Loe raamatut: «Пленники кристалла»

© Людмила Синельникова, 2020

ISBN 978-5-0050-5689-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пленники кристалла

Часть I. Исход

Тихо. Настолько тихо, что слышно, как стекают капли пота по вискам, как лопается кожа иссушенных губ.

Темно.

Застывшее в черном пространстве цветное пятно алой платформы – все, что осталось от мира, который скоро исчезнет, поглощенный тьмой.

Тьма крадется, манит, распахивает смертельные объятия, но последний обитатель этого мира отчаянно сопротивляется. Обожженными руками он обнимает колени, чтобы не дать ногам соскользнуть с маленького островка бугристой поверхности, похожей на застывшие стеклянные шарики.

Тишина сводит его с ума, стирает грань между реальностью и снами, воспоминаниями и надеждами, которым не суждено сбыться.

И все же он медлит, отодвигая неминуемое, хотя платформа под телом уменьшается с каждым движением тьмы, подкрадывающейся к нему. Медлит… не в силах сделать последний шаг, чтобы самостоятельно упасть в объятия спасительной смерти.

В кармане ощущается тяжесть телефона, закругленный край давит на ногу. Мужчина неуклюже поворачивается, чтобы вытащить мобильник. Повязка, обхватывающая левое плечо, задевает о бок и падает на сгиб локтя, открывая страшную рану, – и воздух наполняется тошнотворным запахом гнили.

Пальцы с трудом сжимаются на твердом пластике, выуживают телефон и перекладывают его на обгоревшую ладонь правой руки.

Иконка в системном трее горит зеленым, радостно сообщая, что батареи хватит на несколько недель – недель, которых у него нет.

Мужчина нажимает на кнопки, но попадает не сразу, поэтому некоторое время на экране светится заставка – вид на планету Заолун со спутника. Зеленое пространство с голубыми венами рек пересекают цифры, обозначая день, месяц и год.

19 ноября 2016 года.

Борьба с кнопками закончилась – меню вызвано и диктофон включен, но мужчина молчит, не зная, как начать. О чем здесь можно рассказать? Он жив – но тьма скоро исправит это недоразумение, а запись исчезнет вместе с ним и тем миром, пленником которого он стал. И все же мужчина надеется, что у него есть право на исповедь – исповедь, которая отвлечет его от надвигающегося вместе с тьмой безумия.

– Бенджамин.

Он вздрагивает от звука голоса, слишком громкого для этой тишины.

– Меня зовут Бенджамин Лоуренс, – добавляет он чуть позже и наслаждается тем, как отступает тишина, словно склоняется перед его правом выговориться перед смертью. Но фраза кажется незаконченной, и он продолжает, – урожденный де Конинг. Вампир.

Слово произнесено, но в его душу закрадываются сомнения: уже более четырех веков с момента создания Конфедерации, объединившей магов, вампиров и группу посвященных людей, тайна Иных охраняется законом. Он помнит это время, положившее конец пятидесятилетней войне Королевств, и отгоняет от себя воспоминания: время на исходе – ему надо спешить.

– Анисит.

Он злится, недовольный таким вступлением. Почему-то сейчас следование правилам кажется очень важным, словно это ритуал, который свяжет его с миром, оставленным месяц назад, – свяжет и позволит вернуться.

– Я потомок великого сангуиса Анисиоса, – исправляется он, и перед глазами встает старший сын бога Кхорта. Сангуис наделил своих детей силой, превышающую мощь других носферату; передал любовь к знаниям, которая вела де Конингов по ниве наук; наградил безумием, что овладевало вампирами-мужчинами. Шесть столетий Бен успешно бежал от него, а оно догнало его здесь, в разрушающемся мире древнего артефакта.

Но не только родовое проклятие стало бичом для потомков древнего вампира, но и жажда, которую могла утолить лишь кровь других носферату. Из-за нее аниситы всегда жили обособленно, но впервые эту непохожесть на других Бен почувствовал в 1514 году.

