Loe raamatut: «Бесы 3.0»
© Милованов М., 2020
Махаллат
– Дамы и господа, разрешите представить!..
Высота 650 метров…
150 этажей…
140 лифтов…
4000 машиномест…
6 вертолетных площадок…
900 тысяч квадратных метров элитной недвижимости…
Новая звезда комплекса «Москва-Сити», самое высокое здание России – башня «Вертикаль»!
Сказав это, ведущий церемонии бросил на пол бутылку шампанского, и та эффектно разлетелась ровно на сто пятьдесят осколков.
– Бутылка изготовлена из специального небьющегося стекла. Перед тем, как наполнить шампанским, её разрезали лазером ровно на сто пятьдесят частей, а затем заново склеили, – пояснил представитель австрийского подрядчика, отвечающего за остекление в небоскребе.
– Все окна башни «Вертикаль» будут бронированными. Их невозможно разбить. Если кто-то захочет бросить окурок ну или спрыгнуть вниз, ему придётся изрядно потрудиться: взорвать бомбу ну или выпустить очередь из крупнокалиберного пулемета, – заверил производитель.
– А что, разве подрядчики уже определены? Почему этот австрийский хлыщ так уверенно заявляет о своих правах? – спросил один неосведомлённый гость у другого, пока часть публики собирала осколки.
– Потому что этот хлыщ – человек Ада, – ответил осведомлённый, отпивая виски из небьющегося стакана.
– Какого ещё Ада?
– Того самого Ада!
Спрашивающий ничего не понял, но на всякий случай кивнул.
В это время откуда-то снизу вынырнула растрёпанного вида девица. В её руке находился осколок разбитой бутылки.
– Он м-о-о-о-о-й! Он м-о-о-о-о-й! – вдруг закричала девица и бросилась к ведущему церемонии.
– Дамы и господа, кажется, у нас есть победитель! – произнёс ведущий. – Как вас зовут?
– Махаллат!
– Как? Как?
– Монахова Мария, можно просто Маша.
– Очень приятно, Маша. Кто вы, чем занимаетесь?
– Работаю в башне, на сорок третьем этаже, администратором, – сказала девица и, прижав осколок к груди, зарыдала. – Я всегда о таком мечтала. Он м-о-о-о-о-й! Он м-о-о-о-о-й!
Ведущий, видимо, понял, что дальнейшая содержательная дискуссия с девушкой невозможна, и то ли с грустью, то ли с радостью произнёс:
– Ну что ж, показывайте!
Та взметнула руку вверх и продемонстрировала осколок бутылки шампанского, на котором была выгравирована цифра «один».
– Итак, по условиям нашего конкурса, человек, нашедший осколок с цифрой «один», становится обладателем нового «мерседеса» А-класса от официального перевозчика проекта «Башня «Вертикаль» – компании «Лакшери-Авто». И этим обладателем становится Монахова Мария, или просто Маша – скромная труженица сорок третьего этажа. Так поздравим же её!
Присутствующие вяло зааплодировали. Стоявшие у стеночки гости зашушукались.
– Что за соплячка? У неё и прав, наверно, ещё нет!
– Сколько ей лет вообще?
– На вид лет пятнадцать!
– Блатная?!
– Не похоже! Дура дурой!
– А что, дура не может быть блатной?
– Да гляньте на неё. Ясно, чем она этот «мерс» заработала!
– Если личико смазливое, значит, «ясно, чем заработала» – так? Между прочим, никто никому не запрещал на пол кинуться и осколки пособирать. Но начальники ж! Статус не позволяет!
– А я видела, как она шустрила на полу. Молодец, девчонка, бойкая. Будет на нормальной тачке теперь гонять.
– По Ивантеевке какой-нибудь!
– Да хоть и по Ивантеевке. Я сама, между прочим, из Красноармейска. А ты коренной, что ль?
– Я с Самары, с города-миллионника, на минуточку!
– А сюда чего «понаехал» с миллионника своего?
– Чего надо, того и «понаехал»!
– Хватит собачиться! Лучше напомните, что там у нас на сорок третьем?
