне стало понятно, что существует три вида дерьма. Это выяснилось из истории о призраках. Ну, не о призраках как таковых, скорее о монстрах.

История гласит, что некий шотландский лэрд, владелец поместья в Хайлендс, для охраны своей собственности разводил волчьих собак. Страшные крупные звери с грубой серой шерстью. Когда они ели, шерсть у них темнела от крови. Но они могли быть игривыми и любящими, если добивались своего. Однажды – дело было вечером – к лэрду приехал гость, и в его честь хозяин распорядился приготовить отличную оленину. Чтобы умиротворить стаю, лэрд дал каждой собаке немного мяса со своей тарелки. А гость, проголодавшийся после долгого путешествия, не поделился ни единым кусочком, несмотря на просьбу лэрда.

Наступила ночь, и гость отправился спать, но через некоторое время его разбудило чье-то дыхание рядом с постелью. Он открыл глаза, чтобы отчитать служанку за то, что она его потревожила, но не глаза служанки он увидел. И прежде чем он успел закричать, стая одним прыжком вырвала прямо из его кишок то, что принадлежало ей.

Так и с людьми.

Люди – это или усталые гости, или часть стаи, или лэрд. Лэрд, по-моему, хуже всех, ведь он знал, что может сделать стая, но пытался ли он удержать ее? Отвлечь ее внимание? Принял ли он меры, чтобы защитить жизнь своего гостя? Нет. В этой истории, которую мне рассказали, он спрятался в доме, больше заботясь о том, что может случиться с ним, чем о том, что может случиться с другим.

И Каллум должен был это знать. Это была история, которую он не раз рассказывал.

Но теперь, полагаю, она моя.

Все это, слово в слово, было отослано мною в «Инвернесс курьер». Они так ничего и не напечатали. Видимо, посчитали, что это «неуместно» для некролога. Теперь я помещаю эту историю в самом начале, потому что хочу, чтобы вы прочитали ее в первую очередь. Прежде чем я расскажу вам, что с ним сделали. Прежде чем я расскажу вам о том, что у меня получилось с ними сделать. Я хочу, чтобы вы поняли, что я знаю, к какому виду из трех я теперь принадлежу. А еще я хочу, чтобы вы задумались над очень простым вопросом.

А кто вы?

Пятница

1

Холлис

Внезапно начавшийся дождь заливал лобовое стекло, заглушая Bon Jovi. Холлис Драммонд пытался найти в незнакомой машине рычаг, чтобы включить дворники, и вилял вправо-влево на однополосной дороге. Не желая прекращать жить молитвами¹, он прибавил громкость и запел припев, когда наконец нажал на рычаг. Но в отличие от Томми и Джины² он не знал, был ли на полпути к цели, потому что его телефон теперь стал не более чем куском черного пластика. Взять напрокат машину без GPS для пятичасовой поездки по острову Скай, а затем, перебравшись за полчаса на пароме до почти необитаемого острова, еще минут тридцать добираться до пункта назначения, полагаясь только на телефон, было, пожалуй, не самой умной идеей, подумал он, дергая за провод.

Зарядное устройство было подключено к телефону, другой конец подключен к машине, но тот не заряжался. Видимо, с тех самых пор, как Холлис взял машину в Инвернессе. Отсоединение и повторное подсоединение ничего не дало. Он подумал, не позвонить ли Линде, чтобы узнать дорогу, но вспомнил, что именно разряженный телефон был причиной, по которой ему нужны указания. Подстраиваясь под ритм ударных, он швырнул бесполезную вещь на пассажирское сиденье. Дорога все равно вела только в одном направлении.

Холлис Драммонд продолжал ехать на север, и фары освещали скалистый ландшафт, похожий на лоскутное одеяло из коричневых и тускло-зеленых оттенков. Сезон пурпурных и желтых цветов вереска и шиповника уже прошел, но Холлису были по вкусу те цвета, что он видел. Они напоминали ему коричневые и серые улицы Манчестера, которые он исходил вдоль и поперек и которые в понедельник увидит уже под новым углом. В эти выходные констеблю Драммонду не придется гладить форму. Новая пара костюмов ждала его вместе с начищенными черными ботинками и красным галстуком с тонким логотипом «Манчестер Юнайтед» – подарком Линды. Возможно, ему просто повезло с делом Маркуса, но он наконец-то добился своего. Парни, конечно, потешались. Холлису Драммонду уже сильно за сорок, дело идет, что там говорить, к пятидесяти. Результаты десятков его экзаменов занимали целый ящик в картотеке – и вот он стал детективом. Холлис делал вид, что ему это не так уж и важно, шутил, что некоторым людям нужно состариться, как прекрасному вину (или вонючему сыру, брякнул кто-то). Они пытались смутить его, насмехаясь, что его новый напарник, Хан, на десять лет моложе и уже сержант. Если Холлису повезет, болтали они, его повысят до старшего сержанта как раз к тому времени, когда он пойдет на пенсию. Холлис парировал, что Хан добился успеха, потому что он азиат.

