Loe raamatut: «Изгнанники Менантра. Книга 2», lehekülg 16
Эльфы заметались, ища подсказки командующего конницей. Старый Здоар по прозвищу Ветер, протрубил в рог, указывая направление атаки. Всадники Кулума развернули лошадей навстречу коннице южан. Стальная стена из всадников и лошадей, сшиблась с конницей людей опрокидывая менее крупных скакунов Ришама. С трех сторон появились конные стрелки, засыпавшие стрелами бронированную конницу Кулума. Эльфы опрокинули тяжелую кавалерию южан и атаковали конных стрелков, но тяжелые лошади Кулума не могли тягаться в быстроходности с легконогими лошадками стрелков. Стрелы, громко щелкая отскакивали от доспехов, почти не причиняя вреда эльфам, метавшимся по полю в бесплодных попытках наказать зарвавшегося врага. Здоар Ветер, натужно выдувал очередной сбор, стремясь собрать кавалерию, для организованного удара по медленно, но, верно, приближающейся фаланге. Но всадники, окрыленные легкой победой, слишком увлеклись погоней за разбитым противником.
Крефейцы уже опрокинули пешее построение эльфов, Каэлькор в бешенстве метался по стенам укрепленного лагеря, выстраивая оборону. Несмотря на прочность доспехов, меткие выстрелы эльфов постепенно вырывали воинов из стройных рядов фаланги, поражая даже самые узкие просветы в защите.
Собрав все, что услышало его призыв, Здоар обошел алкмейцев, и нанес удар в незащищенный фланг. Неповоротливая цепь копейщиков, попыталась развернуться для того, чтобы принять удар, но гоплиты не успели. Удар пришелся в то место, где стоял Маттейос, завязалась жестокая рубка. Охрана императора прикрыла его отход, приняв на себя весь удар. Бронированные лошади топтали бронированных копейщиков, уничтожая лучшие силы Алкмей. Отряд вскоре смяли, и размотав в разные стороны оголили полководца. Верный удар копья пробил голову Маттейоса. Амадо видел, как император упал на землю, но пробиться к нему не смог. Подоспели отставшие эльфы Кулума, они оттеснили еще живых телохранителей, и вывели из-под удара своего командира.
Фаланга не смогла даже приблизиться к врагу, конница Кулума стремительно ушла в сторону, и ударила в тыл крефейской фаланги, опрокинув ее центр.
Воспользоваться победой эльфы не успели, тяжелый топот, заставил остроухих развернуть лошадей. Стальные ноги механического скакуна вырывали куски земли, отбрасывая их далеко назад. Иссиня-черный доспех играл синим отливом в лучах жаркого солнца. Копье ударило в доспех рыцаря Кулума, пробив его насквозь, и опрокинув тело на землю, как тряпичную куклу. Клинок, то превращаясь в копье, то снова становясь мечом, разил эльфов, одного за другим. Рыцари попытались окружить человека, но его конь пугал лошадей всадников Кулума, а клинок слишком точно наносил удары. Оружие эльфов оказалось бессильно против доспеха мстителя. Конница дрогнула и подалась в разные стороны, подоспела алкмейская фаланги, сходясь, с вернувшей порядок в свои ряды крефейской. Рыцари Кулума пустили лошадей вдоль сходящихся построений фаланги, стремясь выбраться из ловушки. Позади заработали луки, стремительно вырывая гоплитов из строя, в ответ засвистели стрелы конных лучников Ришама.
Мощный удар подбросил Амадо в седле, он оглянулся. И прозевал второй удар, по звону отскочившей стрелы он понял, что кто-то его выцеливает, надеясь покончить с ним, здесь и сейчас. Глубокие вмятины медленно затягивались, металл восстанавливал первоначальную форму. Родриго скорее почувствовал взгляд своего врага, чем увидел его. Со стены лагеря какой-то эльф целился в него.
