Tsitaadid raamatust «Дело Артамоновых»
Жизнь – красавица, она требует подарков, развлечений, всякой игры. Жить надо с удовольствием. Каждый день можно найти что-нибудь для радости.
У нищих -- нет убеждений.
-- Ну, брат, это хилософия, - Это мудрствование от хилости, от неумелости.
Смеяться над рыженьким зятем не было удовольствия, этот сам себя умел высмеивать, он явно предпочитал ударить сам себя раньше, чем его побьёт другой.
Умный человек. Много понимает.
-- А вот я -- мало понимаю, -- вызывающе признался Пётр.
-- Сколько надо -- понимаешь и ты, а больше-то -- зачем? Больше нужного -- понимать вредно.
-- Идиотское время! -- раздумчиво говорил он. -- Вот, влопались в новую войну. Воюем, как всегда, для отвода глаз от собственной глупости; воевать с глупостью -- не умеем, нет сил. А все наши задачи пока -- внутри страны. В крестьянской земле рабочая партия мечтает о захвате власти. В рядах этой партии -- купеческий сын Илья Артамонов, человек сословия, призванного совершить великое дело промышленной и технической европеизации страны. Нелепость на нелепости!
Измена интересам сословия должна бы караться как уголовное преступление, в сущности -- это государственная измена... Я понимаю какого-нибудь интеллигента, Горицветова, который ни с чем не связан, которому некуда девать себя, потому что он бездарен, нетрудоспособен и может только читать, говорить; я вообще нахожу, что революционная деятельность в России -- единственное дело для бездарных людей...
Праздничным вечером, в саду за чаем, отец пожаловался:
-- Я без праздника прожил! -- Зять тотчас взвился ракетой, рассыпался золотым песком бойких слов:
-- Это -- ваша ошибка и ничья больше! Праздники устанавливает для себя человек. Жизнь -- красавица, она требует подарков, развлечений, всякой игры, жить надо с удовольствием. Каждый день можно найти что-нибудь для радости.
Мирон всё чаще говорил: рабочие бунтуют не ради того, чтоб улучшить своё положение, но потому, что им со стороны внушается нелепейшая, безумнейшая мысль: они должны взять в свою волю банки, фабрики и вообще всё хозяйство страны. Говоря об этом, он вытягивался, выпрямлялся, шагал по комнате длинными ногами и вертел шеей, запуская палец за воротник, хотя шея у него была тонкая, а воротник рубашки достаточно широк.
-- Это уж даже и не социализм, а чёрт знает что! И вот сторонником этой выдумки является твой родной брат.
-- Хороший поп, -- сказал Тихон. -- Я у него на исповеди бывал. Хорош. Только он притворялся попом из бедности своей, а по-настоящему в бога не верил, так думаю.
-- Нет, он -- веровал во Христа. Каждый по-своему верует.
-- Оттого и смятение, -- твёрдо сказал Тихон и снова нехорошо усмехнулся: -- Додумались...
