– Что же это такое? – тяжело дыша, вслух размышлял Саша, пытаясь убедить себя в том, что этого не могло быть, а все увиденное ему просто показалось. Но ноги, увязнувшие, как в болоте, не дали ему этого сделать. Он попытался освободить их при помощи рук, но это не помогло. И тотчас он ощутил около уха чье-то тягостное теплое дыхание, прошедшееся по его лицу. Мурашки снова выползли на поверхность и пробежались по спине. Вдалеке снова возник образ, недавний образ с горящими изумрудными глазами. Разбрызгивая воду, силуэт уверенным шагом направлялся к нему.
Сковало дыхание. В горле застрял твердый ком, который не давал ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тело онемело. Он не мог пошевелиться и стоял, как восковая фигура.
С каждым шагом силуэт вырисовывался отчетливее и отчетливее. Попытки втянуть в легкие хотя бы коротенький глоток воздуха заканчивались громким хрипом. Чем ближе были огоньки, тем сложнее ему было устоять на ногах. А когда они приблизились вплотную, Саша смог разглядеть силуэт подробнее. Это была молодая, необычайной красоты девушка. Черты ее лица напоминали ему сразу всех самых красивых женщин, которых он когда-либо видел. Пышные черные волосы развевались на ветерке. На ней было белоснежное платье, подчеркивающее ее бюст. Подобные одеяния носили на Западе, в эпоху Возрождения, состоятельные и влиятельные дамы.
Девушка медленно поднесла руку к его лицу, и он почувствовал теплое нежное прикосновение. Ее ладонь скользнула по его лицу вниз. Она сделала еще один шаг и оказалась вплотную рядом с ним.
– Не бойся, – прошептала она, и ее прекрасный бархатный голос зазвенел переливами медных колокольчиков.
Враз стало легче дышать. Пропала отдышка, отступили страх и холод. Теперь, глядя в глаза гостье, он не чувствовал больше ничего, кроме умиротворения и спокойствия. Ему казалось, что сейчас он находится в самом комфортном для себя месте, что вокруг больше ничего не существует. Но он так же, по-прежнему, не мог ни двинуться, ни произнести ни слова, ни полслова.
Девушка мягко прижалась к нему, заключив парня в свои объятия.
– Останься со мной, – прошептала она ему на ухо. – Со мной ты будешь счастлив. Мы проживем вместе безмятежную вечность. Мы сможем сами выбрать, где и когда нам быть.
Девушка, взяв его за плечи, медленно повернула его в сторону города, и в глаза ударил яркий дневной свет. Вдалеке стоял Тихомирск, пыхтели заводы, по набережной линии прогуливались жители и проезжали автомобили. Город жил своей прежней, известной всем жизнью.
– Смотри, – она накрывала ладонями его веки, и вмиг перед его взором открылся вид все на тот же город. Но он изменился. На его территории можно было отчетливо рассмотреть бесконечно высокие стеклянные здания. По светлым улицам двигались автомобили, которых Саша доселе никогда не видел.
Ладони снова накрыли его глаза, и в следующую секунду он увидел перед собой древний город, крытые деревянные повозки, снующие по улицам и удивительных людей в причудливых нарядах.
А затем снова перед его глазами возникла темнота и спокойная водная гладь.
– Мы будем жить, где захочешь. – Голос ее был бархатно нежным и гипнотизирующим.
Саша попытался ей что-то ответить, но у него ничего не вышло. Он, словно выброшенная штормом на берег рыба, жадно хватал ртом воздух, не сводя с девушки глаз. Она околдовала его.
Девушка снова приблизилась к нему, нежно, едва касаясь, провела руками по его лицу и продолжала:
– Я знаю, о чем ты думаешь. О ребенке. Он может отправиться с нами. Подумай. Ты можешь быть счастлив со мною целую вечность. Просто приведи ее завтра, ближе к полуночи. Если придешь, то навеки останешься со мною. – Она медленно коснулась губами его щеки, и в этом момент Саша испытал невероятный прилив эйфории, после чего будто погрузился в нирвану. Ватные ноги, легкое головокружение… Будто одурманенный крепким и вкусным напитком, он сомкнул веки. В голове ютилось только одно желание, – чтобы это чувство не покидало его никогда. Малейшие дуновения ветерка лишь подстегивали это чувство, и он все глубже и глубже падал в мягкие, приятные объятья наваждения. Мимолетные мгновения казались вечностью, проведенной в райском саду.
