Loe raamatut: «Алексаша»
…История о дружбе, любви, верности, авантюрах, ненависти, предубеждениях и человеке, который нашёл своё счастье, любовь и друга вопреки зависти и предрассудкам, доказав, что для настоящих друзей препятствий нет…
Настал вечер – время для сказа премудрого. Расскажу я повесть о царе великом, Петре первом, да о его помощнике верном Алексашке Меньшикове, да о том, как с другом, с душой родственной, всё проще ладится, да дела великие проще спорятся, да о том, что дружбу, любовь да верность честную никакими деньгами-то не купишь, саблями никакими не завоюешь…
Санькино детство
…Была зима. Боярин Ветров вышел на крыльцо своего терема, потряс длинной бородой, о чём-то задумавшись, и окрикнул ближайшего крепостного мальчишку. Мальчик подбежал, снял дырявую шапку и поклонился барину. Этим мальчиком оказался сын крепостного лесничего Лёшка Бровкин.
– Эй, Лёшка, иди к конюху моему Даниле Меньшикову и скажи ему, что я требую долг за коня! И живее! – приказал Ветров ему. Озадачился Лёшка: где ему этого Меньшикова найти. Решил идти на конюшню. Пришёл Лёшка на конюшню и видит: двое крепких мужчин маленького худощавого мальчишку к стене прижали и говорят:
– Долг отца отдавай, а то побьём!
Лёшке стало жалко мальчонку, вот Алёшка и возмутился:
– Эй, как вам не стыдно к маленькому приставать!
Оба мужчины повернулись, один дал кулаком Лёшке, да так, что Лёшка с лестницы слетел. В это время хлопчик улизнул за угол. Потеряв добычу, мужчины ушли не солона хлебавши. Лёшка долго лежал. Вдруг над ним склонился тот самый мальчик.
Сам он был худенький, щупленький, рубаха и портки на нём были залатанные и грязные, тулупчик рваный. Волосы у него были длинные, грязные, спутанные, песочного цвета. А глаза были печальные, какие-то ледяные.
– Привет, я – Санька, спасибо тебе за то, что заступился за меня…
Тут завыл ветер.
– Холодно… давай ты ко мне зайдёшь погреться…
– С радостью! – отозвался замёрзший Лёшка.
И скоро ребята дошли до лачуги рядом с конюшней.
–Это мой дом, точнее, дом моего отчима, Данилы… – сказал Санька.
– Так ты – тот Меньшиков, которого я ищу? – удивился Лёшка.
– Да, а зачем ты меня искал?
– Да барин говорил, что твой отец должен ему за коня…
Санька явно расстроился и со вздохом пробормотал:
– Да, плохо наше дело, забьёт меня хозяин за коня…
Тут в избу вошла девушка с двумя маленькими девочками.
– Привет, сестрёнки! – поприветствовал их Санька.
Малышки сразу обняли его, а старшая стала ворчать:
– Вот пришёл дармоед, мне Данилу с малыми кормить надо, а ты только рот лишний. Ещё дружка с собой привёл!
– Да он только погреться… – стал оправдываться Саша.
Вдруг в дверь постучали.
– Это Данила, прячь своего дружочка… – съехидничала старшая сестра.
Санька быстро открыл погреб и шепнул Лёшке:
– Лезь сюда…
– Это твои сёстры? – успел спросить Лёшка.
– Сводные. Старшая, тоже Санька, самая ворчливая, а малые, Маша и Аня, меня жалеют… – ответил Алексаша.
– А Данила – отчим?
– Получается, так… – вздохнул Санька и закрыл люк, оставив щель.
В щель Алёшка видел, как в избу вошёл крепостной бородатый мужик, как девчонки сразу спрятались за печку, а Санька дрожащими руками подал ему кашу. Данила (почему то Лёшка сразу понял, что этот мужик и был Данила) достал бутылку, выпил, съел кашу и бросил Саньке кусок хлеба. Санька посмотрел на Данилу взглядом, полным любви и благодарности.
«Видно, не очень любит Саньку Данила…» – подумал Лёшка с жалостью к Алексашке.
