– В папеньку своего, разумеется, корявого и мелкого недомерка.
Арсен это слышал, а Хрисанф вряд ли, потому что желая успокоить стоячесть, а не сидячесть друга, как его ноги желают идти в обратном направлении, шепнул в ухо.
– Кира ночью уже всё доложила. С Аэлитой всё в порядке, полагаю, сегодня они уже выйдут на связь с тобой, так что расслабься немного. Не волнуйся. Всё хорошо.
Кричит Ванессе.
– То-то и оно! Вторую такую сардинку я ещё не видал в жизни!
Гость стал свидетелем того, что все ему, включая чету Кирсановых, расписывали про домашних работниц как-то не слишком соответствующе правде. Со слов Аэл, это вообще были какие-то пятизвездные горничные, но на деле Арсу далеко не так показалось. Да, они были прекрасны. Да, может, Агний и Далила в упор не видели внешнее сходство девушек с биологическим отцом, но стороны это было вполне различимо. По крайней мере, тому, кто знает об этой тайне.
Виктория – старшая, самая красивая, и в росте не прогадана, действительно, ходячая модель. И хоть спереди бросай, хоть сзади – вылитый Хрисанф, только в женском обличии. Видимо, командует сёстрами (подругами, коллегами), организует, но сама не может не выдать своей неловкой скромности. Вьющиеся, длинные, не слишком тёмные волосы подвязаны косынкой, но непослушные естественные локоны то и дело выбиваются и падают лёгким водопадом на шею и лицо. Не умеет прямо смотреть в глаза, щеки нередко вспыхивают, но не полным яблочным румянцем, а слегка затмевают золотом и взор опускает в точь точь, как гребаный Хрисандель, разумеется, по-своему, по-женскому и никак невозможно усомниться в искренности всего её существа. Статная, стройная, фигурная, но больше модельно-фигурная, а не аппетитно-соблазнительная. Вообще ни капли грязнючих мыслей не вызывает. Взгляд думающий, глубокий, но, скорее всего, не слишком образованная и далеко не умная. В общем, взяла от родителей больше положительного, чем отрицательного, за исключением того, что в движениях, когда складывает руки перед собой, перебирает пальцы, поправляет то да сё – неуверенная.
Я вообще не понимаю, откуда это у красивых людей? Кто их держал в подвале и капал, что они – никто.
Вероника – славная. Больше всех мне понравилась. В красоте как будто чуть уступает старшей. И они очевидно похожи друг на дружку, как родные сёстры, а не как дети от разных матерей. Интересно, замечали ли они это? Говорили ли об этом. Походу, нет. Вера – хохотушка и оптимистка. Но иначе, чем моя многострадальная луковичка. Простой человек. Ничего не усложняющий. С блеском в глазах, с блеском в устах. В отличие от Хрисанфа лицо более круглое, с симпатичным ямочками на щеках и зубы мельче, и волосы, если не крашена, светлее. У Вики глаза синие (если не линзы), но хрен это увидишь, потому что у неё убегающий прячущийся взгляд. У средней – золотисто-карие, ласковые, ласкающие, обнимающие, любящие. Видно, она в кого-то влюблена, и из-за этого весь мир для неё чудесен и идеален. Ростом чуть ниже Виктории, очертания тела мягкие, спокойные, без углов, хотя тоже очень хорошо сложена, как хорошенькая куколка. Несмотря на скудность условий и крошечную семью (дочь матери-одиночки), её ладно воспитали. Виктория – детдомовец, может, вовсе не в Хрисанфа её материализм и неприсутственность, как будто иногда желает слиться с мебелью, даже сейчас, в уютной тёплой обстановке.
Ванесса. Та ещё кнопка. Та ещё скрепка. Мельче всех. И ростом и возрастом. Шестнадцать, не больше. Неужели, не доучилась, или инфантильно выглядит. Ну, так сказать, не писаная красавица и не писаная торба. Моя чиполлинка миниатюрная, но всё при ней. Эта плосковата, угловата, странноватиста. То хмурая, то нарочито эмоциональная. Чернява. Светлая, но как будто смуглая. Много теней, впадин, выемок на лице. По пути в столовую мельком видел её мать, Камилу. Обычная женщина в возрасте, полная, говорливая, довольно мобильная и крепкая. В молодости, возможно очень даже может быть недурна собой, смешанных европейских и азиатских корней, пашенная, как говорят. С полными яркими губами, большими глазами, большим носом. Фигура уже соответственно погоде, но раньше понятно, почему на неё запал его босс: привлекательная для мужчин.
