Tsitaadid raamatust «Песнь Ахилла»

Я бы узнал его по прикосновению, по запаху, я узнал бы его вслепую – по тому, как он дышит, по тому, как его ноги ступают по земле. Я узнал бы его даже в смерти, на самом краю света.

Иногда спасти целое можно только усечением части.

После этого я старался быть похитрее и следил за ним, пригнув голову, чтобы чуть что – и отвести глаза. Но он все равно был хитрее меня. Во время трапезы ему хотя бы разок, но удавалось обернуться до того, как я успевал принять равнодушный вид. В эти секунды – доли секунд, когда наши с ним взгляды соединялись в одну линию, я впервые за весь день хоть что-то чувствовал. Внезапную пустоту в животе, ярость, струящуюся по венам. Я был рыбой, глядевшей на крючок.

– Нигде не сказано, что боги должны быть справедливыми, Ахилл, – сказал Хирон. – Да и, наверное, нет ничего горше, чем остаться на земле одному, когда другого уже нет. Что скажешь? – Наверное, – признал Ахилл.

ца. – Или брат? Нужно относиться к нему так же, как к чужестранцу? – Ты задал вопрос, над которым давно бьются философы, – сказал Хирон. – Тебе он, может быть, и дороже. Но ведь и чужестранец – чей-то друг и брат. И чья тогда жизнь важнее?

Но из богов, как известно, выходят на редкость плохие родители;

Да, на этом инструменте, если ему так хо

но этого было недостаточно. Печаль моя была до того огромна, что грозилась прорваться

Для меня эти четыре года были роскошью, временем, которое мы с превеликим трудом вырвали у скупой судьбы. Но для них это была украденная жизнь: украденная у их жен и детей, у семьи и дома. – Вы вправе сомневаться, – сказал Ахилл. – Вам кажется,

Потом Ахилл играл на лире, а мы с Хироном слушали. На лире моей матери. Он взял ее с собой. – Знать бы мне сразу, – сказал я, когда он показал ее мне. – Я ведь чуть было не остался там, потому что не хотел ее бросать. Он улыбнулся: – Так вот что нужно, чтобы ты всюду следовал за мной.