– Консалтинг какой-то. Семинары всякие, тренинги.
– Отстой. Кто говорил – блатная? Никакая не блатная. Повезло. Должно ж кому-то везти в этих чёртовых башнях.
Наблюдавший за происходящим следователь Анатолий Панфилов радовался тому обстоятельству, что прибыл в эти «чёртовы башни» так вовремя. В главном следственном управлении подполковник Панфилов не зря имел статус везунчика. Умение появиться в нужный момент считалось его фирменным стилем. Вот и сейчас навык сработал на все сто.
Панфилов развернул записку, на которой по старинке карандашом было написано:
«На крыше мира ровно в полночь. Твоя Махаллат».
Записка была найдена в кармане самоубийцы, сбросившегося три дня назад с крыши самой высокой пока в Москве башни «Федерация» с высоты 373 метра. Перед тем, как прийти сюда, Панфилов подготовился: прочёл в энциклопедии, что Махаллат – имя дочери одного из приспешников дьявола, женщины-демона, командующей легионом смерти.
«Вот, значит, как теперь именуют администраторов…»
Подполковник уже давно не удивлялся странным прозвищам, которыми одаривает себя современная молодёжь. Девушка, только что выигравшая «мерседес», никак не походила на грозного демона, скорее, на озорного чертёнка из какого-то мультфильма. Живое симпатичное лицо, короткая стрижка с торчащими во все стороны чёрными, словно гудрон, волосами. Кто-то шушукался насчёт пятнадцатилетнего возраста, но нет – то был просто имидж. Бывают на свете прекрасные создания, чей возраст так сразу и не определишь. Выходило так, что именно она оказалась тем человеком, с которым у самоубийцы была назначена встреча перед самой смертью, а потому «чертёнка с гудроновыми волосами» требовалось допросить. Тем более что падающих с башен заметно прибавилось. То был уже третий смертельный полёт за текущий период, что портило статистику. Причём ранее прыгуны были исключительно «местными» – то бишь работающими в башнях чистильщиками окон, разорившимися брокерами или уволенными клерками. Последние же три трупа оказались из «пришлых». Крайний самоубийца, к примеру, явился сюда специально и числился не самой последней фигурой в «Ростехнадзоре». По его поводу даже звонили «сверху», требовали более тщательного расследования.
Тем временем вокруг уже вовсю звучали пламенные речи, раздавались хлопки шампанского, сверкали огни фейерверков. На крыше пока ещё самой высокой башни страны гремела презентация нового масштабного проекта – строительства башни «Вертикаль».
– За самую красивую!
– За самую высокую!
– Ура-а-а-а!..
Пока все кричали и радовались, в голове следователя тревожной тенью пронеслась мысль:
«Вертикаль» выше «Федерации»? Не по ранжиру! Как бы чего не вышло…»
Оливий
150 рублей, как 150 этажей…
Табло автомата пригородных железнодорожных касс застыло на цифре 150. Оливину не хватало пяти рублей. Это означало, что придётся ехать не на скоростном экспрессе «РЭКС», а на обычной электричке. Оливин ненавидел обычные электрички. Запах перегара и пота, который там стоял, вызывал у него рвотный рефлекс. Впрочем, даже если запах отсутствовал, его всё равно подташнивало.
– Одолжить пятачок? – услышал он вдруг за спиной.
Обернувшись и увидев знакомое лицо, Оливин скривился, словно от боли.
– Махаллат, чтоб тебя!.. Сколько раз повторять – выходи на час раньше. Нас могут увидеть вместе!
– Надоела мне эта корпоративная конспирация. Что за детский сад? Андрюш…
– Прекрати, – зашипел Оливин. – Прекрати называть меня по имени. Ты знаешь правила…
– А ночью всё было не по правилам, – девушка прижалась к нему крепко-накрепко. – Ой как не по правилам всё было.
– Это не повод нарушать дисциплину. С этого всё и начинается…
Монахова отпрянула.
– Дурак ты, Оливин!
Девушка нажала на клавишу «пуск», и из автоматической кассы вылез билет.