А это, точняк, ни в мать, ни в отца. Ну да, всё равно черты папки проглядывают в вытянутых глазах, овновых бровях, извечной ухмылке. Но корявая, как говорится. Сама себя портит. Вместо няшки – дюдюка. Одевается также мрачно, нескладно, однако с неуловимым вызововом. Посмотрела на меня, как будто я жалкий червяк какой, а она королева Виктория. Бывает, же такое. Руки тонкие красивые, а она их как-то крючит. Спину крючит, ноги крючит, походку крючит. Нарочно делает. Или самая такая нескладеха. Рот очень даже симпатичный, с чуть чуть выпяченной верхней губой, приоткрывающийся невольно, но она предпочитает маску какого-нить злыдня. Волосы тёмные, прямые, только до плеч, негустые. Глаза тёмные, при одном освещении – с зелёными искорками, при другом – как уголья, без зрачка. Но хрен ими полюбуешься, недовольство и сарказм во всём. Как сеньорита такую терпит у себя дома? Но та как будто не замечает, мягко ко всем обращается, как к помощницам, и честно говоря, местами, не как хозяйка, а как просительница, сделать ей великое одолжение, снизойти до неё. И Виктория с Верон с удовольствием бросаются делать всё, что захочется капризной избалованной барыне. Чуть ли не веером её обмахивают, пылинки сдувают. Ванесса тоже вроде с ними, и в то же время как будто ей смешно. Зачем тогда работаешь здесь. Бедняга Птерыч. Не хотел бы я такую дочь. А он ни сном ни духом. Видимо, не видит этой дикой разницы в родной троице.
И ничего они не мастерицы. У Виктории от волнения и излишка старания всё валится из рук: посуда, корзина с бельём для стирки, слава богу, детей она пока ещё не роняла. Вероника – славненькая, но сам наблюдал, как она помешала варенье в чай Далилы мизинчиком. Вылизывает пятнышко на платье, сметает крошки на пол. Простовата.
Ванесса, без комментариев. Студент на подработке в одну смену. За пивасик и чипсы. Что-то есть в ней раздражающе-хрисандельское, но босс, чесс, гораздо более менее. Малявка. Маленькая чертовка. И на Птерыча бывает прорух, от шедевра не всё шедевры.
Хрисанф шепчет Арсену.
– Ты ещё сыновей моих старших не видел. На днях приезжают. Познакомишься с ровесниками. Как молодёжи не тусоваться.
Арс, вспомнив сплетни об Айнаре.
– Нет, уж, увольте, благодарю покорно.
Босс заливисто смеётся на всю кухню и получает тычок от жены, которая в то время мирно упивалась первым в виде мясного супа на косточке, вторым в виде итальянской пасты и между этим холодцом, салатом и печеночным тортом, сварганенным той самой Ванечкой.
– Кушай-кушай, яхонтовый мой! Не обращай на этих девочек внимания! Мы тут обделены сильно в мужском обществе, так что все ужасно переволновались!
Виктория с укором.
– Александр, как можно…
Вероника.
– Ха-ха-ха! Но он такой толстый и кому за ЗО да?! Извиняюсь!
Ванесса.
– Этот чмырь? Кирсанов, вы что, белены объелись. Я пойду. Ей-богу, чаепитие у безумного шляпника. Дураки вы все.
Далила вставляет замечание.
– Вани, не выражайся в присутствии дорогого гостя. И да, ты на сегодня свободна, можешь идти домой.
Но далее присоединяется сатаной к мужу.
– Правда-правда, Арсенушка! Такой замечательный мальчик есть тут, Айнарушка Аичи и его золотой брат Айталушка! Я думаю, вы непременно подружитесь.
Ох! Всего полчаса, а столько возни.
Глава 45
Хрисанф не стал сильно задерживать Арсена, который одной половиной себя присутствовал в гостях, другой – витал в беспокойстве об Аэлите.
Провожая друга, Кирсанов из переднего холла скрылся на минуту в одной из боковых дверей и вернулся с одной из младших дочерей.
– Это наша Урсик, мишка моя! Поздоровайся с дядей Арсеном!
