Loe raamatut: «Призраки согласно прописке», lehekülg 2
– Я родилась в этой квартире, удалось найти архивы. Сейчас в Таджикистане русских вырезают, мы собрались, и поехали в Ленинград. Вот родню ищу. Твоя фамилия Трубина?
– Нет, я Семенова по мужу, а в девичестве Ленская. – Трубиной была покойная мама Миры, но она почему-то не сказала об этом странной женщине, у ног которой стояли два потертых картонных чемодана, перехваченных веревкой.
– Значит, никто из Трубиных блокаду не пережил. – Вздохнула женщина, подняла чемоданы и пошла к лифту.
Мира вздохнула с облегчением. А потом целых полгода во сне она бежала по лестнице, чтобы остановить лифт, узнать имя и фамилию женщины, показать ей фотографию и прочитать сопроводительную записку бабули к ней. Но вторая Мира, неподвижная и темная стояла в двери, раскинув руки и приговаривала – если признать родню, надо поселить их к себе хотя бы на время. Приживутся, потом не выгонишь. А так – ничего не знаю, никого не помню. Устроятся как-нибудь. Лифт достигал первого этажа быстрее, чем Мира. Гораздо быстрее. И когда она выскакивала на улицу, то не видела там ни одной живой души. Ледяной холод мигом проникал ей под халат, Мира принималась дрожать и сразу просыпалась.
Потом спустя пять лет, она специально изучила информацию о русских, которые на момент развала Союза, оставались в национальных республиках, и холодела от цифр. Оказывается, по данным переписи 1989 года, в теперешнем ближнем зарубежье, проживали и считали его своей родиной, 25 миллионов русских. Буквально через три года их число уменьшилось до 14 миллионов. Почти семь переехали жить в Россию, два с половиной миллиона перестали указывать в документах национальность «русский». В горячих точках русских вырезали семьями, особенно зверствовали в Таджикистане. Можно было уехать, а вот продать квартиру получалось не дороже, чем стоимость контейнера, для отправки нажитого. Мира часто думала – куда отправила свой контейнер Лида. Она прочла бабушкину записку под снимком. До войны в семье было пятеро детей. Младшему полгода, старшему 11-ть. У невестки пропало молоко, и младенец скончался в 9 месяцев, двухлетнюю Лиду и пятилетнего Сергея отправили в эвакуацию без родителей. Поезд попал под обстрел и дети, скорее всего, погибли. Их следов найти не удалось. Ваня и Коля остались в городе. Ваня умер от голода в четыре, а Коля ушел к Неве за водой и не вернулся. Эмалированный бидон потом видели у девочки, лет десяти. У него было два скола по дну. Но девчушка показала на окно в подвал и сообщила, что бидон нашла там. Коля мог утонуть, поскользнуться и уйти под лед. Но тогда бы бидон остался у полыньи или утонул вместе с ним. Бабуля предполагает, что мальчика затащили в подвал и съели. К этому окну она носила букетики цветов. После войны там вставили раму и закрыли стекло решёткой. Букетики бабушка клала за решётку. А Лиду, Сережу, Ванечку и младенца Митю вносила в поминальные записки. И Мире велела ставить свечи и молиться за упокой их душ. В церковь Мира ходила редко, перестройка ставила перед каждым свои неотложные задачи. Надо было заработать на жизнь, учебу детей и на все возрастающие коммунальные платежи. Это был марафон, оглядываться и рефлексировать значит потерять темп. Мира не останавливалась и не грузила память лишней информацией. А вот теперь вспомнила этот сентябрьский день, спящую в кроватке Юльку и незваную гостью с чемоданами.
– Что с ней стало? Почему не пришла еще раз? Кто теперь знает…– Она повздыхала и полезла на антресоли за семейными альбомами. Найдет снимок, разместит в одноклассниках, может, найдется тетушка и она попробует вымолить у нее прощение. За перестройку и развал Союза, за то, что не пустила в дом и не предложила кров. За сиротское детство. Она расскажет ей, как бабушка вспоминала каждого из своих детей. Из взрослых Трубиных она осталась одна, а тетя Лида с ее детьми тоже часть рода. Мирины внуки теперь чаще говорят по-немецки, а русских с каждым годом становится все меньше. Вот найдется тетка и все пойдет на лад.
