Loe raamatut: «Пленники кристалла», lehekülg 2
Вампир видит его гниющую плоть с обнаженными костями на ногах. Монстр приближается, а вместе с ним все отчетливее звучит скрежет: острие топора, зажатого в разлагающейся руке, царапает бугристую поверхность платформы. И тысячи… миллионы мелких царапин бегут от получившегося разлома, из которого вылезает прошлое: знакомые и незнакомые лица обретают плоть и несутся мимо Бена, обдавая его тлетворным жаром.
Обнаженные тела и обезображенные головы то ли людей, то ли животных заполняют пространство. Они движутся с такой скоростью, что сливаются в размытые линии.
От такого мельтешения кружится голова и когда кажется, что нет больше сил выносить это, мелькает свет, отражая блики от лезвия занесенного над головой топора…
Крик заглушает все звуки видения. Крик заставляет Бена открыть глаза и дернуть ногу. Отсутствие ступни – веская причина, чтобы вырваться из плена сна.
Он вновь в 2016 году, в сокращающемся мире, который пахнет его потом и кровью. Но теперь ко всему этому добавился новый аромат: воздух наполнился запахом обожженной плоти. Обрубленная нога покоится на платформе, пульсируя болью. Капли пота стекают по спине и холодят, словно кто-то прошелся сзади, подняв прохладный поток воздуха.
Бен знает, что там никого нет, но все же оборачивается. Оборачивается, чтобы увидеть ее – Главу клана, свою бабку. Он многим ей обязан: она снабжала его книгами из хранилищ, пока он жил в Рэдланже, поддерживала стремление заниматься медициной. И сейчас он рад был видеть ее хотя бы в роли призрака, созданного сознанием, которое еще теплилось в этом теле, охваченном лихорадкой.
– Эрна, почему смерть постоянно преследует меня? – сквозь хрип вырывается вопрос.
– Не тебя одного, – женский голос, мелодичный и тихий, звучит везде. Бен слышит его, будто Эрна рядом. От фигуры, стоящей напротив, идет свет, и приходится поднести руку к лицу, чтобы отгородиться от него. – Жизнь и смерть – две части одного целого. Без второго не бывает первого.
Тьма раздвигается, уступая место зелени: она щекочет ноги, наполняет легкие ароматом цветущих растений.
Бен словно переносится в Рэдланж двенадцатилетним подростком, у которого еще все впереди.
На краю обрыва стоит светловолосая женщина с толстою косой, спускающейся до бедер. Тонкая накидка покрывает обнаженные плечи, длинный шлейф платья приминает траву.
Ее словам вторит шум воды, бьющей у подножия обрыва.
– Нельзя спасти тысячи людей, не убив одного. Разве ты сам не говорил об этом? – ироничные нотки в голосе даме вызывают на лице парня раздраженную гримасу.
– Это всего лишь отговорки. Признание в собственном бессилии. Ведь нельзя же спасти всех. Приходится выбирать. Но я не бог.
– Бог людей, Иен, создал их слабыми, а Кхорт сделал нас сильными. Так почему бы не усовершенствовать то, что создал Иен? И если кто-то умер, не стоит винить в этом себя.
Женщина медленно поворачивается к собеседнику, сидящему на траве.
– В конце концов, мы не обязаны вмешиваться в дела людей. Пусть ими занимаются теурги – не стоит магам давать возможность лишний раз нас ненавидеть.
– Но нельзя заниматься наукой ради науки. Она должна приносить пользу. Бабушка, разве не так?
Колышутся юбки, дрожит шлейф, надушенная рука касается щеки паренька.
– Многие открытия бывают опасны. Не все знания могут принять люди. Иногда лучше промолчать, отойти в сторону и смотреть, как гибнут десятки, вместо того, чтобы спасти их и спровоцировать гибель тысяч.