Девочка была похожа на пупса с золотыми волосами и голубыми глазёнками.
– Пливет!
– Чкрк, моя сладкая! Она пока не очень понимает букву Р.
Арс сел на корточки перед малышкой и протянул ей свою ладонь, чтобы она пожала ему руку.
– Какая молодец! Она уже умеет говорить? И ходить начали так рано?
Хрисанф взял дочку на руки и стал поправлять ей розовые банты.
– Да, им нет года (есть временные несостыковки в повествовании). Я бы и с остальными детьми познакомил, но ты прямо весь на иголках. Понимаю. Я поеду с тобой. Только Далиле скажу. Айсенчик и Хайджи – задроты, как мама, играют в кубики, никак не оторвешь, и интроверты больше, не очень по части тусовок. А Милка, наоборот, вся в крестную, хлебом не корми, дай во всём разобраться, принять участие, сейчас помогает Камиле собрать игрушки, вся в процессе, на меня даже не взглянула, деловая колбаска, королевишна, тоже в мать. Правда, хороший дядя, Урсула?
– Холосий!
Арсен не удержался и засмеялся.
– Какая умница!
– Старшенькая же! Папина, мамина будущая помощница! Да и сейчас всех на место ставит.
– В отца, наверное.
– Нет, они все в жену мою. Крепенькие и сильные, упертые и такие же красивые.
– Птерыч, по-моему, все твои отпрыски под твою копирку.
Агний даже обиделся.
– Это ты о старших… (понижает голос). Ну, они, конечно, не такие писаные расписные, как твоя дюймовочка. И воспитания у них никакого нет. Но что поделаешь.
– Ты опять не так понял. Моя чиполололо, конечно, вне конкуренции, гений чистой красоты для меня, но другие сказали бы, что ВВВ – просто бомба.
– Думаешь? (недоверчиво)
– Само собой.
Возвращает девчушку в детскую, по пути оповещает супругу о своих планах и они садятся в углозуба. Хрисанф за рулём, потому что Арсен довольно в расхлябанном состоянии.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что так хорошо отнёсся к моим внебрачным и брачным детишкам. Я видел, как ты переводил взгляд с одной на другую, потом на Далилу.
– На сеньориту я посматривал лишь из-за этой мелкой…
– Ванесса.
Хрисанф улыбнулся и они оказались в городе.
– Тебе не кажется, что она… Ну…
– Такая оторва?
– Ну… Сеньориту не волнует её поведение?
– Волнует, конечно. Тем более сейчас, когда признался ей.
– А тебя не волнует?
– У меня всё нет времени, чтобы ими заниматься. Я видел, как ты на них смотришь. Да, они, как несовременные. Древние, как бы сказала жена. Необразованные, недалёкие и тёмные. Короче, не сердись на них. Это они в меня тупенькие.
– Ну, не то чтоб совсем так. И ты Птерыч, я тебя никогда не считаю таковым.
Странный босс опять безобидно улыбнулся.
– Не утешай меня. Вероника даже таблицу умножения, как следует, не знает. И ты прав, они точно в гребаного папку, такие же свинюшки, как я, никаких манер, темнота. Я не помню своего детства, но, скорее всего, у меня тоже не было никакого воспитания. И рос я в простой среде. Мы, не как, её святейшество, Далила великолепная, голубых кровей, а простые крестьяне и рабы.
– Ладно прибедняться. Никто из нас ложку не умел держать и все в штаны ходили до поры до времени.
Но Хрисанф как будто не слышал.
– Порой я тоже нахожу Викторию где-нибудь в уголочке, взирающей на холмы, или на картину этим глубокомысленным печальным взглядом. Спрашиваю де, об чём думаешь. А она встрепенется как ото сна, глазками хлопает. Пустота. На то и хватает воображения, чтобы придумать: Вот, Александр, как считаете, может, серебро почистить, или занавески постирать? Иди, говорю, Далиле сказку по ролям почитай, это у тебя лучше получается. Ну, ничего, я собираюсь выставить её из дома, работу нашёл, пускай проветрится, мир посмотрит, итак дура была, а прислугой вовсе отупела.
Арс слышал от Аэлиты об затее босса после тёрок с женой.
– Птерыч, ну посуди здраво. Говорю это как абсолютно незаинтересованное третье лицо (в сторону: ну зачем опять эти гребаные потуги вершить человеческие судьбы, зачем оно мне, на кой?!). Вот ты сказал, что вы с Викторией как бы детдомовские.