Наваждение сошло так же неожиданно, как и нахлынуло. Он опомнился. Маленькие волны бились о его ноги. Словно в суровую зимнюю пору посреди ночи с него сдернули любимое теплое одеяло. Он открыл глаза, оглянулся по сторонам. У ног плавала удочка, а позади сверкали огни ночного города.
Александр еще не успел осмыслить произошедшее, как его разом охватило кардинально противоположные чувства. Эмоции были полностью истощены. Шум моря, свежий воздух, все вокруг теперь раздражало, усугубляя состояние. Он чувствовал себя так, словно без перерыва и сна десяток дней трудился на самой тяжелой работе. Но в тоже время в сон его не клонило. Он нервно сжал кулаки, потер ладонями по плечам, но никак не мог понять, что сейчас происходит и что не так. А спустя мгновение к нему пришло осознание: единственное, чего бы он хотел и что могло ему сейчас помочь, – это тот всепоглощающий, пьянящий, упоительный поцелуй.
Он схватился руками за голову, судорожно потрепал волосы. В мозгу не укладывалось, что все это произошло на самом деле. Не сон ли?
Саша развернулся и, преодолевая сопротивление моря, что есть сил бросился к берегу, выбежал на сушу, перебежал через дорогу, влетел в подъезд и сам не заметил, как оказался на пороге квартиры.
– Господи, где ты был, уже начало третьего ночи! – воскликнула Серафима, увидев мужа с растрепанными волосами, без обуви, с ногами, испачканными в мутном грязно-зеленом иле. Но страшнее было смотреть на его осунувшееся лицо: оно выглядело мертвецки бледным, изнеможденным и истощенным. Большие темные синяки под глазами, нездорово выпиравшие скулы и впавшие щеки дополняли образ привидения, оказавшегося в этом мире по понятной только ему одному причине. Когда-то голубые глаза приобрели серый цвет и опустели.
– Сашенька, милый, что случилось? – Сима протянула руки к его лицу, но муж не дал прикоснуться к себе. Он перехватил ее руки, сжал ей запястья и оттолкнул их от себя.
– Все нормально. Ложись спать, – безэмоционально буркнул он. Затем, слегка отстранив ее, направился к окну, и его взгляд застыл в одной точке, впившись в далекую морскую гладь, по которой пролегала блеклая лунная дорожка.
Ни он, ни его жена не помнили, как уснули. Весь следующий день Саша избегал любого общения с женой, всего-навсего сухо стараясь отвечать на ее вопросы. В его мыслях крутились слова той девушки, которую он видел.
К чувству усталости и раздраженности прибавилось еще кое-что. Он совсем перестал чувствовать запахи и вкусы, свойственные всем живым, а все вокруг представлялось серым и безжизненным.
С наступлением темноты он засобирался к морю. И, пропуская мимо ушей все, что говорила ему жена, вышел из квартиры.
Серафима ждала, нервничала и постоянно поглядывала на часы: 01:30, а муж все не возвращался, а ведь ушел еще в начале девятого вечера. Ее беспокойство усугублял вчерашний инцидент. Саша так толком и не объяснил, что же все-таки произошло во время рыбалки. Девушка металась из комнаты на кухню, из кухни в комнату, будто пыталась таким образом ускорить течение времени.
«Да где же его черти носят?!» – думала девушка, поминутно мысленно ругая его за столь загадочное поведение. И почувствовала резкий толчок: ребенок пнул живот, причем пнул с такой невероятной силой, словно его что-то напугало. Серафима приложила одну руку к животу, вторую к пояснице и подошла к окну. От продолжительного стресса ей становилось душно.
Она посмотрела на море и разглядела вдалеке силуэт мужчины, который активно размахивал руками, сигнализируя о том, что ему нужна помощь. Несмотря на почтительно далекое расстояние, Серафиме почему-то показалось, что она отчетливо разглядела черты мужского лица, узнав в них лицо своего мужа.
