Loe raamatut: «Интимный дневник Мадам»

Интимный дневник Мадам

Свершилось! В зачетке пятерки, в голове ветер. Вероника беззаботно гуляет по парку, расположенному рядом с ее университетом.

– Солнышко, птички, листики зеленые! – умиляется она, вглядываясь в красоту вокруг. Да, после тяжелой сессии чувствуешь себя как после затяжной болезни. Смотришь на все кругом, замечаешь детали, – словом ощущаешь полноту жизни. Позади год учебы в престижном вузе на экономическом факультете. Наконец-то свобода! Заботливые родители, узнав о благополучном завершении летней сессии, предложили ей заманчивую перспективу отдохнуть «где пожелает». Действительно, доходы родителей вполне позволяли ей рассчитывать на Кипр или, например, Таиланд. Мама ей звонила из Москвы, сказала, что у них с отцом планы пробыть там весь июль, совмещая дела отцовской фирмы с отдыхом. «East or West, home is best», – утверждает английская пословица; «в гостях хорошо, а дома лучше», – вторит ей русская народная мудрость.

– Домой хочу! Тем более, не была там много месяцев. Буду дожидаться вашего возвращения, а потом решим, куда съездить, – не раздумывая ответила она и теперь планировала собирать чемоданы.

– Гуляем, Мадам? – Вероника вздрогнула как от удара. На скамеечке сидел человек из ее прошлого. Одноклассник Витька Крышкин также учится в Н-ске. Кто бы мог подумать, что его принесет нелегкая именно в этот парк и в этот день. Эх, всю радость испортил!

Веронику многие за глаза звали Мадам. Прозвище возникло еще в детстве. Видимо, капризное поведение избалованной маленькой девочки, ее многочисленные кокетливые наряды создавали у окружающих ложную ассоциацию с дамой, живущей без проблем в далекой стране. Сама же Вероника не любила, когда к ней кто-нибудь так обращался. Стоило ей услышать от незадачливого кавалера: – Какой фильм желает посмотреть Мадам? – и он автоматически выбывал из ее друзей. Возможно, учась в вузе далеко от родного Иткутска, она создаст другой образ. Можно ли самой стать другой?

Правила хорошего тона еще никто не отменял. Вероника как воспитанный человек изобразила радость и села рядом с незадачливым Витькой.

– Вот неожиданность! Ты как тут оказался?

– Подруга у меня здесь учится, сегодня у нее последний экзамен…

– Сам-то все сдал?

– Да один «хвост» остается…

– Одно туловище, один хвост – это нормально…

– Умная! Некогда мне тут с тобой балякать,пока! – подскочил и быстро ретировался Витька.

– Хам! – резюмировала Вероника и заспешила на остановку. Почему люди такие нечуткие? Даже не заметят, как скажут что-нибудь неприятное человеку. Он же еще и обиделся! Ну да ладно, попробуем настроиться на приятное. Тимофей! Второкурсник Тимофей был, по ее мнению, лапочкой и цыпочкой. Такой красавчик, такой ласковый и галантный.

– Ну, это уж слишком! – гудели однокурсники, когда в лекционном зале возникало явление, напоминающее Брэда Питта в костюме из фильма «Интервью с вампиром». В одежде Тимофея постоянно присутствовали романтические веяния.

– Тебе, Тимка, в театральный надо было идти, а не на экономический! Носился бы сейчас со шпагой по сцене…, – не раз советовали студенты. Но факт оставался фактом. Тимофей штудировал микро- и макроэкономику, поражал всех длинными ухоженными локонами, романтическими белоснежными рубашками, пиджаками из каких-то немыслимых тканей, которые издалека казались камзолами. Преподаватели обращались к нему не иначе как «юноша».

– Хочу, чтобы Тимофей поехал со мной! – улыбнулась Вероника своей мысли и позвонила ему.

– Вероника, привет! – Тимофей был искренне рад ее звонку. – Приезжай ко мне!

– А где твои родители?

– Мама – на даче, папа – на службе. Приезжай!

– Уже еду, целую, жди!