Первый год войны. Бессмысленной и кровавой. Тогда он поссорился с бабкой – Главой клана, напал на нее, обвиняя в трусости и в нежелании оказать поддержку соседнему королевству, а после бежал в самую гущу сражений. Глупец, решивший, будто что-то может изменить. Идиот, наивно верящий, что справедливость восторжествует.

Годы войны оставались позади, но для своих сотоварищей он так и остался чужаком. Аниситов не любили: их боялись и презирали. Быть может поэтому никто ни разу не предложил ему руку, где по вздувшейся вене бежала кровь.

Другие ждали затишья, а он жил сражениями. Бинты, пропитанные алым, столы, в выемках которых скапливалась кровь раненых носферату, – все это стало для него источником пищи. И чем сильнее повреждения получали сородичи, тем обильнее становился его пир. Он был вампиром, для которого кровь – не просто еда, но и источник силы. Кто-то из носферату управлял тенями, кто-то энергией, смертью, трансформацией. А он управлял Круорой – руной, позволяющей воздействовать на кровь. Он был таким же, как и Эрна – Глава его клана. Он был круорцем.

Пятьдесят лет войны… Все это время он мечтал о возвращении домой. Он хотел попросить прощение у бабки и вновь оказаться среди таких же, как и он, аниситов.

– Эрна!

Имя вылетает, записанное диктофоном. Рука, сжимающая телефон, в бессилии падает, голова опускается на колени, не в силах выдержать всплеска воспоминаний о том периоде, который изменил все.

Это была осень 1564 года. Время окончания войны, и время начала его собственной битвы.

Вокруг падал снег: серые хлопья с черных небес в начале осени – следы отгоревших домов с соседней улицы. Смрад стоял над деревней, уныние витало в воздухе. Оно оседало на покореженных зданиях, покосившихся заборах, на серых деревьях и черной траве. Оно впитывалось в кожу серой грязью, изменяло лица страданием, проникало в легкие болезнью и поражало сердца отчаянием. Деревня, когда-то благоухающая свежевыпеченным хлебом, теперь походила на засохший цветок, который только ждал дуновения ветра, чтобы превратить высушенные черные листья в пыль. А ведь это место находилось в стороне от военных действий.

Под копытами коня хлюпали помои, перемешанные с грязью дорог. Всадник, въехавший в деревню, привстал в стременах, чем вызвал недовольное фырканье своего вороного друга.

– Ну, ну, потерпи немного. Скоро отдохнешь.

Мужчина ласково потрепал гриву коня и направил его между домов – туда, где острый взгляд вампира разглядел трактир. То, что он работал, было удивительно для этого неспокойного времени.

Доверив коня заботам чумазого мальчишки, носферату поднялся по скрипучей лестнице, посторонился, чтобы пропустить выходящего. Тот нетвердой походкой переступил порог, пролетел ступени и свалился в грязь, обозначив место рядом с собой рвотной массой.

Пристроившись в дальнем углу трактира, Бенджамин де Конинг вытащил из мешка всю наличность, пересчитал.

Не густо. Быть может кто-то и использовал войну для наживы, но анисит поистрепался настолько, что в его вещевом мешке даже не было запасного белья.

Бен вернул большую часть запасов в потертый кошель, прикидывая, что этой суммы должно хватить на ночлег, а там к завтрашнему дню он уже будет дома. Оставшиеся деньги он протянул девушке – смазливой милашке в грязном переднике. Кружка пива да похлебка – вот и весь нехитрый ужин, который заказал вампир. Ножны с саблей покинули портупею и легли рядом с вампиром на стол как немой намек завсегдатаям трактира, что шутки с гостем плохи.

Трактир гудел, хлопала дверь, пропуская посетителей. Охрипшим голосом местная красотка с обвисшими грудями, синяком под глазом и в разорванном платье вытягивала ноты, проверяя местных на прочность их рассудка, ибо такой скулеж трудно было назвать пением. Однако завсегдатаев это не задевало. У них были свои песни: слова подкидывал разгоряченный алкоголем разум, а музыкой служили удары кулаков о столы или о носы соседей.

Но, казалось, что все это Бена совершенно не волновало. Мыслями он был не здесь, а за десятки миль от этого постоялого двора.