– Поедем на обычной электричке, – решительно сказала она, запуская в автомат свою порцию мелочи. – Я тоже на мели. Хорошо, что сегодня зарплата – будет, чем за «мерина» проставиться.
– Кстати, а где он?
– Всё еще в автосалоне, где-то на Каширке. Вечером заберу.
– А у тебя права-то есть?
– Шутишь, пять лет назад получила.
– Пять? А сколько ж тебе?
– Зайди в отдел кадров, анкету прочитай! – ответила девушка и проскочила за турникет.
Через пару минут оба стояли в тамбуре пригородного электропоезда и наблюдали за тем, как пара алкашей пытается отжать на ходу двери, чтобы выпустить из тамбура табачный дым от своих вонючих самокруток.
– Может, в вагон пройдём, – предложила Монахова.
– Надо привыкать, – давясь от едкого дыма, ответил Оливин. – Завтра идём на «Серп и Молот». Считай, что у нас сейчас тренировка.
– На «Серпе» таких чудиков не встретишь, там всё цивильно! – усмехнулась Монахова.
Чудики кинули презрительный взгляд в сторону своих соседей по тамбуру и, задымив самокрутками ещё сильней, продолжили попытки отжать дверь.
– А кто там на «Серпе» сейчас главный? – спросил Оливин.
– Некто Гарин Данила Сергеевич.
– Кто это?
– Двадцатилетний пацан, зять Иосифа Раппапорта. Он в нашем «Мордоре» живёт, в башне «Меркурий», в пентхаусе.
– И как, справляется?
– На заводе жесть. Тридцать процентов сократили. Сначала работяг, потом среднее звено. На очереди новая волна сокращений. Нас как раз пригласили, чтоб прокачать мозги оставшимся «белым воротничкам» на тему нематериальной мотивации, оптимизации и всё такое…
– Развлечёмся!..
Глаз Оливина горел. Щеки покрылись румянцем. По коже забегали мурашки. В голове возникла картинка глотающей каждое слово аудитории.
– Слушайте меня, бандерлоги! Подойдите ближе, ближе, я сказал…
Оливин обожал повторять эту фразу удава Каа из «Маугли». Ему нравилось управлять и манипулировать аудиторией, он получал от этого какое-то животное наслаждение.
Впрочем, не все были согласны с его управленческой стратегией. Один из бомжей вдруг оторвался от попытки отжать дверь и спросил:
– Эй, слышь, ботан, ты кого бандерлогом назвал?
От такого развития сюжета Оливин как-то вдруг замер, побледнел, прижался к холодному тамбурному металлу. Засунув руки в карманы, он молча наблюдал, как к нему приближается дымяще-смердящая угроза.
Монахова попятилась назад, к противоположной двери, испуганно шепча:
– Только не это… Только не это…
– Так кто бандерлоги? За базар ответишь? – наступал бомж.
– Это он не про вас. Это такая фраза из мультика, – попыталась вступиться Монахова.
– Не парься, пигалица. Знаю всё про фразу. И про таких хмырей, как он, знаю. Меня из-за такого с работы выперли.
Бомж выбросил свою самокрутку на пол и ухватил Оливина за грудки.
– Только без рук, пожалуйста! – взмолилась Монахова.
Она была сильно испугана. И боялась вовсе не за Оливина.
Второй бомж, видимо, уловив волну, буркнул:
– Валентиныч, отстань от парня! Видишь, он в штаны наложил.
Воинственный бомж чуть умерил свой пыл. Отпустив Оливина, он снисходительно произнёс:
– Ладно, ботан, живи. Дверь отжать помоги.
– Обязательно, – прошипел в ответ ботан и, вынув руки из карманов, резко ударил бомжа по ушам.
Тот как-то глухо всхлипнул, стал было осаживаться, но неожиданно ловкие и сильные руки ботана остановили падение. Оливин подхватил падающего, прислонил его одной рукой к тамбурной перегородке, а второй рукой стал бить того по лицу. Неспешно, размеренно и очень точно, так что захлебывающийся от смеси крови и собственных зубов бомж даже кричать не мог, лишь что-то булькал в ответ.