Хорошее настроение тотчас вернулось. Ах, какое счастье, что у нее есть Тимофей! Он сам выделил ее из всех многочисленных влюбленных в него студенток. Они стали встречаться еще в сентябре. Всем нравилось наблюдать за эффектной парой. Вероника попала под обаяние его личности, была просто околдована им, копировала его манеру поведения, стиль одежды. Она даже переняла от него милую привычку от радости морщить нос, носить длинные волосы локонами, вздыхать с таким томным видом, как будто сейчас упадет в обморок. Их окружал восемнадцатый век с его вычурными декорациями. Можно было бы еще ассоциировать их одеяния с молодежной субкультурой «готов», но без их акцента на темные цвета и специфическую атрибутику.

Веронике родители сняли квартиру недалеко от вуза. Правда, она там оказалась не одна. В однокомнатной чистенькой квартирке есть еще одна девочка с другого факультета их университета. Томочка снимала это жилище уже второй год. Родителям Вероники понравилось, что их дочь будет не одна на новом месте, а с рассудительной девочкой постарше из их же города. Близкие отношения с Тимофеем начались в том же сентябре, встречаться могли они чаще у него дома, в отсутствие родителей. А когда Томочка уезжала домой, парочка начинала вести просто семейный образ жизни. Родители и Вероники, и Тимофея были в курсе происходящего, но заняли выжидательную позицию. Никто, как и подобает в двадцать первом веке, не восклицал: «О tempora, o mores! (О времена, о нравы)». Но никто не хотел, да и не ожидал никаких последствий от их романа. Первый курс. Все впереди, встречаются и пусть встречаются!

Тимофей сразу открыл дверь, схватил ее на руки и понес прямиком к дивану, на котором недавно спал. Вероника крепко к нему прижалась и выпалила: – Тимочка! Поедем к нам в Иткутск! Мои родители в Москве! Будем вдвоем отдыхать у нас в коттедже!

– Я – за! Надоело тут уже все. Кончил дело – гуляй смело!

– Так поедем покупать билеты?

– С предками созвонюсь, финансовую сторону вопроса провентилирую…

– Давай немедленно!

– Вот приспичило. Где труба? Ма! – начал объясняться Тимофей по телефону с родительницей.

– Спасибо, ма! В серванте в книге о здоровой пище? Найду, ма, не беспокойся!

– Па! Я собираюсь съездить к Веронике в Иткутск, пожить там с месяц. Скинешь мне на карту финансы? Без проблем? Ты чудо, па! Когда едем? Потом перезвоню. Пока!

Вероника сидела на неубранной постели на диване и улыбалась. Напротив, висело большое зеркало. Ее несколько смущало их отражение в разных позах на этом диване, она даже намекнула Тимофею, что по фэн-шую нежелательно наличие зеркального отражения места, где спишь.

– Что такое фэн-шуй?

– В переводе с китайского языка – «ветер и вода».

– Ничего не понял…

– Ну, это китайская теория, – как жить в гармонии с природой и самим собой.

– Ерунда вся эта восточная мудрость, – возразил Тимофей. – Меня наши тела еще больше заводят.

– Да ты Нарцисс! – прочитанная недавно греческая мифология как раз пригодилась. – Не боишься, что от самолюбования превратишься в цветок?

– Только вместе с тобой! Представь, вместо нас на простынях алеют… маки.

– Нарциссы! Почему маки?! – поправила Вика.

– Маки! – упрямо повторил Тимофей. – Это мои любимые цветы.

– И у тебя тоже?! – удивила его возгласом Вероника.

И вот они уже в поезде. Остался позади суетливый город с его вечной круговертью. Впереди их ждет совсем другая жизнь – с иным колоритом и особым ритмом. Вероника не согласилась на разумные доводы Тимофея обосноваться внизу и забралась на верхнюю полку в купе, напротив тучной особы и девочки-подростка. Судя по неустанной заботе об удобстве худенькой девочки, это были мама с дочкой. Девочка во все глаза наблюдала за красивой парой. Особенно ее интересовала Вероника. Она с нескрываемой завистью рассматривала пшеничного цвета локоны, модельное личико и удивительно гибкую фигурку счастливой избранницы красивого парня.