Он вспоминал свою мать Августу, теплую выпечку, которую она всегда готовила на выходных, когда была жива. Прошедший обращение в тридцать семь лет, Бен слишком привык к человеческой еде, чтобы полностью от нее отказаться будучи вампиром.

– Ваше пиво!

Де Конинг равнодушным взглядом проводил девушку. Убедившись, что он ей более не интересен, достал из нагрудного кармана маленький мешочек, вытащил из него несколько тонких полосок ткани темного цвета и отправил их в кружку. Деревянной ложкой помешал напиток. Засохшая кровь лишь слегка окрасила пиво. Бен сделал глоток, затем выловил полоски. Обсосал каждую, выуживая из ткани все, что можно, и попутно замечая, что при сильном голоде противный вкус засохшей крови даже не ощущался…

Дверь в трактир открылась скрипучим хлопком, впуская порцию осеннего ветра, помойного смрада и молодежь. Бен оторвался от кружки и взглянул на пришедших.

Это были вампиры. Причем, как заметил круорец, не простые, а с кровью Анисиоса. Вполне возможно, что даже из его клана. Де Конинга не было в родных краях около пятидесяти лет. За это время могли родиться дети, вырасти до сознательного возраста, пройти обряд обращения, вкусив кровь. Пятьдесят лет – приличный срок даже для тех, кого люди называли носферату. Новоприбывшие могли быть из числа смертных, выбравших вечную жизнь, или прошедшими обращение проклятыми – так называли детей носферату, в роду которых не было примеси человеческой крови. Таким был и сам Бен. А быть может те ребята – полукровки: от связи вампиров с людьми тоже получались дети.

Бен улыбнулся своим мыслям и вернулся к похлебке, на поверхности которой уже образовывалась противная жирная пленка зеленоватого цвета.

– Ну и клоака, – донесся до него голос молодого носферату. – Рингони, что это за помойка?

К кому обращался вошедший блондин, де Конинг не видел. Зато слышал женский смех, хлопки и звуки поцелуев.

– Джонни, милый Джонни. Будь снисходителен к людям, тем более если они собираются устроить для тебя праздник.

Говоривший с сожалением оторвался от губ рыжеволосой красавицы и присоединился к друзьям. Его черные длинные кудри полностью скрывали лоб и опускались на глаза. Широкий бант связывал волосы сзади. Шейный платок ослеплял своей белизной и подчеркивал алый цвет пухлых губ.

– Эй, хозяин! Доставай свое лучшее пойло, неси закусок. И девочек… девочек нам! – прогорланил носферату, подталкивая Джонни и его брата-близнеца к свободным столам, вокруг которых сразу же развернулась активная деятельность.

Бен отвел взгляд, предпочитая не вмешиваться в дела сородичей. Ложка нырнула в зеленую жижу, чтобы вскоре вынырнуть с кусками почерневшего картофеля. Вампир отмахнулся от мухи, норовившей залезть к нему в миску, и медленно поднес ложку ко рту, словно нарочно оттягивал удовольствие.

В помещение вновь влетел смрадный запах улицы. Но на этот раз не было ни удара двери о стену, ни скрипа несмазанных петель. И это отступление от местных традиций было настолько удивительным, что Бен опустил ложку и посмотрел на вошедшего. Тот был явно старше того молодого вампира-блондина и его брата, что пришли несколько минут раньше.

Новоприбывший осмотрелся в поисках своих друзей. Взгляд карих глаз остановился на круорце.

– Пьетро, Кхорт меня побери! – Бен вскочил. От рывка пошатнулся стол, опрокинулась кружка с пивом. Липкие капли скользнули по поверхности и затекли под ножны, лежащие на столе.

Вместо тысячи слов – одни крепкие объятия.

Первое удивление от встречи с кузеном сменилось для Пьетро растерянностью и даже страхом. К счастью, ничего этого не видел ослепленный радостью Бенджамин.

– Эй, алхимик! – не успел Бен разорвать объятия, как сзади на него налетели.

– Рингони, Кхорт тебя!