– Вика не как бы. Она там выпустилась.
– И ты хочешь поступить с ней, как возможно поступили с тобой? Прогнать прислугу. Думаешь, там в модельном агентстве её ожидает что-то другое? Пожалуйста, головку налево, направо, а теперь раздвинь ноги. И она будет, Птерыч. Неважно где. Если её родной отец, даже если она об этом не знает, обращался с ней как с домоработницей, она всю жизнь будет считать за норму, что должна всем прислуживать и что так ей и надо.
Кирсанов притормозил возле одного маркета.
– Но что ты предлагаешь? Можешь считать меня последней мразью в мире, но Далила для меня – важнее всего. Важнее детей. Я не хочу заставлять её страдать из-за моих прихотей и ошибок молодости.
– Дети – это не ошибка.
– Вот же умник нашёлся. Я их не на улицу выставляю. Слава Богу, Вероника наткнулась на такого же божьего одуванчика и придурка, как сама. Просто, Господь милосерден к ней! Я уж думал, что ни один мужчина не посмотрит в их сторону: такие они жалкие. Ан нет, нашлись дурачки, то есть один дурак дураком прекрасен. Так что вторую тоже сплавлю: уже мужнина проблема будет, а не моя.
– Хрисанф у тебя голова набекрень видимо. Вовсе они не жалкие и ущербные, как ты мелешь. Нормальные. Зачетные даже. Вот только меньшая… Она что, в колледж после 9-го? Почему она уже работает? В её возрасте не предпочтительнее ли учиться.
– Ванесса что ли? Ты что, решил, что она школярка? Ей восемнадцать. Виктории – двадцать, Верон – девятнадцать. Все совершеннолетние давно.
– Ой, кто-то в батьку пошёл.
– Кыш! Ни в коем случае. Просто сама недоразвитая такая. Семимесячная, или последствия родовой травмы.
– Ну… Может, так сказать, извиняюсь, телом. Но бошка у неё, по всему, варит гораздо лучше сестёр, если по твоей схеме рассуждать.
Босс нахмурился и направил ПУ в сторону квартала, где жил Арсен.
– Углозуб – такой же порядочный и послушный. Ты – бережный да. Мама Ванессы как раз-таки не очень умная. Она помогает нам, Камила, ты её видел, когда пришёл. Я, можно сказать, воспользовался её мягкостью в прошлом. И теперь расхлебываю. Но я не знал. Просто подумал, какая красивая девушка.
– Ты всегда так думаешь.
– Да, этой мой тик какой-то. Ирония в том, что она вообще не помнит меня, поэтому мы все как большая странная семейка. У Ванессы были отчимы и сейчас есть, и есть брат с сестрой, школьники ещё. Так что, понятно, что она меня ни во что не ставит. Я для неё просто кошелёк, чтоб подкопить деньжат.
– Мне слегка показалось, что лучше бы эту сплавить, как ты говоришь.
Агний обречённо вздохнул.
– Куда? Кому нужны эти дуры и неудачницы. Жалкое зрелище. Сам же видел, какая она недотепа. Прям, как от Далилы родилась, а не от своей родной матери.
– Сеньорите… Непросто, наверное, с такой.
– Далилушке моей? Ты что, моя Далила – святая женщина.
Арсен не удержался и выдал свой фыркокряк.
– Птеровна-то. Ой-ё.
– Не ё, а воистину. Ведь это из-за неё, все эти козы живут с нами. Именно после того, как мы поженились, на меня вдруг нашёл умный стих, и я, вдруг заделался папкой. И сыновья внезапно навалились и пропавшие дочери, а потом свои малята пошли. Смейся, фыркай сколько хочешь. Для тебя я как ходячая комедия кажись. Далиле, конечно, всё это поперёк горла и она думает, что я это возвращение будулая делаю нарочно, чтобы позлить её. Себя адекватно не оценишь. На деле, сама же и является источником всей этой кучи-малы. Объясняй, не объясняй. Как и ты. Своё городит. Бывает и такое, что соберёт вещички в махонький пакетик и объявляет, что уходит от меня, что ей не нужно от меня ничего: ни я сам, ни наши дети – ничего. На полном серьёзе. Я, конечно, на стенку лезу и из кожи вон.