Человек рванул коня и помчался по прямой к противнику, стрела звякнула и отлетела в сторону. Удар разошелся по металлу брони, стальной скакун врезался в стену, разбрасывая бревна ее составлявшие, и повергая эльфов в ужас. Армия побежала, спасаясь через противоположный выход, эльфы садились на корабли и тут же поднимали якоря, бросая товарищей и лошадей. Большая часть, видя, что на корабли им не успеть кинулась к мосту, ведущему через глубокий ров к воротам крепости Лагаш.
Что-то сильно рвануло седока вниз, и Амадо оказался на земле, под ногами отступающих. Сотни ног, втаптывали его в грязь центральной улицы лагеря. Кто-то, проходя над ним наносил удары, но из-за дефицита времени бросал начатое и бежал за остальными.
С трудом, словно из трясины, Родриго поднялся на ноги, шею кренило на бок. Поводок не пускал, его сдернули шипованным ухватом. Освобождаясь от цепкого захвата поводка, Амадо увидел того, кто его скинул с лошади. Юноша эльф, лежал уставив стеклянные глаза в синеву летнего неба, его нижняя часть тела, безвольно распласталась по земле растоптанная отступавшими. Рука все еще сжимавшая древко ухвата, держалась не нескольких сухожилиях, лишь петля на конце древка не давала ей отпустить орудие. Судя по всему, мальчишка упал, стягивая Амадо с лошади, и был растоптан своими же.
Родриго застыл на несколько секунд, разглядывая изнанку войны. Лошадь оказалась неподалеку, вскочив в седло, Амадо огляделся в поисках стрелка, но эльф сбежал вместе с отступающими. Подбежал Кагемон Широкий стратег Маттейоса, окровавленный доспех, покрылся пылью и теперь казался черным.
– Бегут суки!!! – прокричал гоплит. – Победа наша!!! Мы победили!!!
Его крик эхом отразился в рядах алкмейцев, входивших в лагерь врага. Начался грабеж, и Амадо повернув скакуна протиснулся к выходу, он торопился к месту гибели Маттейоса.
Флот эльфов уходил в Эманторан, на другую сторону Эльфийского моря. Давка на мосту унесла сотни жизней воинов врага, в беспорядке отступивших в Лагаш. Маленькая крепость не смогла всех вместить, многие знатные рыцари старших домов попали в плен, их свобода дорого обошлась надменным эльфам. Несмотря на понесенные потери Эманторан оказались в выигрыше, за одного своего воина эльфы забрали жизни двадцати человек.
Армия Ришама перестала существовать, гоплиты союзников с архипелага потеряли до двух третей своего состава, легко отделались лишь Алкмеи, сказалась выучка, и дисциплина. Правда, они потеряли лучших из лучших, что составляли охрану царя.
Идея Амадо о том, чтобы Маттейос оделся обычным гоплитом и встал в их ряды, спасла жизнь молодому царю, и дала шанс нарождавшейся империи.
Родриго перевернул тело Аналая Решительного, молодого стратега, одного из немногих, кто сразу поддержали нового царя. Копье пробило шлем, расколов сферу пополам, вместе с черепом, Аналай умер мгновенно.
– Что же это за воин? Такой удар – поразился Амадо.
– Это Гилха из дома Саэсел – ответил седой ветеран, Родриго с трудом припомнил его имя. Евкадий кажется.
– Ты видел, как это случилось? – спросил он ветерана.
Ветеран криво улыбнулся и вытянул перевязанную руку.
– Это его лошадь меня ударила. Гилха никогда не мажет. Великий воин, хоть и остроухий – Евкадий щербато усмехнулся.
Амадо улыбнулся в ответ и слегка кивнул головой.
– Похороните его со всеми почестями. Он спас жизнь императора – сказал Родриго, прикрывая плащом, расколотый череп Аналая.
Поднимая пыль подъехала Танаис, возбужденно сверкая глазами, и весело смеясь она рассказывала о том, как гнала остроухих до самой воды. Императрица выросла странной, вместо шитья, отдавая предпочтение мечу, и луку, балам, конную выездку, а семейным радостям, боевой кураж.
Вместе они вернулись в Рафа. По дороге Танаис не умолкала, а Амадо грустно улыбаясь слушал ее болтовню, вспоминая маленькую девочку, спасенную им когда-то.
