Loe raamatut: «Семь кругов тоски»
Глава 1
Понедельник.
«Не каждый понедельник хочется жить, но каждый понедельник хочется есть».
Я сплю! Я сплю, ё-моё! Ну сплю я, что непонятно?! Это у тебя рабочая неделя, рабочий день начался, а я сплю…
– Да, милый, да я на работе… Да, занята очень, но пообедать смогу, хоть и работы много… И я тебя, давай до вечера, целую…
Да, я очень занята, я сплю, я устала, и мне чертовски всё равно.
Опять понедельник, как я их не люблю, ещё четверги не люблю, но понедельники как-то особенно.
Всю неделю будто разгоняешься для чего-то важного, глобального, огромного, ну и ещё пару эпитетов, а здесь – раз и снова, чёрт побери, понедельник.
Опять разгоняться?
Ладно, стены в конце недели меняются, в которые потом врезаешься после выходных, несмотря даже какие они – удачные, неудачные, стена есть.
Кстати, меня зовут Любовь.
Остряки, алё, сейчас самое время шутить про Надежду и Веру, последнюю вы, кстати, частенько забываете. А меня Людой называете, а что не Петей? Какая разница – имена путать.
Мне 24, второй год уже. В тот день рождения решила, что 24 – возраст, который мне идеально подходит, и точка.
Я уже не сплю, потому как мистер, мне звонивший, разбудил. Для него я работаю, тружусь как пчёлка Майя. Только кем и где я работаю, помню приблизительно, поэтому на этом останавливаться не будем. Не подумайте, я и правда работаю, только график у меня ну очень скользящий. Работаю я, на самом деле, много где и много кем. Об этом не сегодня разговоры о работе утомляют меня ещё больше, чем она сама.
При знакомстве с мужчинами пункт про работу пытаюсь опустить, но N, а это именно он звонил, был настолько упорным в вопросе работы, что мне осталось только её выдумать. Прости.
N – мужчина моего понедельника.
Да, да, да, мужчина моего понедельника. Я не хочу знать, где он и кем работает, женат или нет, есть ли дети, мама, собака или какие другие дурные привычки, – мне всё равно. Но не знать что-либо о человеке в нашем маленьком городе очень сложно. Обязательно найдётся знакомый знакомого и его знакомого. Сто́ит быть чуточку внимательнее. Но я не хочу даже знать, как его зовут.
Ему около 30, он высокий брюнет, и не помню какого цвета глаза – мне всё равно. Что конкретно он от меня хочет, я не знаю, и мне всё равно. Хотя я догадываюсь, что может хотеть мужчина от женщины, ещё так упорно, – явно не борщ.
Мне всё равно, как бы это ни звучало – жестоко, глупо или ещё как-то. Мы с ним расстанемся – ни сегодня, так завтра, ни завтра, так послезавтра. Наступит тот момент, когда он поймёт, что мне всё равно. И на его место придёт другой высокий брюнет с «не помню» какими глазами. Свято место пусто не бывает.
N – офисный работник, какой-нибудь мелкий банковский работник. Об этом говорит его не очень дорогая машина серебристого цвета, чистая, выглаженная рубашка, нервные вздрагивания, когда звонит телефон, и друзья, курящие кальян.
«Где логика?» – спросите вы. Нет логики! А никто и не обещал, что будет логика. Так, умение слушать и слышать, прибавлять два плюс два и всё, большего не нужно.
Ах, N, N, всё-таки у него есть жена – домашняя мышка серая или белая крашеная мышка. Готовит ему ужин, пишет ему дежурные эсэмэски, ждёт домой и верит ему, верит, дура, и правильно делает. А как ему не верить, его разговоры про нашу якобы страсть или даже о боже, любовь – это только разговоры за обедом или ужином.
Встречаемся в ресторанчике среднего пошиба, шампанское, такое чувство, что советское, кто его пьёт вообще? Но я всякий раз поднимаю бокал за очередной тост «за нас», улыбаюсь и «кушаю», ем, утоляю голод, закидываюсь едой, ну и тому подобное, что касается еды. Мы встречаемся с ним второй, и, скорее всего, последний месяц, а он мне ни одного цветочка не подарил. А подарил бы букетик, растаяло бы моё сердечко, глядишь, поплыла и смотрела на тебя уже куда приветливее.
А так сидит, слюнки подтирает и рассказывает мне, как глупо дарить девушкам цветы. Как лучше сделать дорогой подарок – золото, например, но тут же уточняет, что в девушке при этом нужно быть ох как уверенным. Как будто золото – это гарантия верности. Смешно.
Ага, намекает, а я, дура, всё про цветы и про настоящее чувство ему втираю. А сверху ещё и ресничками, своими родными, между прочим, нахлопываю. Сама не понимаю, зачем я это делаю. Может, ещё надеюсь на чудо?
N может только в понедельник мне страстно в уши лить про любовь до гроба. В остальные дни он жену любит, а мне говорит, что занят очень. А я знаю, что жена его на массаж ходит по понедельникам, оттого часа 3–4 на «покушать» у нас есть. N с радостью бы провёл иначе эти 3–4 часа, но я так медленно ем, оказывается. Он, наверное, думает, что я специально тяну время. И, кстати, ничуть не ошибается.