– Вот какой надо быть, чтобы стать подругой такому принцу! – делала выводы девочка, машинально жуя мамины печенюшки. – Мама меня наряжает как куклу, а принца все нет! В чем же тут дело? – пыталась понять главное девочка-подросток. Вон какая тоненькая и коротенькая футболочка у незнакомки. Тугая тяжелая грудь просто не умещается под одеждой, пупок с пирсингом и голая поясница тоже были у всех на виду. Упругая попка только наполовину умещалась в тугие джинсы, перехваченная светлым кожаным ремнем, с прицепленным к нему сзади мобильником. Вот, собственно, и весь наряд красотки (наверное, где-то под джинсами еще врезались в плоть стринги).

– Тимочка, хочу минералочку! – наклонилась Вероника с полки, болтая напедикюренными ножками. Парень немедленно извлек бутылочку из своего объемного рюкзака и протянул ей. Похоже, этот рюкзак был их единственным багажом. Девочка не заметила ни чемоданов, ни даже дамской сумочки.

– Может, они очень бедны? Да нет! – тут же перебила себя девочка. – Вон какие часики и колечки у попутчицы на тонких пальчиках! А босоножки! Тонюсенькие кожаные ремешки, но сколько на них стразов! Словом, даже маленькой девочке было понятно, что в Веронике присутствовали особый шик и лоск ухоженной женщины.

– Одежда! – догадался, наконец, взрослеющий ребенок. – Одеждой нужно не скрывать, а подчеркивать свои достоинства!

И девочка продолжала наблюдать за отношениями красивой пары и делать важные для ее дальнейшей женской судьбы выводы.

Тимофея стал раздражать пристальный интерес к их персонам соседей по купе. Он поднялся и предложил Веронике прогуляться по перрону во время ближайшей долгой остановки. Та чмокнула его в губы в знак согласия. В душе у нее все пело и ликовало!

Завтра утром она будет дома. В родном жилище, вдвоем с Тимофеем. Это сказка, которая, похоже, становится реальностью. Как здорово, что он согласился поехать к ней, как ей хорошо с ним!

Ночь они провели без сна, обсуждая планы на отдых, гуляя то по платформам, то по тамбурам. Поэтому в такси от станции они полуспали, полубодрствовали.

– Вот мы и дома! – провозгласила Вероника, расталкивая уснувшего Тимофея. Он, открыв рот, долго таращился на витую железную ограду, тенистый сад по обе стороны от центральной аллеи, ведущей к белому особняку в стиле старинной помещичьей усадьбы. Он знал, что Вероника упакована, но чтобы до такой степени? Откуда такая роскошь? Впрочем, она говорила, что бизнес ее папика связан с энергетикой. Видимо, он тут местный олигарх. Здорово! Пожить в таком коттедже одним – просто мечта.

Тем временем Вероника копошилась с замками, конечно, тут была и сигнализация. Едва войдя, она кинулась ее отключать. Дверь огромная, наполовину стеклянная, огромные то ли окна, то ли стены, холл, казалось, распахивал свою душу саду вокруг. Теперь у Тимофея пропало впечатление от коттеджа как помещичьей усадьбы, сейчас ему представлялось, что он приехал к состоятельной американской (из-за больших масштабов помещений и специфики интерьеров) семье. В глубине холла, кажется, фонтанчик в бассейне журчит. Вероника увлекла его наверх, открывала комнаты с краткими комментариями: мамина спальня, папина спальня, папин кабинет, гостиная, гостевая комната, гардеробная …

– А мы где будем жить? – перебил Тимофей.

– В моей спальне. Я ее называю оранжевой комнатой. Посмотри – здесь везде этот цвет, – она распахнула самую дальнюю дверь от лестницы. Он молча вошел и, демонстрируя крайнюю степень усталости, рухнул как подкошенный на бледно-оранжевую широкую кровать королевского размера. Вероника плюхнулась рядом с возгласом:

– Home! Sweet home! (Дом! Милый дом!). Клево, да?! – тут же перешла она с английского языка на молодежный жаргон.

– Послушай, а твои предки знают, что ты меня привезла?

– Возможно, догадываются, что могу привезти бойфренда, но специально мы это не обговаривали.

– А они о моем существовании знают?

– Возможно, – заладила Вероника, – но у нас договоренность не вмешиваться в мою личную жизнь. А в чем дело?

– Неудобно как-то, а вдруг раньше приедут…

– Расслабься. При первом же телефонном разговоре я сообщу о тебе. Все будет o`key!