Поражение Эманторана не помогло окончательно решить вопрос о статусе Ришама. Эльфы продолжали считать эту территорию своим протекторатом, который узурпировала парочка самозванцев. В то же время жители империи с восторгом приняли возвращение законной наследницы трона. Пышная церемония сочетания Танаис и Маттейоса по материковому обряду, закрепила соединение государств в единую империю, получившую вместе с новым императором и новое имя, Протены.
Молодой император предпочитал заниматься внутренними делами, оставив внешнюю политику своей неуемной супруге. Танаис провела несколько компаний против мятежного Патара, принудив горделивых махараджей признать власть нового императора.
Протены быстро набрали мощь, подавив пиратство в Эльфийском море, и вернув в свои уютные гавани торговые корабли. Несколько неудачных морских компаний вынудили Эманторан подписать перемирие, и согласиться на раздел сфер влияние в водах Эльфийского моря, которому люди подарили новое имя, в честь молодой императрицы Киританаис.
Год спустя родился Латрей, будущий император Протены. Танаис постаралась переложить все заботы о ребенке на плечи многочисленных нянек и кормилиц. Почти сразу же, после родов, включившись в новую военную компанию против Арси. Поэтому сын лучше знал отца, чем мать, и во многом перенял его рассудительность и осторожность.
***
Тишина, воцарившаяся во дворце, могла поспорить с глухой тишиной Великой бездны, что рассекала подземелье Тенафара пополам. Угрюмо глядя на склоненного гнома Торн, молчал, обдумывая как поступить. Редко приходилось принимать столь тяжелые решения. Сейчас перед ним лежал его враг. Простершись ниц, он умолял помиловать, и разрешить вернуться в город.
– Итак Довард, ты пришел предложить мне свою жизнь, рассчитывая искупить вину, что легла на твой дом несмываемым пятном. Смело ничего не скажешь, но глупо, что тоже факт. Однако меня зовут милосердным и не зря, поэтому хоть ты и заслуживаешь смерти, я подарю тебе жизнь. С одним условием, ты завтра покинешь город и более никогда не вернешься в Даност, иначе тебя казнят без следствия, как беглого преступника. Ступай и обойди город, когда-то бывший тебе домом, запомни его запах, дома и лица жителей, вслушайся в его звуки, поскольку ты более никогда их не услышишь, и не увидишь.
Довард растрогал сердце Торна, но король тут же забыл о старике, к столице подходил новый вождь орков, Урга Кар Турх, что значило Угодный Богам. Железные воины орков, разрушали поселения, и мастерские, а гномов убивали или уводили глубоко под землю. По донесениям разведки, орки должны подойти не ранее чем через неделю, но в городе уже ввели сухой закон и комендантский час. Правда пришлось сделать исключение для Крамвуда, всего на один день. Пусть старик попрощается с домом.
Не теряя драгоценного времени, Довард отправился в кабак «Белокурая Роза», и гульнул от всей души, пол квартала стояло на ушах. Стража не вмешивалась, приказ короля запрещал им мешать Крамвуду прощаться с родным городом.
Глубоко за полночь гном подошел к часовым городских ворот, и разговорившись предложил выпить за его отъезд. Стража отказалась, и чуть не избила старика, на что Довард упрекнул воинов в жестокости и не благодарности. Напомнив им, что именно его сын принес Танорту процветание, а он сам помогал вернуть корону законному монарху.
– Ведь ты же Тен стоял плечом к плечу с Хельмом во время битвы. Ты помнишь, как он храбро сражался, а теперь ты меня как последнюю собаку, пинком!!! – старик заплакал и отошел прочь.
Немного погодя стража заметила, что Крамвуд забыл бутыль превосходного эля. Сухой закон гномам уже поднадоел, да и стража сегодня не смогла насладиться временной поблажкой, подаренной королем жителям Танорта. Близился третий час ночи, командир давно спит дома со своей благоверной, почему бы не выпить по чуть-чуть. Все равно завтра старику Крамвуду будет не до эля, да и прав он, хороший у него вырос сын, жаль только с королем не сумел поладить.
И повод есть выпить: «За Хельма Доварда верного слугу короля, без временно почившего от королевской опалы».