Она тут же метнулась из дома и уже через минуту находилась на берегу. Силуэт мужчины никуда не пропал, он все также размахивал руками.
– Саша! – что есть мочи окликнула девушка.
Мужчина никак не отреагировал. Серафима была уверена, что это ее муж и ему нужна помощь, поэтому без лишних раздумий сняла обувь и бросилась к нему. Когда она оказалась с ним рядом, сомнения исчезли: это на самом деле был Саша.
– Дорогая, помоги мне! – попросил он.
– Сашенька, милый, что с тобой случилось? – Девушка принялась его осматривать.
– Я как будто заблудился. Слишком далеко от берега. Я не могу сориентироваться, в какую сторону идти!
– Да что ж за напасть-то такая! – Серафима крепко обняла своего мужа и ощутила, насколько холодны были его руки, что чувствовалось даже через одежду, а его тело было мягким, словно желе. Не выпуская его из объятий, она провела ладонью по его шее, и кожа осталась на ее пальцах, обнажив сгнившую под ней плоть. Все пространство вокруг вдруг окутала ядовитая трупная вонь, прожигавшая глаза, от которого девушка дико закашляла. Отвратительный запах парализовал дыхательные пути. Ни вдохнуть, ни выдохнуть она уже не могла.
Серафима попробовала высвободиться из объятий, но Саша прижал ее к себе со сверхъестественной силой. Острые ногти впились в ее спину, а стремительный порыв ветра кинул ей в лицо жесткие спутанные волосы. Она разом осознала, что ее обнимает вовсе не муж, а какая-то девушка. Глубокий страх вселился в ее сердце.
– Ну, здравствуй. Мы с Александром очень рады, что ты пришла. Ведь у тебя есть то, что должно принадлежать нам… – мерзким сиплым голосом прошептала женщина в самое ухо Серафиме, а затем медленно ослабила хватку. Впрочем, Сима уже не могла шелохнуться. Морская вода в момент охладела и превратилась в лед, крепко сковав ее ноги.
Когда женщина отстранилась, Серафиме удалось тщательно рассмотреть ее. Черты ее лица указывали на то, что это совсем молодая девушка, но ее вид вселил в Симу еще больший ужас. Все лицо ее покрывали жуткие глубокие язвы, кое-где местами облезала кожа, а из-под этих рваных ошметков, не прекращаясь, выделялся густой пахучий гной и стекал по худым, впавшим щекам. Длинные черные, но редкие и спутанные волосы, походили на старую, разодранную в клочья половую тряпку. На ней болталось старинное платье, которое некогда было белым, а сейчас потемнело и обвисло под тяжестью донной грязи и ила.
Девушка медленно протянула руки к животу Серафимы и, улыбаясь, демонстрировала свои оранжево-черные зубы, которые все еще удерживала желтая от гнили и гноя десна.
Симу будто ударило высоковольтным разрядом, вышедшим из худых рук этой женщины. От боли Сима сжала зубы и – вдруг – услышала детский плач. Она открыла глаза. Девушка стояла перед ней и держала в руках новорожденного младенца. Серафима еще не успела все осознать, как девушка произнесла:
– Прощай!
Стремительный рывок потянул Серафиму ко дну, будто кто-то тащил ее за ноги. Вместо мелководья нежданно оказалась опасная глубина, влекущая вниз. Почти теряя сознание от недостатка кислорода, она попыталась всплыть наверх, но попытки не увенчивались успехом. Из последних сил ринувшись вперед, взмахнув руками, она вынырнула на поверхность и жадно вобрала в себя воздух.
Распахнув в страхе глаза, Серафима обнаружила, что находится в прихожей своей квартиры, лежа на полу. Ее ночнушка, руки, бедра и пол вокруг были измазаны алой кровью, а во рту – вкус ржавого металла. Сознание ее помутилось, голова закружилась, и в глазах быстро потемнело.
Тихомирск. 2х1х год
– Пап, можно я схожу в магазин? Очень уж хочется чего-то сладенького… – жалостливым голоском обратилась к отцу милая малютка.
– Ева, у нас же фруктов – целый холодильник, чем тебе не сладости? – улыбнувшись, ответил отец.