Де Конинг чуть не задохнулся в объятиях своего старого приятеля – то-то голос этого вампира показался Бену знакомым. Видимо, за пятьдесят лет Рингони не только отказался от бороды, но и изменил стиль в одежде.

– А говорил, что никогда ноги твоей не будет в этом заведении!

На это Бену ответить было нечего. Когда он еще жил в Рэдланже – родовом гнезде аниситов, то действительно избегал ездить в эту деревню. Но дело было не в его нежелании устраивать кутежи вдали от старших родственников. Просто были занятия и поинтереснее: с шести лет он предпочитал свободное время проводить в лаборатории отца. И хотя Вильгельм де Конинг старательно пытался сделать из сына алхимика, того больше увлекала медицина. А между тем сам Рингони был частым гостем в трактире.

– Я так… – чувства переполнили Бена. Он не мог говорить: лишь улыбался во весь рот и переводил взгляд со своих друзей на их молодых приятелей и обратно.

– А мы-то как рады, что ты жив! – быстрый кивок Рингони в сторону Пьетро остался Беном незамеченным. Вампир потянулся за портупеей, но, увидев, что ее уже взял кузен, вновь отдался во власть эмоций. Как же он рад был видеть своих друзей!

Процедура представления прошла быстро. Джонни и Стефан были близнецами, белокурыми, с прямыми волосами. Из-за высокого роста, узких плеч и чуть сутулой спины они казались подростками на фоне широкоплечего Пьетро и мускулистого Рингони. И все же было кое-что, что объединяло всех пятерых, собравшихся за столом: чистый цвет карих глаз без каких-либо иных пигментных вкраплений – характерная черта чистокровных вампиров, в роду которых не было ни обращенных людей, ни полукровок.

У всех пятерых на груди на короткой цепочке висел кулон с изображением солнца. Его могли носить лишь те чистокровные вампиры, которые прошли обращение кровью аниситов.

Убедившись, что у друзей полны кружки, Рингони встал.

– Мы здесь, – начал он торжественным тоном, – чтобы поздравить с присоединением к нашим рядам вечно молодых и здоровых Стефана и Джонни де Мистен, а также отметить возвращение из мира мертвых Бенджамина де Конинга.

Первую кружку опустошили быстро. За ней пошла вторая, третья. Вскоре молодежь удалилась с подоспевшими красотками в отведенные им номера. За столом остались лишь трое приятелей. Анекдоты Рингони сменялись комплиментами обслуживающим дамам, а те, в свою очередь, вопросами, адресованными Бену. Глаза вампира закрывались – сказывалась усталость, да и время уже было позднее. Все посетители отправились по домам либо разошлись по комнатам. Трактир опустел. Лишь чумазый мальчишка прикорнул за прилавком в ожидании полуночных гостей.

– Ну и как там… это… все? – вопрос Рингони, заданный заговорщеским шепотом, вывел Бена из состояния полудремы.

Вспоминать события прошедших сражений ему не хотелось.

– Не спрашивай, – устало отмахнулся вампир. Он перевел взгляд на кузена и озвучил тот вопрос, который его волновал весь вечер. – Как там наши? Как отец?

Он надеялся, что Вильгельм де Конинг не отправился еще в каменно-огненный Тресон – последнее прибежище душ носферату. Отец Бенджамина был тем, кому, вполне возможно, суждено однажды занять место своей матери и возглавить основную ветку потомков Анисиоса. Этот клан был силен своими знаниями, однако де Конинги держались вдали от всех политических дрязг и предпочитали использовать знания по-другому.

– Жив, куда же он денется. Ждет тебя! – Рингони не дал ответить Пьетро. И это насторожило Бена.

– Что-то не так?

Молчание кузена вынудило Бена отставить кружку. Он не узнавал своего брата, всегда такого открытого и веселого.

– Что случилось?

– Все в порядке, – рука кузена легла на плечо вампира. – Сейчас вернусь.

После ухода Пьетро за столом воцарилось молчание.

Одинокая муха заглянула в кружку Бена, жирный таракан подкрался к миске, в щелях трактира завыл ветер.