Кот – маг слушал мысли женщины и разрабатывал план своей поисковой операции. Он знал, что какая-то недобрая сила, с каждым часом все ближе подступает к дому. Энергия Миры – вот ее цель. В Германию Мира летела самолетом, и можно сказать вскользнула из сети. Но теперь она вернулась, и Охотник больше не допустит промаха. Люди говорят, что врага надо знать в лицо, мага Вилли больше интересует его энергетический состав, особенно блок мотивации. Вилли уже знал, где искать следы пропавшей Лиды. Начнет с того, что ночью устроит совет с Памятниками.
Вон Мира уже положила на стол два семейных альбома, значит скоро погрузиться в историю рода Трубиных.
Альбом лежал открытым, энерго-родня сбилась в кучку и ждала начала сеанса. Мира даже провела пальцем по портрету бабушки и дедушки. Бабуля сидела на стуле с высокой спинкой, в кофте с широкими рукавами, и кофте под горлышко. Гладкие темные волосы разделены безупречно прямым пробором. Дедушка стоял за ее спиной, положив руку на плечо жены. Эту фотографию бабушка называла «свадебной». Но никакой фаты, никаких цветов и гостей на снимке не было. Внизу стояла дата – март 1930 года. Через год и два месяца у них появиться первенец – Коля, а потом Сережа, Ваня, Лидочка и Митя. И уже после войны в 1946-м, мама Миры, Мария Калиновна Трубина.
В гостиной зазвонил телефон, чтобы успеть ответить Мира пустилась по двадцатиметровому коридору бегом. Вилли проводил взглядом женщину и проворчал:
– Для таких апартаментов нужен самокат, или хорошая память, чтобы не оставлять телефон где попало.
– Так и было – мы ездили на велосипедах. – Ответил дед Андрей и закашлялся. Правда, телефон был один и висел в середине коридора. Громыхал как колокол, а уменьшить звук было нельзя.
Вилли на четырех магических лапах мчался за хозяйкой, Ванятка визжал от удовольствия от скорости, а дед Андрей плыл параллельным курсом предаваясь воспоминаниям.
– Нет Юля, к дню рождения не вернусь.
Вилли остановился у двери и напряг слух. Магические силы надо беречь, а ситуацию он поймет и по простому разговору. Мире звонит дочь из Кельна. А у кого там намечается днюха? Боже! У самого Франца, и ровно через неделю. В принципе можно успеть. Прямых самолетов в Германию теперь нет, но можно лететь и через Стамбул. Было бы желание. А вот как с ним – непонятно. Обида Миры на мужа давно прошла, они разговаривают по ватсапу каждый вечер. Франц днем делает фотографии сада и перекидывает их Мире, та подолгу рассматривает кусты, а вечером по пунктам выдает мужу задания. Какие пора подрезать, какие подвязать. Разговор течет плавно, голоса звучат ласково. Если кто-нибудь не собьётся на украинскую волну.
– А как тебя в Питер занесло? Мы думали ты в Риге. Предложили Францу собраться, и всем месте прилететь туда. Поселиться в отеле, заказать столик – ты придешь, отпразднуем, а наутро все вместе в аэропорт.
– Заговорщики вы мои, – Лаково проворчала Мира и шмыгнула носом. В родной, знакомой с детства квартире она сама себе казалась потерянной и брошенной.
– Я бы не поехала, пока не объяснила ему, что мировое зло не русские, а глобалисты.
– И кто они, эти злые глобалисты? Где живут? Чем промышляют? – В голосе дочери звучал сарказм.
– Живут везде, управляют американским правительством, хотят уничтожить Россию и забрать ее ресурсы.
Юля засмеялась.
– Ресурсы наши правители давно отдали бесплатно, зачем уничтожать Россию?
