Мой любимый призрак. Городские мифы

Глава 18 Люди и призраки

Вот сейчас слышать своего спутника Эльдару хотелось меньше всего, но ничего резкого сказать ему он тоже не мог, если тот обидится и исчезнет, то оставаться ему одному тут никак не хотелось. А идти тоже было некуда, так что надо смириться с происходящим. И остаться ночевать можно на этом роскошном диване. Самое распрекрасное, что он мог выбирать себе любой отель, любой дом, и ночевать, где душа пожелает. Хотя это было похоже на бродяжничество, что тоже немного слушало полковника.

– Не пробуй прогнать меня или отключить микрофон, у тебя ничего не выйдет. Он живой, и все козыри у него, так что с этим тебе придется смириться. Но мы пришли сюда вовсе не за этим. Как я гляжу, ты совсем потерял голову.

– Интересно, зачем пришли, – не выдержал Эль и почувствовать, что кроме жгучей ревности будет еще что-то, о чем надо было попытать немного Рыжего. Но был он так увлечен Лизой, что забыл о том, что здесь, на земле, в этом городе, есть и другие люди, не менее близкие ему, например его сыновья. Старший уже принес ему немало поводов для волнения. А младший, о нем ничего не было видно и слышно, но в случае с ним всегда есть повод для беспокойства, так было с самого детства – парень был любимчиком всех родичей, потому страшно избалован. Сейчас если что-то изменилось, то в худшую сторону.

Но он не собирался каркать, пока тихо и хорошо, этот первый вечер на земле, не может же тут все сразу и случиться. Не может, всему свое время.

– Она любила меня и сейчас любит, я это чувствую, – повернулся он к Рыжему, желая услышать подтверждение своим догадкам.

Певший с упоением Ники, слушавшая его завороженно Лиза оставались далеко. Они не могли услышать этого разговора. И это тоже показалось Элю обидным. У него никогда не было соперников, не должно их быть и сейчас. Ведь говорят же, что мертвые безупречны, и живые им всегда проигрывают. Почему с ним все не так?

Да и кто этот среднего роста плотный, седой тип, что в нем вообще есть такого, чтобы Лиза могла запасть на него? Ну разве что он живой, но он понимает все свои минусы. Она говорит о стихах, но тут он ничего не понимал совсем, оценить талант его не мог. Хотя наверняка ничего особенного в нем нет, это просто повод познакомиться с дамами высокого полета.

– Ты не можешь дать ей главного теперь, того, ради чего она и потеряла голову, – напомнил Рыжий.

Его немного бесило то, что Эль не хотел думать о самом главном, сколько ему о том не напоминай, все одна песня.

– Но любовь – это не только интим, не только секс и близость, это близость и иного порядка тоже. Сколько говорят о родстве душ.

– Не только, – согласился тот, – но что бы тогда от нее осталось, если бы его не было по каким-то причинам. А родство душ, скоро ты убедишься в том, как оно мало значит. Только о душе не тебе говорить и не мне слушать, – резко прибавил бес.

– Как это тогда секса могло не быть? – удивился Эльдар.

– Ну увлекался бы ты мужиками, например, на девиц не обращал внимания.

– Что за бред ты несешь, какие мужики, так как любил женщин я, их никто не любил. Я сам удивился, когда вдруг на Лизе остановился. А сколько их было, ведь это наваждение какое-то.

Эль понял, что признался в самом главном, об этом он никогда прежде не говорил, странный выдался вечер.

– Ну надо же было тебя хоть как-то остановить, – усмехнулся тот, намекая на то, что и там он поучаствовал.

Блефует, не стоило даже внимания на то обращать. Но ведь могло быть и так, Эль действительно не понимал, что его тогда остановило. Объяснений этому не было, хотя он старался все и всегда объяснить.

– Хватит о прошлом, – не выдержал Эль.

– Так только прошлое у тебя и осталось, если о настоящем, то там ничего и нет вовсе, любой в постели даст фору призраку. Ты же даже поцеловать ее не можешь, ну только холодом попугать могильным.

