Loe raamatut: «Детская комната»

© Милованов М., 2018

* * *

Побег номер пять

Битком набитый старенький ЛАЗ медленно полз в гору. Мотор натужно завывал, в салоне воняло бензином и жженой резиной. Но что такое плохие запахи, когда на улице минус двадцать. Главное – в автобусе было тепло. Особенно повезло тем, кто расположился на широком, напоминающем диван заднем сиденье, из-под которого струился горячий воздух. Счастливцев этих клонило в сон, и лишь вид менее удачливых собратьев, висевших на поручнях, не позволял расслабляться.

Двенадцатилетнему Кузьме Кузяеву было не до дремы – совсем неподалеку грозно рокотала кондукторша, требовала приобретать билеты, а денег у Кузьмы не было. Все его богатство лежало в прозрачном полиэтиленовом пакете: тетрадь, ручка, школьный дневник и учебник по математике. Пока Кузьма соображал, как бы ловчее выкрутиться, кондукторша вынырнула прямо перед ним и спросила:

– Ну что, молодой человек, за проезд платить будем?

Кузьма открыл было рот, но сказать ничего так и не смог.

– Ясно, – поняла кондукторша. – Деньги дома позабыл, да?

– Да…

– А совесть не позабыл?

Она застегнула сумку с деньгами и приготовилась выдворить зайца. А тут еще автобус, как назло, остановился. Двери открылись, в салон ворвался холод. Это подействовало на женщину как-то странно: она вдруг замешкалась, глянула на испуганного мальчика, потом на окно, покрытое ледяным узором, поежилась и сказала:

– Ладно уж, езжай…

Через час он стоял на перроне городского автовокзала, стоял и испуганно озирался. Уезжая из дома, Кузьма был уверен, что уже вскоре его начнут искать, и едва он выйдет из автобуса, к нему подойдет добрый милиционер и скажет: «Кузьма Кузяев? Из Тумботино? Так-так… Что же ты, Кузьма, мать не жалеешь. Она уже с ног сбилась, тебя разыскивая». Но все оказалось совсем не так. Людей в милицейской форме вокруг было много, но никто не обращал на подростка ни малейшего внимания. Кузьма даже хотел подойти к высокому сержанту с автоматом наперевес и спросить, не его ли он высматривает в толпе, но в последний момент передумал.

«Раз уж занесло в город, надо хоть поглядеть, как тут люди живут», – решил он и спустился в подземный переход.

Жили здесь хорошо – это он понял сразу. Длинный переход был уставлен ларьками и палатками, где продавались бесчисленные яркие безделушки. Кузьма подолгу задерживался возле каждой палатки, с любопытством рассматривал диковинные вещицы. Особенно долго он стоял возле прилавков с детскими игрушками. Гоночные машинки, роботы-трансформеры, тетрисы, наклейки, сводилки, фишки – столько всего, что с ума сойти можно! Когда кто-нибудь из взрослых покупал что-то для своих детей, у Кузьмы к горлу подкатывал комок – обидно было.

Последнюю свою игрушку Кузьма получил почти год назад, на день рожденья. Это был пружинный пистолет с пулькой-присоской. А сам он мечтал о мини-конструкторе «Лего-звездолет». Что поделаешь, пистолет был втрое дешевле.

Вспомнив о дне рожденья, Кузьма крепко стиснул кулаки. В тот самый день отчим впервые поднял на него свою вонючую волосатую лапу. Он ударил, а мать смолчала. Вот с тех пор все и началось…

Семья Кузяевых ничем особенным в поселке не выделялась. Жили как все, не лучше и не хуже. В рабочие дни работали, в праздники гуляли. Бывало, что и выпивали лишнего, но такое в поселке случалось едва ли не с каждым. На сына своего Кузьму, в честь деда названного, родители особого внимания не обращали. Рос себе пацан и рос, учился хорошо, а по математике с физикой и вовсе был отличником. Но вот однажды приключился с Кузьмой странный случай. Осенью вместе с классом он пошел в лес собирать гербарий и заблудился. Искали его почти сутки и насилу нашли. Целую неделю после этого Кузьма буквально купался в родительском внимании. С тех пор, как только отец с матерью начинали забывать о сыне, он «исчезал». Обычно он прятался в заброшенном здании асбестового завода. Роль связного выполнял верный друг Андрюха Захаркин, сообщал, как идут поиски. Но как-то раз друг Андрюха принес черную весть: сказал, что дом их сгорел, а на пепелище обнаружены человеческие останки. Так Кузьма остался без отца. А вскоре появился ненавистный отчим.

– Эй, пацан, ты че тут трешься? – оборвал воспоминания чей-то голос. – Вали отсюда, пока не получил. Тут моя территория!

Угроза исходила от щуплого мальчугана лет одиннадцати или двенадцати, одетого в промасленную фуфайку, который только что просил прохожих «подать на хлебушек». Кузьма невольно улыбнулся.

– Че скалишься? – еще больше завелся тот. – Ща как дам в зубы!

Стычка с воинственным попрошайкой в планы Кузьмы не входила. Не говоря больше ни слова, он окинул подземное царство прощальным взором и выбрался наружу. Оказалось, его экскурсия по переходу продолжалась довольно долго: город уже накрывали сумерки, кое-где зажглись фонари и неоновые рекламы.