Старик плакал совершенно искренне, сегодня он узнал, как умер его сын. Его Хельм умер в тюрьме от сердечной болезни, тело кремировали, а прах удобрил поля гномов. И теперь он лежит где-то внутри горы, освещенный отраженным солнцем, питая своим прахом злаки. Сердце старика сжалось и окаменело, большего оскорбления к останкам его сына и представить сложно, саму память о Хельме смешали с навозом, чтобы удобрить поземные поля, вместо того чтобы вернуть отцу камня, как это принято у гномов. Терпеливо ожидая пока воины по очереди отопьют из его бутыли, Крамвуд предвкушал месть. Мертвым сном отблагодарил Довардов эль вояк. Гном прислушался, и когда все стихло быстро прошел к вороту, что открывал городские врата.
С грохотом отворился проход в Танорт, стража всполошилась, но поздно в город уже вошли отряды бронированных орков. Их становилось все больше, зазвучал набат, на улицу повалили горожане, встречая смерть на пороге своих жилищ. От казарм побежали воины гномов, завязалась беспорядочная битва на городских улицах, появился Торн, король вел в бой гвардейцев.
Воодушевленные примером монарха горожане оказали яростное сопротивление, орки дорого заплатили за разорение столицы Даноста. И все же численный перевес армии Урга не оставил шанса защитникам Танорта. Окруженный телохранителями Торн утонул в волнах атакующих орков, его, до неузнаваемости изрубленное тело, позже выставили на площади перед дворцом, привязав к позорному столбу.
Почему-то последнее, что выхватил взгляд погибающего монарха, оказалась лицо Доварда, смотревшего как его убивают с высокого парапета дворцовой лестницы. Их глаза встретились, и король поразился холодной ярости, горящей внутри безумных глаз Крамвуда, улыбка торжества играла на губах старика. Торн все понял, и умирая, монарх впервые испытал чувство сожаления о том, что когда-то совершил.
***
Ночью голова Торна исчезла, и никто не мог сказать кому она понадобилась и куда делась, исчез и Крамвуд. Сколько не искали старика, найти так и не смогли. Оставшихся в живых гномов насильно увели в орочье королевство, бросив город абсолютно пустым. Вскоре Танорт наводнили поселенцы, те кто проживал неподалеку пришли заселить разоренную столицу. Вернулись и бежавшие тайными тоннелями члены Торговой палаты. После недолгой междоусобицы, торгаши вырезали последние силы Традиции камня. Патриоты обвинили Торговую палату в предательстве, и подняли мятеж, не мало поселенцев поддержало восставших.
После восстания торгаши провели расследование обстоятельств последней ночи перед падением Танорта. Немногие выжившие, кого судьба увела из столицы в роковую ночь, все как один вспоминали проводы Крамвуда Доварда. Быстро выяснилось, что произошло, и Довардов официально прокляли, навечно запретив им появляться в границах Даноста, а за голову Крамвуда объявили солидную награду.
Вновь Даностом правили торгаши, они собирали в королевство гномов со всего света, приглашая всех желающих поселиться в разоренных городах. Чтобы привлечь переселенцев, из казны даже выделили подъемные деньги.
Орки вывезли из Танорта, так много золота, что их арбы рассыпались под тяжестью драгоценного металла, а длинна обоза растянулась на пять километров. Богатая добыча позволила Урге собрать мощную армию, его войска начали войну с независимыми племенами подземных орков Тенафара. Решительный предводитель постепенно собирал орков во едино, под своей рукой.
Торгаши Даноста не желая мириться с потерей значительных территорий, начали войну с орками. С трудом возвращая утраченные шахты и мастерские, они завязли в бесконечном противостоянии. Отряды Каменной головы наводили ужас на жителей Дикого подземелья, террор, развернувшийся против орков и гоблинов, вскоре переплюнул потери гномов в столице. Гномы мстили, и мстили страшно, казалось, все вернулось на свои места, королевство возрождалось.