Беспощадная правда могла его сразить, но полковник держался из последних сил.

№№№№№№№№

А тем временем под сводами Малибу какой-то парень пел «Ах какая женщина» и пел очень хорошо, профессионально, Ники с Лизой пошли танцевать. Это произошло неожиданно, и делали они это вполне прилично, на глазах у всех танцевали как настоящие влюбленные.

Лиза смотрела на своего спутника, она не понимала, как такое могло произойти. Как она в этот день вопреки всему тут оказалась. Почему она танцует с незнакомцем, не потому ли, что сбежала от вечного своего любимого, или все-таки начинается другая жизнь? Но то, что призрак ее подтолкнул к Ники, в Малибу, где она сроду не была и быть не собиралась, в том сомнения не было.

Если им захочется поговорить, и ей признаться во всем, то она не сможет ему объяснить, почему с ним оказалась. Ну не о призраке же, явившимся через четверть века, рассказывать. Прослыть городской сумасшедшей ей совсем не хотелось. Это проблема, на самом деле, если они продолжат вечер после Малибу. А они его продолжат?

Пока она не знала этого, но судя по тому, как развивались события, все могло быть, а продолжение следовать.

Вечер обещал быть приятным, вполне приличным и вдохновляющим, о том, что обещанного три года ждут, она как-то в тот момент не подумала. А когда за твоей спиной призрак и Рыжий, то случиться может все, что угодно от пожара в заведении до мировой катастрофы.

Глава 19 Все смешалось в один миг

А потом все как-то смешалось. Рыжий пытался увести Эля хотя бы от того стола, где они сидели. Но призрак противился, и в тот момент Ники склонился и поцеловал Лизу в губы, по настоящему, это была уже не рука в руке, не прикосновение к щеке, это был поцелуй. Она отстранилась через мгновение, а он что-то сказал о том, что у нее губы сладкие от вина. И говорил он это спокойно и искренне, это не было похоже на дежурную фразу, чтобы произвести впечатление, если чего-то меньше всего и хотел Ники, так это произвести впечатление. Он решил отключить все те свои преимущества, которые могли заставить девицу подчиниться на одну ночь, той самой ночи ему было недостаточно, пока точно хотелось большего. Это Эль почувствовал на уровне подсознания. И вспомнил, как в генеральской приемной он поцеловал ее в первый раз вот так. Это была скорее дерзость, он хотел, чтобы в толпу мужиков она вспомнила и запомнила именно его, а там все было значительно сложнее. Хорошо, что тогда не было видеокамер, иначе он не то что майором, и капитаном бы не стал. И он подчинил ее себе с первого поцелуя.. Хотя Эль и не думал, что сразу все получится. Это потом он понял, что она тоже его подчинила, и никогда прежде ничего такого он не испытывал, тут был полный триумф и полный провал одновременно.

Но с Поэтом – то все понятно, а она, чего именно хотела она, вот это пытался понять и узнать Эль. И сейчас он не сомневался, что Лиза любила его и никого другого она любить не могла. Ведь он – то думал, что стоит только ему показаться, и она тенью будет следовать за ним, но ничего такого не случилось и близко. Да, она сопротивлялась, хотела ему что-то доказать, но этот мужик явно ее зацепил и очень сильно.

Она теперь едва замечала его, боялась, чего не было никогда в жизни, и пыталась прикрыться кем-то из живых. Первым встречным, хотя такой ли уж случайный был этот Наполеон, прямо с севера к ним шагнувший, ну адмирал Колчак, не меньше и больше. Скорее всего, это тоже сыграло важную роль. Она вместе со своей ведьмой прабабкой адмиралом просто грезила. Та с детства только о нем и рассказывала, и о том, как он покорял север, и какие там подвиги совершал.

Чем дальше думал Эль о сопернике, тем больше убеждался в том, что тот не такой ничтожный и мелкий, как могло показаться. Да, он чувствовал себя королем, только иногда влюбляются в садовников, отвергая королей. Тем более, если король стал всего лишь призраком.