Мира тяжело вздохнула, она понимала насколько велика угроза, но рассказать об этом просто и ясно не может даже Юльке, что уж говорить о Франце. Если для него слово «толерантность» означает нормально общаться с соседями, Эдвардом и Марисом. Где первый муж, а второй жена.
Франц считает, что Германию в 45-м победила Америка, а 22 миллиона русских, которые погибли в войне – так это Сталин избавлялся о несогласных.
– Вот что муттер, пока тебе там Соловьев голову окончательно не задурил – продавай квартиру за сколько дадут и возвращайся домой.
Мира обещала подумать и попрощалась. Дед Андрей уныло полетел в угол, Ваня горько вздохнул, и тоже отправился на антресоли. Вилли поплелся за Маней на кухню, где она закрыла альбом и положила историю семьи на холодильник. Заварила себе кофе и нажала кнопку на пульте телевизора.
Глава 3
Мира приснилась сама себе в квадрате. Вот она сидит на высоком стуле и болтает ножками в белых колготках. Картинка в рамке, та самая, которая изображена на фотографии, с надписью внизу, – «Ленинград 1976». Четырёхлетней девочке скучно сидеть, и она начинает сползать. Стул высокий, для нее тогда все стулья были высокими, кроме двух ее собственных из комплекта детской мебели, расписанных под хохлому. Наконец она на полу, рядом накрытый стол, на котором ее интересует только одно блюдо с пирожными. Мира хочет с самого утра эклер, и знает, что сладкое все будут есть, когда придут гости. Но девочка ждать не может. Она оглядывается, – в комнате никого, забирается на стул напротив эклеров, протягивает руку, еще секунда и эклер окажется у нее. Но как раз в этот момент на детскую руку падает тень. Ребенок замирает, поднимает глаза и видит взрослую Миру, в тонком платье из бежевой ангоры. Мира взрослая укоризненно качает головой, а Мира маленькая удивляется – в доме холодно, а на ней ситцевое платьице с оборками, по подолу и рукавами фонариками. Платье розовое, а оборки белые из капрона, как и огромный бант на макушке. Малышке холодно и обидно, она смотрит на взрослую Миру и начинает плакать. А та стоит у окна и просто качает головой…
В коридоре раздается грохот, женщина просыпается и вскакивает по тревоге – на полу стремянка, а вокруг никого.
– Все начатое надо доводить до конца. – Упрекает она сама себя. Вчера сложила лестницу и кинулась к телефону. Потом забыла убрать и вот результат проснулась от грохота. Она потащила стремянку к черному входу, прислонила там к стене и принялась вспоминать свой сон. Этот день рождения она не помнит, а начиная с семи лет, может в подробностях рассказать, кто приходил в гости, что подарили и какое платье ей выбрали на праздник. В школу она пошла в неполные семь. День рождения Миры 7ноября, получался двойной праздник. Многочисленные знакомые и родня собирались у них после парада и дожидались за столом праздничного салюта. До Литейного моста идти от дома не больше семи минут. Взрослые за большим столом в гостиной отмечали красный день календаря, а дети в маленькой комнате за круглым столом думали, что красным, этот день считают потому, что это её праздник. Получалось всегда значительно и масштабно. Потом 7 ноября, как праздник в государственном масштабе отменили, но в Мириной памяти этот день остался как самый лучший, хотя и самый холодный. Даже лучше Нового года, потому что под елку подарки клали всем, а 7 ноября их приносили только ей. Чего это она вспомнила свой день рождения? Мира сны никогда не игнорировала, может потому, что особое внимание им предавала бабушка. Каждое утро она пересказывала свои видения за завтраком, Мира пропускала информацию мимо ушей, пока не убедилась, что бабушкины сны сбываются.