Видел Алёшка, как в окне показалась телега с богатым человеком, слышал, как он позвал:
– Алексаша!
Санька вылетел на улицу, бросился на шею этому человеку с воплем:
– Папа!
Слышал Лёшка и их разговор.
– Привет, Алексаша, вот тебе пирога и денег, а где мама?
– А маму барин в Сибирь сослал…
После этого богатый человек посмотрел скучающим взглядом и сказал:
– Ну, тогда я поеду…
– А разве ты не заберёшь меня?
– Ну, нет, у меня другая семья…
Телега тронулась, Алексаша с тоской посмотрел ей в след, доедая пирог. Вдруг во двор выскочил Данила и закричал:
– Отдавай деньги!
Алексаша дрожащими ручонками подал мешочек с деньгами, Данила взял деньги, спрятал за пазуху, а потом схватил Саньку за шиворот, затащил домой и огрел несколько раз плетью. Алексаша запищал, вырвался, спрятался от пьяного Данилы в погребе и, посмотрев, что никто не видит, зарыдал. Лёшке стало ужасно жалко Алексашу, он подошёл к нему, положил руку на плечо и тихо сказал:
– Если хочешь кому-нибудь пожаловаться на жизнь, я готов тебя выслушать…
Санька перестал плакать, посмотрел, кто трогает его за плечо и простонал:
– А, это ты, Лёшка. Ты ещё не ушёл?
– Не ушёл и не уйду, пока не вытащу тебя из этого болота! Тебя здесь забьют! Тебе надо сбежать в город… – ответил Алёшка.
– Нет, один боюсь…
– А со мной? – неожиданно для себя предложил Лёшка.
– С тобой, пожалуй, убегу…
– Хорошо, этой ночью убежим…
– Решено! – подтвердил Алексаша, и ребята решили пережидать день в погребе.
Вечером, когда все легли спать, ребята вылезли из погреба, пошли к Лёшиному отцу леснику Ивашке, взяли у него краюху хлеба и благословение и отправились в Рязань.
…Холода стояли жуткие, выл ветер, а тулупчики на ребятах были рваные, вот Алексашка и говорит:
– Давай зайдём в лавку с одеждой и стащим по тулупчику…
Зашли мальчишки в лавку, надели новёхонькие тулупчики и направились к выходу,… а тут их хозяин лавки поджидал. Благо, добрый человек попался, разрешил хлопцам тулупы взять, только отработать велел: разгрузить товар.
… Алёшка попрошайничал, а Алексашка больше с лотков воровал или в напёрсток народ дурил. А однажды народ догадался, что нечестно Санька в напёрсток играет, и побили сильно…
Приходит вечером Лёшка в шалаш, в котором они с Санькой жили, а Алексаши нет. Пошёл Алёша его искать. Долго искал, волноваться начал. Вдруг смотрит: кошки бездомные улеглись в одном месте. Разогнал их и видит: в канаве его Санька лежит побитый и без тулупа. А кошки-то его грели…
После этого случая заболел Алексашка серьёзно. Лежит в шалаше, головы не поднимает. Лёшка весь извёлся: как его на ноги поставить. С каждым днём угасал Алексаша…
… Печальный и тихий, как тень, бродил Алёшка по городу. Вдруг одна старая женщина окликнула его:
– Что случилось у тебя?
– У меня друг заболел…
Женщина вошла в дом и вынесла старую овчинную шубу и сказала:
– Вот, заверни своего друга в эту шубу и напои кипятком, он поправится…
Так Алёша и сделал. И, впрямь, лучше Саньке стало. А однажды принёс Лёша хлеба, а Алексаша нос воротит.