Солнце палит нещадно и слепит глаза даже в этом мороке. В мельтешении точек сливаются дни и года. Память перематывает воспоминания. И кажется, что место осталось прежним и лица окружающих не изменились. Лишь он – уже не подросток, а мальчишка, проклятый – ребенок вампиров, который еще не прошел обращение. Его голова покоится на подушках, тело лихорадит. Ему всего восемь лет…
– Не надо было запирать его в подвале, – голос матери звучал глухо из-за закрытой двери, на которую устремлен лихорадочный взгляд мальчишки. – Вильгельм, он же еще ребенок. Ему бы бегать с друзьями по двору, играть в вышибалы на мечах, а не сидеть в твоей лаборатории, растирая минералы.
– Не смей мне указывать, как воспитывать сына.
Звук пощечины и вскрик матери отозвался болью в голове ребенка и в сердце того, кем этот ребенок стал, словно сон соединил двух существ: проклятого и вампира.
– И пусть он знает, – голос отца гремел, и даже обитая железом дверь не в состоянии заглушить его. Эта фраза предназначалась не для матери, а для него, внука Главы клана. – Как только ему станет лучше – он вернется в подвал. Наказание еще не закончено.
Тело болело. Болели раны от отцовского кнута, прошедшего по спине, болели мышцы, которые сводило судорогой, болела голова. Все это мог бы исправить маг жизни – дарк Ланс Паттерсен, но отец не впускал его в дом.
Некоторое время мальчик находился в беспамятстве. Темные кудри облепили мокрый лоб.
Он открыл глаза, лишь когда услышал шелест юбок.
– Бабушка! Бабушка! Я не хочу умирать!
– И не умрешь! – прохладная рука коснулась его лба, будто стирая боль и усталость. – Ты, как феникс, возродишься.
– Я не хо… – он попытался возражать. Нет, он не хотел становиться вампиром в этом возрасте. Быть вечным мальчишкой – лучше умереть. Вот только не знали родители, что становиться вампиром мальчик вообще не желал.
И все же настанет время, когда дальше тянуть будет нельзя. Но это будет после, а сейчас…
– Ты возродишься сам, – успокаивала мальчугана женщина. И эти слова слышит он, проживший не одну сотню лет. Взгляд Эрны направлен не на лицо ребенка, а куда-то вглубь, сквозь пыль веков, которые прошли, сквозь толщу столетий, которые еще будут. – Ты приблизишься к грани, пожмешь руку смерти и пойдешь дальше более сильным. Это жизнь, Бенджи. А это значит, что там, где кончается одно, начинается другое. Просто не сдавайся…
– Не сдавайся…
В своих видениях он вновь подросток, стоящий на краю обрыва вместе с женщиной, которая за эти годы нисколько не изменилась: то же вечно молодое лицо с большими карими глазами.
– Профессор, ученый, сделавший современную медицину и фармацевтику. Не важно, какими именами ты пользовался или кому отдавал свои творения, ты сделал свое дело. Я следила за тобой – всегда и всюду с того момента, как ты ушел. Я видела все твои падения и твои победы. Но на фоне всех твоих открытий я рада, что многие из них так и не дошли до людей. Значит, мои уроки не прошли даром. Я горжусь тобой. А ты – гордишься собой?
Ему есть, чем гордиться, и есть, о чем сожалеть. Медицина строится на смертях и крови. А еще на деньгах. На грязных деньгах. Но смогут ли спасенные жизни отмыть эту грязь?
Тьма вновь раздвигается, словно издевается над своим пленником. Исчезает запах гнили и паленого, вместо этого пахнет дождем, навозом, поцелуями, потом и спермой. Этим ароматом было наполнено для вампира начало девятнадцатого века. И Бен помнит его. Запах ощущался задолго до того, как в поле зрения попадал огромный особняк на краю города, принадлежащий некой мадам Гурдан. В его залах по вечерам горел свет, звучала музыка, дамы в шикарных туалетах кружились в танце с кавалерами, официанты бегали, разнося вина и закуски. В соседнем зале мужчины играли в кости и покер.
Ближе к полуночи от здания отправлялись экипажи. Когда все добропорядочные жители города укладывались спать, красавицы из особняка выходили на работу. В разных уголках города их ждали клиенты – мужчины, которым нужны утешения, развлечения или просто ласки. Кому-то подавай недотрог, кому-то – развратных и смелых до экспериментов дам. Мадам Гурдан выполняла любые заказы. Никто не знал, откуда у нее эти девушки: темнокожие или бледнолицые, с раскосыми глазами или с пухлыми губами – они появлялись так же неожиданно, как и исчезали.
