Loe raamatut: «Матиаш I Корвин. PR и ритуалы при венгерском королевском дворе»

© Бочаров М. П., 2023

© ООО «ИТК «Дашков и К°», 2023

Предисловие

Сам факт, что ренессансный король Матиаш I или Ма́тьяш Ху́ньяди (23 февраля 1443, Коложвар, ныне Клуж-Напока, Трансильвания – 6 апреля 1490, Вена, Австрия), столкнувшийся со столькими препятствиями, смог сделать Венгрию значительным международным фактором в Европе, достаточно свидетельствует о его редких королевских талантах.

Матиаш был провозглашён королём Венгрии 24 января 1458 года. Был также королём Хорватии (с 1458 года), Чехии (с 1469 года) и герцогом Австрии (с 1487 года). После десятилетий феодального хаоса восстановил венгерскую государственность путём проведения многочисленных реформ. Личный PR его своеобразен: он стал первым ренессансным правителем Восточной Европы, покровителем художников и архитекторов. Его соперничество с Фридрихом III (Ил. 6–1) вылилось в вооружённый конфликт с Габсбургами, в ходе которого Корвин взял Вену. Прозвище «Корвин», или «Ворон», он получил оттого, что именно эта птица изображена на его гербе. По-венгерски его имя звучит как Hunyadi Mátyás или Mátyás király («король Матиаш»), по-латыни Matthias Corvinus («ворон»), по-словацки Matej Korvín, по-чешски Matyáš Korvín, по-румынски Matei Corvin, по-сербохорватски Matija Korvin.

С позиций сегодняшнего дня, одно из самых распространенных обвинений историков в адрес правительства Матиаша заключается в том, что оно не было конституционным. Это правда и это не так. В наши дни никто бы не согласился, если бы сам король вмешивался в детали управления. Но его путь к престолу требовал этого, в то время как он считал других представителей нации во главе правительства лишь вспомогательным инструментом. Это правда, что Матиаш был такой личностью, которая смогла руководить парламентами таким образом, что они голосовали за него в любом случае, несмотря на их намерения. Но факт состоит в том, что он добросовестно соблюдал внешние формы конституции. Только однажды он позволил себе взимать больше обычного налога, не посоветовавшись с парламентом, но даже тогда он попросил согласия парламента. Он часто проводил народные собрания, так что нация даже ругала его. И именно в его время нация привыкла к проведению регулярных парламентов, это было лишь исключительным случаем во времена Сигизмунда. А Матиаш провозгласил принцип, согласно которому национальные дела должны решаться путем совместных обсуждений.

В управлении он действовал железной рукой, что не нравилось упрямым владыкам того времени. Многих из них он посадил в тюрьму без оглядки на закон. Однако в целом его хорошее государственное управление и справедливость были основой, на которой строилась его популярность в большинстве слоев нации. Если мы вынуждены сказать, что процессы Освы Туза, Петера Вардая и других были определенно неправильными, мы не можем отрицать, что правительство шло в здравом направлении, с устранением которого народ сказал бы: «Лучше было бы заплатить налог три раза в год, только король Матиаш будет возвращен к жизни!» И всемирно известна поговорка: «Король Матиаш мертв, вот правда!»

Венгры помнят его и как полководца. В экономической сфере он также добился успеха, поскольку хотел ввести финансовый менеджмент. Вот почему ему нравилось, когда ордена обменивали военные повинности на деньги, что позволяло вести постоянную, регулярную, наемную войну. Таким образом, конечно, королевская власть стала больше. Он также увеличил власть графств, чтобы ограничить лордов.

Он очень хорошо умел собирать вокруг себя талантливых людей. В этом плане он не был привередлив, просто смотрел на способности. Случилось так, что при нем, особенно после заговора Витеза, на первосвященническом факультете было большое количество иностранцев. Но у этой процедуры были и свои недостатки. Если воспитатель и советник короля Витез не был невежественным человеком, то среди тех, кому король доверял, он был беспринципным, нехарактерным авантюристом.