– Не обращай на него внимания, – успокоил товарища Рингони. – Он на днях со своей девкой разругался. Еще не пришел в себя.

Бен потер переносицу. Теперь, когда первый восторг от встречи улегся, он понял, насколько устал.

– Слушай, я бы, наверное, пошел поспать. А завтра могли бы все вместе поехать домой.

– Без проблем. Вместе веселее. Но ты, случаем, есть не хочешь? – Рингони бросил на приятеля понимающий взгляд.

– Смеешься? Я почти месяц нормально не ел, а вы тут маячите передо мной, – де Конинг рассмеялся. – Еле клыки сдерживаю!

Рингони закатал рукав, обнажая вену и протягивая руку товарищу.

Печальная улыбка коснулась губ Бенджамина: за пятьдесят лет он уже забыл каково это – пить из самого сосуда.

– Спасибо!

Во рту мелькнули клыки, и вампир склонился над рукой.

Это была ошибка.

Ударом локтя по затылку Рингони прервал ужин Бена.

Приобретенные в сражениях рефлексы вытеснили из головы вампира все вопросы: руна активировалась, и Бен увидел в переплетении кровеносных сосудов, как сзади к нему приближается кто-то с не совсем мирными намерениями.

Круорец толкнул стол и резко вскочил, борясь с головокружением от удара того, кого он считал другом.

– Какого Кхорта здесь происходит?

Перед ним стоял вооруженный Пьетро. Рингони неторопливо обходил упавший стол, с усмешкой глядя на бывшего вояку. В свете горящих факелов сверкнула сталь сабли, которую старый приятель Бена вытаскивал из ножен.

Рука круорца потянулась к оружию, но портупея была пуста. Единственное, что у него было с собой – короткий клинок.

– Пьетро!

– Тебя не рады видеть дома, кузен. Уезжай отсюда.

– Тихо, тихо, – вмешался в разговор Рингони. – Ты с ума сошел! Как это уезжай? Я награду хочу! За твою голову отец обещал хорошо заплатить! Не стоило тебе оскорблять Главу. Ничего личного, Бен!..

Первую атаки Рингони Бен отбил: гарда захватила острие противника, де Конинг развернулся, заставляя бывшего друга реагировать на движения и отступать. Но в повороте Рингони выхватил свой клинок и направил его в сердце вампира.

Бен успел создать с помощью руны Круоры на руке плотный кровяной нарост, который и принял на себя удар. Острие прорезало ткань рубашки и наткнулось на темную броню, опоясывающую предплечье.

Слишком надеясь на этот удар и вложив в него всю силу, Рингони по инерции сделал шаг вперед – как раз навстречу клинку Бена. Вампиру удалось спасти глаз, но оружие рассекло кожу на скуле.

– После твоего отъезда Вильгельм обвинил тебя в измене, – Рингони провел рукой по лицу, стирая кровь. – Но все надеялись, что ты сдохнешь на войне. А когда был образован Союз и создана Конфедерация, оказалось, что теперь можно не просто уничтожить соклановца по приговору Главы, но и объявить межрассовую охоту на неугодного вампира. Союз одобрил право семьи требовать твоей смерти. Так что теперь ты для многих лакомая добыча.

– Ты лжешь!

Бен не поверил. Ему казалось это дурным сном, глупым розыгрышем. Вот только выражение лица Пьетро говорило: все – правда.

Но не для того круорец в течение пятидесяти лет выживал в мясорубке войны, чтобы сейчас сдохнуть от рук своих же родственников; не для того он так спешил в родной Рэдланж, чтобы здесь найти смерть…

Крипты радужки Бена стали красными, этот цвет начал распространяться, замещая коричневую окраску глаза на амарантовую. Кровь полилась из ладони анисита плотным потоком. Она закручивалась, формируя образ сабли. На все ушло не более секунды – и вот уже пальцы Бена сжались на рукояти.

Череда ударов обрушилась на Рингони. Летели столы, ломались лавки, не выдерживая натиска двух аниситов. Мелькали клинки, звенела сталь. Но одна ошибка – и вот кинжал вылетел из рук Бена, а клинок Рингони пронзил бок изменника и припечатал того к стене.