Это было новое время и у него было новое имя. Как же его, урожденного де Конинг, тогда звали?
Беннет? Гарри? Нет. Он взял имя Кеннет и фамилию своего приемного отца – Лозари…
В тот вечер он вошел в здание с заднего двора. Внушительного размера чемодан оттягивал руку, а иногда больно стучал по колену.
Час был поздний, но мужчина знал, что его ждут. Ему даже не пришлось стучаться: как только он поднялся по трем каменным ступеням, упирающимся в темную дверь с золотой инкрустацией, ему открыли. Даже сейчас, спустя несколько веков, он вновь переживал ту неловкость, которую всегда испытывал при входе в это здание.
Он знал, что за дверью, мимо которой лежал его путь, мужские руки скользят по коленям сидящих рядом дам, а иногда, не стесняясь присутствующих, поднимаются выше, чтобы коснуться груди, затянутой в корсет.
– Смотрю, сегодня ажиотаж, – вампир старался не обращать внимание на доносившиеся из комнат стоны. Плотные двери не могли их заглушить. Страсть, боль, злость и наслаждение – все эти эмоции перемешивались здесь в чудный коктейль, который раз за разом привлекал новых клиентов, готовых платить за удовольствие.
Сопровождающий – дарк, маг, вкусивший кровь носферату и состоявший в свите Главы клана Хальда Лозари, – жестом предложил гостю следовать за ним. Хрустели башмаки теурга (как официально называли себя маги), но не скрипнула ни одна половица крутой лестницы. Звук шагов заглушал пушистый ковер, балясины сверкали золотом, начищенные до блеска перила ловили отражение мужчин.
Но не успели они сойти со ступеней, как дверь в конце коридора распахнулась и оттуда вылетело облако кружев. Кружева были везде: на голове, на руках. Широким юбкам наряда было тесно в узком пространстве вытянутого прохода.
Внутри этих кружев находилось личико с аккуратно выстриженной бородкой, с толстым слоем румян на побеленном лице.
– Свинья! – тонкие руки с длинными пальцами подхватили юбки, и существо продолжило свое стремительное шествие, норовя смести вошедших. – Нет, какой же он свинья!
Алые губы того, кто был известен под именем мадам Гурдан, изрыгали проклятия.
– Антуан! – Кеннет-Бен остановился и вжался в стену, чтобы несущееся по коридору нечто не снесло его.
– О, братец, – белое личико скривилось в гримасе отвращения. – Тебя мне тут только не хватало.
Презрительный взгляд достался и дарку. Хмыкнув вместо приветствия, Антуан махнул юбками, поймал их, задрал повыше и начал спускаться по лестнице, не заботясь о том, что при таком движении со всех сторон открывался прекрасный вид на его панталоны.
– Чего это с ним? – обеспокоенно спросил Кен.
– Господин Лозари не одобряет выбора Антуаном любовника. Считает, что шевалье Дюран – ему не пара.
– Я думал, они расстались.
– Мы тоже так думали, но оказалось, что их отношения вступили в новую стадию.
Вампир и дарк обменялись сочувствующими взглядами. Хальду не везло. Он, обращенный сангуисой Селеной, стал Главой клана, куда принимались вампиры вне зависимости от родословной. И хотя дела шли вполне успешно, было кое-что, что беспокоило Лозари. Когда-то он был человеком, а это значило, что его дети, испив кровь вампира, могли превратиться не в носферату, а в некрофагов – существ, чьи действия сводились лишь к удовлетворению естественных потребностей, главной из которых являлся голод. Они ели все подряд, не делая различия между мертвой и живой плотью. Срок жизни некрофагов был небольшим: в течение недели существо теряло человеческий вид, в течение месяца в тлен превращались даже кости. И это становилось проклятием для Хальда Лозари. Из всех его детей лишь один успешно прошел обращение. Но природа и тут посмеялась над последователем Селены, даровав Антуану извечную любовь к мальчикам.