Часть 9
Джунгли зашумели, предупреждая о приближение чужаков. Открытый двор богатого особняка, покрытый утренней росой, мирно спал. Выложенная камнем дорога, терялась в бурной растительности, едва свернув от высокого крыльца. Амадо облокотившись на парапет, вглядывался в зелень чуждой его сердцу природы. От постоянной влажности и невыносимой духоты ему приходилось скрываться в доме, где царили прохлада и спасительны сумрак. Единственным приятным временем, когда он мог наслаждаться пейзажами Ришама оставалось ранее утро.
За четыре года, что прошли с момента битвы при Рафах, его жизнь сильно изменилась. В благодарность за оказанную поддержку Маттейос подарил Амадо имение с несколькими деревнями, в котором неприкаянный чужак и осел. Под крышу его дома вернулись Лафна и дочери, гордая эльфийка вновь горела страстью любви. В отличие от матери, девочки ни в какую не желали уезжать с Крефей, от любимого папы Эйлайна.
Ланаэль совсем уже взрослая, постоянно пропадала при дворе Маттейоса, и почти не виделась с отцом. Поэтому все внимание Родриго доставалось подросшей Эли, к ужасу девочки, теперь ей приходилось постоянно общаться с отцом.
Послушная первые пару лет, теперь Эли начала бунтовать, доводя мать до бешенства своими выходками. Год назад положение еще более усугубилось, родилась ее сестра Руаэль. Появление маленькой, сильно задело самолюбие Эли, она чувствовала себя преданной, и забытой, поскольку внимание Лафны полностью переключилось на новорожденную.
Глаза Амадо рыскали в плотной завесе джунглей, рука сминала вымокшую записку, написанную детским подчерком. Из глубины дома доносились рыдания Лафны, почувствовав настроение матери, подключилась Руаэль.
Расправив записку, он еще раз пробежал глазами по строчкам послания.
– Куда же она могла убежать? Во дворец. Нет, вряд ли. Терпеть не может свою сестру, надо заметить у них это взаимно – Амадо улыбнулся, вспоминая бурные ссоры дочерей. – А куда еще? Ну конечно! Как же мне сразу это не пришло в голову. Крефеи, только туда, больше некуда. К Эйлайну отправилась. То-то Элли прожужжала все уши в последнюю неделю, о том, как она скучает по Алкмеям. Остается вопрос на чем. Она слишком мала, чтобы ее взяли на борт, хотя деньги открывают все двери!
Он вбежал в кабинет, порылся в шкафу, где хранил золото, как он и предполагал драгоценный металл значительно убавился в количестве. Тут же лежала записка с извинениями, и обещанием вернуть деньги, как только выдастся возможность. Амадо криво улыбнулся.
– Авантюристка – слово засело в его голове, но почему? Немного постояв, он неожиданно нашел причину, Товард. Да, да только этот молодой авантюрист, мог подвигнуть пугливую Элли на такой шаг. Громко, топая Родриго пробежал в комнату гнома, и сразу же приказал запрягать.
Кони быстро домчали до Ленивого порта. Спустя два часа он выяснил, что утром гном и девочка отправились, на судне «Марла» в сторону Крефейского архипелага.
В пути пролетел день, подъезжая к имению Амадо представлял глаза Лафны, когда сообщит ей, что не успел перехватить беглецов. Дорога перешла в грунтовую ленту, на джунгли мгновенно опустилась южная ночь. В темноте он едва не проехал мимо усадьбы, поскольку дом стоял погруженный в темноту. Ни одного огонька не освещало его нутро, в сердце что-то екнуло. Стараясь не впадать в панику, он попытался подъехать к крыльцу, но его конь фыркал и упирался, не желая идти вперед.
– Да, что с тобой? – спросил Амадо, досадуя на лошадь.
Перстень кольнул палец, и броня расползлась по телу. – Значит дело плохо! – подумал про себя человек.
Костюм всегда точно улавливал его эмоции, сейчас он почувствовал опасность, хотя сознание Амадо еще не успело определиться в оценке происходящего.