В этом не было ничего удивительного, если бы любой другой призрак появился перед ней, все бесы ему твердили, что между мирами отношения по меньшей мере натянутые. И только самые родные и близкие относятся по-другому и не хотят причинить вреда там, кто остались. Но разве он не был для нее родным и близким, тогда почему так все происходит?

Ему показалось, что этот мужик видит его тоже, или просто он был весел и счастлив, и немного пьян, а потому рядом с Лизой жизнь ему казалась прекрасной. Эльдару хотелось крикнуть:

– Но я же пришел к тебе, я вернулся, я тут. У нас не так много времени. Ты не можешь у меня на глазах оставаться, черт знает с кем, так не должно быть, так не будет, потому что есть я.

– Тебя нет, не забывай, – услышал он голос Рыжего над самым ухом, – тебя нет, как и нет Адмирала. Как долго мне с ним пришлось возиться, он вот так же возвращался, не собирался уходить, у него не столько женщин тут оставалось, и одна из них – Анна – оставалась в застенках, в руках его палачей, потому что она повсюду следовала за ним.

Эль с яростью на него смотрел, зачем сейчас он пытается его остановить, вразумить, что-то ему доказать? Если у них такое задание, то они должны как можно скорее с ней вернуться туда, но судя по всему, жизнь только начиналась, а может и задание какое-то совсем другое, как это можно знать наверняка. Если они попытались использовать его вслепую, и он никогда не узнает и не поймет, что тут делал на самом деле и зачем он тут появился.

Рыжий слышал его мысли, ну и пусть слышит, Эльдар решил махнуть на это рукой. Никуда он не денется, все равно останется с ним, а если и не остается, какая ему разница, что и как будет происходить дальше, ему даже помереть больше не суждено, так что он просто останется скитаться по земле, ну и не много потеряет, если уж быть честным перед самим собой

– Адмирал, – в тот момент прошептала Лиза, словно пыталась что-то вспомнить.

Сколько было написано о нем, сколько раз она видела его во сне, а портрет в комнате прабабушки, тогда не называли его имя, и она была почти уверена в том, что это ее дедушка, который погиб очень молодым, кого еще так бережно могла хранить в свое комнате бабуля? И как она удивилась, когда в историческом музее увидела такой же точно портрет и наконец поняла кто это.

У них был необычный город, если здесь могли оказаться и знаменитый писатель и адмирал сделал его своей столицей…

Глава 20 Ночь откровений. Адмирал

 
Еще продолжалась игра со смертью, собой и судьбой.
И вдруг замолчал адмирал. Прикрывший наш город собой.
И жили мы столько часов, и дней в этой славе и власти.
Потом кто-то красный пришел. Сметая и разум и страсти
 
 
Ему приглашенье на суд, а нам только крови лавина.
И знали, спокойно умрут с улыбкой последней мужчины.
И пусть задрожат палачи, расстрелом командуя снова.
О как он столетье молчит. И мир, и кровавый и новый
 
 
Все помнит в агонии той его несгибаемость, профиль.
Уводит во тьму за собой, у них о пощаде не просит.
И женщина, та, что за ним, шагала в иные стихии.
Увидит пожарища дым, напишет «Погибла Россия»
 
 
О чем тогда думал в тиши вонючего он каземата.
– Пиши, – говорили, – пиши, стихия во всем виновата.
На муки идущая вновь, мочала его Маргарита.
Останется тень и любовь, и звезды. Но если убита
 
 
Душа, то ее воскресить сумеет не тот, кто над нами
Другой, ему свет свой хранить, и снова поникшее знамя
Поднять и идти напролом, стремительна тень адмирала
Столетие с нею живем, надменно, печально, устало
 

Этой ночью и на самом деле Лизе снился Адмирал Александр Васильевич Колчак. Такими странными бывают сны.

Он снился ей и прежде, только тогда, в детстве она не знала, кто такой – этот человек. Когда-то бабушка показывала фотографии деда в такой же длинной шинели. Потом те фотографии исчезали бесследно, сколько она их не искала – найти не могла. Бабушка умерла неожиданно, уехав погостить к сыну, и Лиза так и не узнала, где они могли быть. Мать только усмехнулась, когда она спросила о них:

– Ты придумаешь тоже, какой военный, ничего этого не было.