– Надоело мне тебя кормить! – возмутился Лёшка, положил хлеб и вышел из шалаша. А как злость прошла у него, вошёл и смешную картину увидел: Алексаша тянет свою тоненькую гусиную шейку к хлебу. Обрадовался Лёшка несказанно, аж до слёз: значит, Санька будет жить…
Выздоровел Алексаша, снова на свой промысел вышел, по рынку ходил как-то вместе с Лёшкой и заметил слуг Ветрова. Испугался, за руку Лёшку схватил и побежал, что есть сил, только босые пятки засверкали. Добежали до проезжающей телеги, залез Алексаша на неё, а Лёшка никак догнать не может. Слез Алексашка, подсадил Лёшку…
… Тут телега как дала ходу, Алексаша и свалился. Телега за угол повернула, только видел Алёша, как Алексашу слуги Ветрова утащили…
Грустно стало Алёшке, спрятал голову в ладони…
… Тяжела крепостная доля…
Вот настал вечер, пробрался Лёшка в избу Данилы, увидел Алексашу.
– Санька! – позвал его Лёшка, тронул за спину, а Алексаша как запищит. Оказывается, исполосовали розгами всю спину Алексаше за побег.
– Нет, не будет нам здесь житья, надо в Москву бежать!
– Беги, не беги – всё одно… – сначала ворчал Санька, но потом всё-таки согласился.
В Москве они присоединись к бродячему театру, хорошо там им жилось, только недолго: уехал театральный балаганчик, а мальчишек не взяли.
Тогда присоединились Лёшка и Алексашка ещё к двум таким же скитальцам: Трофиму и Мишке Тартынову. Трофим, как и Алёша, попрошайничал, а вот Мишка особым «ремеслом» зарабатывал. Сначала об этом никто не знал, просто Мишка на ночь пропадал, а утром приходил с большой суммой денег и красиво одетый.
А когда Алексаша подрос в красивого, с греческими чертами лица, с длинными песочного цвета волосами, парня, от которого нельзя было глаз отвести, Мишка сказал ему:
– Хочешь, Санька, заработать, от барина откупиться, семье помочь? Я знаю, как на красоте твоей деньги сделать…
– Как? – удивился Алексаша.
– А так: иди к тому же человеку, у которого я работаю, скажи, что деньги нужны, он тебя с богатенькой старой барыней сведёт, ты её приласкаешь, в баньку с ней сходишь, ублажишь, она тебе денег заплатит…
– Что?! Да как тебе в твою дурную голову пришло такой позор мне предлагать! Не собираюсь я себя так бесчестить, у меня ещё достоинство есть! – возмутился до глубины души Алексаша.
– Как знаешь… – вздохнул Мишка.
После этого случая так обиделся Алексаша на Мишку, что заявил Лёшке:
– Всё! Мы больше с этими ребятами не водимся!
Долго скитались Алёша и Алексаша по Москве, а потом устроились коробейниками: торговать пирожками.
Как-то торговал Алексаша пирожками на Красной площади и замер от того, что увидел: Всю площадь заполнили стрельцы, тревожно бил набат. Стрельцы поднимали на копья бояр, одного столкнули с колокольни, врывались во дворец, неистово кричали:
– Не хотим, чтобы нами Нарышкины правили! Хотим Ивана первым царём, а Петра – только вторым, а регентом над ними царевну Софью!
На одном крыльце стояла пожилая женщина в царском вдовьем одеянии, а с ней – мальчик с перекошенным от испуга лицом. На другом крыльце стояла статная черноволосая женщина с соколом на плече и кричала:
– Давайте, меня на регентство кричите, за наградой не постою!
Мальчик вырвал руку и подбежал к забору. Алексаша тоже подошёл поближе. И тут их взгляды встретились…
… Прошло всего несколько секунд, но Алексаше показалось, будто прошла вечность, по телу пробежали мурашки: его заворожили, как угольки, чёрные, печальные, напуганные глаза этого мальчика…
…А мальчик стоял и не мог оторвать взгляда от голубых, как озёра, глубокомысленных глаз Алексаши, его мягких черт лица, от той тоски и грусти, которыми были наполнены глаза Саньки…
«Его взгляд так прожёг мою кровь, он больше из мыслей моих не уйдёт…» – подумали Алексаша и мальчик друг о друге.
…Тут пожилая женщина позвала мальчика в чёрную карету:
–Петруша, скорее!