– Андрей, прекрати, – шептала Монахова, но шептала неуверенно и робко, словно зная: кровавый спектакль закончится, только если занавес решит закрыть сам режиссёр.
Когда тушка бомжа окончательно обмякла, а лицо превратилось в кровавое месиво, Оливин приподнял того над полом и швырнул в сторону.
Второй бомж со страха так рванул одну из дверей, что та вдруг зашипела, резко распахнулась и тело некогда воинственного приятеля быстро, юрко и почти бесшумно проскользнуло в проём.
Примерно с минуту тамбурная троица растерянно смотрела то на открытую дверь, то друг на друга.
– Может, стоп-кран дёрнуть? – предложила наконец Монахова.
– Скорость маленькая, полежит немного на насыпи и очухается, – сказал Оливин.
Оба посмотрели на державшего дверь второго бомжа. Тот отпустил дверь и безвольно произнёс:
– Валентиныч и не такое видывал.
Затем тот быстренько прошмыгнул из тамбура в вагон и был таков.
– На следующей станции в милицию пойдёт, – предположила Монахова.
– Никуда он не пойдёт, – ответил Оливин, вытирая кровь с рук влажными салфетками, которые всегда носил с собой. Белая рубашка тоже была в крови. – Вот ведь козёл какой, новую рубашку забрызгал. А сегодня важное совещание…
– Зайдём ко мне на сорок третий, там застираем, – предложила Монахова и нежно улыбнулась.
Оливин тоже улыбнулся. Он вдруг вспомнил, как хорошо им было сегодня ночью. А ещё он почему-то вспомнил школу, факультатив по истории и улыбку той самой девочки, то ли Анастасии, то ли Александры. Он вспомнил, как бил её. А та ничего не понимала и зачем-то ему улыбалась. Он вспомнил, как оказался в полиции, как отец порол его ремнем до остервенения. Перед глазами мелькнула кадетская школа, институт. Снова чья-то окровавленная улыбка и страх разоблачения. Вспомнился психиатр Аристофан Ильич, прописавший какую-то дурь, от которой сильно болела голова. Негритянка с семинара в Воронеже, молдаванка с семинара в Париже. Лолита – жена шефа и их свидания по вторникам и четвергам. Всё спуталось в голове. Ничто в жизни не имело логики и смысла ровно до того момента, пока не появилась она – «Вертикаль».
– А меня сегодня на совещание позовут? – словно подслушав мысли Оливина, спросила Монахова.
– Какое совещание?
– Андрюш, перестань. Ты сам только что сказал про важное совещание. Я видела расписание. Сегодня совещание по проекту «Вертикаль». Вы ж меня в рабочую группу включили. Почему же не зовёте?
– Сегодня рутина: план-графики, сметы, оргвопросы…
Монахова вдруг прижалась к Оливину и прошептала.
– Оргвопросы – как раз моё. Вы там красивых графиков и схем как обычно нарисуете, а кто их потом реализовывать будет, а?
Оливин закачал головой:
– Это вовсе не те оргвопросы, о которых тебе положено знать.
Монахова отпрянула:
– Как грязную работу выполнять, так положено. А как бюджет пилить – не положено!
Оливин удивлённо застыл.
– Думал, я не в курсе, что сегодня совещание по бюджетной политике, – усмехнулась Монахова. – Если меня там не окажется, то нам на сорок третий снова гроши перепадут? И сама я, как обычно, тоже мимо кассы…
– Кто бы говорил! – усмехнулся Оливин. – А «мерседес»?
– «Мерседес» шеф у спонсоров отжал. Ни рубля на него из бюджета проекта не потратил. Это не часть моей доли, а бонус за того говнюка, – напомнила Монахова. – И потом, автомобиль – статья расходов, а не доходов.
– Ну ты прям финдиректор, – усмехнулся Оливин.
– Я, между прочим, в универе была лучшей по бухгалтерии и финансам. А финдиректором на проект «Вертикаль» эту бестолочь Лолиту назначили. Где справедливость?
– Лолита – жена шефа, о какой справедливости речь?