Первая четверть в пятом классе подходила к концу, скоро в табель выставят оценки, и она заранее думает как этот документ спрятать от родителей. В четверти по математике ей грозила, хорошо если тройка, а если списала контрольную неудачно, то вообще может получиться пара. Позор конечно – до сих пор в ее табеле красовались пятерки и четверки. Но математика предмет трудный, отвлекаться на уроках нельзя. А у нее трагедия, Колька Андреев пересел за парту к новенькой. Они постоянно шепчутся и почти упираются головами друг в друга. Мира сидит в другом ряду, заставляет себя не смотреть в их сторону. Получается плохо, ей кажется, что и за ней теперь наблюдает вся школа – четыре года она и Колька не просто сидели за одной партой, а и домой ходили вместе. Их уже перестали дразнить женихом и невестой, а жаль – Мира как влюбилась в Алексеева в первом классе, так и любила его до самого выпускного. Потом она научилась носить маску безразличия, но в пятом классе еще не умела. Так что думала на уроках не о новом материале, а о том, что там Колька шепчет новенькой. Вот тебе и результат – грозит неуд по математике. Сидит она, печалится, а бабушка сон рассказывает:
– Вижу снимает Леня с крючка, вот этот ремень. – Бабуля тычет пальцем в грубый толстый ремень с железной бляхой, и продолжает – А Мира уже лежит на лавке привязанная, лежит, молчит, а Леня идет к ней и говорит: «Если посчитаешь, сколько пятерок за неделю надо получить, чтобы в четверти получилось четыре, шлепну один раз. Мирка считает вслух – четыре двойки и три тройки уже есть. Получается 15 баллов. Ленька замахивается: «Считай правильно!», Мира быстро умножает и складывает. Ответ 16 – ть. Потом говорит: «Три хватит».
Бабушка замолкает, а Мира спрашивает.
– Почему именно три?
Бабуля загибает пальцы – число оценок семь. Отец требует четверку в четверти. Перемножаем семь на четыре – 32, отнимаем общее число –баллов, это 16, получается, не хватает…
– Шестнадцать. – Мира опускает глаза, бабушка смотрит на нее в упор, ждет:
– И…
– Три пятерки за неделю… Это надо весь материал выучить.
Сон помог, бабушка нашла репетитора. Табель не испортили, а у Кольки, Мира усмотрела кривые зубы и поразилась – ну как она могла влюбиться в такого?!
Спустя три года она конечно догадалась – математичка, которая учила считать и умножать еще Мирину маму, позвонила бабуле и описала ей печальную картину. А та уже смогла придумать нужный сон и эффективную мотивацию. Нет, не ремень. Его, девочке отведать не пришлось ни разу. А вот стыд перед семьей это серьезно.
А к чему ей приснился свой день рождения на четыре года? Покончив с кофе, Мира вычислила причину – через неделю день рождения Франца. Каждое 15 июня она пела ему «хэппи бёздей ту ю», а Франц лежал в кровати и улыбался. Толстый, седой, а улыбался как ребенок. Мира дарила ему очередную машинку – коллекция моделей составляла уже 98 штук. Родня договорилась, что 15 июня у Фрица будет сто моделей. Она тут же вспомнила, что видела в строительном магазине модели грузовых машин с деревянными кабинами. Такие, один в один, есть на старых фотографиях бабули. Купит и отправит фотку, а привезет, когда вернется. А когда она вернётся…? Продать квартиру быстрее, чем сдать. Но этот шаг она сравнивает с эвтаназией половины души. Не может она продать отчий дом, и патефон выбросить рука не поднимается, и старый стул со сломанной ротондой на спинке, выкинуть она не в состоянии. Что-то невидимое, но очень сильное удерживает её от окончательного разрыва. Вот Юлька с мужем укатили легко, а она там в Лейпциге, во сне через день возвращалась сюда…
Вилли сидел напротив и молча ворчал:
– Что держит, что держит…, родное гнездо. Не даром говорят у вас же: «Где родился, там и сгодился». Можно конечно вколотить в память историю семьи, дома и города, прихватить с собой символы, альбомы, вазочки разные, и с чистой совестью возвращаться в Лейпциг. Проблема с чистотой совестью, просто так сущности, в осаду, ни дом ни Миру брать не станут. А тут целая мобильная бригада. От квартирантов прятались, а стоило Мире порог переступить разлетались по всему дому. Радуются.