Мальчик, словно очнулся, и побежал…
… А Алексаша ещё долго, как заколдованный, стоял на том же месте и о чём-то думал, когда подошёл Лёшка.
– Кто этот мальчик? – спросил Алексаша.
– Царь Пётр… – ответил Лёшка.
– Разве у царя могут быть такие печальные глаза? – удивился Алексаша.
– Ещё как могут, это нам только кажется, что у царей жизнь сладкая… – съязвил Алёша, а сам подумал: «Пётр – царь, а мой Алексашка – уличный мальчишка, наверное, им лучше не знать друг о друге…»
Детство Петра.
А теперь настало время узнать о другом главном герое этой книги – Петре. Он был младшим сыном царя Алексея Михайловича. В молодости Алексей Михайлович женился на красивой и родовитой, но больной женщине из рода Милославских. Она родила ему десять детей, но выжили только трое: больные Фёдор и Иван и единственная здоровая девочка в этой семье – старшая сестра царевна Софья. Когда Мария Милославская погибла, Алексей Михайлович женился снова: на молодой боярышне Наталье Нарышкиной. Наталья родила ему сына, которого нарекли Петром. Пётр родился богатырём, и рост, и вес его поражали родственников. Алексей Михайлович радовался этому ребёнку, как первенцу, велел палить из пушек и закатил пир. Дворцы из цукатов и пряники в виде двуглавого орла украшали стол. Только стар уже был Алесей Михайлович, пришёл его срок…
… Когда Петруше было четыре года, ушёл из жизни Алексей Михайлович, стала Наталья Кирилловна вдовой…
Следующего царя на миропомазание несли: ходить он не мог. Это был старший сын Алексея Михайловича Фёдор.
Сколько Фёдор правил, столько героически сражался со своей болезнью. У него было всё, для того, чтобы стать великим правителем…
…Всё, кроме здоровья…
Фёдор многое сделал для страны, но делал он всё судорожно быстро, словно чувствуя, что времени ему дано немного…
…Когда Фёдор скончался, Петру было десять лет…
Когда думали, кого на трон ставить, решили, что Иван тоже больной, лучше поставить юного Петра. Сказано – сделано: миропомазали десятилетнего Петра на трон, а регентом по малолетству назначили мать его – Наталью Кирилловну. Все остались довольны этим решением, кроме царевны Софьи…
… Дело в том, что как-то в юности видела Софья спектакль о Византийской царевне Пульхерии, которая была правительницей – регентом при младшем больном брате. Смотрела Софья с жадностью на сцену во все глаза: видела она не Пульхерию, а себя, не брата её, а царевича Ивана. И горели глаза Софьи нехорошим огнём: огнём жажды власти. «Чем же я хуже Пульхерии? И волосы черны, и брови соболиные, и ростом удалась в отца, и увлечения по-настоящему царские: пиры, соколиные охоты, и образование царское получала и ум есть…» – размышляла Софка. И быть ей правительницей, если бы не Пётр, который, как кость в горле, мешал Софке.
И тут нашла Софка решение.
Созвала она стрельцов и сказала:
– Послужите мне, устройте бунт! Кричите Ивана – первым царём, а Петра – только вторым, а меня – регентом! За наградой не постою! Озолочу!
…А на завтра был стрелецкий бунт…
…Бил набат, стрельцы оглушительно кричали то, что им велела Софья. Боярин Артамонов вышел и закричал:
– На кого руку поднимаете, холопы!
– А ты давно с колокольни летал?! – возмутились стрельцы и сбросили его с колокольни.
Потом подняли на копья брата Натальи Кирилловны…
… Всё это видел маленький Пётр…
…От испуга у него перекосилось лицо…
…Это уродство проявлялось у Петра позже в самые напряжённые моменты жизни…
…Три дня бушевали стрельцы в теремах, а на третий день миропомазали Ивана и всё окончилось…
…Софка вошла в залу широким шагом, как победительница, поднесла ножик к Петру, не без наслаждения наблюдая, как задрожала Наталья Кирилловна…
…Но потом она приняла более гуманное решение: сослать Петра с матерью и учителем дьяком Зотовым в Преображенскую крепость…
Там и вырос Петя. Зотов учил Петра грамоте, часослову, псалтырю, счёту. Всё усваивал Петя быстро и легко, как будто играючи.