– Птерыч, точняк Калитка сказанул, по вам можно стендап снимать.
Хрисанф посмотрел на Иванова, как недавно его супруга старалась на него смотреть: как на что-то, не достойное комментариев.
Глава 46
Они вошли в квартиру Арсена и продолжили разговор в ожидании вестей от Аэлитиных хитников. Хрисанф, пользуясь случаем, отводил душу, а Арсу хотелось хоть как-то отвлечься от тоски по его чиполлинке, слушая странности своего босса.
– Есть что пожрать?
– Только полчаса назад смена трёх блюд была.
Но Кирсанов уже рылся в холодильнике парня и нервно начал стрелять в сковородку одно за другим яйца, поставил в рисоварку рис, чтобы потом пожарить его с овощами и курицей.
– Позор какой-то! Ты меня кормишь лучше чем эти растяпы. Женщины называются.
– Птерыч, не будь древним, как говорит Далила. Нормально и вкусно всё было. Мне понравилось. Я многое чего не умею из того, что у вас было. Аэлитка, например, вообще не кулинар и что. Я и одёжку её стираю, и глажу, и не вижу в этом никакой трагедии. К тому же, разве сеньорита у тебя по этой части?
Агний буркнул, бухая в кастрюлю наскоро технично нарезанное мясо.
– Нет. Но это же Далила. С неё другой спрос.
– Какой?
– Никакой.
– Хмм… А она вообще что делает по дому?
– Как что? Она – хозяйка дома! Замечательная многодетная матушка. Она со своей мамой читают стишки, потешки, прибаутки, книжки разные, вот и наши ребятки стали чуть пораньше гутарить. Я и впрямь, только на наседку гожусь: кормлю, чищу, спать укладываю, за здоровьем слежу, а Далила – человеков воспитывает. И из-за того, что у нас смешанные корни, малята понимают несколько языков уже почуток. Она и со старшими занимается. Виктория была издерганная, когда к нам поступила, как робот, как ложка в отсеке для столовых ложек и ни-ни: где поставили там и стоит, и пугливая, что твоя лань. Но рядом с моей женой время останавливается и растекается леность, в хорошем смысле этого слова. Гораздо спокойнее стала Вики, перестала во сне зубами скрежетать. Веронику, наоборот, чуть приструнила. Та ещё хвастушка, болтушка и растрепа, ну как я, что скрывать. Более менее варежку теперь контролирует, хотя со стороны может и вовсе не так: мелочь, но для неё гигантский шаг в космос. Ванесса поначалу воровала. Знаю. Ужасно. Но Далила посоветовала мне давать ей что-нибудь из Далила Катс, да и от своего барахла что-нибудь наскребёт. А Несс – та ещё сорока, не гляди что эмо, обычная женщинка. Перестала таскать же. Нам не жалко, просто это же некрасиво. И это тогда, когда она вообще не знала, что они мои кровь от крови. Я тайком плакал. Скажешь кому-нибудь – убью. И так считает меня тряпкой и сморчком. Не в том смысле. Правда, когда ссоримся, начинает пилить и хныкать, что живёт здесь на птичьих правах, что не нужна мне и нафиг не сдалась и опять же начинает собирать крохотный пакетик.
Арс внутри угорает, представляя.
– Тебе вот смешно. Мне – нет. Всю ночь потом не сплю, как помиримся. Всё думаю: что сделал не так, где промахнулся.
– Ты слишком балуешь её.
– Ну, конечно!
Энергично мешает деревянной лопаткой стручки фасоли, гору лука, чеснока и перца в приличной порции масла.
– Далила не разрешает мне увлекаться острым и жареным.
– Ой.
– Ну, как рекомендация.
– Ой.
– А что прикажешь делать! Если б ты знал, что иногда я просыпаюсь весь в холодном поту ночью от кошмара, что мужчины её семьи схватили меня и выкинули вон.
– Ой.
– Я живу в постоянном стрессе из-за того, что не соответствую параметрам её рода. Чтобы не ударить лицом в грязь. Если я не буду заботиться о ней так, как они заботятся, то меня просто сольют в сток.
– Никто тебя не сольет. Опять ты всё намудрил в своей странной голове. Если хочешь знать, люди бывают счастливы, когда спровадят своих детей куда подальше. Акт приёмки-передачки. Мавр сделал своё дело, свобода. Это норма у людей, если ты не в курсе: выталкивать спиногрызов из гнезда. Её родня тебе бесконечно благодарна, наверное, что ты избавил их от этого балласта.