Коту вчера показалось, что Мира вспомнила момент, в котором зародилась беда. Но она вспоминала так много и так сумбурно, что выделить с уверенностью главное, сколько кот не ломал свою мохнатую голову, так и не смог. Даже половину уса от усердия сгрыз – не вычислил.
Вся надежда на бригаду сущностей. Он поискал глазами компанию, из пяти увидел только двух. Ваня ковырял уголок отклеенных обоев. Новые ему не нравились, и он надеялся, что они порвутся и вернут хотя бы кусочек тех, при которых мальчик учился ходить и говорить. Слабые цветочки на бежевом фоне, а под ними слой из газет. Дед Андрей рваной тучкой завис над холодильником, там лежали семейные альбомы. Он ждал проникновения в историю. А Мира не спешила.
Она решительно красила глаза – строительный магазин в пяти минутах ходьбы от дома, а она уже десять наводит красоту. И пока к выходу готовы только глаза. Вилли любил наблюдать, как она красится, он смотрел как женщина отодвинется от зеркала, и как птичка несколько раз поворачивает голову то в левую, то в правую сторону. Скосит глаза, посмотрит на себя – если кивнула головой, значит готово. Потом приближает лицо к зеркалу и кажется, что сейчас нырнет туда и исчезнет. В этот момент маг напрягался как струна, Мира не знает зеркальных секретов и даже не догадывается, что пока она рассматривает подводку глаза, её рассматривают несколько сущностей. Зеркала в квартире семейные, они впитали образы всех, кто жил здесь в свое время. Вилли, например, видел с той стороны помимо всего семейства, трех котов, а собака колли даже негостеприимно зарычала на беднягу. Он конечно маг, но отскочил как ужаленный. Мира чтобы не наступить на питомца, вынуждена была подпрыгнуть. Кот дал себе слово выяснить, как звали собаку, чтобы при следующей встрече объяснить ей, мол он парень свой, явился погостить исключительно с добрыми намерениями. У него важная миссия – снять с Миры чужое зло. И им лучше сотрудничать, а не воевать. А может Мира не знала эту собаку? Или, что хуже всего, собака могла оставить свою сущность еще в магазине зеркал. Хотя нет, сущности не переезжают. Они попадают на вторую сторону, если некому в момент смерти закрыть зеркальную поверхность.
Вилли прыгнул на комод и тоже сунул морду в зеркало.
– С собой не возьму! – По-своему поняла его Мира, кот с той стороны, состроил мордочку и показал язык. Собаки видно не было.
Мира дважды повернула ключ в замке, подергала за ручку, и направилась к лифту. Железная конструкция распахнула двери, и она ступила внутрь. Здесь все было без изменений – за боковыми сетками уходили вверх ступени лестницы, кабина подрагивала и громыхала. Странно, но она у себя в квартире может слышать, как лает соседская собака, лифт громыхает как набат, но звук, если она никого специально не ждет, никогда не проникает через дверь. Наверное, такие постоянно повторяющиеся шумы сознание человека перемещает в разряд фоновых, и перестает замечать. Вон вчера, житель Донецка сказал военкору: «Если не слышно снарядов, уснуть не могу!» За девять лет жители этого города привыкли к войне. И научились засыпать под звуки взрывов, 14000 успели погибнуть, в городе есть даже аллея ангелов с портретами погибших детей. А в немецкой прессе ни разу не написали о такой беде. Почему?
Двери распахнулись, Мира шагнула на площадку и столкнулась взглядом с мужчиной лет пятидесяти. Он стоял, и в упор смотрел на нее.
– Это ты? – спросил мужчина
– Я.– Призналась Мира в свою очередь всматриваясь в его лицо.
– Не может быть! Откуда?
– Как видишь, может. Оттуда.
Они бы еще долго ходили вокруг да около, если бы Колька Андреев не повернул голову, продемонстрировав Мире оттопыренное ухо. Тот Колька, из ее класса, успел закамуфлировать себя седой бородкой и толстым выпирающим животом. А вот ухо сохранилось и большая родинка на мочке тоже.