Там же Пётр встретил нового друга – немца Лефорта. А было дело так: Лефорт управлял строительством этой крепости, глянул он на своё строение и спросил у Софьи:
– Для кого же, Ваше Высочество, я строю эту тюрьму?
– Для царя Петра и царицы Натальи Кирилловны… – ответили ему.
Стало любопытно Лефорту, он пришёл в тот день, когда Петра привезли в крепость. Долго о чём-то они говорили, а потом Лефорт встал на колени, поцеловал шпагу и сказал:
– Я – ваш верный слуга! Вы будете великим царём, Ваше Величество!
У Лефорта не было своих детей, и он решил воспитать из Петра достойного царя и человека…
…Лефорт брал Петра в Немецкую слободу, Кукуево, там Пётр выучил пять языков и шестнадцать ремёсел. Больше всего Петру нравились кораблестроение и игры с потешными полками. Вся Москва смеялась, когда Пётр шёл впереди и ловко барабанил, а за ним шло два полка таких же ребят, как сам юный царь, в такой же зелёной форме…
Названный брат Петра
Помнишь, была ранняя весна,
Когда нас свела судьба?
Я замёрз и был хрупок,
Ты надел на меня свой полушубок…
И строил я авантюрный план,
И думал, что не долог будет обман…
Но планы рухнули все разом,
Когда ты посмотрел на меня ласковым взглядом.
За это время я к тебе привык
И по-братски тебя полюбил,
Я до тебя лишь униженья знал,
А душевно без ласки голодал…
А теперь моя голодная душа
Твоим вниманием насытится не могла…
Буду всегда с тобой рядом,
Буду тебе названым братом…
Дружбу братской клятвой скрепили
И небо за счастье благодарили…
Твой крестик на моей груди висит,
А сердце лишь за тебя болит…
Мы – настоящие друзья,
И доверяем друг другу не зря.
И пусть странным кажется всем вокруг,
Что царь слуге стал верный друг…
Тем временем Алексаша и Лёша жили хорошо, поправились на пирожках, округлились. К великому сожалению, хозяин пекарни это тоже заметил и выгнал в шею Алексашу и Лёшку, несмотря на их неисполняемые обещания больше пирожки не таскать, и добавил:
– Не верю я вашим хитрым рожицам! Чтобы я вас тут больше не видел!
Пришлось Алексаше заняться старым промыслом: воровством с лотков.
Вот бродил Алексаша по рынку, заметил, что мясник с покупательницей торгуется, стащил связку сосисок, обмотал вокруг шеи и побежал во всю прыть…
… А тем временем из Преображенской крепости сбежал от мамок-нянек Пётр и тоже несётся во всю прыть, так, что бедные мамки-няньки, пытаясь его догнать, чуть не упали…
…Погоня давно отстала, а наши герои всё бегут…
… Вот выбежали оба на одну дорогу…
…Вот приблизились…
…И стукнулись лбами!
– Эй, смотри, куда бежишь! – Прикрикнул Пётр.
– Сам смотри! – Возмутился Алексаша.
Сели оба рядышком, лбы потёрли и… взглядами встретились…
…Снова у Алексаши ощущение, будто ему взглядом сердце прожгли, снова мурашки по коже…
«Где же этого молодого человека видел?..» – задумался Алексаша, а вспомнить не может…
… Смотрит Алексаша – перед ним парень молодой в дорогом одеянии, высокий, широкоплечий, черноволосый, чернобровый, с усиками-стрелочками…
…Только от чего глаза, как уголёчки, чёрные такие знакомые?…
…Смотрит Пётр на Алексашу – перед ним паренёк худенький, мелкий, изящный, красивый, с голубыми глазами, с длинными, густыми волосами песочного цвета. Одет, правда, бедно, рубаха и портки залатанные…
…Только от чего грустинка в этих глазах такая знакомая?..