Но детей не обманешь, она видела, или чувствовала, что мать лукавит.

Почему так скверно было у нее на душе? Она не знала, но чувствовала, что они предали деда. Только зачем, для чего единственная дочь говорила о том, что его никогда не было? Они уверяли, что она все поймет, когда вырастит. Она выросла, но так и не поняла, такой вот глупой, видно уродилась. Тогда он стал ей сниться. Наверное, ему очень хотелось, чтобы вопреки всему его неведомая внучка помнила о нем. И она помнила, знала – он останется с ней навсегда. Он тоже был белым офицером, как и адмирал Колчак.

А когда на экране старого телевизора в первый раз мелькнуло фото адмирала, она странно сжалась и поняла, что это был он. Вернее, не ее дед, конечно, но человек, сгинувший где-то, она могла его только таким и представить, других фотографий не было. И они незаметно слились воедино. Это была не ее вина, а их общая беда. Тогда многие были безлики, даже безымянны, но это противоречило всему, и памяти о них. Если их дети и внуки были живы, как могли они не знать и не помнить тех, кто подарил им эту жизнь, какими бы уважительными не были причины. И она помнила.

№№№№№№

Елизавете снился Адмирал, но почувствовав запах сигарет, она заставила себя проснуться. Хотя это казалось невероятным. Она не могла прервать такой сон. Но там, в реальности, может быть, в первый раз за все время происходило что-то еще более важное, чем здесь, в ее восхитительном сне. Он сидел в кресле, повернув его к окну. Кресло могла повернуть и она сама, конечно, но не он. Призраки не могут двигать вещи, а он мог.

Такое было однажды, когда она была влюблена и счастлива, и Андрей сидел в этом кресле перед распахнутым окном, глядя на далекие звезды и стрелы кранов вдали. Тогда как раз перед их домом, хотя и на приличном расстоянии, возводили новые дома. Она любила его, так как никого никогда не любила, он был веселым и добрым, очаровательным парнем, который умел не только смешить ее и вносить в жизнь легкость и невероятное очарование, но и зарабатывать деньги еще в те времена, когда они были студентами. Большие деньги. Наверное, потому что его обаянию невозможно было не поддаться, и все, с кем он сталкивался, были в его власти. Он был душой компании. И они могли жить долго и счастливо, и даже умереть в один день.

Он полюбил ее стихи, она не сразу поняла, что этот тот человек, который нужен ей раз и навсегда. И когда все это уяснилось, они были по-настоящему счастливы, только потом все полетело кувырком. А тогда он любил сидеть в этом кресле и смотреть на то, как строят дома, он возвращался домой в полночь, и опускался в кресло, а она поспешно разогревала ужин, ставила его на широкий подоконник. Он, медленно пережевывая пищу, рассказывал о том, что же произошло, и обязательно поворачивался к ней. Ему было важно чувствовать ее и видеть, что она по этому поводу думает. Она стояла за его спиной, отперевшись на спинку кресла, и говорила о том, что происходило в ее жизни и то, о чем она размышляла и писала. Они любили обсуждать какую-нибудь эпоху князя Святослава или Всеволода, так, словно только что оттуда и вернулись. Эпоха для них была живой, на фоне черного ночного неба и строительства нового дома.

Глава 21 Люди или призраки?

Темнота подводит зрение. А тогда мы видим того, кого хочется видеть. И только одного желаешь, чтобы продлилось очарование.

– Андрюша.

Лиза испугалась собственного голоса, так странно громко прозвучавшего там, и так страшно стало.

– Ты хочешь, чтобы он вернулся, – спросит тот, – кто был в кресле.

Его гибкие длинные пальцы, рубин кольца казался черным. А почему собственно рубин. Это все романтика, навеянная стихами расстрелянного поэта, да что она сегодня все про расстрелы. Причем здесь адмирал и поэт. Он никогда ей не снился. Но он тоже был расстрелян где-то во взбунтовавшемся Питере.