– Как тебя много стало, Коль. – Съехидничала Мира и обошла одноклассника по кругу. Николай ловко схватил женщину и легко подбросил вверх. Мира взвизгнула, рассмеялась, из подъезда они вышли вдвоем. Половина одноклассников продолжала жить в своих прежних квартирах, и Николай постоянно сталкивался с кем-нибудь из них. А вот Миру все потеряли. Ходили слухи, что она получила наследство и теперь живет где-то в лондонском замке. Мира знала, что шутка, запущенная ее дочерью среди знакомых, трансформировалась в почти достоверную версию. После переезда Юли в Кёльн, все решили, что так и есть. Мира теперь графиня, не зря нос задирала, ходила в школе с замороженным лицом. Колька сплетничал без остановки и даже не заметил, как вздрогнула Мира при словах «замороженное лицо». Это ведь из-за него, Кольки, она заморозила свои эмоции еще в пятом классе. А потом это стало привычкой и манерой поведения. Уж чего-чего, а графской приметы в таком лице она не предполагала.
Они купили машинку для Франца, персики для Миры, кошачьи конфеты сердечком для Вилли, две бутылки пива для Кольки. Выпили кофе в уличном кафе, выкурили по паре сигарет. Зашли в школу, прогулялись до Таврического сада, посидели на скамейке, проверили на месте ли шахматный павильон. А когда кормили уток, само собой получилось, что взялись за руки, посмотрели друг на друга как тогда сорок лет назад, засмеялись и побежали до следующей скамейки. Может они вернулись в свое детство? Или детство догнало их? Запыхавшись, опустились на скамью, и Колька, вытирая рукавом со лба пот спросил:
– Тоже помнишь?
Она в ответ пожала плечами.
– Ты когда уехала, я как осиротел. Пол класса шастают туда-сюда, с внуками гуляют, машины во дворе паркуют. А я хожу и думаю – ну никого нет. Жена Нинка обрадовалась, она считала, что ты за мной охотишься. А я ведь сделал ей предложение сразу после твоей свадьбы.
Разговор свернул на старую аллею, запутанной первой детской любви. Мира ничего не почувствовала, Алексеева, как потенциального мужа она никогда не воспринимала. Любовь перечеркнули двойки по математике. Она радовалась встрече с соседом, другом детства, а он…
– Домой пора, там Вилли ждет.
– Ты с мужем приехала? – уточнил Алексеев.
– Почти. – На всякий случай не соврала Мира. Они попрощались на лестничной площадке, синхронно повернули в замке ключи и одновременно закрыли створки.
Кот встретил на пороге и немедленно сунул морду в пакет с продуктами. Обследовал обувь – пахнет пылью, землей и травой. Оставленный дома телефон разразился сердитым криком, едва Мира сбросила кроссовки. Вилли помчался следом за женщиной, на ходу сканируя ее биополе. Слабые искры эмоциональных всплесков еще мерцали, но с каждой фразой, произнесённой в трубку, их кольцо слабело и слабело. В принципе выход в свет без охраны закончился без эксцессов. Но один маленький вопросик остался – от Мириной ноги пахло собакой, чуть-чуть, но пахло. Может она просто проходила рядом, а может сущность колли освоила магические приемы и появляется во плоти? Или умеет вселяться в живых, полностью подчиняя их волю. Есть такие случаи, захват чужого сознания и использование физических возможностей пленника, достигают самые целеустремленные сущности, готовые потратить на рывок всю энергию до последней капли. Вилли надеялся, что Охотник не из их числа.
– Ты куда исчезла? Звоню, звоню. – Мира бросила взгляд на часы – 17. 40. Четыре с половиной часа она гуляла по своему детству. И если бы сунула телефон в карман, нырнуть в глубину времени ни за что не получилось бы. Выходит, айфоны и смартфоны, это якорь присутствия в сегодня, куда б ни качнула волна встреч, воспоминаний, он одним звонком вернет тебя в сейчас и пригвоздит там. Для пользы правильного мироощущения надо будет взять за правило – отключать аппарат на пару-тройку часов в день. Она пролистала список пропущенных звонков и сообщений. Дважды звонил Франц, четыре раза Юлька. Татьяна самая нетерпеливая – набирала ее номер целых семь раз.