– Вы с Далилой точно соулмейты. Она то же самое толкает. А с чего ты на меня напустился из-за Викушки тогда? Я ведь тоже по законам природы.
– Ну… Не знаю. Поступай как знаешь. Это не моё собачье дело.
– Ах ты хитрожопый гадёныш. Во всяком случае, я прям трясусь оттого, что мне приходится выделываться перед ними, изображая состоятельного учёного-изобретателя, а на деле гроша ломаного не стою.
– Ну, сделай каминг-аут, признайся, что ты придурковатый конъюгат.
Хрисанф чуть не огрел своего любимого ученика скалкой, которой раскатывал тонкое тесто для гедза: он не на шутку завёлся и просто строчил эти пельмешки, как из пулемёта.
– Тебе бы только угорать с меня! Далила не любит такие пельмени, тайком кушаю. Но и потом она жалуется, когда засечёт при поцелуе.
– Кстати, как они это… Нашествие внуков и племянников приняли?
– Как-как. Разумеется, с великой радостью. Чуть на руках меня не носили. Да и носили. Ведь мы все смирились уже с тем, что у нас женой не будет детей. И тут. Старик со старухой на склоне лет стали выпускать крокусы любви.
– Ей-ей!
– То есть они думают, что мы прибегли к суррогатному материнству в комплекте с ЭКО, и скрывали это до поры до времени, чтобы не сглазить. Поэтому у нас четверня и пятерня. И две параллельные суррогаточки.
– Ей-ей. А ваши дети однояйцевые?
– Нет, но поскольку вы все идиоты и поёте в одну дудку, что малыши в меня, то все так и думают.
– Дела!
Они уже трескали яичницу, жаркое, гёдза, салат и даже налили себе по капле красного вина, что притащил с собой Кирсан, в сок.
– Так и живём.
– Птерыч, недурно. Нормально.
– Я чувствую себя, как тот славный малый, что вокруг большого пальца семь раз кружится. Чтобы быть этим самым нормальным семьянином.
– Но ты ведь рождён для этого.
– Не иронизируй! Оф кос! Ни за что не отступлю.
– Ей-ей!
– Вот вам с Далилой смешны мои рвения. Я ходил на тот концерт, где ты своей маме букет принёс.
Аосен покраснел, как свёкла, и ничего не пришло в ответку этому проклятому боссу.
– Что, теперь твоя очередь да. А как твой папка танцует! С тех пор я только так и припрыгиваю перед моей драгоценной.
– Птерыч, прекращай.
– А что? Без шуток. Мне очень понравилось представление. Сам передал букет через одного мальчонку твоему отцу, отныне я его поклонник. Вот каким надо быть мужчиной, чтобы завоевать такую женщину и воспроизвести на свет такого прекрасного сына. Я всегда ищу примеры хороших союзов, чтоб верить в основы и фундамент моих с женой отношений. Типа, есть же в мире любовь.
– Птерыч, не то.
– То, то.
Арс всегда смущался своего происхождения. Хрисанф верно подметил про его отца, артиста балета, и мать, оперную певицу. И тут он, как верно подметила дочь рядом с ним сидящего: толстый за ЗО, или как описала Кира: широкий и просторный. Ну, как из кистей выпал.
Наверное, поэтому мне не понравилась та колючка. Мутанты мы с ней.
– Ну, вот видишь. Всяк достоин уважения. Даже моя маленькая карманная монстрика. Что поделаешь, уродилась.
– Сорян.
– Не за что. Понимаю. Слава богу, дочери – не сыновья. Легче мне с женщинами. Где мужик – там и напряжёнка начинается. Пусть дуры и невежи тёмные, особо на меня не наезжают, поэтому я рад-радехонек, что они не знают правды. Я могу хоть как-то быть ближе с ними. Поздняк, уже что-то наверстывать, да, поезд ушёл, взрослые самостоятельные люди, но благодаря сердцевинке моего сердца, как будто для меня сделали исключение, дали шанс, хоть на миллимоль быть рядом с бисеринками чего-то хорошего от меня. Можешь не встречаться с моими увальнями от первого брака, это я пошутил. В отместку, что ты критиканил моих несовершенных дитяток. Они ни в чём не виноваты. Один я виноват.