– Зачем ты пришел, почему мне снился адмирал?.

Ее непрошеный гость был немногословен всегда, отдельные слова, которые он почти не связывал в предположения, для филолога странно слышать такую речь. Ей приходилось вслушиваться и гадать, что же там на самом деле происходило, о чем он думал. Угадать это было невозможно, в третью ночь она уже знала это.

– Расстрел, ты думала о нем, забыла о третьем расстреле.

– Это о чем.

Лиза страшно побледнела и отстранилась от кресла. Она и не заметила, что стояла, оперившись на него, как когда-то с Андреем. А не слишком ли близко на этот раз она была к Незнакомцу. Совсем страх потеряла.

– У палачей были дети и внуки. Иногда, они тоже становились ими.

– Что ты говоришь.

Лизу больно, но запоздало резануло «ты» с которым она к нему обращалась. Что за дичь такая. Даже со школьниками, входя в чужие, а не свои классы, она не позволяла себе такого.

– Все нормальное, пустое вы сердечным ты, как это у классика.

Тогда она поняла, что он спокойно читает ее мысли, и ей стало жутко от этого открытия. Такой ужас она испытывала, когда видела покойников.

– Расстреляна была семья императора. И я был там.

Строки романа о том, что Люцифер был на распятии Христа, в каком-то новом варианте рождались и существовали рядом с ними. Как же все перепуталось: адмирал, поэт, император, распятие того, чужого бога. Маргарита, которая спокойно отпустила, своего Мастера, хотя он нуждался в ней, но он никогда ни о чем просить не стал бы. И внешне он сегодня так же весел и обаятелен.

– Ведь ты пришел рассказать мне не о расстреле этих троих, каждый из которых мне безмерно дорог.

– Не за тем, – повторил он, словно эхо ее слова.

– Это должно было случиться.

– Я не хочу этого слышать и знать.

– Но ты знаешь, иначе бы вы не расстались.

– Он просто бросил меня.

– Не лги себе, – незнакомец стал странно жестким, ей даже показалось, что он сжал кулаки, – он никогда не бросал бы тебя, позови его, и он вернется в любой день.

– Нет, я не смогу с этим жить.

– Я пришел сказать тебе другое, если их души положить на две чашки весов, то ни одна из них не перетянет. Просто так легли карты тогда.

– Нет, не говори мне об этом, не терзай меня, я знаю, каким он был.

– Мертвые всегда выигрывают, потому что их больше не в чем упрекнуть, а живые нас чем-то не устраивают, да просто они еще живы.

– Умирают лучшие, – повторила Лиза.

– Но не в этом случае.

И только теперь почти рухнув на диван, она вспомнила другой разговор, с человеком, которому верила с детства. Он бы никогда не стал ей лгать, но в тот раз, когда она убежала от всех, он тоже говорил, что это русская рулетка. Они шли по старинному кладбищу, сколько было новых могил на центральной аллее. Они ломились от миллионов, вложенных в надгробья. Она сбилась со счета. Она понимала, кто лежал там. И все же, все же никак не могла успокоиться.

№№№№№№

Алина вспомнила очерк о нем, который писала когда-то, она помнила его почти наизусть.

Адмирал в Омске

 
Он в город вошел на рассвете,
И замер на миг у черты,
Священник, просторы и ветер,
И звезды. У их высоты
Стоял адмирал отрешенно,
И молча на реку взирал.
И город, от бурь защищенный
встречал. И молчал адмирал.
 
 
– Столица России, и лица,
И рядом бушует война.
И чтобы беде не случиться,
Им жертва сегодня нужна.
Они все навеки решили,
Судьбу ее, Боже спаси,
И лишь на просторах Сибири,
Звезде догоревшей светить.
 
 
Во мраке родная фигура,
трагедии вечной верна,
Стоит он, печальный и хмурый,
И молча подходит она.
Священник, просторы и ветер,
И звезды. У их высоты,
Он в город вошел на рассвете.
И замер на миг у черты.
 