Тут Петра осенило:
– Так ты – коробейник с Красной площади!
– А ты, значит, – царь Пётр? – вспомнил Алексаша.
– Да…
– А как же ты тут оказался? – удивился Санька.
– Это долгая история, всё из-за моей сводной сестры Софки. А тебя как сюда занесло? – спросил Пётр.
– А я от мясника бегу… – признался Алексаша.
– Так ты что, украл эти сосиски?!
– А ты думал, что купил? – посмеялся над изумлённым выражением лица Петра Санька.
– А как тебя зовут?
– Алексаша…
– А где же ты живёшь? – поинтересовался Пётр.
– В шалаше…
– Даже зимой? – поразился Пётр.
– Даже зимой… – подтвердил Санька.
Пётр задумался, как помочь Алексаше, сказал:
– Пожалуй, я мог бы взять тебя в Преображенское на какую-нибудь не высокую должность. Ты согласен?
У Алексаши загорелись глаза:
– Конечно, согласен! Только я не один, я с другом…
– Хорошо, и друга твоего пристроим, будет служить в потешных войсках у меня… – произнес Пётр.
«Вот хорошо: и накормят, и крыша над головой. Буду поддакивать Петру, авось зиму в тепле переживу…» – думал Алексаша, довольный своим авантюрным планом и удачной встречей.
Лёшку определили в казарму потешных полков, переодели в форму, накормили.
– Теперь надо заняться тобой. Будешь моим денщиком… – сказал Алексаше Пётр.
Пётр привёл Алексашу в терем в Преображенской крепости и велел слугам отмыть и переодеть Алексашу, а сам сел в зале за нарытым к ужину на двоих столом. Прошло полчаса, вышел Алексаша…
…И Пётр встал с открытым ртом от изумления: более распрекрасного юношу ему не приходилось встречать…
…Локоны пшеничного цвета спускались по его хрупким плечам, кожа была белоснежной, на щеках выступал лёгкий румянец, светились большие лазоревые, как небо, глаза, скуластое лицо с мягкими чертами лица украшалось скромной улыбкой.
– Что-то не так? – смущённо спросил Алексаша, заметив удивлённый пристальный взгляд Петра.
– Я не знал, что ты такой красивый… – ответил Пётр.
… От смущения Алексаша опустил взгляд…
– Ну, давай ужинать! – с улыбкой пригласил Пётр нового друга за стол. Алексаша строго помнил, что после голода наедаться нельзя, но всё было таким вкусным…
…В, общем, Санька почувствовал, что объелся…
– Теперь пошли спать… – зевая, сказал Пётр.
Они вошли в горницу, Алексаша увидел, что кровать только одна, снял с вешалки тулуп и хотел лечь на пол. Пётр это заметил и недовольно сказал:
– Э, это не дело! Ты же не собачка, чтобы на полу спать! Сейчас же велю Зотову вторую кровать в нашу комнату поставить!
Алексашу тронули эти слова: раньше с ним обращались, действительно, как с собачкой, а Пётр показал, что относится к нему, как к равному, Алексаша оценил это…
– Эй, Зотов! Поставь в мою комнату вторую кровать… – сказал Пётр Зотову.
Зотов суетливо исполнил это, с недовольством поглядывая на Алексашу.
– Не товарищ он вам, ваше Величество… – шепнул Никита Зотов Петру.
– Я сам буду решать, кто мне товарищ! – нахмурив густые чёрные брови и, раздув ноздри, ответил Пётр.
«А Пётр с характером!» – удивился Алексаша.
Алексаша лёг на свою новую кровать, и чувство блаженства пронизало его: он впервые спал не на скамейке, не на соломе, а на настоящей кровати…
Правда, чувство блаженства продлилось недолго: у Алексаши заболел живот от объедения.
Алексаша свернулся клубком на кровати.
– Да ты, никак, объелся! – с подтрунивающей улыбкой заметил Пётр.
– Конечно, я на улице голодом жил, а у вас тут столько еды… – пожаловался Алексаша.