Историки часто обвиняют Матиаша в холодном отношении к венгерскому народу, что чаще всего винят в том, что есть много распоряжений, написанных им на латыни, немецком и чешском, но мы не можем найти ни одного, написанного на венгерском языке. Однако мы не можем считать это обвинение обоснованным. Правда, венгры уже тогда выделялись перед иностранцами тем, что редко пользовались в письменной форме национальным языком, но это обвинение не может быть выдвинутым только Матиашу или отдельным лицам, но всему народу. А может быть, королю можно приписать то, что, когда большинство немецких городов использовали в своих официальных документах свои языки не только за границей, но и в Венгрии, в Фехерваре, Эстергоме, Пеште и т. д. говорили на латыни? Некоторые люди упоминают об этом, особенно иностранцы, которые пытаются использовать это для оскорбления венгров, что научная литература, которую так горячо поддерживал Матиаш, тоже была латинской, что латынь преподавалась в основанном им университете в Буде. Но в то время не было ни ученых, писавших на национальном языке, ни университетов, преподающих его, даже в самой передовой Италии. В других отношениях мы находим, что Матиаш проявлял любовь к венгерскому языку. На каждом пиру в королевском дворце исполнялась венгерская песня, а среди ученых, перешедших на сторону короля, венгры стали изучать язык магов с научной точки зрения, в сравнении с другими языками.

И здесь считаем уместным вспомнить о заслугах, которые Матиаш заслужил для себя как щедрый покровитель наук и искусств. Интеллектуальное движение под названием Ренессанс, которое, благодаря глубокому изучению и подражанию произведениям античной литературы и искусства, началось в 14 веке, достигло своего пика во время правления короля Матиаша. Сам король присоединился к нему со всем своим рвением: под влиянием его наставника и друга отца ученого Яноша Витеза он с юных лет проявлял горячий интерес к классическим исследованиям. Он любил читать произведения старых писателей. Интерес его живого духа распространялся на всю область человеческого знания – его одинаково интересовали медицинские науки, астрономия и астрология, богословие и история, но больше всего военное дело. И что у него было больше, чем просто поверхностное умение во всем этом. Ренессанс впервые появился в Италии и там же процветал. Матиаш уже вступал в контакт с итальянскими гуманистами в начале своего правления, тем более после своего второго брака. Вскоре его двор стал местом сбора итальянских ученых и художников. Поэты, ораторы, врачи, астрологи, богословы и философы появляются в Буде, соблазненные щедростью великого короля и светом его двора. Среди них наиболее известны Галеотти, Уголетти, Нальди, Фонтана и Бонфини. Последний был читателем королевы Беатрикс и прославился, написав историю венгерского народа на изящной латыни по приказу Матиаша.

Король Матиаш также покровительствовал искусствам. Особенно архитектуре, ярким свидетельством которой были королевские дворцы в Буде и Вышеграде. Для своих построек он нанимал итальянских мастеров, и художники и скульпторы, украшавшие его дворцы, тоже были итальянцами – братья Челлини, Мазолино, Вероккьо и другие.

Матиаш был большим другом славы и считал, что ничто не подходит королю лучше, чем это. По этой причине лесть была если не грубой, то не злобной. Однако и здесь нельзя игнорировать возраст. Давайте прочитаем критический материал на любую работу, написанную в ту эпоху – от множества похвал почти тошнит, так что по сравнению с этим Галеотти обнаружил, что Матиаш относительно враждебен лести.

Его благородство было велико и по отношению к врагам. Когда в начале войны против Фридриха один из его солдат попросил отставки, потому что, как он говорил, поклялся, что не будет воевать против императора, он не только не держал на него зла, но и отпустил его с похвалой и подарком. И когда во время переговоров с королем-гуситом Йиржи Подебрадом его сыновья провожали его в его лагерь без каких-либо охранных документов – в то время это было настолько принято, что даже частные лица давали друг другу такие документы, иначе они не осмелились бы посетить друг друга – и папский посланник посоветовал им арестовать их, Матиаш с большим скандалом отверг этот совет, сказав: «Разве тот факт, что они пришли сюда, чтобы поговорить со мной, не дружелюбен?!»