Глава 22 Как это было

18 ноября 1918 года в момент переворота адмирал А. В. Колчак был провозглашен Верховным правителем России. Ставка адмирала и российского правительства была расположена в Омске. Здесь он принимал решения в самые критические дни, когда мир разваливался на куски и рушился. Его обвиняли в кровопролитии. Но как истинный рыцарь, он хотел получить не славу, а победу. Когда в его правительстве выявились заговорщики, он предложил им покинуть Россию и выделил деньги на дорогу. Отличался удивительной работоспособностью – работал по 18 – 20 часов в сутки. Его все время видели и на передовой, и в тылу. Многие отмечали в наружности и характере его что- то глубоко трагическое. И такой человек выдвинулся на первое место в погибающей стране. Он был уверен в том, что положено начало конца большевиков и хотел только одного – стереть большевизм с лица земли, уничтожить его, но пришло страшное известие – Германия капитулировала. Союзники отказались от адмирала.

Но трагедия началась еще в тот момент, когда он принимал бремя власти и уже был обречен, и все- таки упорно продолжал борьбу.

Слишком притягательна была личность этого человека, потому так рвались сокрушить его бунтовщики. А он страшно хотел задушить чудовище, все сметавшее безжалостно со своего пути. Он знал о том, как «бессмысленен и беспощаден» русский бунт, но противостоять ему не мог, потому что оставался русским офицером, для которого понятие о чести и достоинстве было превыше всего. И слишком романтичен и честен был этот человек, а политика всегда считается грязным делом. Чудовище, именуемое революцией, победило. И оно безжалостно сокрушило лучших. Первым среди них оказался русский император Николай П. Ничто не могло остановить их в зверствах и бесчинствах, а потом очередь дошла и до его адмирала А. В. Колчака. Когда мы внимательно вслушивались в слова знаменитого романса «Гори, гори моя звезда», то и не подозревали о том, как он связан с нашим адмиралом. Это его любимое произведение, и бытует мнение о том, что стихи писал он сам:

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда..

О последних днях адмирала осталось несколько легенд и мифов. И, прежде всего, говорили о возлюбленной адмирала Анне Васильевне Тимиревой, которая повсюду следовала за ним. Это она, пройдя все испытания: ссылки, тюрьмы, аресты и лагеря, сохранила память о своей любви и свидетельство о последних днях жизни адмирала. И не о ней ли думал он, когда слышал поразительные строки:

Умру ли я, но над могилою

Гори, сияй моя звезда..

Она заставила бунтовщиков арестовать себя в Иркутске только для того, чтобы быть ближе к нему. В своих дневниках и воспоминаниях она писала:

«Даже если бы мы вырвались из Сибири, он не пережил бы всего этого: не такой он был человек, чтобы писать мемуары где- то в эмиграции, в то время, как люди, следившие за ним, гибли за это».

И сам адмирал, рассуждая о войне, писал:

«Война выше человеческой справедливости, она признает только успех, удачу. Горе побежденному».

Трудно представить, что ощущал этот человек, когда ему пришлось оставить наш город. Говорят, он до последнего оттягивал отъезд, как правитель охранял казну. И подписал себе смертный приговор, когда не отдал золотого запаса. Уже по дороге на восток ему предлагали переодеться в солдатское платье и бежать. Он отказался. Для того, чтобы добраться до Владивостока чехи расплатились золотом и жизнью адмирала. И только Анна Васильевна последовала за ним и добилась того, чтобы ее арестовали. Она хотела одного – быть ближе к нему в эти страшные дни.

Последняя записка адмирала, полученная ею в тюрьме, тоже сохранилась: «Конечно, меня убьют, но если бы этого не случилось – только бы нам не расставаться».

Когда его спросили о последних желаниях, он попросил, чтобы позволили проститься с ней. Ему не позволили. Большевикам никогда не было дела до чувств. Любовь была им неведома. Тогда он попросил передать жене в Париж, что благословляет сына.