– В магазин ходила, а потом в Таврический. – Сообщила она подруге.
– Правильно, чего сидеть в четырех стенах, когда вокруг тебя сплошной музей.
Мира ничего не ответила, в этих четырех стенах она раскладывала по полочкам свои воспоминания, сортировала сбывшиеся мечты и напрасные надежды. Врачевала раны от обид, не отвлекаясь, заполняла фактами и событиями свою собственную картину мира. Картина пока вырисовывалась клочками. Один – здесь, с разными артефактами прошлого, и своего, и предков. Второй клочок – мировой политический раздрай, в котором нужно не просто разобраться, но и определиться.
А еще, вчера она решила объединить все аргументы русских политиков и журналистов, в которых легко доказывается, что русские ввели войска на Украину, чтобы защитить русских же в Луганске и Донбассе. Они не собирались бомбить, и предлагали отвести войска от Донбасса и Луганска, жители которых, не признали киевский переворот и решили не ссориться с Россией, а идти со своей родиной плечом к плечу. Восточная и Западная Германии ведь объединились, – один народ, одна история. А почему русским нельзя жить в одной стране?
Франц на это скажет:
– Так пусть переезжают!
И тогда надо будет объяснить, что Донецк, Луганск, Крым и еще часть сегодняшних областей Украины, объединили в одну административную территорию коммунисты. Зачем?
А действительно, зачем? Неужто императрица Екатерина 2-я строила Одессу в чужой стране. Нет, как не крути, а все это Россия, и живут там везде русские, которых специально обманули и поссорили. И теперь они убивают друг друга, разрушают города, взрывают плотины. Вон, Татьяна прочитала – если из Каховского водохранилища уйдет много воды, суда сядут на мель, их топливо попадет в воду. И целые города останутся без воды для питья.
Объединение Германии, Франц считает победой западной демократии, развал СССР – низвержением авторитарного режима. Людей освободили, они стали ездить по миру. По-другому, сами Франс и Мира никогда бы не встретились, а если бы случилось чудо, и они познакомились… Еще не факт, что специальные службы в СССР разрешили бы им пожениться.
Действительно было такое в СССР, когда для поездки за кордон надо было добыть положительную характеристику с места работы, получить разрешение в райкоме ВЛКСМ. А советской девушке выйти замуж за иностранца практически невозможно.
Так исправили же тоталитарные перегибы, теперь в стране свобода слова и свобода передвижения. А западу они все равно не нравятся.
Мира выстраивала для мужа аргументы, а Татьяна не останавливаясь пересказывала ей военную сводку:
– Получили укры по сусалам – за одну ночь потеряли 3000 бойцов и 30 танков. Их бьют, а они как зомби под обстрел лезут. Точно америкосы вместе с оружием им наркоту шлют. – Распалялась однокурсница.
Мира знала – отвечать подруге не обязательно, достаточно раз в две минуты обозначать присутствие репликами: «Ух ты!», или «Надо же!». Уточнять что-нибудь или задавать вопросы себе дороже – нарвешься на часовую лекцию. А Мире надо попрощаться, и связаться с дочерью. Потом продумать разговор с мужем и позвонить ему. Пока Мира вылавливала в монологе подруги подходящую паузу, для прощания, не деликатная дочурка сама ворвалась звонком.
– Ой! Юлька рвется, что-то срочное у нее. Потом созвонимся. – Отбарабанила заготовку Мира. Юля не была оригинальной, спросила куда матушка исчезла, и что решила. Сказала, что едут в бассейн, а потом поужинают в кафе. Напомнила, что Франц ждет звонка. Сказала чмоки- чмоки и отключилась. Мира приготовила кофе, взяла сигарету, – к разговору с Францем надо подготовиться.