Но возможность доложить обстановку родителям представилась тотчас. Настойчивый звонок вывел Веронику из сонного состояния. Мамочка сразу же задала несколько вопросов. Судя по реакции, родительница была готова к тому, что дочка привезла с собой друга. Никаких скандалов. Шли только инструкции о еде, состоянии дочкиного банковского счета, запланированных визитах домработницы по пятницам, а также садовника.

Тимофей отправился в ванную и встал под душ. Замечательно, что они вместе. Такой уютный дом в их полном распоряжении. И Вероника просто сама нежность. Она за целые сутки не сказала ему ничего неприятного. Они будут тут заниматься любовью с утра до вечера и жить в мире и согласии.

– Тима! Мы пойдем сегодня на вечеринку к моему однокласснику? – всунулась в ванную Вика.

– Что за одноклассник?

– Толик тоже учится в Н-ске.

– Что-то я не припомню этого Толика.

– А мы и не дружили никогда, – Вероника вспомнила, как Анатолий в девятом классе произнес роковое для него слово «Мадам».

– Зачем же тогда идти?!

– Он дружит с моей школьной подругой, она и пригласила…

– Когда?

– Только что. Я ей позвонила, сказала, что мы приехали.

– Вообще-то я предполагал провести вечер вдвоем…

– Но как отказать подруге?

– Насколько я знаю, – заметил Тимофей, набрасывая махровый халат на мокрое тело, – у тебя подруг нет.

– Как нет?! – взвилась Вика. – А Маша, Наташа, Томочка и эта Ира, наконец?

– Ну и подруги! В общении – одни колкости.

– Это нормально. Завидуют.

– У Машки, например, отец один из губернаторских замов Н-ска. Машка сама вся в шоколаде. Что это она тебе будет завидовать?

– Так мы сегодня идем или нет? – оборвала неприятную тему Вероника.

– Пойдем! Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

– Тима! Я – это я, в моем случае твоя схема не работает.

– Понятно, понятно.

– Тима, ты скоро освободишь ванную?

– Уже ушел.

– А лужу кто за тобой подтирать будет?

– Ах, простите, Мадам!

– Что ты сказал?! Не смей меня так больше называть!

– А что такого? На тебя что нашло? Вот, все вытер.

Вероника с силой захлопнула дверь и защелкнула задвижку.

– Вот психованная. Что я такого сделал? Если она ко мне так будет постоянно цепляться, то как тут жить? – и он уже с ненавистью окинул взглядом роскошную обстановку спальни. Почему чем красивей баба, тем отвратительнее у нее характер?

– Сам хорош! – как бы отвечая на его мысль, заявила появившаяся в дверном проеме замотанная в полотенце Вероника. – Не успел приехать, уже вывел меня из себя. Не называй меня больше Мадам! Терпеть ненавижу!

– Надо говорить – или «не терплю», или «ненавижу».

– Ну ты зануда, тебе надо было не экономике учиться, а идти в пед. Поучает все…

– Остынь. Мы просто оба не выспались. А завтракать сегодня будем?

Предложение было одобрено, и парочка устремилась на кухню к холодильнику.

Здоровая еда, здоровый секс, здоровый сон… Что еще надо для счастья молодому человеку? Примерно такие мысли вертелись в голове Тимофея. Из широкой постели не хотелось выбираться. Так бы и утопал в неге сутки напролет. А вот Вероника куда-то выскользнула.

– Тима! Как мне это платье?

– Я ни разу не видел его у тебя. Прикольно!

Вероника, как сказочная фея, крутилась перед ним в декольтированном платье с глубокими разрезами. Бирюзовая тафта великолепно оттеняла ее пшеничные волосы. Ей бы по подиуму разгуливать в таком наряде.

– Это платье для коктейля привезла мама из Парижа. Я пойду в нем.

– По-моему, это чересчур вызывающе.

– Ничуть!

– Пойми, ты там будешь выделяться.

– Ну и что? Я всегда выделяюсь. Я не могу превратиться в серую мышку, чтобы никого не шокировать.

– Шок – это по-нашему!

– Не волнуйся, если ты меня будешь стесняться, я оденусь проще.

– Сделай милость!