– Хочется шоколадку… А еще лучше – мороженого!
Сергей очень любил свою дочь. Он воспитывал ее один и старался потакать всем ее прихотям. Жила семья небогато, но все заработанные деньги отец тратил на свою дочь. Сам уже давно ходил в старых кроссовках с протертыми до дыр подошвами, но дочь он всегда одевал в лучшие наряды.
Да и как можно в чем-то отказывать такой прелестной девочке! Она была, словно ангел: белые вьющиеся волосы, ярко-голубые большие глаза и светлая, будто блестящая, кожа. Ева хоть и была еще маленькой, но все понимала и не хотела лишний раз расстраивать папу.
Вот и сейчас ей не хотелось никакого сладкого, она просто заметила, что отец чем-то сильно обеспокоен. Он не мог найти себе места, поэтому она и решила на какое-то время оставить его наедине с самим собой.
– Хорошо. Вот деньги на мороженое. Только, пожалуйста, кушай его аккуратно. Не хватало только, чтобы мой ангелочек заболел. – Папа протянул Еве деньги.
– Я не заболею. Честно-честно! Вот увидишь! – ответила девочка и крепко обняла папу. Затем суетливо надела туфельки и выскочила из квартиры. На лестничной площадке она наткнулась на свою соседку.
– Ой! Здравствуйте, Серафима Андреевна!
– Здравствуй, малышка, здравствуй. Только не кричи так. Тс-с… – Женщина прислонила к губам указательный палец.
– У меня для тебя сюрприз. Помнишь, ты мне рассказывала, что очень хочешь котенка? Такого же, как у твоей подружки, но папа не разрешает?
– Да, – закивала девочка.
– Я точно такого же недавно домой принесла. Хочешь посмотреть?
– А можно?
– Конечно, Евочка, ты же мне, как родная. Мы же еще с твоей бабушкой подружками были. Я и папу твоего растила и воспитывала, и тебя, когда ты еще совсем маленькой была, нянчила. Пойдем.
Серафима Андреевна направилась к своей двери, открыла ее и пропустила девочку вперед.
– Мы же, можно сказать, родственники. Можешь хоть каждый день приходить и играть с ним. Он вон там, на кухне, в коробке. Разувайся и проходи.
Девочка второпях сбросила обувь и направилась в кухню. Старуха последовала за ней.
– А хочешь, я испеку тебе пирожков, по рецепту твоей бабушки?
Старуха взяла с комода в прихожей трехкилограммовую металлическую гирю и со всего размаха ударила девочку по голове. Ева плашмя рухнула на пол.
Серафима Андреевна прикрыла ей рот ладонью и абсолютно отстраненно кашлянула, словно ничего необычного не происходило, словно печенье, съеденное на завтрак, оказалось чересчур суховатым и его следовало запить сладким чаем. Затем она так же, как ни в чем не бывало, развернулась и вернула гирю на свое место, потом вернулась к девочке, лежащей на полу, осмотрела ее и было думала поднять ее, как вдруг обнаружила небольшое кровавое пятно на обоях. Тяжело вздохнула, без злости. Так обычно ведут себя бабушки, когда их любимые внучата набедокурят.
Старушка отправилась на кухню, взяла из шкафчика губку, хорошенько намочила ее водой и принялась бережно оттирать стену. Когда уборка закончилась, старушка склонилась над девочкой, аккуратно водрузила ее себе на плечо, погруженная в свои мысли. На ее лице нельзя было прочесть ни капли сострадания.
Девочка пришла в себя от того, что кто-то нежно похлопывал ее по щекам. Медленно открыв глаза, она прищурилась, стараясь вернуть ясность зрению, и увидела нависшую над ней Серафиму Андреевну.
– Очнулась внученька? Ну, вот и хорошо.
Было очень холодно. Ева лежала на ледяном кафельном полу совершенно голенькая. Ее руки и ноги были перетянуты крепкой веревкой. Пышные волосы повлажнели и пробрели багровый оттенок. Правый глаз был полностью залит кровью. Девочка, не понимая, что происходит еле прошептала:
– Бабушка, у меня головка болит… – На ее глаза навернулись слезы.