Глава 4
– Алло! – Вилли услышал из глубокого плюшевого кресла елейный голос Миры, так она разговаривала с мужем, когда старалась избежать неудобных вопросов. Последний раз эти нотки звучали, когда она купила себе соломенную шляпку с вуалью. Шляпка продавалась в антикварном магазине, куда они с соседкой Мартой заглянули после овощной лавки. Десять минут назад она придирчиво перебирала томаты и ограничилась приобретением пяти штук, да пучком спаржи. По дороге Мира рассуждала о принципах экономии:
– Ну и что если скидка? Купи килограмм и половину выбросишь. Скидки просто так не дают, из 30-ти штук которые я просмотрела только эти пять можно пустить в салат.
Марта согласно кивала, она в скидочном угаре набрала столько овощей, что пакет оттягивал руку, хорошо, что отправилась за покупками в кроссовках. А вот Мира выпорхнула из дома на каблуках. Раз в неделю соседки совмещали закупки продуктов с посещением кафе в целях маленькой женской радости. Как раз по дороге к кафе и завернули в антикварную лавку. Уж какими судьбами эта злополучная шляпка привлекла внимание Миры умом понять невозможно. Скорее всего, эту мелкую пакость организовала охранная сущность хозяев овощной лавки. Мира некоторое время пялилась на шляпку издалека, потом вертела ее в руках и оказалась не в состоянии отвести от головного убора взгляда. Соломка давно потемнела, вуаль превратилась в паутину. Но Мира водрузила на голову исторический предмет и попросила упаковать его. Хозяин уложил артефакт в бумажный пакет. Мира рассчиталась, а на выходе недовольно проворчала:
– За такую цену можно было и в коробку положить.
Пакет с хорошо пожившей шляпкой пришлось нести в одной руке с овощным, а стоил он раз в тридцать больше. А главное, что уже в кафе Мира поняла, что эта шляпка ей категорически не нужна. Товар антиквар обратно не принял, и явившись домой, Мира елейным голоском рассказывала Францу о приятной прогулке по городку, о том, как они с Мартой славно поболтали и даже сыграли в торговую рулетку. Приз достался ей – Мире. А что с ним делать она не знает. Жестом фокусника жена вынула из бумажного пакета артефакт, кот чихнул, муж отодвинулся от предмета и быстро сказал:
– Фу, немедленно выброси и как следует вымой руки!
Шляпка заняла место на одной из садовых фигурок и просуществовала там до осени. Реальную стоимость шляпной рулетки Франц не узнал, Мира избежала очередного урока о необходимости включать разум у прилавка. Вот и сейчас напустила в разговоре медового тумана. Сначала отправила в Лейпциг снимок модели автомобиля, которую она купила мужу на день рождения. Спустя минуту позвонила. Ясное дело, после приветствия, принялись обсуждать подарок. Мира утверждала, что это уменьшенная копия первых советских грузовых автомобилей. Коллекционер мигом купился и с удовольствием поддержал тему, у него уже был экземпляр немецкого Жука с деревянными дверцами. До главного вопроса Франца – когда жена собирается домой, они подошли уже убаюканные ощущением, что все в семье отлично, никакого политического разлада. Жена просто уехала по делам, решает с утра до вечера сложные проблемы, воюет с бюрократией и мечтает сразу после победы вернуться домой. Однако, не обсудить положение на фронте они не могли, немецкие новости писали о подбитых танках и намекали на немыслимые потери у русских. Мира увильнула:
– Мне сейчас не до новостей. А пишут разное.
И тут она пустила в ход свою заготовку о построенной императрицей Одессе, странной истории превращения Окраины в Украину. Франц отвечал точно так, как и предполагала Мира. Маг Вилли несколько раз зевнул от скуки, он отдыхал перед трудным совещанием на антресолях, которое назначил бригаде сущностей, как только стемнеет. Часы показывали 22.30, за окном распогодилось, и было пронзительно светло.
Родовая память кота сохранила многое, но в ней не было информации о знаменитых белых ночах в Санкт-Петербурге, на которые в июне съезжались сотни тысяч туристов. Вилли не турист у него важная миссия и ему нужна темнота за окном и качественные сумерки в доме, а тут какие-то белые ночи. Кто их только придумал?