– Ничего, я пойду к маме, она заварит ромашку. Выпьешь – сразу станет легче…
– Не надо беспокоить Наталью Кирилловну из-за меня! – заволновался Санька.
– Лежи и не дёргайся! – посмеялся над ним Пётр и принёс отвар ромашки.
Алексаша выпил отвар мелкими глоточками и ему, правда, стало легче.
Пётр лёг в свою кровать, они взялись с Алексашей за руки и по-братски посмотрели друг на друга…
… «Несмотря на сложный характер, Пётр очень хороший друг…» – подумал Алексаша.
– Давай поболтаем… – шёпотом сказал Пётр.
–Давай… – согласился Алексаша.
– Мне никогда не везло: отца не стало, когда мне было четыре года, стал править мой старший сводный брат, Фёдор. Он был добрый, и Ивана, и меня любил, вот только долго не прожил. Потом миропомазали меня, потому что брат Иван – больной, а моя сводная сестра Софка сама захотела править, это могло быть только, если не я стану царём, а Иван, вот она и устроила бунт со своими стрельцами,… очень страшно было. Вот нас с матушкой сюда и сослали… – доверительно рассказал Пётр.
– А, думаешь, у меня жизнь до тебя лучше была? Отец родной не захотел брать к себе, мать в Сибирь сослали, отчим и хозяин били, сводная сёстра на порог не пускала, лишним ртом называла, вот и искал я с другом лучшей доли…
– Да, тебе тяжелей пришлось… – посочувствовал Пётр.
…Так дружно, держась за руки, они и уснули…
… А на утро для Алексаши началась новая жизнь.
В первую очередь Пётр съездил к Ветрову и выкупил семьи Алексаши и Лёшки.
Потом Пётр написал вольные Алексаше, Лёшке и их семьям.
– Мы теперь свободные люди! Ура! – обнимались от радости Алёша и Санька.
Затем Пётр взял Алексашу и Лёшку и повёл их в Кукуево. Сначала Пётр показывал своим новым друзьям разные ремёсла, удивительные вещи, разговаривал на разных языках. Потом сказал:
– А сейчас я вас познакомлю с моим учителем Лефортом…
Они сели в лодку и приплыли к усадьбе Лефорта. Тут вышел сам Лефорт и спросил у Петра, не заметив за ним его попутчиков:
– Герр Петер, вы одни?
– Не совсем… – ответил Пётр, и из-за петровской широкой спины выглянул Алексаша.
Лефорт удивился и спросил:
– Вас двое?
– Не совсем… – снова последовал ответ, и выглянул Лёшка.
Лефорту чуть не стало плохо, но он, не подав виду, сказал:
– Пойдёмте, мальчики…
– Я бы мог пригласить вас в таверну к моему другу Монсу, там вы сможете отдохнуть после насыщенного дня… – предложил Лефорт, и ребята с радостью согласились.
Скоро ребята и Лефорт были в таверне Монса. Хозяин таверны, Карл Монс, был очень рад высокопоставленному гостю и развлекал их, как мог.
– А правду Лефорт сказал, что у тебя есть какая-то особенная музыкальная шкатулка? – спросил Пётр.
– Конечно. Хотите посмотреть, Ваше Величество? Я велю дочке принести шкатулку… – с акцентом ответил Монс, поднялся на второй этаж и сказал своей дочери:
– Анна, принеси гостям музыкальную шкатулку…
…Со второго этажа по лестнице спустилась кукольно красивая, очаровательная, изящная, белокурая, сероглазая девушка в бежевом платье с кружевами и глубоким декольте. В руках она несла шкатулку…
…Пётр как увидел её, так забыл про шкатулку, так ему понравилась эта девушка.
– Это дочь Монса, Анна, её называют Кукуйской нимфой… – сказал Лефорт.
Анна подсела к гостям и завела ключиком шкатулку. Полилась дивная музыка, шкатулка открылась, и в ней закружились фарфоровые фигурки влюбленных.
– Дай шкатулку мне, я хочу посмотреть, как она устроена… – сказал Пётр.