– Ты покойник, Бен, – Рингони наслаждался победой. И все же он поторопился.

Стоило ему слегка ослабить давление на тело и немного отодвинуться, чтобы всадить клинок в сердце, как Бен направил кулак в челюсть противника. А за ним еще и еще удар со всей аниситовской мощи.

Радужка глаз Рингони окрасилась в желтый – вампир тоже решил обратиться к руне. Его руна Перевоплощения – это увеличенная скорость, удлиненные руки, волчья пасть с набором острых зубов, способных перегрызть любую кость. В таком обличье даже сабля вампиру-перевертышу не нужна: когти по остроте равны кинжалам. Рингони обрушил на противника серию ударов лапой с огромными когтями. Кровяной меч вылетел из рук Бена и в воздухе превратился в алую массу, которая быстро впиталась в пол.

Секунда – и Рингони опрокинул противника на спину. Взгляд поверженного скользнул по Пьетро, который предпочел не вмешиваться в драку. В руках кузена уже не было оружия, но по его глазам Бен понял: рассчитывать на помощь Пьетро не стоило. Как и не стоило пытаться выбраться отсюда живым. И все же…

И все же битва еще не проиграна.

Вместо того, чтобы попробовать спихнуть с себя тяжелую тушу, Бен, наоборот, обхватил руками бывшего друга и прижал его к себе.

Еще мгновение – и острые когти Рингони располосуют изменника, однако вместо этого тело перевертыша обмякло, с губ сорвался стон, а на спине сначала появились наросты – маленькие тонкие бугорки, которые увеличивались в размере. А когда они проткнули одежду, стали видны иглы бардового цвета.

Бен перевернулся, оказываясь теперь сверху своего противника, и осторожно приподнялся. Кровь Рингони окрасила рубашку круорца в алый. Алые реки стекали по иглам, растущим из груди Бена. Вампир сделал вдох. Глаза с амарантовой радужкой на мгновение прикрылись – и иглы стали исчезать. Они теряли свою форму, превращались в тягучую массу, которая всосалась в тело Бена. Все, что напоминало о них, – дыры на рубашке.

Круорцу приходилось рассчитывать свои силы. Молодость ограничивала использование кровяных форм, но как только иглы исчезли, в руках Бена вновь появилась сабля. Осталось лишь завершить начатое…

Тени ожили. Они потемнели, сменили свои очертания, лениво отделились от стен, от столов и скамеек и черной рекой потянулись туда, где сплелись в схватке двое. Темные щупальца, извиваясь змейкой, поднялись по телу вампира, опутали ему руки и развели их в стороны.

Бену не удалось нанести решительный удар. Занятый Рингони, он пропустил, как в комнату проскользнули два брата. Это они, активировав руну Арбори, обратились к теням, чтобы пленить Бенджамина.

Проклятия сорвались с губ вампира, а вместе с тем смерть устремилась в сторону близнецов: из ладоней круорца вырвались гибкие ленты, напоминающие щупальца. Щупальца, с остриями на конце.

Молодые вампиры, рожденные не более тридцати зим назад, не успели даже понять, что происходит, когда острие проткнуло им грудь, вошло в сердце, где расцвело еще рядом острых отростков. И через мгновение на том месте, где стояли близнецы, осталась лишь одежда, прикрывающая груду пепла.

Кровяная масса еще не успела втянуться в ладони Бена, когда вампир согнулся от новой боли. Рана в боку горела, словно в ней все еще находился нож, который вновь и вновь разрывал плоть. Перед глазами мелькали разноцветные пятна, пол качался, глаза – слипались. Еще немного – и он не в состоянии будет сражаться: сила руны Поглощения, направленная вигофагом, готова была отнять у него последние силы.

Но Бен привык выживать. Война научила многому: если атакуют – отбивайся, если противник зазевался – бей.