– Ничего, внученька, поболит и перестанет. Я сейчас тебе помогу. Соседи всегда друг другу помогают, – успокаивала ее старуха. – Ты, наверное, бабушку свою не помнишь, но она всегда мне помогала. Знаешь, когда-то одна злая тетя забрала у меня мужа и ребенка. Я кричала, я убеждала твою бабушку, говорила ей, что все это правда. Но она мне не верила. Твердила: дескать, в тот день Саша пошел на море, рыбу ловить, да утонул. А я пошла за ним и, когда увидела, что он плавает в воде лицом вниз, на меня помутнение нашло. И что я, как кошка, когтями себе живот разодрала. – Она окинула девочку безумным взглядом. – Твоя бабушка, кстати, тогда меня первая обнаружила. Вызвала скорую. Говорили, чудом меня спасли. И знаешь, в какой-то момент я и сама стала верить в эти россказни. Тем более врачи, да и твоя бабушка, были так убедительны… Меня даже на учет поставили. Я почти смерилась, с тем, что я сумасшедшая. – В ее зрачках блеснули дьявольские огоньки. – Но вот однажды, как раз в годовщину, взгрустнулось мне и решила я к морю сходить. Сижу на берегу, слезы сами собой так и текут… Просила, умоляла, чтобы мне их вернули. А рядом главное мальчик какой-то то в воду камни кидает, то смеется, в общем нашел место для игр. А потом чувствую – руку мне кто-то на плечо кладет! Оборачиваюсь. Смотрю: мужчина стоит, в темных очках, в каком-то модном пиджаке, а рубашка у него с запонками, словно не из моего времени. И говорит он: «Знаю, чем вы опечалены, милая леди! И что единственным вашем желанием есть вернуть все вспять. Обратно уже ничего не воротишь. Но не переживайте. Если утопленница выбрала вашего мужа, значит он с ней счастлив, я вас уверяю! Сотни мужчин просят таких дев забрать их с собой. Но везет далеко не каждому. Ваш муж –счастливчик. Она сама его нашла. Да и сын ваш в порядке». – Старуха немного помолчала, потом продолжила. – Я тогда онемела, подумала, что явился ко мне посланник Божий, не иначе. И стала умолять его вернуть мне сына. Оказалось, что посланник он далеко не Божий. Но он мне помог. Предупредил: «Расплатой за мое самое сокровенное желание будет чистое зло». И указал на ребенка, и мои руки самопроизвольно, будто я кукла в руках кукловода, подняли с земли камень и ударили мальчика по голове, а когда он упал, еще раз со всей мочи опустили этот камень ему на голову. Затем подняли и снова бросили. Когда я опомнилась, мои ладошки были в крови. От осознания сотворенного и от страха я крепко зажмурилась. И тут вдруг раздался детский плач! Я приоткрыла глаза и увидала, что держу на руках маленького младенца. Я сразу поняла, что это мой сын, мой Алешенька… Я крепко прижала его к груди, но он просто исчез… Тогда-то мне парень и объяснил, что я смогу его видеть, когда захочу. Но за каждое свидание я обязана расплачиваться злом. Десятки лет я вижу своего сына только мгновениями. Я видела, как он медленно повзрослел, пошел в школу… И за это время поняла, что дети, которые мне в этом помогают, попадают в рай, испытывая перед этим на земле адские мучения. Эти последние минуты своей жизни они передают моему сыну. И чем их больше, тем дольше я вижу его. И что злые силы никогда не дадут тех, кто прислуживает им в обиду. За все это время никто даже ни разу меня ни в чем не заподозрил. Я видела, как люди отправлялись за мои грехи сначала на смертную казнь, а потом – на пожизненное в тюрьму. Но я – неприкасаемая. Все это даже стало играть мне на пользу. Благодаря этому я не живу на нищенскую пенсию. Твой папа тоже каждую неделю у меня мяско покупает. Хотя я ему иногда и так даю, все-таки он мне, как сын.