– Ваше Величество, я тоже умею петь и танцевать, но если вы захотите узнать, как я устроена, моё сердце будет разбито… – кокетливо опустив ресницы и поправив платье, ответила Анна.
Сегодня в таверне Монса было много гостей: все хотели посмотреть на юного царя. Барышни перешёптывались:
– Какого красивого юношу привёл с собой Герр Петер!
Лёшка сразу ушёл, сказав, что это развлечение не по нему, Алексаша стушевался, но выпив пару кружек пива, уже чувствовал себя лучше. Зато Пётр, выпив, танцевал весь вечер с Анной Монс. Та была довольна, кокетничала с Петром, стреляла глазками, звонко, как хрустальный колокольчик, смеялась над его шутками. Пётр смотрел округлёнными глазами на Анну и не мог налюбоваться ей, чем-то она зацепила его. И чем больше смотрел на неё Пётр, тем больше влюблялся в Анну, сам того не замечая.
А потом они сбежали в сад, и Алексаша, и Карл Монс видели в окно, как Пётр неуклюже и грубовато обнял Анну и поцеловал.
«Пропал мой Петька…» – подумал с грустью Алексаша (мысленно Санька уже звал Петра своим, хотя совсем необоснованно).
Зато Карл Монс был доволен: сам царь обратил внимание на его дочь.
Тем временем, пока Алексаша грустил, он услышал сзади женский голос:
– Паренёк, чего грустишь, меня Бертой зовут, давай потанцуем!
Алексаша повернулся и как только увидел её, сразу испуганно протараторил:
– Я не умею танцевать!..
– Научу! – весело сказала очень крупная барышня Берта и вытянула нашего мелкого Алексашу танцевать…
…Возвращались два друга поздно ночью, пошучивая друг над другом.
– Тебе что, Монсиха понравилась? – спросил Алексаша.
– Да, у неё такие глаза!.. – отвечал Пётр.
– Видел я, куда ты смотрел, явно не на глаза! – смеялся Алексаша.
– Зато я знаю, почему ты понравился Берте! – заявил Пётр.
– Почему?
– У неё к тебе материнский инстинкт! – засмеялся Пётр.
– Всё, я обиделся! – сказал Алексаша и развернулся.
– Кончай с гонором… – пробормотал Пётр, подхватил Алексашу, перебросил через плечо и таким образом донёс бунтующего Алексашу до самой комнаты…
… А на следующий день Пётр устроил смотр потешных полков. Алексаша заметил, что они не знают, где право, а где лево.
– Что ж сделаешь, если они из деревни, не различают правую и левую стороны… – пожаловался Пётр.
– Значит из деревни, говоришь?.. – задумался Алексаша и подал отличную идею: привязать к правой ноге сено, а к левой – солому, чтобы научить сторонам потешные полки…
– Сено! Солома! – командовал довольный Пётр и нахваливал смекалку Алексаши.
– Можно, я буду звать тебя Mine heart? – спросил вдруг Алексаша.
– Можно, мне даже это будет приятно. А тебя можно буду звать little brave? – ответил Пётр.
– Хорошо… – сказал Алексаша…
… А ветер развивал их волосы, они стояли на обрыве рядом и смотрели вдаль, Пётр рассказывал Алексаше о своих мечтах…
…Какая-то невидимая духовная нить связывала их с этого момента…
…Прошло два месяца, и Алексаша удивлялся, как можно было строить авантюрные планы против такого человека, как Пётр. Алексаша уже мысленно считал его братом и не представлял мира без Петра. Больше всего Алексаша боялся, что всё кончится и Пётр выгонит его.
Лёшка приходил к Алексаше каждый день и видел к своим сомнениям, как расцветал его Санька, слушал его рассказы об их затеях с Петром и качал головой, не верил Лёшка, что где служба, может быть и дружба…
…Но случилось то, что доказало надёжность Петра: Алексаша заболел. Алексаша лежал в бреду, а Пётр поил его с ложечки, не отходил целыми ночами, приглашал различных докторов, выгонял с грандиозными скандалами тех докторов, от лечения которых Алексаше не становилось легче.