Король Матиаш был замечательным человеком.

Так же как характер и дух Матиаша во всей своей полноте отражаются в массе сохранившихся исторических воспоминаний, так мы можем представить истинную картину его внешнего облика. До нас дошли многие его современные портреты, некоторые работы первоклассных мастеров; искусство и техника тиражирования во всех ее проявлениях, так сказать: миниатюры, гравюры на дереве, печати из золота, отлитые из воска, серебряные, бронзовые и свинцовые памятные медали, мраморный рельеф и каменная скульптура.

Некоторые из этих воспоминаний являются произвольными творениями художников, которые никогда не видели короля и его портрет. В другую группу входят те художники, которые, хотя и требуют, чтобы мы принимали их работы за реальные портреты: из лести, а может быть, по своему художественному направлению и эстетическим чувствам, они соблазнили нас идеализировать черты лица. Однако нет недостатка в произведениях, несущих на себе печать правды и верности жизни в своей неприкрытой реалистичности.

Монументальная статуя короля Матиаша, которую губернатор Силезии Дьёрдь Штайн изготовил в 1486 году, чтобы поставить ее над главными воротами крепости, которую он построил в городе Баутцен (Будишин) (Ил. 9-2-2). Придавая большое значение достоверному изображению черт лица своего правителя, он отправил скульптора в Буду с готовой статуей, над которой тот работал на глазах у короля. И благосклонность фортуны среди перипетий четырех столетий уберегла от порчи это произведение, на котором изображен великий король, в далекой чужбине, на ночном рубеже завоеванной им территории, в полном облачении королевских регалий, величавый, восседающий на троне, с короной над головой, ее держат руки ангелов, – символизирующие силу, полученную с небес, – а ноги опираются на лежащего льва, представителя земной власти.

Для имиджа Матиашу, как мы знаем из записей живших вокруг него историков, не хватало преимуществ выдающегося роста, но громадно выпуклая грудь, широкие крепкие плечи, из которых торчала сильная шея, и заметно большая голова придавали внушительный вид ее короткому телу.

Этому способствовали его черты лица, в которых отсутствие всепоглощающего обаяния изящества и красоты сменилось завоевательным выражением силы и власти.

После избрания королем один из дипломатов говорит, что у молодого принца было явно некрасивое лицо. А как он сам судил о собственной внешности? Он указывает иностранному поэту, которого он незаслуженно отчитал во время торжеств в Ольмюце за то, что он также прославил его «венерианскую красоту» в своем исполненном произведении. Основываясь на этом примере, Мартиус Галеотти, написавший книгу о Матиаше при его дворе, выходит из щекотливой ситуации, придавая королю «военную, а не венерианскую красоту» (Ил. 1–2).

У него были светлые золотистые волосы, которые ниспадали густыми волнистыми кудрями до плеч. По тогдашней моде белизна его совершенно гладкого лица оживлялась румянцем его окровавленных доспехов. Его нос, сильно выдающийся под узким лбом, с его прямым краем и толстым, закругленным кончиком, даже придворные историки не могли назвать красивым. А по поводу его рта, который был изрезан распухшими губами, они вынуждены признать, что «он был немного больше, чем должен быть». Его щеки и полный подбородок были наиболее регулярно развитой частью лица.

Эта грубость, можно сказать, заурядность черт смягчалась и облагораживалась ярким светом и пылающим огнем темнокарих глаз и спокойным, властным взглядом, накладывающим на лицо отпечаток душевного превосходства, несокрушимой тиранической воли, и тем заметнее, чем более преклонный возраст и тяжесть бед оставляли на нем свои следы глубокими бороздами.