По округе разлился зеленый свет, в окнах дома показалось движение. Родриго переключил на инфракрасное свечение, сквозь стены он увидел десяток фигур в броне. Они рассыпались по дому и рыская из комнаты в комнату, что-то искали, убивая всех, кто вставал на их пути. На кухне толстая кухарка Анрита, лежала лицом в жаровне, а коренастый коротышка рубил на куски ее малолетнюю дочь.
– Убийцы!!! – вспыхнуло в голове.
Тяжелая махина опрометью влетела на крыльцо, опрокинув двоих здоровяков, меч Амадо точно нашел промежутки в прочной броне убийц. В общий зал, он прошел уже не скрываясь, его поступь отдавалась эхом по многочисленным комнатам особняка. С треском отлетел в сторону огромный кухонный стол, опрокинув коротышку, что кинулся на него. Труп поварихи, и ее дочери еще горели красным.
– Тепло, значит совсем недавно – пронеслось в голове Родриго.
Мелкий вскочил, но копье пробило его кольчугу, точно в области сердца, коротышка застыл и повалился на бок, когда его тело освободилось от жала клинка Амадо. Из подвала вывалили пятеро, их он не заметил в тепловизор. От неожиданности они не успели, что-либо предпринять. Меч рубил с жуткой неотвратимостью расчленяя тела врагов. Родриго перешагнул изуродованные трупы, и наступил ногой на спину человеку, ползшему к выходу в тщетной надежде выбраться из злополучного особняка.
Громко крикнул младенец, и тут же замолк. Амадо вогнал клинок в затылок раненного врага, и рванул в детскую, он снес открытую дверь, разбив дерево в щепу. На пороге комнаты лежал небольшой сверток, боясь поверить в случившееся, Родриго толкнул его носком латного сапога. Сверток перевернулся, милое детское личико, безмятежно смотрело на него, сомнений не осталось перед ним Руаэль.
Он поднял налившиеся кровью глаза и встретил укоризненный взгляд Лафны. Она сидела, облокотившись о стену подле детской кроватки. Руки безвольно лежали по бокам, разверстый живот на несколько секунд приковал его взгляд. Стряхнув одурь Амадо, кинулся к супруге. Кальцер прекрасно сращивал ткани, но не мог вернуть кровь и кислород в умирающий мозг эльфийки. Он рылся в сфере в поисках покрывала, рука Лафны упала на его кисть. Он оглянулся на жену, едва разлепляя сухие губы, она тихо произнесла.
– Я тебя люблю… Отомсти за нашу дочь… Это эльфы… – глаза устало закрылись, навечно сомкнув длинные ресницы Лафны. Холодная рука соскользнула на пол, Амадо вскрикнул, и вновь схватил ладонь жены, но жизнь уже покинула ее.
Свет нового утра нерешительно заглянул в детскую, точно страшась высветить жестокость, свершившуюся под покровом ночи. Родриго отнес тела супруги и Руаэль в их спальню. Положив рядом на кровати мать и дочь, он бесцельно бродил по дому, постоянно натыкаясь на мертвецов. Слуги, его охрана, убийцы всюду кровь и беспорядок. Он остановился над одним из убийц, перед ним лежал молодой парень, по виду обычный крестьянин. Амадо огляделся, чуть в стороне лежал эльф. Он побежал от тела к телу, срывая капюшоны, маски и шлема. Удивительно, но среди убийц оказались и эльфы, и ришамцы, и крефейцы. Эльф, судя по внешности из благородных, крефейцы опытные воины, ришамцы крестьяне.
– Кто они? Зачем приходили? – недоумевал Родриго. – Что их может связывать?
***
Звонкое пение девушки разливалось над широким полем. Высокий холм, на котором они стояли, открывал превосходный вид. Внизу паслись коровы, яркое солнце играло на изгибах речки, разрезавшей долину пополам, высоко в небе звенел жаворонок, вторя нежным переливам женского голоса. Девушка казалась знакомой, ее голос нежно ласкал душу инквизитора. Эстебан, не отрываясь смотрел на тонкий стан, четко выделявшийся через ткань белоснежной сорочки. Длинные волосы, ниспадая до крутых изгибов молодого тела, что бередили воображение мужчины средних лет, отказавшего себе в земных радостях многие годы назад, атласно переливались в лучах жаркого светила.