Секунда – и кровь круорца обратилась в оружие. Мгновение – и прежде, чем Бен осознал свое действие, выполненное на одном инстинкте, лезвие меча с разворота снесло голову вигофага – и Пьетро рассыпался пеплом.

Вопль родился в комнате, отразился от стен и понесся по этажам постоялого двора.

Вопль ужаса и отчаяния вырвался из горла Бена, когда он понял, что натворил. Дрожащей рукой круорец коснулся вороха одежды, под которой был пепел – все, что осталось от брата.

Времени, пока Бен занимался соклановцами и кузеном, оказалось достаточно, чтобы раны Рингони перестали кровоточить. И хотя они напоминали о себе жуткой болью, вампир вернул себе способность двигаться и сражаться.

Словно в замедленном темпе Бен видел то, что происходит.

Вот Рингони отвел руку назад – и зашуршала ткань разрезанной на лоскуты во время битвы рубашки.

Вот хрустнула половица, принимая вес перевертыша, который сделал шаг в сторону круорца.

Вот блеснуло холодным светом лезвие, готовое рассечь воздух и пресечь существование Бена.

В руке де Конинга появился хопеш. У вампира не было сил даже подняться – руна кузена сработала, и ему нужно время, чтобы восстановить силы. А значит все, что есть, он должен вложить в один удар.

Круорец оттолкнулся от пола. Не выходя в верхнее положение, он бросил тело вперед и увлек за собой оружие, которое захватило ноги противника и срезало их.

Крик и вой, стон и проклятия вырвались изо рта Рингони. В попытке не упасть лицом в пол он отбросил клинок. Руки задержали падение тела. Перевернувшись на спину, Рингони схватился за обрубки, в которые превратились его ноги.

Бен уже стоял над ним, чуть покачивающийся, но все же вновь готовый сражаться. Выражение его лица испугало вампира: Бен готов был убивать.

– Ну давай же! – бросил Рингони стоявшему над ним врагу. Но вместо того, чтобы нанести последний удар, Бен опустил хопеш, который сразу же потерял свою форму и густой массой втянулся в ладонь.

– Да пошел ты!

Де Конинг ногой оттолкнул клинок Рингони подальше от бывшего противника, устало опустился на стул и уставился перед собой.

Все для него потеряло значение. Встреча с другом обернулась предательством, объятия с братом – грудой пепла. Он все эти годы так мечтал о доме, а дома, судя по всему, мечтали о его смерти. Не так давно Бен знал, чего хотел: вернуться в родной Рэдланж и продолжить жить той жизнью, которую прервала война. А что теперь? В его кармане – ни гроша, одежда превратилась в тряпку.

Вампир поднял голову и оглядел трактир. Шум не привлек внимание обитателей комнат на втором этаже. Видимо, драки здесь были обычным делом, не вызывающим ничьего интереса.

В очаге горел огонь, фонари в креплениях вдоль стены отбрасывали пляшущие тени, но даже в этом тусклом свете черными кляксами на полу виднелись кровавые следы, и вряд ли ароматы готовящейся пищи и алкогольных испарений в ближайшее время перекроют приторный запах смерти.

Де Конинг скользнул взглядом по груде одежды и поднялся.

– Ты уже до мародерства опустился? – подал голос из угла Рингони, наблюдая, как Бен стягивает с себя одежду, облачается в наряд Пьетро и собирает в узел костюмы братьев. Деньги убитых переместились в потертый кошель.

Однако, кроме одежды, от вампиров осталось и кое-что еще – серебряные кулоны на короткой цепочке. Их надевали на шею проклятым – чистокровным вампирам – во время обряда обращения. Три кулона со знаком солнца на одной стороне и с именами носферату на другой.

Сжав их в руке, Бен некоторое время стоял в задумчивости.

– Передашь их родным, – де Конинг бросил кулоны на колени бывшего друга. – И вот это тоже.

Он сорвал со своей груди такое же украшение, почти физически ощущая, как рвется его связь с семьей.

– Можешь сказать, что отомстил за убитых, и получить причитающиеся за мою голову деньги.

Еще один кулон полетел в сторону Рингони.