Она слышала, как его уводили и видела в волчок его серую папаху среди черных людей, с которыми он уходил.. А наутро тюремщики прятали глаза, когда переводили ее в общую камеру

Я позвала коменданта и спросила его: « Скажите, он расстрелян?» И он не посмел мне сказать « Нет» « Его увезли, даю вам слово» – ответил он. И солгал, они всегда и всем лгали и кривили душой. Адмирал мог миловать своих врагов, большевики никогда не делали этого – это была для них непозволительная роскошь.

Полвека не могу понять —

Нельзя ничем помочь.

И все уходишь ты опять

В ту роковую ночь

Но если я еще жива,

Наперекор судьбе

То только как любовь твоя

И память о тебе

Рассказывали, что когда на берегу Ангары построилась расстрельная команда, адмиралу предложили завязать глаза – он отказался. Остался прям и непреклонен.. Существует еще одна легенда, с ним связанная:

Адмирал спросил у своих палачей, какое звание у человека, который будет командовать расстрелом

Комиссар

В армии такого звания нет

Тогда в рядах палачей произошло замешательство. Они были поражены, когда услышали о том, что он принял на себя командование собственным расстрелом. Если это и легенда, то о большевиках, которых ждала позднее такая же участь, подобных легенд не слагали. Даже мертвый адмирал пугал своих врагов. Тела свезли на санях на реку и утопили в проруби. Тогда ему было только 45 лет

Это случилось 7 февраля 1921 года, мир рассыпался в прах, и Россия перестала существовать. Иван Бунин в своих записках отмечал, что настанет день, когда имя Александра Васильевича Колчака будет вписано золотыми буквами в учебники истории.

Говорят многие палачи и в Иркутске и в Омске видели тень адмирала. Он стоял печальный и бледный среди всеобщей разрухи, и не было ни одной души, способной понять его и помочь ему.

Давно сгинули в своем аду те, кто пытался изобразить его кровожадным чудовищем. Они упорно хотели сделать его подобным себе. А он был рожден для любви и науки, но судьба заставила его взвалить на свои плечи всю тяжесть власти и ответственность за будущее опустошенной родины. Ноша оказалась непосильной. Так родилась одна из самых страшная трагедия кровавого ХХ века. Он пережил унижение, разочарование, видел несостоятельность Родины и гибель России. Такие люди не способны спастись и не смогли бы жить в эмиграции.

Когда рука дьявола загасила свечу жизни адмирала, он, как человек глубоко верующий, скорее всего, простил своих палачей, но кровавые войны и беспредел будут продолжаться до тех пор, пока не восторжествует справедливость, и не наступит покаяние для всех нас.

Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви приметная

Умирая в страшных муках, он думал, не мог не думать о любви.

Тень адмирала – напоминание всем нам о том, что было совершено в самые жуткие времена, и мольба о прощении и любви. И мы не должны об этом забывать, чтобы трагедия не повторилось снова.

 
Иркутск
В этом храме венчали когда-то в тиши,
Завтра будут его отпевать.
И сияет звезда отрешенно в тиши,
И приходит в Иркутск он опять.
О как труден и горек и яростен путь,
Снова снятся просторы морей.
Александр Васильевич, вам не заснуть,
В темной комнате все холодней.
 
 
Где-то там, за стеной изнывает она,
И останется память хранить.
А в Париже беззвучно рыдает жена,
Пред иконою молча стоит.
Государь император спокоен и тих,
Только смотрит из мглы обреченно,
Но зачем он пришел, для чего он стоит,
О, простит их Господь, оскверненный.
 
 
Этот мир догорит. Он уйдет без следа.
И не ведают, что совершают.
В темной комнате снова сияет звезда,
Адмирал больше глаз не смыкает.
– Завяжите глаза, – приказал комиссар,
И тогда начинайте стрелять,
Встрепенулся с усмешкой во мгле адмирал,
А звезда продолжала сиять.
 
 
– Кто посмеет коснуться? И снова возня —
Страшный вой или сдавленный крик.
Горстка пьяных солдат. Этот пристальный взгляд.
А звезда все горит и горит.
Он растаял вдали, в вечном плаванье он,
Только тень кораблей и сражений.
И в пустом наслоенье сгоревших времен
Остаются священные тени.