Дарк, проводив гостя, откланялся.
– Кеннет, входи! – раздался из-за двери властный мужской голос. Вампир улыбнулся, подозревая, что истинный владелец публичных домов в разных уголках Заолуна в очередной раз использовал свою руну Сенсуса, чтобы определить, кто идет.
Кен вошел в ярко освещенную залу. Тяжелые шторы закрывали окна. В центре помещения стоял низкий столик с пузатыми графинами. К нему примыкал диван, заваленный маленькими подушками. В глубине помещения – небольшой альков, завешанный прозрачным тюлем, сквозь который угадывались очертания большой кровати.
– Оцени мое последнее приобретение.
На диване возлежал мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Он выглядел намного младше вошедшего. Возможно, причина в том, что у хозяина комнаты не так были заметны горизонтальные морщины на лбу, и не было мелкой сетки в уголках глаз. Более бледный цвет лица, более утонченные манеры – эти двое казались полной противоположностью друг друга, и все же вот уже почти шестьдесят лет они были вместе. Отец и сын, не связанные ни родственными узами, ни кровными. Их семейные отношения зафиксированы лишь бумагой, подписанной Регентариатом и хранящейся в архивах Союза с конца прошлого века. Но несмотря на свою внешность, Хальд Лозари разменял уже полторы тысячи лет.
Кеннет Лозари, урожденный де Конинг, встал за спиной своего приемного отца.
Перед мужчинами, стыдливо прикрывая наготу, стояли девушки.
Были здесь низкорослые мулатки, длинноногие негритянки, полногрудые южанки и широкобедрые девушки северных стран. Шатенки, брюнетки и блондинки. И даже одна – представительница редкого вида альбиносов.
– Какая экзотика! – оценил представленное Кен. – Спецзаказ?
– Ага, – Лозари, будто забыв о хороших манерах, ткнул в девушку-альбиноса пальцем, – ее целый год искали. Что скажешь?
Кеннет не спешил отвечать, тем более он прекрасно знал, что отца интересует не мнение о красоте девушек. Ему нужен совет относительно их здоровья. Ведь одних продадут лишь на ночь, а кто-то вскоре перейдет в полное расположение своих новых хозяев. Хотя официально работорговля запрещена, Хальд всегда найдет в законодательстве лазейки, которыми можно воспользоваться.
– Испуганные они у тебя какие-то, – поделился поверхностными наблюдениями мужчина.
– Я их еще не обработал как следует. Так что не обращай внимания, – махнул рукой Лозари.
Кеннет, облокотившись на спинку дивана, стал более пристально рассматривать девушек своими окрасившимися в амарантовый цвет глазами.
– Беременность в этот спецзаказ входила? – осторожно и шепотом спросил он.
– Которая? – от былой позы властелина если не мира, то этой комнаты, не осталось и следа. Хальд не любил, когда что-то рушило его планы. А в данном случае эта маленькая неприятность могла вылиться в крупную сумму.
– Четвертая слева.
– Исправишь?
– Без проблем. Но я бы рекомендовал недельки на три подержать ее подальше от клиентов.
Такой подход явно не нравился Лозари, но в подобных делах он привык доверять сыну.
– У второй справа – сифилис. Я передам это Джону. Кстати, как он тебе?
Хальд щелкнул пальцами. Из неприметной дверцы, расположенной сбоку, появился мужчина и, не говоря ни слова, вывел дам. Хозяин комнаты потянулся к столику, откупорил графин и плеснул янтарный напиток в два бокала, один из которых протянул сыну. Тот, как только девушки скрылись за дверью, занял свободный край дивана. Объемный чемоданчик остался лежать у его ног.
– Внимательный. Дамы от него без ума. По крайней мере их не надо на осмотр гнать палками, – Хальд улыбнулся, вспоминая, с каким трудом без использования руны Сенсуса пришлось убеждать девочек каждое утро после ухода клиентов обнажаться еще перед врачом, который теперь отвечал за их здоровье.
– Я, кстати, предложил ему пару часов работы в моей клинике. Ты же не против?
Широкий жест Главы клана благосклонно давал разрешение на подобное.