– Что ж. Думаю, с тем, который адекватный чувак, можно побеседовать.
Агний с нескрываемым удовольствием хлопает Арсена по плечу.
– Ну что за идеальный мальчик! Вестимо, от таких-то!
– Хрисанф, хватит уже!
– Господи, как вы с Далилой похожи! Оба из хороших семей, голубокровные.
– А почему твои сыновья носят другую фамилию?
– Это фамилия их рода. Они же внуки Арания Аичи. А Кирсановы мы – относительно недавно.
– А если по-другому было б. Они были бы как: Айтал Хрисанф.
– Да, хрисанфийские. Айтал – сын Хрисанфа. Но я согласен, что они – Аичи. Их вырастил и воспитал дед. Это дедушкины внучата. У них есть только биологические родители.
– А почему сеньорита зовёт тебя Агний?
– Не зови меня так. Запрещаю.
– Но это же твоё имя. У тебя двойное имя.
– Да. Но только Далила может меня так звать. Когда остальные – мне неприятно.
– Почему раньше не сменил?
– Как сменишь. Это тебе не Александр Птерович.
– Хмм… Непонятно.
– Ну это как. Я же не зову твою девочку чиполлинка, или луковичка моя, или там зеленоглазочка моя, Аэлита премудрая и распрекрасная.
– Стоп! Понял, гребаный Хрисандель.
– Когда Далила обращается ко мне, я весь просто как подсолнух на солнце становлюсь. Ну ладно, дальше всё, слишком маленький.
Как и я с Аэлиткой. У них есть свой собственный любовный мир для двоих.
Глава 47
Хрисанф возвратился домой довольно поздно: почти была полночь. Далила ещё не ложилась, с озабоченным видом стояла к нему спиной возле небольшого комода.
– Я думала, ты не придёшь сегодня.
– Этот какашкоед не заявился, так что в случае чего, оставил там Киру, всё думал о тебе, не мог же я допустить, чтобы ты ночевала одна.
Он уже по пути к ней сходил в душ и поменял одежду, натянув домашний гарнитур.
– Не так уж и одна. В доме полно людей.
Она поцеловала его и потянула к выдвижному ящичку.
– Вот, не теряй (протягивает те самые затерянные носки). Я их постирала, правда хозяйственным мылом, так что если не нравится запах или структура, можешь перестирать. Хотя там есть пара катышков, так что ты, наверное, уже не будешь их носить. Я сама хотела, но мне чуть больше в пятках.
Далее она прошла мимо него и стала копаться в своём зеркальном столике, стараясь найти какой-то предмет среди кучи маленьких женских вещичек, котороми она не особо пользовалась.
– Где-то здесь было новое складное зеркальце, симпатичное такое… Весь вечер ищу… Что за какашкоед? Что за странное…
Параллельно пытается вспомнить знакомых копрофагов.
Агний, видя, что жена в "бытовой отвлеченности", сбегал в свой кабинет и вернулся с деревянной небольшой коробушечкой.
– Вот.
Далила открыла крышечку, там было красивое зеркало с ручкой, инкрустированное разноцветными камнями и узорами.
– Это из Индии друг привёз. Вместо твоей пропажи сойдёт?
Она ткнула его в его наметившийся живот.
– Ты как Пеппи!
– Ну Далила! Просто запасливый!
– Это эксклюзив же! И дорогое. У меня было пластиковое, на обороте с изображением современной девушки.
– Завтра будешь искать. При дневном освещении. Ночью твоя куриная просто зашкаливает. Иди ко мне.
Обнимает.
– Я не себе. У меня сто зеркал. Валялось, поэтому подумала, что больше подойдёт молодёжи. Компактное, чтоб с собой носить. Например, Ванессе.
– Обойдётся. Хватит копошиться. Дай ей это индийское и всё тут.
– Нет, это мне. Положу сюда пока что.
– Опять заныкаешь и потеряешь.
– Что тебе жалко что ли…
Она опять озаботилась, теперь сканируя поверхности на предмет собственной расчёски.
– На пол что ли упала… Помоги мне сдвинуть столик, она туда закатилась, видимо…
Хрисанф легко убрал стол, но там ничего не было, кроме комков пыли и старинной советской чёрной невидимки. Агний время от времени прибирался в их комнате, так что было не особо ужасающе, но Далила расстроилась.