Линда сказала бы:

– Папа, это звучит так по-расистски!

Поэтому ей он этого не сказал, хотя сам Хан всегда говорил то же самое. В отличие от Хана, Холлис никогда не умел смеяться над собой. Но он не возражал против шуток про «старика», чтобы скрыть, как он взволнован. И нервничает.

И вот он в своем последнем отпуске перед переходом в отдел уголовного розыска. В сумке у него бутылка «Далмора» и несколько дешевых романов в мягких обложках. У него будет целый уик-энд, чтобы поваляться, в то время как предвкушение понедельника нарастает, как последние несколько дней перед Рождеством. И он все еще не уверен, что заслужил это. Повышение, поездку, все это. В глубине души Холлис считал, что должен был остаться дома. Увидеться с доктором Беваном в последний раз перед началом новой работы в понедельник. Но Линда так гордилась им и так радовалась, что ей удалось устроить этот сюрприз. Он не мог разочаровать ее, хотя инстинкт подсказывал ему с самого Инвернесса, что лучше было бы повернуть назад.

Он увеличил громкость стереосистемы еще на один уровень.

Уже почти стемнело, но Холлис все гадал, увидит ли до конца выходных одну из тех ярко-рыжих коров, которых так любила Линда.

– Их называют «хайлендские коровы», – сказала она.

Высматривая корову, Холлис едва не въехал в серебристый внедорожник, перегородивший дорогу. Он резко свернул влево и затормозил.

– Черт.

Джон Бон Джови завопил про стальных коней и шесть струн, и Холлис медленно выдохнул, а затем выключил магнитолу. Внезапно наступившая тишина показалась оглушительной. Он поднял взгляд и посмотрел в зеркало заднего вида. Его машина и внедорожник не столкнулись только потому, что внедорожник не двигался. Холлис заметил, что автомобиль поднят на домкрате, но со своего места не видел, чтобы кто-то менял шину. Вытащил из кармана фонарик-брелок и, выскочив из машины, огляделся по сторонам в поисках водителя. Чтобы защититься от дождя, он поднял воротник. В воздухе стоял запах сырой грязи и навоза, струи дождя били в лицо, а в подошвах ботинок тут же застрял мокрый гравий. Хотя Холлис находился за сотни миль от подведомственной ему территории, он не мог игнорировать ту часть своей личности, которая призывала помочь попавшим в беду, и неважно, отпуск у него или нет. В конце концов, разве не в таких же обстоятельствах он нашел Кэтрин Маркус? Темная ночь, густой туман, и ни одного прохожего.

В машине никого не оказалось, никто не был связан, ничего подозрительного. Двери не были заперты, и водитель оставил ключи на сиденье. Личные вещи отсутствовали, а регистрационный номер свидетельствовал о том, что это арендованная машина, как и его, Холлиса. Ничто не указывало на личность приехавшего на ней сюда и бросившего ее посреди дороги. Машина Холлиса была единственной на пароме. По пути он никого не проезжал, не видел никаких пешеходов. Проверил по привычке, нет ли следов крови или борьбы, но ничего не обнаружил. Монтировка отсутствовала, но в канаве никакого тела не было, насколько Холлис мог видеть. Правда, видеть он мог недалеко.

Он поднес руки ко рту и позвал неизвестно кого, в ожидании ответа слушая, как его голос эхом разносится под проливным дождем. Ответа не последовало. Чем дольше он стоял, тем сильнее промокала под дождем его куртка. Он крикнул еще раз.

Вернувшись в машину, Холлис тряхнул головой, как мокрая собака, и принялся рыться в сумке в поисках подтверждения бронирования.

Дом «Волчий вереск», Бенд, остров Дун, IV55 8GX.