– Но учти, я не терплю серых личностей и сама такой не являюсь!

– Зачем это доказывать нарядами?

– А чем же еще?

– Поступками, Мадам!

– Как ты сказал?

– Поступками…

Вероника круто повернулась на высоченных каблуках, рискуя сломать себе шею. Через секунду, громко хлопнув дверью спальни, она вылетела вон.

Взбалмошность и экзальтированность Вероники никогда не нравились Тимофею. Теперь он еще убедился и в ее крайней самоуверенности. Может, она вообще дурочка? Позиционировать себя выше всех, не чувствовать ситуацию, ни с кем не считаться?! Нет, не может быть дурой – учится отлично, выгоду свою всегда увидит и не упустит. Но сделать ссору из ничего?

– Истеричка! – вынес вердикт Тимофей. Ему вдруг захотелось собрать свою сумку и гордо удалиться на вокзал. «Перебесится. Сейчас за ужином еще поговорим», – успокаивал он себя, спускаясь по лестнице, но услышал звук захлопнувшейся входной двери. Через стеклянную ее часть была хорошо видна стремительно удаляющаяся фигурка Вероники.

Вот дела! Оставила его одного в незнакомом доме, ничего не объяснив про ключи. Он подошел и потрогал ручку. Да он и выйти-то не сможет, дверь захлопнулась автоматически. Обследование окон было также неутешительным, он побоялся их открывать, справедливо полагая, что сработает сигнализация, если вдруг включилась. Она, кстати, может еще много от чего сработать – он ходит по дому, открывает двери в комнаты, например, все зависит от того, как система запрограммирована. Неприятно! Вероника своим поступком вызвала в нем бурю отрицательных эмоций. Спокойно! Он не будет звонить на мобильный истеричке, он просто отдохнет в спальне, а потом, расставив все точки над i по ее возвращении, уедет сам. Если, конечно, к дому не подъезжает уже охрана, чтобы арестовать его за проникновение на чужую собственность.

Вероника стремительно удалялась от дома в нарядном платье. Сердце бешено колотилось, все сильней и сильней болела голова. Ярость, внезапно овладевшая ею после необдуманных высказываний Тимофея, уже прошла, но недомогание нарастало.

Но что это? Боль прошла, осталась опустошенность и такая тоска сжала сердце, что она в растерянности оглянулась. Мир вокруг нее казался странным. Только что она двигалась сквозь толпу по шумному солнечному бульвару. И вдруг тишина, и черно-белое изображение вокруг нее прокручивалось в режиме замедленной съемки. Вон мальчишки показывают на нее пальцами, но она не слышит их голосов, а взмахи их рук и шаговые движения необычайно замедленны…Да, обидно, издевается над ней в ее же доме.

– Девушка! С вами все в порядке? – ее поддерживала под руку пожилая женщина. С большим трудом к Веронике возвратились краски и звуки. – Вы такая бледная, вам лучше присесть, – и незнакомка настойчиво повлекла ее к ближайшей скамейке.

– Спасибо, все в порядке, – заверила Вероника, убеждаясь по своим ощущениям, что это действительно так. Она заново вглядывалась в реальность. Что с ней было? И ведь не первый раз! Надо бы записать эти нарастающие странности в ее личном дневнике, интимном дневнике, как сама она называла толстую тетрадь с сокровенными мыслями, даже скорее не с мыслями, а с переживаемыми ощущениями. Кстати, где дневник? Она его привезла в Иткутск, это она помнит точно. Конечно, он лежал вот в этом отделении ее сумки, но где он сейчас? Почему она не помнит все, чем сегодня занималась? Тут Вероника хихикнула (самое приятное она все-таки помнила), потом она пила любимый чай, разбирала вещи, примеряла платье… Точно! Дневник где-то в доме, она его достала из сумки и спрятала… Но куда? Процесс припоминания становился мучительным, вновь заломило в висках. Не помню! Она решительно поднялась со скамьи и обнаружила, что ушла слишком далеко от дома. Вероника посмотрела на часы – семь вечера. Их как раз приглашали к семи. Ехать на вечеринку одной через весь город ей не хотелось, да и утрата дневника требует корректировки плана действий. Необходимо позвонить приятелям и, сославшись на недомогание, отменить визит, после чего выяснить отношения с Тимофеем и заняться поиском дневника. Мобильника в сумочке тоже не оказалось. И его где-то оставила… Все, еду домой! И она побрела к автобусной остановке.