– Ну вот в следующий раз пусть Лолита свидания чиновникам на крыше и назначает! Пусть её потом следователь допрашивает!
Оливин удивлённо вытаращил глаза.
– Какой ещё следователь?
Монахова вытащила из кармана визитку и с выражением прочла:
– Главное следственное управление, подполковник Панфилов…
– Когда? Где?
– Вчера, после презентации…
– И ты только сейчас об этом говоришь?
– Да я вообще говорить не хотела. Вы ж меня на совещания не зовёте, в тайны ваши великие не посвящаете. Вот и у меня от вас тайны.
– Дура! – Оливин готов был ударить девушку.
– Что, и меня забьёшь до смерти, как бомжа? – сказала та. – Ну давай!
– Он живой, очухается…
Монахова покачала головой.
– Никакой он не живой, лучше меня знаешь. И тот чиновник тоже мертвее мёртвого. Вокруг нас давно трупы…
– Они заслужили, – спокойно вынес приговор Оливин. – А о чём спрашивал следователь?
– Спрашивал, моя ли была записка.
– А ты?
– Сказала, моя. Там же мой почерк, да и подпись моя.
– Ты что, написала в записке своё имя?
– Я подписалась: Махаллат. Но следователь образованный попался. Мы с ним даже за мифологию потрещали, про Ад, про Рай, про демонов, ангелов и всё такое…
Оливин схватился за голову:
– Бредятина!
– Не такая уж и бредятина. Шайка наша – точно сборище бесов. Я тебе книжку умную дам, там про это как раз написано.
– Монахова, прекрати! Ты ж сама на тренингах сотням людей голову морочишь. Как ты после этого умудряешься на всякую мистическую пургу подсаживаться?
– Вот прочитаешь книжку и…
– Ничего я читать не собираюсь, – отмахнулся Оливин. – Лучше рассказывай, о чём следователь спрашивал.
– Спрашивал, когда мы с чиновником познакомились. Когда виделись в последний раз? С какой целью написала записку?
– Ну а ты?
– Всё согласно легенде… Сказала, что познакомились недавно. Шуры-муры были небольшие, без секса, чисто поболтать, пофлиртовать. В ресторан ходили пару раз, в театр. Ухаживал красиво, но был немного странный. Настаивал, чтобы писала ему записки. Просил даже в стихах, но я так не умела. А на днях я узнала, что он женат, что у него двое детей. Поэтому решила отношения прекратить. Встреча на крыше должна была стать последним ну типа романтическим свиданием. Он очень настаивал. Записочку очередную попросил написать. В башне под самой крышей есть отель. Думаю, он просто желал там со мной переспать – отметку в послужном списке поставить. Мне же не хотелось стать цифрой в статистике. Я человек простой, замуж хочу, детей, домашнего уюта. Он точно вариант неподходящий. Знаю таких, насмотрелась. Раз в неделю – отель. Раз в год – Турция. Измучают цветами-обещаниями, но благоверных со спиногрызами ни за что не бросят. В общем, не пошла я на свидание. Кто ж знал, что он от горя с крыши сиганёт. Жалко мужика в общем-то, но сам виноват.
Оливин захлопал.
– Большой театр по тебе плачет…
– В Большом опера и балет – не моё, – поправила Монахова. – Но в одном ты прав: роль свою помню, играю её без запиночки. А вот мои дорогие соратнички, видимо, кое-что забыли.
– Хорошо, хорошо, – Оливин закивал. – Забегу к шефу, попрошу, чтобы тебя тоже пригласили на совещание.
– Мне не надо одолжений, – не унималась Монахова. – Я полноценный член команды. Может быть, самый полезный её член. Скольких трудов мне стоило заманить того козла на крышу. Сколько раз он меня лапал своими потными ручонками. Когда его с брусчатки соскребали, я была самым счастливым человеком на земле.
Улыбка на устах Оливина исчезла. Он вдруг ясно понял, почему ему с Машей так комфортно. Эти стальные нотки в голосе и хищный оскал. Откуда подобный набор в хрупкой девушке?