Квадратик карты показывал территорию в десяти километрах вокруг, но когда Холлис в последний раз смотрел в свой телефон, перед тем как тот отключился, до дома оставалось еще пятнадцать километров. Он отшвырнул бумажку в сторону и завел машину, вглядываясь в горизонт в поисках пропавшего водителя. Телефон пискнул – красный значок батареи засветился, а затем стал черным. Через три минуты заряда уже хватило, чтобы снова ввести адрес в Google Maps.

– Вот, давай-давай, дружок.

Холлис ободряюще похлопал телефон, последний раз взглянул на брошенную машину и поехал дальше.

Он снова включил музыку, но больше не подпевал. Не годится оставлять такую машину в уединенном месте, особенно когда единственной вроде бы проблемой была спущенная шина. Каждый раз, когда ему казалось, что он видит движение, Холлис замедлял ход, но по-прежнему ничего не было видно.

Через несколько минут справа показался поворот к дому «Волчий вереск».

Главная дорога исчезла из зеркала заднего вида, когда Холлис поехал быстрее по ухабистой гравийной дорожке, которой, согласно Google Maps, не существовало. Синяя стрелка, обозначавшая его машину, зависла в серой зоне. Через несколько минут он уже начал думать, что все это розыгрыш, организованный Линдой и ребятами с их участка, но тут за крутым поворотом показался дом. Холлис резко затормозил.

– Черт побери!

Он схватил бумажку с подтверждением, но на единственной фотографии был изображен арендуемый номер, а не весь коттедж. Вернее, Холлис предполагал, что это должен быть коттедж.

В последний раз, когда он был в отпуске в Бенидорме, его поселили в подвальной комнате отеля «Эль-Что-то-там», пропахшей несвежим пивом и потом. Из клуба наверху доносилась музыка, и она вибрировала у него в матрасе, как непрошеный массажер. Поэтому он ожидал чего-то подобного, может быть, чуточку поприличнее, но в «Волчьем вереске» даже подвал, если таковой имелся, был, вероятно, лучше, чем его собственная квартира. Трехэтажный особняк из кирпича и камня был, конечно, меньше, чем окружающие его горы, но возвышался над местностью как лорд, который, должно быть, когда-то владел им.

Единственный раз, когда Холлис видел такой шикарный дом, был в сериале «Убийства в Мидсомере». Но его восторг ослабевал по мере того, как он подъезжал к дому. Чем дольше Холлис вглядывался в некогда великолепный особняк, тем больше изъянов бросалось в глаза. Потрескавшаяся кирпичная кладка и облезшие оконные рамы, нестриженые живые изгороди и сорняки, пышно произраставшие на клумбах, говорили о многом. По обе стороны от входа стояли разбитые урны, напоминая похоронное бюро.

Когда Холлис остановился у помятого седана «воксхолл», нехорошее предчувствие, появившееся у него на главной дороге, вернулось. Это было то же самое чувство, которое он испытал, когда заставил Фрэнка Лэндри открыть багажник его «форда фиеста», зная, что найдет там Кэтрин Маркус, связанную, но живую. Лэндри помог поймать не инстинкт, а свойственное Холлису внимание к деталям. «Пуаро без ОКР³» – так однажды охарактеризовал его бывший напарник. Эта способность помогала Холлису запоминать лица, так что попытка Лэндри замаскировать черты лица удалась не лучше, чем ребенку, наряжающемуся на Хеллоуин.

Холлис вышел из машины и устремил взгляд на дом. Неосвещенные окна создавали впечатление многочисленных черных паучьих глаз. В конце концов, может быть, он заслужил именно это место.

Из нутра вылетел вымученный смешок. Он на взводе – адреналин и усталость взвинтили его. Вот и все.

Холлис взвалил на плечо сумку и направился в дом.

Вестибюль отгораживал помещение от холода снаружи. Широкая лестница, выстланная красной ковровой дорожкой, вела на второй этаж. Высокий потолок пересекали открытые балки. Слева от главного входа в сложенном из камня камине ярко горел торф, наполняя помещение приятным ароматом, который напомнил о коттедже его прабабушки-ирландки. Перед камином, как пара старых друзей, стояли два мягких кресла. На полу из-под чьей-то забытой дорожной сумки красного цвета натекла лужа.