Полоумная старушенция схватила валявшийся рядом черный пакет, накинула его девочке на голову, обмотала вокруг шеи скотчем так, чтобы девочка не могла дышать, затем взяла маленький, хорошо заточенный нож, размахнувшись, вонзила его в горло ребенка и включила воду, которая полилась из душевой лейки прямо на голову распластанной на полу девочке.
Ева задыхалась. Она пыталась дышать, но только втягивала в рот целлофан. Помедлив, старуха вынула нож, и только теперь, через небольшое отверстие в горле, оставшееся после ножа, воздух стал поступать в организм маленькой беззащитной девочки.
Девочка судорожно задергалась в отчаянных попытках освободиться, но они принесли результата. Кровь бурным потоком вытекала на пол. Воздух, с шумом проходящий сквозь рану, превращался в жуткие предсмертные хрипы.
Для Серафимы Андреевны хрип звучал как музыка, сыгранная искусным пианистом. Она предвкушала грандиозное и значимое для нее событие.
Старуха стояла на коленях и не сводила с девочки глаз. Ева отчаянно трепыхалась и боролась за жизнь, постепенно покидавшую ее. Старуха словно оглохла. Глухой свист проникал в ее уши, а все звуки исходили откуда-то издалека. В тот же миг она ощутила тяжесть чьей-то руки на своем плече и услышала заветное: «Мама…»
За ее спиной стоял парень средних лет, облаченный в изысканную, но все же привычную для этих лет одежду.
– Мама, здравствуй! – полушепотом произнес мужчина.
Его прикосновение отнимало у старухи все силы. Она была готова вскочить и броситься в его объятия, но не смогла. Ей хватило сил лишь на то, чтобы выдавить из себя четыре слова:
– Здравствуй, сынок… Как ты? – тяжело спросила она.
– Все в порядке, мама. К отцу и Марте недавно заходил наш общий знакомый, благодарил за службу. Возможно, им скоро предстоит долгий переезд. Мне очень жаль, что нам удается так редко видеться с тобой. Я с детства к этому привык, но чем старше становлюсь, тем больше приходит осознание, насколько это непросто. У нас не так много времени, поэтому я должен тебе сказать, что я повстречал прекрасную девушку. Мы общаемся с ней уже почти год, если быть точным. Я как-то не решался об этом тебе сказать раньше, но сейчас я окончательно убедился, что она – та самая. Возможно мы…
Голос сына в одну секунду смешался со звуком разбивающихся о полиэтилен капель, сливающихся в ручейки, смешивающихся с кровью и утекавших в водосточную трубу.
К старухе вернулись чувства, над которыми в большей степени превалировала злость. Эту непомерную накопившуюся злобу она решила выместить на бездыханном теле маленькой девочки.
Старуха вскочила на ноги, направилась на кухню, где из ящика вынула длинную цепь, к концу которой был приделан железный крюк, прихватила молоток и остро наточенный разделочный нож.
Вернувшись в комнату, она схватила тело девочки за ногу, подтянула его ближе к себе и с размаху всадила в ее маленькую ступню острую часть крюка. После ударила по дуге закрючины молотком потом еще раз, еще, чтобы пробить кость. Затем продела цепь через кольцо под потолком и потянула ее на себя.
Тело девочки взвилось вверх и безвольно, как тряпичная куколка, повисло вниз головой. Старуха взяла нож, и острое лезвие скользнуло по тоненькому горлу. Из раскрывшейся раны водопадом хлынула густая кровь.
Вторым ударом она воткнула нож в район пупка и медленно повела его вниз, пока лезвие со скрежетом не уперлось в твердую грудную клетку. Отложив нож в сторону, старуха закатала рукава и засунула в образовавшееся отверстие обе руки по локоть, пытаясь выпростать все внутренности наружу.
Когда все содержимое оказалось на полу, она удалилась на кухню, достала с верхней полки две большие электрические мясорубки и старенький блендер.
Следующие часы она, как заправский мясник, терзала на куски тельце своей жертвы, отделяя ноги, руки и голову, пропускала все это сначала через мясорубку, а затем смешивала с водой и окончательно измельчала в блендере. Превращая части тела в кровавые коктейли, тотчас сливала все в унитаз.