Оливий обнял Махаллат и поцеловал. Поцелуй казался пьянящим, с привкусом крови и смерти. С предчувствием тысяч смертей…
Маммон
– Друзья мои, рад сообщить, что возникшие в «Ростехнадзоре» трудности преодолены и мы можем продолжать наш строительный проект в плановом режиме… Точнее, почти в плановом.
В зале для совещаний раздались аплодисменты.
Борис Юрьевич Маммонов, председатель «Ассоциации Девелоперов» (сокращённо «АД»), обвёл взглядом участников совещания и добавил:
– Хочу особо отметить человека, сыгравшего ключевую роль в решении данного вопроса. Машенька – вы молодчина!
– Спасибо, Борис Юрьевич, – поблагодарила Машенька, не забыв подчеркнуть:
– Очевидно, именно за свою «ключевую роль» я сегодня чуть не пролетела мимо важного совещания по бюджету.
– Я уже обратил на это внимание заведующего регламентом, – мило улыбнулся шеф. – Наш Рене обещал отладить отправку электронных писем через новый зашифрованный канал. Недоразумение связано с техническим сбоем, не более того…
Все вопросительно посмотрели на ответственного за регламент француза с русскими корнями Рене Ронове. В Аду его ненавидели буквально все, от членов совета директоров до мелких клерков. Он платил той же монетой. Сильней всего Ронове раздражала Мария Монахова. Он считал её включение в рабочую группу проекта «Вертикаль» ошибкой. Однако совещание по бюджету – не место для внутрикорпоративных войн. Ронове знал, чем восстановить статус-кво.
– Программисты устранили неисправность, и рассылки теперь будут приходить своевременно. Но я бы хотел напомнить всем о регламенте, – Ронове, словно судья, поднял вверх палец. – Напомню, что мы приняли решение не использовать своих настоящих имён во внутренней переписке, договорились пользоваться прозвищами, придуманными и утверждёнными ещё на первом заседании.
– Ну началось! – всплеснул руками начальник службы безопасности Молохов, он же Молох. – Этот дурдом порядком надоел. Мы будто в преступной шайке или в компьютерной игре.
– Мы не в шайке, мы в Аду, – засмеялся Маммон. – А мне лично задумка нравится. Если вдруг нашу переписку взломают, подумают, что тинейджеры развлекаются ну или сатанисты.
– Я вообще-то человек крещёный, верующий, – робко сказал Молохов. – Я поглядел в Интернете, кто такой этот Молох, которым меня прозвали. Тот ещё душегуб. Да и остальные не лучше. Неправильно это всё, не по-христиански…
– А людей с девяносто седьмого этажа вниз сбрасывать – по-христиански? – с усмешкой отметил Ронове. – Вы, Михал Михалыч, в церковь ещё сходите, помолитесь.
– Да уж ходил, не помогает, – вздохнул Молох.
– Так что с соблюдением регламента? – напомнил Ронове.
– Да будем мы соблюдать твой регламент, отвяжись! – включилась в разговор Лолита Маммонова, супруга председателя Ассоциации.
– Тебе хорошо говорить, тебя-то назвали Лилит – матерь демонов, соблазнительница мужчин, – тихо произнёс кто-то. – А меня вот окрестили Фурфуром, демоном-оленем. Я что, похож на оленя?
Все участники совещания невольно усмехнулись. Исполнительный директор по фамилии Фурманов и вправду был вылитый олень.
– Регламент – дело святое, – резюмировал председательствующий Маммон. – Только давайте уж и без перегибов. Используем псевдонимы только в переписке ну или в общении между собой. На публике рисоваться не обязательно.
Все вдруг разом посмотрели на Монахову.
– А чего все на меня уставились? Ну выскочило вчера на презентации «Махаллат». От избытка чувств. Не каждый день «мерседес» выигрываешь.
– Не от избытка чувств, а от недостатка ума, – прошептала Лолита Маммонова, но все её услышали.
– Недостаток ума – это когда вместо имени собственного пишешь на визитке «Лилит», а партию визиток делаешь из чистой платины стоимостью в двести пятьдесят штук, – огрызнулась Махаллат.
Лолита вспыхнула и подскочила на стуле.