Тимофей тем временем читал более чем странную тетрадь. Она была брошена на острове в кухне. Он вначале даже подумал, что Вероника оставила ее специально для него. Но там не было сегодняшнего числа, хотя остальные записи были сделаны почерком Вероники в определенные не частые дни. Дневник! Она никогда про него не говорила. Нехорошо читать чужие дневники, но там мелькает его имя, как удержаться?

20 октября. «Я сегодня села в кресло и улетела домой.Чувствую подлокотники кресла, чувствую свежий ветерок из форточки и в то же время вижу маму, пекущую торт на кухне. Вижу нашу домработницу Ксеню, которая чистит кастрюлю и просит прибавки жалованья. Могу слышать весь их разговор, но мне неинтересно и я лечу по дому в поисках папы. Он в оранжерее с любовью поглаживает роскошные красные маки. Цветов очень много. Маки, везде маки…

Я не могла выйти из квартиры в таком виде! Да ведь это же сон! Пора просыпаться! И я усилием воли заставила себя проснуться.12 марта. Я поговорила перед сном с Томочкой и уснула. Во сне в проеме нашей комнаты вижу темную фигуру, понимаю, что это сон, но мне становится интересно, и я начинаю вглядываться в видение. Для себя решаю: если будет слишком страшно, то заставлю себя проснуться. Черный силуэт подплывает ближе, сначала к кровати Томочки, потом ко мне. Я вглядываюсь и вижу в сумраке капюшон, надвинутый на бледное лицо. Да! У видения есть лицо: впалые щеки, выступающий крючковатый нос и массивная челюсть. Глаз не видно, мне было бы страшно их увидеть. Следует проснуться! Слышу скрип кровати ворочающейся и стонущей во сне Томочки, а сама неотрывно смотрю на склонившуюся надо мной фигуру. И вдруг чувствую, как мою руку отрывает от одеяла сухая жаркая рука. Она с силой поднимает меня с постели. Хочу отдернуть руку, но это оказывается невозможным, и я покорно выхожу из комнаты вслед за фигурой. При этом она по-прежнему скользит лицом ко мне. Она не стала ниже или ближе (не знаю, как лучше объяснить), капюшон не приоткрылся. Я, задрав голову, пытаюсь всмотреться и бездумно шагаю неведомо куда. Мы идем по коридору, входная дверь, естественно, закрыта. Вот я уже стою перед входом, буквально упираясь в дверь лицом, а фигуры уже не видно. Чувствую ее жаркую руку, по-прежнему куда-то влекущую меня. Но что это?! Дверь кажется мягкой и влажной. Мое лицо, да и все тело, вначале прилипают к обивке, которая ведет себя как растаявший шоколад. Потом задыхаюсь от ощущения, что попадаю лицом как-бы в торт… И вот я на лестнице. На площадке весело горит лампочка, видения нет, руки свободны. Начинаю осматривать себя. О нет! Не люблю спать нагой.

P.S. Ни за что не стала бы записывать дурацкий кошмар, наподобие которого каждый когда-нибудь да видел. Но я стояла в кухне у окна. На мне была моя любимая сорочка, и я прижималась лицом к оконному стеклу. Я что – лунатик?».

Тут Тимофею пришлось прервать чтение, так как в холле раздались шаги. Сжимая тетрадь в руке, он устремился туда и уже на полпути столкнулся с симпатичной немолодой женщиной, которая отрекомендовалась как домработница Ксеня. Она сказала, что ей позвонили хозяева, поэтому пришла помочь приготовить и навести чистоту.

– Вас, кажется, Тимофеем зовут?

– Верно, но не утруждайтесь запоминать. Я сейчас уезжаю!

– Как? А где Вероника?

– Она считает приличным бросить гостя одного и без объяснений куда-то уйти.

– Не волнуйтесь, вы не один, я сейчас приготовлю ужин.

– Исключено! Я пошел собирать свои вещи и еще успеваю на последний поезд до Н-ска.

– Позвоните ей.