Закончив, отмыв пол от крови, она вышла из ванной, села за стол. Перед ней лежали два больших, мягких и сочных куска мяса, а на небольшой деревянной досочке – фарш, сформированный из тех частей тела, которые ей жалко было выбрасывать, но в виде вырезки для продажи они выглядели непрезентабельно.
Тихомирск. 2х1х год
Целый день Серафима Андреевна провела на рынке. От покупателей, как обычно, отбоя не было. К ее прилавку, когда она выходила торговать своими деликатесами, стекался весь город. Многие так и не знали: свинина это или говядина, как она ухаживает за своими животными, чем кормит их. Да это никого и не останавливало. Как только она выносила товар, сразу собиралась очередь в десять и даже больше человек. Кто-то приходил по совету друзей, чтобы отведать чудо-мяса, а те, кто уже пробовал, целенаправленно прибегали урвать самый красивый и сочный кусок.
Но такой ритм торговли не мог не утомлять. Поэтому старушка, придя домой после трудового дня прилегла отдохнуть.
Ее покой нарушил дверной звонок. Неохотно приподнявшись с постели, она опустила ноги на пол, тяжело вздохнула, взглянула на зеркало и провела пальцами под глазами, расправляя морщины. Поправив прическу, только после этого встала, неспешно затянула пояс халата и, прижимая со всех сторон ладонями, провела сверху вниз, разглаживая складки и там.
Она пошаркала ко входу, заглянула в глазок и увидела, что по ту сторону стоит Сергей. Еще помедлив, наконец отворила дверь.
– Здравствуйте, Серафима Андреевна.
– Ой, здравствуй, Сереженька!
Вид у мужчины был измотанным. Огромные синяки под глазами, растрепанные, давно немытые волосы, побледневшее лицо.
– Что, Евочка нашлась? – Эта фраза из уст старушки прозвучала очень искренне, видно было, что она очень переживает и ей небезразлична судьба маленькой девчушки.
– Нет, все ищем. Я уже и в милицию обратился, и люди небезразличные в поисках помогают. Я даже водолазов нанял. Она словно испарилась, никто ничего не видел и не слышал. Не знаю, что и думать…
– Сыночек, всегда нужно думать только о хорошем. Найдется она. Может, с ребятами как-то во дворе заигралась, да и в гости к ним зашла. Я бы сама тебе помогла, но ты же знаешь: ноги меня совсем не носят. Как тебе помочь, ума не приложу.
– Серафима Андреевна… Мне стыдно просить, но я последние деньги отдал одним людям, которые обещали помочь с поисками… Дома даже поесть нечего. Можно у вас вашей вырезки попросить? А деньги я – как только, так сразу – отдам. Обещаю.
– Сереженька, конечно. Я же тебе не чужая. Приходи, если что надо. Ты мне почти как сын. Мы же с твоей мамой лучшими подругами были. Вон, до сих пор по ее рецепту пирожки готовлю. Постой тут, я сейчас.
Старушка сходила к холодильнику, вернулась и протянула мужчине полкилограмма мяса в глубокой миске:
– Держи, сынок! Только ты помнишь: оно долго не хранится, так что ты его сразу съедай. Это из последнего. Самое свежее, что есть.
– Большое вам спасибо. У меня сейчас как раз есть час свободный. Поджарю, да хоть чего-то поем за последние дни, а то совсем кусок в горло не лез.
– Ой, как же так! Кушать-то обязательно надо! Вот это мясцо тебе должно особенно понравиться.
– Спасибо еще раз. Я деньги обязательно верну.
– Прекращай мне. Грех у людей с таким горем деньги брать. Главное, чтобы Евочка нашлась. Но я уверена: с ней все в порядке! – промолвила старушка и мило улыбнулась.
Тихомирск. 2х1х год
– Ну, что ж… Значит, нужно подниматься к соседям, – вздохнув, произнес Женя, пытаясь ненавязчиво завершить теплую беседу старушки и своего напарника.
– Ага, – быстро дожевав все, что было у него во рту, согласился Тимофей. Затем добавил: – Еще раз спасибо! – И полицейские направились к выходу.
– Это вам спасибо, мальчики! Это я вас, дура старая, от важной работы отвлекаю! – засуетилась Серафима Андреевна.