– Ты издеваешься? Отец Пьетро – сенсусит, забыл? Он мне голову свернет за обман, – завопил безногий, вспомнив, как легко упомянутый Сильвестр де Конинг с помощью руны Сенсуса считывал воспоминания соклановцев.

– Это твои проблемы.

– Нет, это твои проблемы, де Конинг! Они узнают, что ты убил представителей своего клана. Они тебя найдут. И я буду вместе с ними, чтобы видеть твою смерть, – Рингони перешел на крик. Он плевался своей ненастью и уже заранее наслаждался местью.

Бену показалось это забавным с учетом того положения, в котором находился его противник. Вампир улыбнулся. Улыбка оказалась вымученной, бок болел и от каждого движения вновь кровоточили поврежденные сосуды, наскоро заделанные регенерацией.

– Ты всегда был мстительным ублюдком, – устало проговорил Бен.

Круорец двинулся в сторону двери, по пути подбирая разбросанное оружие. Пора было ему покинуть эти места. И все же прежде чем выйти из трактира, он вновь приблизился к Рингони, отложил в сторону собранные вещи, оставив в руке лишь клинок.

Страх мелькнул в глазах «мстителя».

– Ничего личного, Рингони.

Нет, Бен не собирался его убивать. Просто он был слишком голоден, чтобы проигнорировать возможность наесться.

Из ладони выросли щупальца, которые стянули тело перевертыша. В отсвете фонарей блеснул клинок, врезаясь в плоть поврежденной ноги. Питательная влага полилась из живого сосуда.

Кровь вампира – еда для анисита. Однако у Бена были и иные отношения с этой субстанцией. Круорец, он управлял кровью.

Он умел замедлять кровоток как в своем организме, так и в организме противника, хотя использовал эту способность редко – слишком много сил на данном этапе развития вампира на это уходило. Он мог создавать несколько кровяных форм. Их число ограничено, но это лишь временные трудности. Если повезет, то он достигнет высшего мастерства в рунном использовании. Круорцев не берут многие яды и к алкоголю они устойчивы. Последнее, правда, иногда бывало ужасно неудобно, особенно когда хотелось просто напиться и забыться.

По крайней мере вот эту историю Бен с удовольствием забыл бы на время.

Но сейчас он лишь создал из алого потока кружку, в которую нацедил кровь Рингони.

Утолив голод, Бен поднял собранные вещи и приблизился к стойке. Под столом, вжав голову в плечи, бледный от ужаса сидел местный парнишка. Бен кинул тому золотые, расплачиваясь за себя, своих товарищей и за причиненный ущерб, и покинул заведение.

Он вывел коня из конюшни и ударил каблуками по бокам. Путь домой ему был закрыт. Куда ехать? Оставалось лишь положиться на удачу. До замка – пять часов. Пока Рингони или его посыльный доберется до Рэдланжа, пока соберут желающих сорвать голову вампира, плюс еще время на обратную дорогу. Итого как минимум десять часов у него имелось.

А может ничего не будет, и все просто плюнут на изменника, надеясь, что он сам где-то сдохнет?

Бен не рассчитывал на такой удачный для себя расклад, поэтому пустил коня галопом. За отведенное время он должен оставить позади как можно больше миль…

…Мили. Сколько их было? А сколько было сбитых башмаков, загнанных лошадей? Сколько крови было пролито и сколько вампиров обратилось в пепел?

Два века скитаний и битв за право жить. Эрна, Глава клана де Конинг, постаралась: награда за его смерть была высокой. Бену срезали локоны, чтобы доказать выполнение приказа. Он без сожалений расставался с волосами, но голова вампиру была дорога.

Он бежал на север, прошел всю Большую землю от запада, где на горизонте виднеются очертания острова Расуэк, до востока, где возвышается башня Стилвок, в чьих недрах хранятся свинцовые гробы вампиров-преступников. Он сам провел в таком двадцать лет, расплачиваясь за неудачный опыт по переливанию собственной крови человеку. Человеку, правда, не повезло: он не стал носферату, а превратился в монстра. И теперь это чудовище, этот некрофаг – здесь, рядом с Беном.