– Это можно… Да уж, дела, – поморщился он, обнаружив ее мобильник на прикроватной тумбочке в спальне. – Значит не судьба. Чао, Мадам! Ах, простите, Вероника!

Зачем она вообще куда-то понеслась? Со стороны, похоже, ее чудачества выглядят отвратительно. Если она дорожит отношениями с Тимофеем, то стоит иногда себя сдерживать. Но вот беда, она не всегда способна контролировать свои эмоции и поступки.

– Что на меня так действует? И случается это все чаще и чаще, – с горечью констатирует Вероника, подходя к дому. – Тима! Где ты? – она бежит наверх. Постель убрана, все вещи на своих местах (ее вещи). Но никаких следов пребывания Тимофея в доме не обнаруживается.

– Тима! Ты даже посуду за собой убрал, – констатирует она, замечая идеальный порядок на кухне.

Звонок ее мобильника.

– Вероника, здравствуйте! Это Ксения. Я приходила убраться в доме и познакомилась с Тимофеем.

– Где он?

– Уехал.

– Причина?

– Сказал, что обстоятельства,хочет кое-что выяснить.

– Он был расстроен?

– Скорее встревожен. Если я вам понадоблюсь, могу подойти. Еда в холодильнике. Ваши родители попросили меня наведываться по мере необходимости.

– Необходимости больше нет. Спасибо, Ксения.

Сказать, что Вероника расстроилась, – ничего не сказать. Она в изнеможении опустилась на диван, стоящий в холле. Надо звонить Тимофею на мобильный и извиняться. Абонент находится вне зоны досягаемости. Она позвонит завтра… Надо успокоиться и поискать дневник. События этого дня так и просятся на бумагу. Вспомнить бы, куда она его положила. Почему это у нее совсем нет памяти?

Она пришла на кухню, заглянула в холодильник: всевозможные полуфабрикаты, баночки с икрой, копчености, деликатесная рыба. «Нет! Хочу только чай, мой любимый, и печенье». Она открыла буфет и достала любимую коробочку с английским крупнолистовым чаем. Сейчас она его заварит в чайничке по всем правилам. Сколько чайных ложек заварки класть? Время позднее, чай обычно бодрит и мешает спать, но у Вероники есть средство – добавить немного в чайник травяного чая. Так всегда делает мама, у них в буфете несколько баночек с сушеными травами. Вот трав она положит побольше, чтобы хорошо выспаться и завтра… Завтра поехать к Тимофею мириться! А что? Неплохая идея.

Вероника наконец успокоилась. Она с наслаждением потягивала душистый напиток. Медовое печенье просто таяло во рту. По телу разливалось приятное тепло. Захотелось спать. Быстрей, быстрей! Чашку и завтра вымоет. Сначала душ, потом постель. Стоя под обжигающей струей в душевой кабинке, она даже напевала. Внезапно вода стала почти холодной. Она покрутила рычаг и отрегулировала температуру, но вскоре струя стала невыносимо горячей, и пришлось с ошпаренной спиной выскочить из душа. Неудачный день! «Интересно, а в их оранжерее все ли нормально с поливом? Схожу, проверю цветочки». Вероника закуталась в оранжевый махровый халат и пошла на первый этаж. Она издали увидела, что дверь оранжереи приоткрыта. Садовник? Он бы вначале согласовал свое появление с ней. Ой, страшно! Но она уже открывала дверь. Включив свет, обнаружила много новых великолепных кустарников и цветов. Тихо журчала вода в оросительной системе. Все в норме. А вот и красавцы маки. Но что это? Несколько головок было сорвано, цветы варварски надломлены и оставлены умирать с опущенными к земле цветами. Кто это мог сделать? Тимофей? Он говорил, что любит маки…

Маки! Может, здесь есть какой-то тайный смысл. Он, возможно, сорвал головки. Она слышала, что наркоманы каким-то образом добывают наркотик из незрелых коробочек. Вдруг Тимофей – наркоман? Не может быть, не похож. Хотя, говорят, что несведущему человеку очень сложно судить. Обычно выдают наркоманов глаза: стеклянные, с узкими-узкими зрачками, растянутость речи, разболтанность движений. Нет, Тимофей не такой! Но, согласитесь, странный поступок: набезобразничать в оранжерее да еще и уехать. Ну вот, начинает раскалываться голова. Ой, что-то ей опять нехорошо. Позвонить бы Ксене или даже в «скорую». Мобильник где-то в комнате. Дойти бы!