– Не переживайте, бабушка, мы сейчас со всем разберемся.
Полицейские поднялись на второй этаж и оказались около двери той квартиры, что находилась прямо над жильем Серафимы Андреевны. Возникла неловкая пауза, и Женя решил прервать ее своим вопросом:
– Смотрю, старушка и тебя своими пирожками околдовала. – Улыбка не сходила с его лица.
– Знаешь, и правда, какой-то необычный вкус. Какие-то специи. Да и мясо какое-то удивительно нежное, мягкое… Похоже на мясо молодого ягненка, – чуть смутившись, ответил Тимофей.
– Ой, смотри не влюбись! А то ведь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – засмеялся Женя. – Хотя знаешь… Еще говорят, что любви все возрасты покорны…
– А я смотрю, ты этим как-то сильно озадачился. Ревнуешь что ли? – в ответ подколол напарника Тимофей.
– Извини, ты парень, конечно, хороший, но я не по этим делам, – отнекался Евгений.
– Нет, я имел ввиду…
– Да, понял я, что ты имел ввиду! – снова ехидно ухмыльнулся Женя, понимая, что одержал верх в этой импровизированной битве подколок и поднес палец к дверному звонку.
– По-моему, тишина, звонок не работает, – чуть прислонившись к двери Тимофей. – Хотя постой… Там точно кто-то есть. – После этих слов лейтенант постучал в двери и, пытаясь сделать голос погрознее, громко выпалил:
– Откройте! Полиция!
– Ну ты молодец! Теперь даже если там кто-то есть, нам точно не откроют, – также пытаясь прислушаться к тому, что происходит за дверью, шепнул сержант. – А эта бабуля так нашего полковника прикормила, что нам еще и дверь тут придется вскрывать. – Женя взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь противно заскрипела и подалась.
– А, нет. Все оказалось куда проще, – добавил сержант.
Он открыл дверь, и свет из квартиры озарил лестничную клетку.
– Добрый вечер! Полиция! Есть кто дома? – громко из-за порога отправил свой вопрос в пустоту лейтенант.
– Да похоже, нет никого. Ладно, пойдем, – добавил Женя, вошел в квартиру и первым делом направился на кухню. Лейтенант же осторожно стал осматривать коридор.
Из кухни снова донесся голос сержанта:
– Ну, все ясно, что тут протекает. Кто-то годовой запас консервации тут грохнул. Весь пол залит протухшим томатным соком. Еще и соленые помидоры и огурцы поплыли.
– Женя, – тихим голосом позвал Тимофей. – Иди сюда! – Он шагнул вглубь комнаты и застыл на месте.
– Что там? В комнате тоже бассейн из солений? И что нам теперь с этим делать? Полы мыть тут что… ли… – Войдя в комнату, Женя тоже замер.
Комнату освещала тусклая желтая лампочка, одиноко застрявшая в люстре, выполненной в форме цветка. Около северной стены стоял комод, на нем приютился старый пузатый телевизор, монотонно демонстрировавший помехи. Около окна стоял небольшой круглый стеклянный обеденный стол, а на нем лежала открытая коробка с засохшей пиццей, – несколько кусков ее были надкушены. Бутылка виски известной марки, свернутая в трубочку стодолларовая банкнота и остатки какого-то белого порошка.
Напротив комода с телевизором стоял стул. На нем сидел худощавый молодой парень со светлыми волосами, оголенный по пояс. Его руки были связаны за спинкой стула. Голова упала на грудь. На носу криво сидели солнцезащитные очки.
Женя аккуратно подошел к нему, потряс за подбородок. Парень не отреагировал. Сержант коснулся пальцами его шеи. В это время Тимофей подступил ближе к столу.
– Пульс, вроде, есть, но он, похоже, полностью невменяем. Нужно скорую вызывать, – слегка похлопывая парня по щекам, пытаясь привести его в чувства, сказал Женя.
– Наркоманы, похоже, – пожал плечами Тимофей.
– Слушай, а из тебя получится хороший детектив. Хотя у меня есть и другая версия. Я думаю, это стиральный порошок. Они пропускали его через свернутую купюру и таким образом «отмывали деньги», – снова подколол своего напарника Женя.