– Чем же я завтра буду…
Он не выдержал, схватил её в охапку и усадил на подоконник перед собой.
– Хватит уже мельтешить туда-сюда. А то прям как старуха. Не надо ничего делать, смотри на меня.
Она посмотрела на него и немного успокоилась.
– Ну ладно, давай спать, поздно уже.
Но он не отпустил её, одной рукой расплетая её косу, другой придерживая лицо к себе, в свою сторону.
– Я рано встану и поищу. Найду.
– Хорошо. Что за какашкоед?
Хрисанф засмеялся, зарываясь носом в её волосы.
– Тутти! Арсен так его называет. Он проник в здешнюю башню Стэнли, где его ученик дежурил возле Аэлиты, и развлекался от скуки восстанавливанием яблока.
– С ней всё в порядке?
– Я же уже говорил, что да. Лучше о себе позаботься. А то витаешь где-то…
Он дотронулся её невольно сжавшихся кулаков, большим пальцем внутрь, покоившихся на коленях. Она не возражала, поэтому муж расцепил её руки и устроил у себя на плечах, чтобы они обвили его шею и стали любопытно щупать его волосы.
– Опять ел всякую бяку?
– Ничего не бяку. Чуть покушали просто.
– То-то живот у тебя торчит.
– Ну, Далила. Уже ходил в туалет. Ещё схожу…
– Фу! Ты ещё пил что ли.
– Капельку домашнего красного. Почти детский сок, ноль градусов. Если не веришь, у Арсушки спроси.
– Нормально так вы кутили у твоего любовничка, нашли повод.
– Ну, жрал, да. Всегда же жру. Не могу ПП. Но вино было действительно вот столечко.
Показывает на мизинце точку.
Она освобилась от его объятий и полезла в постель, где из-под подушки вынырнула её расчёска, немерено обрадовав хозяйку.
– Иди сюда.
Агний не заставил себя ждать, сделав в воздухе переворот, как дельфин.
– Опять кровать подо мной сломается, тише.
Далила знала, что он ушёл с Арсеном немного не в том настроении не только в солидарности с состоянием друга, но из-за своих собственных траблов.
– Много сплетничали?
– Ну. Этот парень выводит меня на чистую воду.
– Ко-ко-ко. Наверное, Далила такая-сякая, не умеет готовить, ничего не делает.
– Поэтому ты устроила стирку?
В это время она обнаружила, что у него пробились тёмные волосы на макушке.
– Да, иначе думала, что ты меня бросишь. А сейчас вот буду в роли хорошей жены.
Она сообщила ему о своей находке. Муж обречённо закатил глаза.
– Господи, теперь буду пятнистым, как птенец страуса, смех да и только. Айка, не буду красить, так и буду ходить, как последнее чмо. Ненавижу это тело, оно слишком автономное!
– Что хочет, то и делает?
Далила, смеясь, запустила пальцы к нему в подмышки, чтобы он не расстраивался по таким пустякам.
– Да! Натурально! Дети во сколько спать легли?
– В девять ноль ноль. Ванесса уехала домой, Вероника к своему парню в общагу, Виктория у себя, сказала, что будет сторожить сон малышей.
– Я про наших спрашивал.
– На кухне я поставила травяной очищающий чай, можешь сходить выпить. Но он из готового пакетика.
– И в самом деле.
Агний выскочил и побежал на нижние этажи. Через несколько минут уже лежал расслабленным возле неё.
– Ну, теперь я не такой грузный.
– Да, я туда добавила ещё фильтр с успокой-сбором, так что спи.
– Ах ты ведьма.
– Отдыхай, любимый. День был слишком длинным.
Через минуту муж уже спал, предусмотрительно обхватив её своими длинными руками и ногами.
Далила, защитная подушка моего сердца. Даже во сне я думаю о тебе. Ты не хочешь, чтобы я до трех перемалывал свои ошибки. Включая свои ходячие, дышащие ошибки. Когда ты так повзрослела, чтобы отвлекать меня от самого себя? Но не расти слишком быстро. Не будь Аэлитой. Оставайся моей наивной медлительной черепашкой.
Глава 48
Утром.
– Сверху должен быть я, женщина.
– Кто возражает.
– Во всех смыслах.
– Я не против.
– Так что выкинь в мусорную корзину эти все новенькие свои замашки и методы.