– Хочешь его взять в свиту? – хотя вопрос задан был вполне беспечным тоном, Хальда явно интересовал ответ.
– Нет, – опроверг тревоги мужчины Кен. – Не хочу лишать теурга тех возможностей, которые он имеет сейчас, будучи членом Гильдии. Меня вполне устроят просто деловые отношения с ним и с подобными ему.
– Ты им доверяешь?
– С магами можно работать, – уклончиво ответил Кен. – А некоторые, как и мы, даже не боятся запачкать руки. Не волнуйся, я осторожен.
В комнате воцарилась тишина – мужчины были заняты дегустацией напитка.
Эти два вампира познакомились шестьдесят лет назад, когда один из них был не в лучшей форме и на пороге смерти. Ужасной смерти, насколько в тот момент смог оценить ситуацию Хальд. И все же что-то в том обессиленном вампире привлекло Главу клана настолько, что он даже пошел на подкуп должностных лиц и разыгрывание целого спектакля по спасению сына. Правда о том, что сын не родной, всплыла после, но опровергать документы никто не стал. Так что среди вампиров Кеннет Лозари числился приемным сыном Хальда – не родным, но старшим.
– Кстати, спасибо тебе за пилюли. Здорово экономят мне силы. Девушки от них такие податливые и страстные.
– Рад, что понравилось, – вампир отсалютовал бокалом. – Только не увлекайтесь. Иначе они превратятся в безвольных кукол или умрут от передозировки. И да, у меня тут кое-что для тебя.
Кен пересел поближе к столу, отодвинул графины и стаканы на край и положил перед отцом чемодан.
Хальд перевел взгляд на сына. У Лозари возникло желание проникнуть с помощью руны Сенсуса в сознание Кена, чтобы узнать, что скрыто в чемодане. Но Глава клана удержался от подобного шага, боясь оскорбить своим действием сына. После некоторых колебаний он все же открыл замок и откинул крышку. Ровными рядами в чемодане лежали стопки банкнот.
– Деньги, – особой радости в голосе Хальда не было.
– Я решил, что пора отдать долг. Дела у компании идут неплохо. Так что мы в состоянии расплатиться с… кредиторами, – последние слова Кен произнес с улыбкой, будто пытался смягчить смысл сказанного.
– Здесь больше, чем ты брал.
– Так и прошло почти двадцать лет.
– Двадцать лет, – эхом повторил Хальд, будто вспоминая те времена. – Не думал, что твоя затея выгорит. Какая-то вшивая аптека, непонятный компаньон. А теперь несколько фармацевтических фабрик. Слышал, что ты заключил ряд выгодных соглашений. Что дальше?
– Дальше будем расти. Займемся исследовательской деятельностью официально, возможно со временем откроем еще клиники. Планов на самом деле много.
Хальд не был рад такому положению вещей. Их отношения с Кеннетом нельзя было назвать особо теплыми. Когда они познакомились, одному давно минуло тысячу, а другой перешагнул трехсотлетний рубеж. Они были скорее деловыми партнерами. Но были бы у них какие-то дела, если бы не договоренности, достигнутые во время их первой встречи?
– Ты хочешь отделиться от клана?
Вопрос был задан осторожно. Да и сам Хальд действовал аккуратно, будто боялся спугнуть сына. Ведь что стоило ему, сенсуситу, залезть в голову Кеннета и вытащить оттуда всю информацию?
– С чего ты это взял?
– Я же знаю, что ты не в восторге от того, чем мы занимаемся…
Не в восторге? Первое знакомство с бизнесом Хальда подвергло вампира в шок. Ловля людей, поиск Иных, чтобы потом у особо ценных экземпляров стереть память, наложить на сознание новые воспоминания и продать подороже тем, кому нужны такие рабы. А желающие ведь были. Были тогда, есть и сейчас. И никакие законы и запреты не смогут этому помешать. Бизнес, строящийся на удовлетворении низменных желаний, будет существовать и дальше…
Смог бы он это принять, если бы не необходимость? Но случилось то, что случилось, и что-либо менять молодой вампир не собирался. Чем бы клан Лозари не занимался – теперь это и клан Кена тоже.