– Ты вообще кто такая? Как смеешь? – закричала та. – Да одно мое желание – и вылетишь отсюда с волчьим билетом! Будешь всю жизнь в супермаркете вкалывать.
– Тоже мне, белая кость, королева бухучёта! – заискрила Монахова. – Ели б не твой папаша…
«Бабах», – вдруг раздалось в аудитории.
Это председательствующий хлопнул по столу то ли дыроколом, то ли степлером.
Воцарилась тишина.
– Напоминаю: наш Ад ненастоящий, и вести себя, словно ведьмы во время шабаша, вовсе не обязательно.
Мамонов бросил грозный взгляд на Монахову, а все присутствующие вжались в кресла, ожидая фирменной фразы начальника: «Уволена».
Однако случилось иное, невероятное.
– Напомню, что в начале совещания наша юная коллега Мария Александровна высказала претензию насчёт доли своего участия в проекте «Вертикаль», – произнёс Маммонов.
Не все сразу вспомнили, кто такая эта Мария Александровна. До этого Махаллат никто не называл по отчеству. Она была просто Маша, в лучшем случае Монахова.
– Так вот, повторюсь: роль Марии Александровны, нашей милой Махаллат, в проекте огромна. Если б не она, то у нас сейчас была бы масса проблем с «Ростехнадзором». И мы должны быть за это благодарны. Вчера мы организовали дело таким образом, что Маша выиграла автомобиль. Спасибо партнерам и «воле случая», отлично организованному коллегой Рене Ронове. Но, как мудро подметила Мария Александровна, машина – это статья расходов, а не статья доходов…
Монахова ударила взглядом-молнией в Оливина.
«Сдал, сукин сын!»
Махаллат, да и все вокруг, снова приготовились к чему-то ужасному, но начальник вдруг достал из кармана чековую книжку, а затем дьявольски прекрасную ручку, предназначенную для лучшей в мире процедуры – выписывания чеков. Взмахнув пером, Маммонов протянул заполненный чек Монаховой.
– Возьмите, Маша. Этого хватит, чтобы обмыть машину, да и не только…
Участники совещания зааплодировали. Аплодисменты длились долго. Всем требовалось переварить увиденное, понять, что происходит? Почему после публичной перебранки с женой начальника Монахову не просто помиловали, но ещё и поощрили?
Маммон же и не собирался тянуть с разгадкой.
– К большому сожалению, сегодня утром на нас свалилась очередная проблема, – произнёс тот, едва рукоплескания стихли. – Один из собственников земельного участка, на котором планируется строительство башни «Вертикаль», подал в суд. Он утверждает, что ему не выплачен гонорар. Он собирается отмотать сделку назад.
Рене Ронове встрепенулся.
– Это случайно не тот хипстер, который ломался дольше всех?
– Именно он, – подтвердил Маммонов.
– Так он же алкаш… Или наркоман…
– Революционер он, – погуглив, сказал кто-то. – Один из будущих лидеров демократической оппозиции. Так говорит Интернет.
– Он может быть трижды алкашом, наркоманом или лидером оппозиции. Это не важно. Важно то, что в суде зарегистрирован иск на отзыв сделки и штраф. А от имени истца выступает юридическая фирма «Эрнст энд Янг».
Кто-то присвистнул.
– Ничего себе.
– Но у нас же наверняка есть расписка, где указано, что он получил все деньги?
Присутствующие воззрились на начальника службы безопасности.
– Расписки нет, – понурив голову, произнёс Молохов. – Обыскали архив, прошерстили каждый миллиметр. Папка по данной сделке как в воду канула.
– Но есть же нотариат, реестр, должны остаться следы.
– Нотариальная контора недавно сгорела, их бумажных архивов больше не существует. Но самое интересное, что и электронная база данных пуста. Сделки словно не было.
В совещательной комнате повисла зловещая тишина. Первым её нарушил демон-олень, он же исполнительный директор Фурманов.
– То есть через пару месяцев суд наложит обеспечительные меры, и стройке конец, – предсказал мрачные перспективы Фурфур. – Это ведь тот самый участок, к которому примыкает сервитут – единственный подъездной путь к стройке. Другой дороги нет.