Он напомнил не только льстивым гуманистам, но и дипломатам, чей гнев он вызывал, о льве, царе зверей.

Но гордый и грозный правитель мог быть и нежным, и добродушным. Он любил шутки и веселье, он рассказывал забавные истории с обаянием. Он без промедления предался удовольствиям и развлечениям при дворе и в лагере. Для того чтобы сохранить свое достоинство и авторитет, ему не нужно было использовать маску чопорной и жесткой манеры поведения, напускной серьезности. Он также был рад болтать и болтать с простыми людьми, он был легко доступен каждому, он никогда не окружал себя церемониальными перегородками.

Он часто выступал в публичных спаррингах перед толпами многочисленной публики. Потому что хоть его физическая сила и не была велика, он принадлежал к искуснейшим фехтовальщикам. Он был предметом всеобщего восхищения, когда победил великана Голубара на площади Святого Георгия в Буде и победоносно сразился со знаменитым Виадором на рынке Боросло (Ил. 2-1-2). Он неоднократно выражал сожаление, что нельзя вспомнить времена, когда дуэль вождей решала судьбу сражений.

Однако этот запоздалый отпрыск ушедшей два тысячелетия назад эпохи горациев и куриациев был вооружен всем необходимым ему в политических баталиях своего времени снаряжением. И, кажется, сам он не менее гордился умением, с которым скрывал свои мысли и обманывал людей о своих намерениях, чем своими генеральскими лаврами. Мы заключаем это из того, что автор напечатанной при жизни венгерской хроники Янош Туроци, судья королевского двора, среди выдающихся качеств, которыми он наделил короля, не преминул украсить его титулом «мастера притворства».

Ему были открыты все аспекты воздействия на людей. Он достиг мастерского совершенства в изобретении и эксплуатации людей с подходящими инструментами. Всегда имея в виду только цель, он никогда не прислушивался к внушениям симпатии или антипатии. Можно сказать, что чувства любви и ненависти были ему неизвестны. Только закон интереса: он подчинился «salus reipublicae suprema lex» («благо государства – высший закон»). Он был готов протянуть свою правую руку тому, против кого вчера вел смертельную битву, заключить вечный завет, принять сыновнюю верность. Не только правителям: положение императора, польского короля, будущего короля Чехии Подебрада и Уласло, Венеции и Милана показывают самые удивительные изменения, также это – его процедура по отношению к своим подданным. Это был такой короткий путь от ступеней его трона до темницы.

Проблемы совести никогда не удерживали его от того, что он считал полезным. Макиавелли мог только написать в своем окружении как при дворе Медичи, теорию политики, направленную на великие цели, но не избирательную в средствах, игнорирующую принципы нравственности и лояльности; апофеоз неограниченной суверенной власти, стремящейся облагородить людей, но эксплуатирующей их слабости.

Матиаш также был в гармонии с культурным направлением своего века. Более того, его интерес к литературным и художественным течениям эпохи Возрождения с каждым годом возрастал, а также его желание собрать к себе их самых выдающихся представителей, наполнить шкафы своей библиотеки своими самыми благородными творениями и украсить залы своих дворцов.

Но хотя он и был вскормлен плодами зарубежного образования, и, к сожалению, мы не можем найти ни одной строчки, написанной им по-венгерски, ни одной венгерской книги, которую он написал, можно сказать, что венгерский язык не только не был изгнан из его двора, но и был предметом культа, слава о котором распространилась по всей Европе.

Только так можно объяснить тот факт, с которым мы рано или поздно столкнемся, что дипломаты из Германии изучают венгерский язык, на котором они говорят так же хорошо, как на немецком и на латыни.