– Не в восторге, – признался мужчина. – Но это не значит, что я отказываюсь помогать клану и тебе. Просто не хочу, чтобы между нами стоял финансовый вопрос. К тому же, – Кен взболтал жидкость в стакане, – возможно у меня к тебе будет деловое предложение.
Хальд не торопил сына, давая ему возможность собраться с мыслями и озвучить желаемое.
– Как по поводу выполнения спецзаказа для меня? Нет, нет, нет, – Кен рассмеялся и отрицательно провел рукой, – не такого. Мне могут понадобиться подопытные. Разные расы. Разные параметры. К сожалению, не все можно проверить на животных.
– Без проблем. Мои юристы оформят все так, что никто из Конфедерации не придерется, – пообещал в свою очередь Хальд.
Около двух веков прошло с тех пор. Изменилась история, поменялись законы. Но все так же рабовладельческий рынок находился в руках Лозари, все так же испытывал потребность в подопытных Бенджамин. Лишь публичные дома стали выглядеть иначе. Да и фабрики де Конинга разрослись, компания пожрала компанию, образовав новую корпорацию, охватывающую все области медицины и фармакологии.
Здесь есть, чем гордиться, и есть о чем вспомнить!
– Эрна!
Он вновь вырывается из сна, который, быть может, и сном не был. Морок из воспоминаний, слишком ярких для живого, слишком четких для умирающего. Но его время истекает, хотя он продержался дольше телефона, который выпал из рук, пока вампир спал, и погрузился в окружающую тьму – и в этом Бен видел горькую иронию.
За то время, пока он был без сознания, ничего не изменилось: новые жильцы не появились, в мире кристалла не стало светлее, земля не стала мягче, мгла не стала дальше и даже боль в ноге осталась прежней. Как и остался прежним образ Эрны, следующий серым облаком за его взглядом, куда бы он ни повернул голову.
– Зачем, – он пытается говорить, проталкивая слова, но обожженное горло не подчиняется, и он продолжает вести диалог мысленно, лишь чуть шевелятся губы, беззвучно произнося фразы, – зачем ты здесь?
– Подумай сам. Быть может ты что-то хочешь мне сказать?
Как пущенная задом наперед лента кино, мелькает перед его взором прошедшая жизнь. Что послужило толчком ко всей этой круговерти?
– Ты была права. Нам не стоило вмешиваться в ту войну.
– Нет, Бенджамин. Это клану не стоило вмешиваться, так как от этого зависела жизнь многих. Но каждый член клана мог сам решать, как поступить. Ты сделал свой выбор. Ты о нем жалеешь?
Бен проводит рукой по глазам, смывая выступивший гной. Видение тает. Он вновь один.
– Эрна… Эрна… Тебя здесь нет. Я один, схожу с ума настолько, что мне мерещишься ты – древняя и бессмертная старуха. Нет, я не жалею.
Глаза болят от тьмы, такой беспросветной и пугающей. Она подступает, медленно отхватывая у территории миллиметр за миллиметром. В мире древнего артефакта уже нет бурлящей лавой дыры, но от этого воздух не перестает быть менее ядовитым. Вместо огненного пара в легкие попадает тьма, она разрушает плоть и путает мысли.
– Это не ты. Все эти слова – лишь плод моего воображения; то, что я хочу услышать. Но все это неправда.
– Это так важно?
Бен вздрагивает, испуганно оглядываясь. Но облик Эрны растаял вместе с воспоминаниями. Остался лишь голос, звучащий в голове.
– Тебе это важно?
– Нет, – после небольшой паузы отвечает вампир. – Просто, если я начинаю говорить сам с собой, видимо, мне недолго осталось.
Он поднимает голову, вглядываясь вдаль, где, как ему показалось, что-то мелькнуло.
Нет, всего лишь мираж: превращенная в маленькую звезду умирающая надежда. Звезда крохотная, еле заметная. Бен смотрит, стараясь воображением увеличить ее хотя бы до размера луча, что появился семь дней назад. Тот луч возник неожиданно и осветил сидящих на клочке земли двух существ: женщину-мага и вампира. А когда он исчез, остался лишь один вампир.