Справа по коридору Холлис заметил ряд закрытых дверей, за одной из них слышались приглушенные голоса – тихий спор, как бывало у его родителей, после чего отец в бешенстве мчался к приятелю ночевать.

– Мне все равно почему. Главное, что…

Потный молодой человек с раскрасневшимся лицом, прижав к уху телефон, вышел из другой двери справа и закрыл ее за собой. Высокий и тощий, с копной рыжих волос, он был похож на пугало, явившееся с полей, – пугало в дизайнерском костюме.

– Подожди. Заезжаете? – Он посмотрел на Холлиса. – Драммонд?

– Да, сэр. Как вы узнали?

– Я же экстрасенс, черт побери. Да нет, это шутка, – сказал он в трубку. – Слушайте, приведите свои дела в порядок и… – Молодой человек утомленно поднял глаза к потолку и указал на журнал регистраций. – Распишитесь здесь. Нет, ваша подпись мне не нужна, – сказал он в трубку. – Вы что, совсем идиот?

Холлис нацарапал свое имя, и парень выхватил журнал, прежде чем можно было прочитать другие имена. В «Волчьем вереске» остановились по крайней мере четверо, если только кто-то не записался на предыдущей странице. Возможно, один из них как раз и добирался на том самом поврежденном внедорожнике.

Холлис указал на деревянную табличку на столе.

– Вы и есть мистер Маклеод? На дороге…

– Я что, похож на этого сраного Дугала Маклеода? Да, это я о вас, – сказал он в трубку. – Тут про вас обожатели спрашивают, так что шевелите задницей, чтобы успеть к последнему парому, а не то я расскажу про вашу персону что-нибудь еще.

Парень бросил телефон на стол.

– Давайте-ка я поищу ваш ключ. Он где-то здесь… Тут этим бумажным говном все завалено. Ведь есть же шкаф, черт возьми…

Он смахнул несколько бумаг на пол.

– Вам нужно удостоверение личности?

– Вы говорите, вы Холлис Драммонд?

– Да.

– Этого достаточно. Все, кто должен был приехать на выходные, уже здесь.

– У кого-то из них были проблемы с машиной? Там неисправный автомобиль и…

– Если хотите, можете сами спросить. Они все в столовой, ждут ужина, который я должен приготовить, словно я сраная домохозяйка, потому что нанятая чертова прислуга… – Он поднял вверх ладони, закрыл глаза и глубоко вздохнул, напоминая ребенка, готового закатить истерику. – Извиняюсь, сэр. Небольшая проблема с персоналом. Вот ваш ключ. Комната шесть, верхний этаж.

Комната шесть. По спине Холлиса пробежал легкий холодок.

Из столовой донесся звук бьющегося стекла, жужжание голосов стало громче.

– Полагаю, мне придется пойти посмотреть, что там происходит.

Молодой человек поспешил в столовую, и, прежде чем за ним закрылась дверь, Холлис успел мельком увидеть светловолосую женщину, обхватившую руками голову. Он не видел ее лица, но что-то в ее позе вызвало у него смутное воспоминание, да еще и этот светло-голубой кардиган…. Липкий зеленый ковер и запах жареной курицы. Он пристально посмотрел на ключ в руке, затем на дверь. Нет, он просто параноик. Никого из постояльцев он не может знать.

Холлис начал подниматься по лестнице.

Затекшая после долгой дороги спина ныла, пока он поднимался в свой номер на третьем этаже. Красная плюшевая дорожка вела налево по коридору, где в темно-бордовых стенах можно было разглядеть закрытые двери, окрашенные в темно-коричневый цвет. Справа провисшая, потрепанная веревка отгораживала коридор, заставленный накрытой простынями мебелью. На веревке висела табличка, написанная от руки с ошибками: «Закрыто на римонт».

Холлис пошел по ковру дальше.

Единственное, что отличало дверь его номера от других, – латунная цифра «6», поблескивавшая в желтом свете настенного бра. Отпирая замок, Холлис представил, как изнутри вырывается холодный воздух, принося с собой пыль и запах затхлости. Но когда дверь беззвучно открылась, он почувствовал приятный аромат, который, как он понял, исходил от штепсельного ароматизатора, установленного рядом с кроватью.