Как же прекрасно она поет, но как ее зовут? Где он ее видел прежде? Память отказывала ему в ответах на эти вопросы. Он нерешительно шагнул к певунье, сухая трава затрещала под ногами, девушка испуганно обернулась, пение оборвалось.
– Сессилия – пронеся звонкий голос в голове инквизитора, он уставился на пухлые губки, облизывая пересохший рот.
– Пришел? – спросила девушка, не раскрывая рта, ее голубые глаза жестко смотрели на инквизитора.
– Да – сам не зная почему ответил Эстебан.
В горле встал комок, руки затрясло, а по лицу поползли слезы.
Нежные пальцы коснулись поседевших волос мужчины.
– Я была твоя – с укором проговорила девушка.
– Прости. Прости! – вскричал инквизитор, падая на колени, его голова бессильно упала на грудь.
Пальцы девушки впились в гриву инквизитора, и резко закинув голову назад, заставили Эстебана посмотреть в глаза Сессилии.
– Зачем ты убил меня!!! – неожиданно закричала она, высоким голосом, полным страдания и тоски.
Волосы за спиной красавицы поднялись, словно подхваченные сильным порывом ветра, и секунду спустя обвили беззащитную шею мужчины. Они лезли в рот, впивались в поры кожи, в глаза и ноздри, нещадно разрывая плоть.
– Прости!!! – Эстебан резко сел на кровати. Одеяло упало на пол, соскользнув с мокрого от испарины тела инквизитора.
Дыхание все еще не пришло в норму, а испуганные глаза искали, следы ночного кошмара в предрассветных сумерках спальни.
– Уф, кошмар – наконец выдохнул Эстебан, его тонкие ноги опустились на холодные доски пола.
После смерти мастера Джовани, он часто видел этот сон. Незнакомая девушка, виденная им лишь один раз, да и то мельком, уже много лет преследовала его во сне. Возможно, он и впрямь виноват перед покойницей, погибшей из-за уловок поганого лицедея. Он не сумел сразу разглядеть козни коварного врага, и позволил Сандро убить невинную. Хотя слишком уж часто она приходит к нему, за последнюю неделю уже четвертый раз. Больше всего Эстебан боялся, что когда-нибудь не сможет проснуться, и тогда ему не удастся убежать от жутких объятий красавицы. От этих мыслей плечи инквизитора повело, слегка встряхнув ими, он встал с постели. Утренний холод неприятно сковал тело, одежда, отсыревшая за ночь, казалась чужой, неудобной.
В дверь осторожно постучали. Секунду помедлив, Эстебан подошел к выходу и распахнул тяжелую створу.
– Мастер Баргас, простите, что я вас беспокою… – начал его ученик Жерар Чаллоти.
– Ближе к сути – оборвал его извинения инквизитор.
– Мы его нашли.
– Где? – с нетерпением выпалил Эстебан.
– В Сарпенто. Он срывается под видом наемного каменщика, сейчас подрядился на ремонт местной часовни.
– А почему вы решили, что это он? – с сомнением спросил инквизитор.
– Местные мальчишки рассказали жрецу, что видели, как он превратился в девочку, которая утонула полгода назад. Ее мать помутилась рассудком, так этот гад ходил к несчастной женщине, и о чем-то с ней долго беседовал, а потом преобразился в утопленницу.
– Дети? Не самый надежный источник, но к матери утопленницы надо зайти. Как ее зовут?
– Илгая Нерато, она полотерка в доме местного жреца Юлая Непрада. Скорее всего у него и придется остановиться, в городе сейчас нет приличной гостиницы, по крайней мере такой, что достойна вашего звания.
– На месте решим, как поступить – рассеянно ответил инквизитор, возвращаясь к столу, на котором громоздился, весь его нехитрый скарб.
Рука привычным жестом откинула ларец, и пробежала по фиалам, еще пустым, они совсем недавно оставили в Безмолвной обители ранее собранные сущности. Крышка с шумом опустилась на место скрывая сверкающее стеклом нутро.
– Вели седлать. Через час выезжаем – тихо проговорил Эстебан.