«Главное, надеяться. Надежда никогда не должна умирать», – так говорила Ребекка, его невольная соседка и пленница этого мира.
Бен прикрывает глаза, вспоминая эту женщину, что была рядом, но была так далека. Он помнит каждый день, что они прожили вместе. В момент их знакомства этот мир был намного больше.
Они встретились случайно: просто разрушающийся кристалл откинул свои отростки-платформы и всех, кто еще не успел исчезнуть, собрал в основе.
Они провели вместе двадцать девять дней…
Перед ним была тициановая платформа с холмом посередине и небольшим резервуаром в метр диаметром, который находился ближе к краю подсвеченной алым территории. Раньше это было местом выхода хенотов – как назвала змееподобных существ с пастью острых акульих зубов Ребекка. Но эти монстры уже давно не появлялись. Однако пленники периодически поглядывали на булькающую лужу, будто опасались, что из нее вновь вылезут чудовища. Но те умерли первыми, не прожив и нескольких дней после того, как луч магов ударил по артефакту. Так что теперь в лужах ничего не было: только огненная пульсирующая лава, которая распространяла по поверхности смертельный жар.
– Когда выберусь, первым делом нырну в ванную. И чтобы вода там была прохладная, – Ребекка попыталась собрать волосы в пучок, но они вновь потными прядями облепили лицо.
– Я бы на твоем месте не стал употреблять эти два запрещенных слова: вода и прохлада. И первое, и второе нам уже не светит.
Мужчина сидел на склоне холма, срезал перочинным ножиком ногти и периодически поглядывал на женщину, стоявшую у подножия этого алого пузырчатого возвышения.
– Так что расслабься и получай удовольствие от последних дней.
– Бенджамин Лоуренс. Что же я слышу? – Бекки приблизилась к вампиру. – Неужели великий ученый, стоящий у истоков современной медицины, и вот так сдался?
Тонкая полоска бровей тревожно сошлась у переносицы – дама была недовольна.
– А что ты от меня хочешь? – мужчина даже не сдвинулся с места и не прекратил свое занятие. – Мы оказались в ограниченном мире, где ничего и никого, кроме нас, нет.
– Ты – пессимист, – в голосе звучали обвинительные нотки.
– Нет, Ребекка. Я реалист. А реальность такова, что нам самим отсюда не выбраться. И я сомневаюсь, что кто-то нас будет вытаскивать. Скорее всего нас сочли погибшими.
– Не смей так говорить, Лоуренс. Даже думать об этом не смей. Нас отсюда вытащат.
Бен убрал ножик и с тревогой посмотрел на женщину. Неужели его расчеты не верны и ее магия дала сбой, а интоксикация, вызванная голодом и обезвоживанием, уже негативным образом отразилась на работе мозга?
– Конечно. Прилетит волшебник, растолкает нас и сообщит, что все это был лишь сон. И ты проснешься в своем небесном доме в райских кущах Раэна, а я – в аду, где случайно заснул между котлами Тресона, – надежды на то, что все это вызовет улыбку у дамы, не оправдались. Что ж, у врачей и без того несколько специфический юмор, а если этот врач еще и вампир…
– Ты… Ты…
– Кто? Хам, извращенец? Кстати, если бы ты сняла платье, телу было бы лучше. Кем ты еще назвала меня в прошлый раз?
– Идиот и дурак, – напомнила Ребекка, но тут же прижала руки к губам, будто эти слова – нечто грязное. – Я не об этом. Нельзя терять надежду. Мы должны верить, что нас отсюда вытащат. Они не могут нас просто тут оставить. Это неправильно.
– А ты, конечно, вся такая правильная… – Бен с сочувствуем посмотрел на молодую женщину. Сколько ей? Внешность – лет на тридцать. Статических морщин еще нет, мимические – не столь заметны, контур лица не нарушен. Значит, как магу ей вряд ли более девяноста. Приличный срок. К этому времени многие снимают с себя розовые очки и понимают, что мир не делится на «правильно» и «неправильно», на «хорошее» и «плохое». Потому что вся жизнь – это балансирование на грани. – Верная жена, которая ни разу не изменяла своему вечно отсутствующему мужу, которая не лгала ни ему, ни сыну – любителю влезать в разные неприятности. И неизвестно, где бы он был сейчас, если бы не помощь родителей.