Интерьер соответствовал тому, что Холлис видел на фотографиях на сайте. Стены оказались того же бордового цвета, а покрывало с огуречным узором на кровати наводило на мысль о его многолетнем использовании. Письменный стол, офисное кресло с высокой спинкой и прикроватная тумбочка дополняли обстановку, но предметы мебели не сочетались друг с другом, как будто их наскребли по одному со всего дома. Пройдя в ванную, Холлис подумал, что совершил путешествие во времени. Небольшая ванная комната была отремонтирована и оснащена современным душем, белой керамической раковиной и водосберегающим унитазом. Стены облицованы черной плиткой, пол выложен серым сланцем.

Вернувшись в спальню, Холлис собрался написать Линде эсэмэску и сообщить, что благополучно прибыл, но его телефон снова разрядился. Чтобы поставить его на зарядку, он отключил освежитель воздуха, вставил вилку в розетку и принялся рыться в сумке в поисках парацетамола. Сначала ему попался «Далмор».

– Только не выпей весь за один уик-энд, – рассмеялась Линда, протягивая ему бутылку.

Складным ножом Холлис отрезал от горлышка бутылки открытку. Его жизнерадостно приветствовали смешные каракули: «Поздравляю, папа!» Линда так гордилась им. Ее восхищение причиняло боль – он считал, что не заслуживает этого.

Холлис подбросил бутылку в руках и хотел уже налить себе, но передумал. Если он начнет пить сейчас, то потом может не остановиться. Лучше позже, на полный желудок и с ясной головой. Пошлет Линде свою фотографию со бокалом. Может быть, воспользуется одним из тех дурацких фильтров, которые она установила на его телефон. Он засунул ее записку в нагрудный карман рубашки.

Снаружи бушевал ветер, с яростью бросаясь на дом. В холодном коридоре пахло псиной. Холлис расправил манжеты рубашки, предвкушая теплый огонь внизу, и тут позади него раздался стук. Ничего такого, вокруг закрытые двери, но ощущалась тяжесть чьего-то присутствия.

– Эй! – крикнул он, предполагая напугать всех, кто мог находиться поблизости. Но в ответ послышались только завывания ветра.

Холлис подождал еще несколько секунд, а затем с усилием отогнал параноидальные мысли. Может, стоило сначала выпить, подумал он.

Внизу никого не было. Холлис поднес руки к огню, вдыхая запах горящего торфа и наслаждаясь покоем, невозможным в Манчестере. Но покой тут же и закончился, потому что разговор на повышенных тонах за дверью столовой перерос в полноценное препирательство. Только этого не хватало. Домашнего скандала, в котором ему придется играть роль миротворца. Холлис остановился у двери, готовясь к своей роли полицейского.

– Ссоры всегда преследуют меня, Линда, – сказал он однажды.

– Папа, ты так говоришь только потому, что ты полицейский. То, что ты считаешь ссорами, нормально для других.

Но когда Холлис открыл дверь столовой, он сразу понял, что они оба ошибались. Тут не было ничего нормального. И это было хуже, чем просто ссора.

Крики прекратились, как только он вошел, причем четверо гостей казались гораздо менее удивленными, чем он сам. Холлис фиксировал одно за другим каждое лицо, имена всплывали у него голове, как будто он разговаривал с этими людьми вчера, а не двадцать лет назад.

Мэв Окафор. Мокрые вьющиеся волосы, как птичье гнездо, облепили ей голову. Джинсы на размер меньше, джемпер на два размера больше, балетки в грязи.

Элеонор Хант. Тонкая, спортивная фигура, длинные светлые волосы подрезаны так ровно, что казалось, коснись – и поранишься.

Оливер Холкомб. Черная кожаная куртка и толстовка с капюшоном – эта одежда скорее подойдет человеку лет на десять, а то и на двадцать моложе, – пивное брюшко и уже намечающаяся лысина.

Лорна Торрингтон. Разумной длины юбка и водолазка, обтягивающая большую грудь, все тот же черный боб обрамляет лицо.

Лорна отбросила челку с глаз, и внезапно Холлис снова… снова оказался в этой комнате, в этом доме, с этими людьми и с этой тянущей тревогой в животе, которая побуждала его бежать. Бежать немедленно, как можно быстрее и дальше.

1.Название песни группы Bon Jovi с альбома 1986 года Slippery When Wet. (Livin’ on a Prayer – «Живем молтвами».) – Здесь и далее примеч. переводчика.

2.Персонажи этой песни.

3.Обсессивно-компульсивное расстройство.