– Но это невозможно! – возмутился демон Пихтион, он же финансовый директор Пихтиков. – Подрядчики, котлован, опалубка, сваи – всё на низком старте. Все готово к заливке фундамента. Это ж непрерывный процесс месяца на два. Восемь бетонных заводов задействованы, четыреста единиц техники!
– Да начхать тому хипстеру на нашу технику. Нанял банду малолеток, чтоб нотариальную контору сожгли и архив хакнули. Теперь будет из нас бабки тянуть, – резюмировал Маммон.
– А может, снесём к чертям «Федерацию» или «Меркурий Тауэр»? Проложим новую дорогу, построим «Вертикаль». Ну а потом получим страховку и всё заново отстроим, – пошутил вдруг Оливий.
Улыбок не последовало. Участники совещания с тревогой и волнением посматривали на Махаллат. Кажется, все догадались в чем смысл недавнего аттракциона невиданной щедрости.
– Нечего сверлить меня демоническими взорами, – хихикнула Монахова, помахивая чеком, словно костью перед голодно-послушными псами. – Я снова готова всех спасти. Только в чеке нужно дописать один ноль.
Взгляды переметнулись на Маммона.
Тот чуть побагровел, но ответил достаточно бодро:
– Думаю, это возможно. Но после выполненной работы!
Взгляды перепрыгнули на Махаллат.
– Да разве это работа? – улыбнулась та. – Всё будет пучком, по фирменной франшизе. Заманим хипстера на крышу и торжественно сбросим вниз.
– Оформив до этого заново все документы на участок, – выпалил Ронове.
– Или найдём украденную расписку, – поправил Молох.
– Кстати, а как этот ваш революционер смог стащить документы? – спросила вдруг Лилит.
– Спустился на парашюте…
– Из космоса прилетел…
– Пролез через форточку, которой нет…
– Вскарабкался на паутине, как человек-паук… Шутливых предположений сыпалось много. Всем хотелось снять стресс. Наконец кто-то задал более серьёзный вопрос:
– Как он вообще в здание попал? Я вот недавно пропуск забыл, так пришлось домой возвращаться.
– А у меня запиликало что-то на турникете. Так чуть догола не раздели.
– Он просто приехал к нам на лифте с сорок третьего этажа, – ответила Монахова.
– А что он делал на сорок третьем этаже?
– Семинарил, – сообщила Монахова, тыкая пальцем в смартфон. – Нашла его фото в Интернете. Такую лохматую шевелюру трудно не запомнить. Он руководит какой-то НКОшкой. Раз в месяц на сорок третьем они проводят семинары, что-то там про демократию и гражданское общество. Я посмотрю по документам, уточню.
– А когда был последний семинар?
– Три дня назад.
– А следующий?
– Через месяц, но увидимся мы, думаю, намного раньше. Завтра утром…
Все замерли в недоумении.
– Завтра выездной семинар на «Серпе и Молоте». Он там что-то вроде лидера профсоюза. Так в его профиле в соцсетях написано.
– Кажется, провидение за нас! – радостно воскликнул Маммонов. – А кто ведёт семинар?
– Главная скрипка в руках Андрея.
Махаллат кивнула в сторону Оливия.
– Отлично, отлично, – потирая руки, произнёс Маммон. – Представляю, что это будет за шоу. Только нужно внести коррективы. Вас ведь наверняка пригласили «топить» за руководство, но, учитывая новые обстоятельства…
– Адски верно, – подхватила Монахова. – Учитывая обстоятельства, будем «топить» за профсоюз, за пролетариат, за угнетённых манагеров. Устроим там на фиг революцию!
– Да будет так! – с разгорающейся революционной искрой подтвердил Оливий.
– Да будет так! – щёлкнув то ли дыроколом, то ли степлером, утвердил Маммон.
– Да будет так! – почти хором заверили остальные участники совещания и начали подниматься с кресел.
Уже в дверях из уст руководителя вдруг прозвучала крылатая киношная фраза:
– А Вас, Мария Александровна, я попрошу остаться…