Мы можем только понять, что невестой Матиаша являлась графиня Неаполитанская, которая записала инструкции, которые она должна помнить в разгар ее новых жизненных обстоятельств, и ставила целью приказать члену венгерской свиты сопровождать ее, общаясь на образном венгерском языке, и познакомиться с венгерским языком в его элементах, а также разговаривать с венгерскими горничными в ее новой стране, чтобы получить необходимую практику. Беатрикс действительно бегло говорила по-венгерски. И когда она позже приветствует своих племянников в Венгрии, она сама сообщает своей сестре о желании короля, чтобы небольшое количество итальянцев сопровождало их, потому что они должны окружить себя венграми, от которых они могут научиться языку, обычаям и образу жизни венгерской нации.

И мало того, что венгерский язык занимал достойное место при дворе Матиаша, венгерская поэзия не уклонялась от нашествия од и элегий. Из рассказа итальянского гуманиста мы знаем, что лютнисты обычно пели о подвигах на национальном языке за королевским столом. А остальные поэтические произведения – среди которых наиболее значительна песня о битве при Сабаче – дают нам право на предположение, что подобно приглашению гомеровских рапсодов в Афины Солоном и исполнению эпических песен на Акрополе они оказали самое благотворное влияние на греческую поэзию, велико влияние, которое в XV веке венгерская поэзия оказывала при дворе Матиаша.

Помимо восхваления и распространения иностранной культуры, дух и чувства Матиаша оставались венгерскими: вмешиваясь в дела зарубежных стран и желая их корон, компасом его политики были интересы его страны.

Венгерский народ долгое время был поборником христианства. В разгар своих героических усилий он получил признание, а иногда и милостыню покровительственной Западной Европы. Но его слово не имело веса, его интересы не учитывались. Ему как будто суждено было быть защитником безопасности других, орудием чужеземных силовых целей.

Матиаш хотел положить конец этой ситуации. В Австрии и Чехии, в Германской империи и на итальянской земле он искал условия, которые обеспечили бы Венгрии достойное место в европейской государственности!

В возвышении имиджа Матиаша невольно бросается в глаза его родство с другим выдающимся деятелем мировой истории, Наполеоном I, как по личностным характеристикам, так и по неординарности их карьеры.

Ни один из них не принадлежал по крови к нации, славой которого они являются. Они держали в своей душе элементы, развитие которых делало их олицетворением гения народов.

Ни один из них не взошёл на престол по наследству. Воля народов подняла их туда – защитить страну, дошедшую до кризисного положения, от внешних атак, защитить ее от внутреннего распада.

Оба хороши на поле боя. Они организуют огромную армию, воспитывают знаменитых полководцев, пожинают триумфы и своими завоеваниями расширяют границы своей империи. Они унижают императора, маршируют в его стольный город, не видевший в своих стенах, кроме них двоих, иноземных завоевателей, а кроме того, ищут его союза и желают руки его дочери.

Стремление к мировому господству наполняет их души и толкает на смелые предприятия. И чтобы им не мешали в этом, они стремятся установить неограниченную верховную власть.

Герои демонстрируют самую исключительную универсальность. Они демонстрируют свои глубокие знания в области государственного управления, правосудия и финансов, проводя значительные реформы. Они подражатели духу и вкусу классической эпохи. Покровители науки и искусства, они затемняют дворы старых династий роскошью.

Ни один из них не достиг долгой жизни. Матиаш умер на пятьдесят первом году жизни, Наполеон – на пятьдесят втором. Никто из них не завещал свою империю никому из своих детей.

Что было завоевано оружием, то потеряно, то, что они построили с огненными умами, вскоре рухнуло. Но они оставили славу своих имен и славу своих дел народам как сокровище вечной ценности. Ни в политическом, ни в культурном плане Венгрия никогда больше не играла столь значительной роли в европейской истории.

Авторитет и вес, которые король Матиаш завоевал для своего народа силой своей личности и высоким уровнем образования, успехом своей дипломатии и кампаний, не уменьшились, в скорбную эпоху последующего упадка они составляли один из элементов поддерживающей, а затем и возрождающей силы нации! Поэтому в столице Венгрии на площади Героев стоит памятник Матиашу I (Ил. 1–1).