В дверях показался Патрицио, совершенно седой, но все еще крепкий, рыцарь легко поклонился инквизитору.
– Мастер Баргас, мы берем с собой рыцарей или вы рассчитываете на свои силы? – поинтересовался он буднично, точно речь шла об обычной поездке.
– Патрицио возьми с собой пару человек, больше не нужно. Не стоит привлекать лишнее внимание – рассеянно проговорил инквизитор.
– Понял – отозвался рыцарь.
Широкая шляпа почти скрывала скуластое лицо Эстебана. Кряжистая фигура, совершенно не вязавшаяся с привычным образом инквизитора, быстро прошагала до конюшни постоялого двора. В отличие от мастера Джовани, Эстебан предпочитал передвигаться верхом, что давало невиданную для его дела мобильность. За привычку появляться там, где его менее всего ожидают, он получил прозвище Тень.
Конюх испуганно отпрянул от рванувшей с места лошади, Эстебан слегка пригнулся к шее животного, когда проезжал под невысокой притолокой ворот постоялого двора. Мощные скакуны рыцарей проследовали за патроном, разбрызгивая в стороны сырую землю.
– А что с нашей спутницей? Я ее не успел разбудить – поравнявшись с Эстебаном, спросил сутулый юноша, с печальными голубыми глазами.
– Пожалуй для госпожи Зайцфур, будет лучше если ее дальнейший путь пройдет отдельно от нашей компании. Не беспокойся о ней, лучше соберись. Впереди у нас, наверное, самое опасное следствие, что тебе когда-либо приходилось пережить.
Юноша отъехал в сторону, пропуская вперед рыцарей, он уже третий год служил под началом мастера Баргаса, и достиг не малых успехов в их деле, но его патрон все также оставался чужим и непостижимым. Как-то Патрицио объяснил ему, что на характере Эстебана не лучшим образом сказалась потеря его учителя. Жерар слышал о Шагалани еще будучи совсем ребенком, событие настолько поразило мальчика из аристократического рода, что он решил посвятить свою жизнь служению делу инквизиции. В тайне надеясь, что когда-нибудь и в его жизни случиться что-то столь же великое.
Инквизитор тут же забыл о существовании ученика, стоило юноше исчезнуть из поля его зрения. В голове вертелся давешний разговор с неожиданной спутницей, которая прибилась к ним по дороге четыре дня назад. Эффектная шатенка, с пронзительным взглядом больших голубых глаз, она путешествовала под охраной рыцаря ее супруга. Нелюдимый громила совершенно не вязался с утонченностью, ладно скроенной фигуры подопечной.
В несколько минут общительная спутница сумела обратить внимание обычно сдержанного на слова Эстебана. В разговорах выяснилось, что женщину зовут Фрида Зайцфур, ее родное имение находиться неподалеку от границ Сальяда, а едет она в поместье супруга, что расположено к югу от Сарпенто. Она навещала отца, который по старости слег, и вот-вот готовился отправиться к предкам. На наследство ей претендовать не приходилось, имение переходило к ее старшему брату, но женщина не могла не проститься с последним из родителей, мать Фриды умерла, когда ей еще не исполнилось и семи лет.
Фрида поражала особым женским обаянием, даже холодный на чувства инквизитор подпал под влияние ее необычного магнетизма. Поначалу Эстебан с удивлением отмечал, что его тянет к этой женщине, но спустя сутки он поймал себя на ощущении, что когда-то уже знал Фриду. Цепкий ум инквизитора без устали перебирал сотни лиц и имен, что прошли перед ним за долгие годы бесконечных переездов. Пока жгучая мысль не обожгла его ледяной разум, Сессилия, как же Фрида похожа на белянку из Тульхой. Те же глаза, те же черты лица, улыбка и взгляд, только вместо белых волос каштановые.
Новое открытие породило еженощные кошмары. Если раньше Сессилия приходила лишь изредка, то теперь, инквизитор просыпался в холодном поту каждую ночь. Поразмыслив, Эстебан пришел к заключению, что так на его душевное равновесие повлияло необычайное сходство новой знакомой с покойницей.