А вот где жена его так надсаживается, чтоб столько времени восстанавливаться на массаже? Дамочка минуты в своей жизни не работала и, по словам N, особо не пылает страстью к какой-либо работе. Ни дома, ни за его пределами. Домашними делами у N занимается тёща – женщина, готовая на всё, лишь бы не ей содержать собственную дочь-лентяйку. Вот ведь семейка! Интересно, они хоть иногда задумывались, что есть паразитизм. Хотя чем я в данный момент лучше?
Оттого N, собственно, питает нежные чувства оттого, что я работаю, на одной волне с ним, и ему не стыдно в люди выйти в моём обществе.
Второй год дамочка ходит на массаж, массажиста Костей зовут. У него всегда постоянные клиенты. Клиентки, здесь сто́ит уточнить. Не самые красивые и молодые, как бы Косте хотелось, но молодость – вещь проходящая, и Костя об этом знает. Пользуется своей властью на всю катушку. А женщины категории 30 плюс готовы выложить красивую сумму за массаж с пристрастием, а порой и с проникновением. Интересно, жена N тоже платит за массаж «с пристрастием»? Что за вопрос, очевидно, ибо массаж по 3–4 часа по цене воротниковой зоны никто за красивые глазки и 600 рублей делать не будет.
Слава за Костей ходит специфическая, но сам он рот не открывает, блюдёт, так сказать, тайну. Но речь ни о нём, ни о мышке, и ни о чьих моральных ценностях.
«Как низко я пала» – мимолётная, но, вечно, повторяющаяся при каждой встрече с N мысль. Я не трачу деньги на «покушать», мужчины с радостью делают это за меня. Кто-то кормит в надежде, кто-то по дружбе, кто за компанию, кто за любовь, кто по привычке, а кто-то просто лох. А я кто? Наверное, просто использую их всех. Но разве они не делают то же самое?
Нет, я бегу от одиночества. Дело и не в деньгах вовсе. В нашем городе мужчины нежадные, что касается женщину накормить и в дальнейшем, желательно, обогреть. Не могу одна есть, не могу наедине с собой быть, я и спать не могу. Оттого пью перед сном в обязательном порядке, чтобы от одиночества никого в постель не затащить. Боюсь остаться одна в этой пустой квартире. Боюсь услышать тишину, которая кричит о моём тотальном одиночестве.
Спать приходится каждый день, оттого и пью каждый день.
Женский алкоголизм. Да и чёрт с ним. Не до него сейчас. Надо же хоть как-то забыться. Уснуть.
Кормильцев у меня хватает.
В понедельник это делает мистер N. Это, конечно, не принципиально, но я стараюсь не путать ни мужчин, ни окружающих. Понедельник, вообще, день, когда я ни для кого не существую. Меня видят и слышат лишь N и персонал этого дурацкого ресторанчика. Как будто я призрак. Как будто меня нет на самом деле, а может, меня и правда нет. Разве это всё – мой выбор?
Скорее всего, персонал считает нас семейной, ну или, на крайний случай влюблённой парой и, само собой, своими постоянными клиентами. Я им мило улыбаюсь, особенно мило улыбаюсь официанту Эдуарду. У него карие глаза, а я люблю кареглазых мужчин. Официантик краснеет и не знает, куда деться от моего взгляда, прямого и провоцирующего. И неинтересно мне, что думает официант или весь творческий коллектив этого ресторанчика вместе с хором и уборщицей тётей Мотей, могут даже считать меня шлюхой. Свобода мысли, чёрт бы её подрал.
Я всегда прошу, чтобы наш столик обслуживал Эдуард, ссылаясь на то, что он самый внимательный из официантов. Это, кстати, не соответствует действительности, Эдуард и официант – вещи несовместимые. Эдуард каждый раз соглашается и каждый раз остаётся ни с чем, мистер N скряга и жмот, чаевых принципиально не оставляет. Для меня остаётся загадкой, почему Эдуард каждый раз соглашается, может, его тешит мой комплимент «самый внимательный официант». А может, он просто работает за идею, не за деньги.
Рассуждать обо всём этом время у меня есть, потому как Мистер N в это же время выскребает из кошелька мелочь, чтобы тютелька в тютельку расплатится по счёту.
– Зачем есть салат с креветками, когда можно с курицей?!
– Давай возьмём чайник чая с мятой.
– Ты первое или второе будешь?
«Я, чёрт возьми, и первое, и второе, и компот с креветками. Не хочу я твой чай с мятой. Тебе вообще нельзя с мятой, у тебя жена второй год у массажиста супружеский долг отрабатывает. Жадина-говядина», – мысли, лишь внутренний диалог, вслух всегда «да, кончено».
Ну и чёрт с ним. Пусть сидит шабарчит. Время идёт и ладно.
Официант мимо прошмыгнул. Глаза карие свои прячет.
Эх, мой любимый и единственный мужчина – кареглаз, настолько кареглаз, что околдовывает меня каждым своим взглядом!
Tasuta katkend on lõppenud.