– Родители должны помогать своим детям.
– Нет, Ребекка. Вечная опека – это худшее зло, которое только могут родители дать детям. Твоему сыну уже за двадцать. Ему бы пора становиться самостоятельным. Может хоть с твоей смертью он это поймет.
Речь мужчины прервала звонкая пощечина.
– Что? Я всего лишь по твоему совету стараюсь найти в этой ситуации что-то положительное.
– О, Тамаэн, что же я от тебя хочу. Ты же вампир! – эмоциональный фон женщины подошел к критическому уровню. – Бесчувственная скотина, живущая за счет жизни других.
– Ты говоришь стереотипами, – аккуратно постарался мужчина остановить поток эмоций. Но если женщину несет по волнам ярости, гнева или хотя бы элементарной истерики, то лучше не вставать на ее пути и дать этому потоку схлынуть.
– Скольких людей ты убил? Десятки? Тысячи? Ты же не человек. Такие, как ты, создали этот кристалл, которому нет места на Заолуне. Если бы его не уничтожили, он бы поглотил все. А сейчас из-за твоих сородичей мы здесь. Почему я должна ждать своей смерти?
Бен слушал, мысленно убеждая себя, что Бекки не виновата в том, что исторгают ее уста. Просто обстановка, просто память, просто стресс. Он, наоборот, должен радоваться, что она говорит, смеется. Значит, его план работает и она не ощущает боли и не задумывается о том, во что превращает ее кристалл. Но всему есть предел. И гнев сгустком энергии, поднимающимся от спины, заставил напрячь мышцы. Кровь хлынула к конечностям, готовым к сокрушительному удару. Бен действительно поднял руку, намереваясь схватить эту глупую женщину за горло.
Пришлось до боли сжать зубы, чтобы не допустить этого, позволить разуму взять контроль над телом, запустить руну, успокаивая кровь.
– Если не хочешь ждать, то я могу уже сейчас сломать тебе шею. Или предпочитаешь, чтобы я вырезал тебе сердце?
– Ты же этого не сделаешь? – не совсем уверенно спросила женщина, делая шаг назад. Она была так забавна своим испугом, что гнев Бена исчез, будто обратился в пыль, стукнувшись о стену.
– Конечно, не сделаю. Мне интереснее посмотреть, как будет умирать от обезвоживания маг жизни. Кажется, это должно быть занятное зрелище.
– Дурак! – женщина стукнула его ладошкой по плечу и улыбнулась, оценив шутку.
– А еще самый несчастнейший из бессмертных. Я-то мечтал, что окажусь в изоляции с какой-нибудь красивой и доступной женщиной. А мне тут тебя подбросили. Пигалицу, до которой даже дотронуться нельзя.
– Дотронуться – можно, лапать – нельзя, – былые серьезность и правильность вновь вернулись к Ребекке. – Я – замужняя женщина.
– Конечно, замужняя, которая застряла с вампиром, – сочувствующе цокнул языком мужчина.
– Не застряла, Бен. Просто это одно из испытаний для меня и моих близких. И мы должны его выдержать. И знаешь, я уверена, что они не поверят в мою смерть. Они будут искать. Перероют весь лес, чтобы найти нужный осколок и вытащить меня из этого мира. Мой муж – маг света. Он перетрясет весь Магистрат, доберется до Парламента Конфедерации, но найдет меня, я в этом уверена.
Мужчина никак не прокомментировал эту речь. Слишком много эмоций. Вполне возможно, что эмоции и имеют какую-то силу, но он не был уверен, что этой силы достаточно, чтобы дотянуться до тех, кто остался по ту сторону кристалла. Кровяная нить, которая позволила вытащить большинство попавших в этот мир, оборвалась уже давно.
– А тебя? Тебя кто-то будет искать? – Ребекка опустилась рядом с Беном. Она двигалась медленно, осторожно, будто ожидала, что боль яркими всполохами вновь напомнит о себе.