У Тимофея в поезде не было желания продолжать чтение странного дневника. Истории его неприятно поразили. Все, что она пишет, правда или буйная фантазия? В любом случае с ней что-то не так. Может, у нее психическое заболевание, а может, она – наркоманка? Да, скорей всего последнее. Он слышал об измененном состоянии сознания у наркоманов. А у Вероники еще и изменение личности. Как она себя порой безобразно ведет, может внезапно перейти из состояния умиротворения в состояние немотивированной ярости. Ну и что, что учится, временами удается быть, как все, а временами – «крышу» срывает. Как он раньше не догадался? Про него в дневнике пишет, хорошо отзывается, с любовью. Спасать надо дурочку, а не обижаться на нее! Тимофей уже жалел, что уехал. Родители удивятся. Как им объяснить столь скорое возвращение?

Дома у Тимофея была мама, которая, открыв ему дверь, всплеснула руками: – Поругались?

– Как ты догадалась?

– Первый раз, что ли, ругаетесь, так и знала…

– Ма! Я прямо сейчас ей позвоню. – Мама неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала. – Мобильный не отвечает… Позвоню на домашний… Алло! Ой, с кем разговариваю?

Трубку в Викином доме сняла Ксения. Она сообщила Тимофею, что Веронику увезли в больницу. Ксения нашла ее сегодня утром в бесчувственном состоянии, лежащей на полу возле оранжереи. В общем, она сейчас в реанимации.

– Ксения! Нужно сообщить ее родителям.

– Я сообщила.

– Я завтра утром приеду. Остановлюсь в гостинице.

В трубке не ответили.

– Ксения, в какой она больнице?

– Больница у нас одна.

– Я буду у нее завтра утром!

– Туда не пропускают…

– Тимофей! Что случилось? – за спиной стояла встревоженная мать.

– Ма! Ты только не волнуйся – Вика в больнице…

– Я это поняла, но почему ты ее бросил?

Действительно, со стороны получается, что он ее бросил. Но это она вчера, как всегда, из-за пустяка разобиделась и ушла, оставив его одного, а он взял да и уехал…

– Тима! Но так ведь нельзя делать! Ты же был оставлен не на улице, подождал бы, а теперь непонятно, что произошло, не ты ли послужил причиной, что она в больнице?

– Ма! Я сегодня опять туда поеду, выясню что с ней.

– Ее родители, конечно, приедут, начнут обвинять тебя. Реанимация – это очень серьезно…

– Короче, что ты предлагаешь?

– Необходимо поехать разобраться во всем, поддержать ее и родителей. Что с ней случилось? Может, на нее кто-то напал ночью?

– Думаю, дело только в ней, но мне надо все проверить самому.

– Ты от меня что-то скрываешь!

– Ма! Я думаю, она больна, но это пока предположения. Я тебе позвоню завтра, что узнаю, расскажу.

– Отцу будем говорить про твой приезд, про случившееся?

– Лучше не надо! Он сегодня вернется с работы, а я уже буду на вокзале. Зачем ему тоже лишние волнения?

– Тима! Ты сейчас куда?

– Билет закажу.

– Так по телефону давай.

– Ма, тогда закажи сама, а я скоро вернусь.

И Тимофей поскорей выскользнул из квартиры. «Кому показать дневник? Где в их городе наркологический диспансер? Поеду и покажу там записи специалистам».

В действительности все всегда оказывается сложней, чем человек первоначально представляет. Когда Тимофей, наконец, оказался на консультации у нарколога, ему долго пришлось объяснять пожилому доктору суть его вопроса. Можно ли поставить диагноз заочно, судя по содержанию дневника? Времени читать дневник у светила не было, оставлять чужую тетрадь Тимофей не захотел, да и смысла не видел – его ждал вечерний поезд. Поэтому никаких выписок и толковых объяснений ему, естественно, не дали. Удивило наблюдение врача, что временами почерк Вероники менялся – буквы становились более изогнутыми и значительно уменьшались. Некоторые места в дневнике были исписаны так коряво и мелко, что порой трудно представить, как она сама различала то, что записывала.