Кузьма даже испугался. «Может, лучше назад податься?» Он попытался представить, что сейчас делает мать. Плачет, ищет, волнуется? «Не фига ее жалеть! – Кузьма дернул головой. – Пусть поплачет. Пусть поволнуется. Пусть решит, кто ей дороже: я или этот волосатый жлоб».

Итак, путешествие продолжалось. За разглядыванием красивых витрин незаметно пролетели еще несколько часов. Машин и людей стало меньше, магазины закрылись. Потом Кузьма принялся наблюдать за жизнью, закипающей в многочисленных ресторанах и кофейнях, однако вид жующих людей не прибавлял положительных эмоций – ведь последней пищей, побывавшей в его желудке, был бутерброд с маргарином на завтрак. И Кузьма решил, что пора вернуться к автовокзалу и сдаться там первому же милиционеру.

Когда он спустился в знакомый подземный переход, там было безлюдно, почти все ларьки закрылись. Тем удивительнее было услышать за спиной:

– Стоять, пацан!.. Гони бабки!..

Кузьма узнал голос мелкого забияки в промасленной фуфайке. Тот явно нарывался на хорошую взбучку. Впрочем, повернувшись, Кузьма понял, что взбучка, пожалуй, грозит ему самому: рядом с задирой стояли еще трое ребят лет тринадцати, и их наглые ухмылки не предвещали ничего хорошего.

– Че тормозишь?! Бабки гони! – повторил долговязый подросток, очевидно, самый старший и главный в компании.

– У меня нет, – промямлил Кузьма.

– Ладно чесать-то, блин! – сплюнув, заявил долговязый. – Шнурок, обыщи!

Паренек в промасленной куртке ловко обшарил карманы Кузьмы и вынес вердикт:

– Пусто…

– А в пакете что?

– Щас позырим, – сказал Шнурок и, вырвав у Кузьмы пакет, подал его главарю.

Долговязый выгреб оттуда все, что было, и тщательно проверил на предмет денег. Ничего не найдя, он бросил взгляд на обложку дневника.

– «Ученика пятого класса Кузяева Кузьмы. Школа поселка Тумботино». Это где ж такой?

– Не знаю… Туда автобус ходит. Час надо ехать.

Долговязый присвистнул.

– А чего без бабок?.. Обратно-то как поедешь?

– А я обратно не поеду…

– Опа-на! – усмехнулся длинный. – Ты че, шмакодявка, из дому удрал?

– Да, удрал! – гордо ответил Кузьма.

Это его заявление вызвало дружный хохот у всей четверки. Противнее всех смеялся стоявший рядом Шнурок. Кузьму так и подмывало врезать ему по зубам.

– Ну, ты крутой, блин! – отсмеявшись, сказал долговязый. – И как же ты без предков жить собрался? Побираться, что ли, будешь? Или воровать?

– Не знаю еще…

Кузьме было стыдно признаться, что его бегство – чистое притворство, и если бы не эта встреча, он уже сидел бы сейчас в милиции и ждал отправки домой.

– А чего сбежал-то? – спросил один из подростков.

– Есть причина, – Кузьма вовсе не собирался рассказывать о своей жизни первому встречному.

– О, да ты, оказывается, в математике рубишь, – заметил долговязый, листая дневник. – Прикиньте, пацаны, по математике одни пятерки. И по физике тоже… Менделеев, блин!

– Менделеев – химик, – поправил Кузьма.

– Какая, хрен, разница, – усмехнулся долговязый и метко запустил дневником прямо в чугунную урну. Следом отправились тетрадь, учебник и пакет. При этом он приговаривал:

– Слушай сюда, химик. Здесь наша территория. Будешь тут ошиваться, отметелим так, что все цифры позабудешь. А теперь, блин, вали отсюда, да побы…

Вдруг он прервал на полуслове свою устрашающую речь и стал к чему-то прислушиваться. Его примеру последовали остальные, и Кузьма тоже. Возле входа в подземный переход явно что-то происходило. Скрипели автомобильные тормоза, хлопали двери, стучали тяжелые сапоги. Долговязый, как и положено главарю, первым понял, в чем тут дело:

– Зачистка, пацаны! – выпалил он. – Срываемся…

И все четверо, как по сигналу стартера, бросились наутек. Кузьма почему-то побежал за ними. Но далеко не убежал. Через пятнадцать минут все пятеро уже сидели в ближайшем отделе милиции.

«Потерянные» дети

Инспектор по делам несовершеннолетних Валентина Андреевна Глушенкова не очень-то жаловала массовые рейды накануне государственных праздников, когда малолетних бродяжек пачками отлавливали с улиц, нимало не думая, куда их потом девать. Конечно, саму идею борьбы с беспризорностью она поддерживала, но вот методы…

Впрочем, когда родной восемнадцатый отдел по самую крышу забит малолетками, уже не до рассуждений о целях и средствах. Нужно было работать, и Глушенкова работала, не разгибаясь. Ровно половина рабочего дня ушла на заполнение анкет и формуляров для приемникараспределителя. Большинство граф Валентина заполняла по памяти, поскольку знала едва ли не всех местных малолетних бродяжек. Она почти не сомневалась, что и после следующего рейда придется заполнять на них анкеты. И так будет продолжаться до тех пор, пока жизнь в спецприемниках, детских домах и приютах не станет лучше вольного промысла на городских улицах.

Выпроводив из кабинета последнюю, как ей казалось, порцию юных бродяжек, Глушенкова собралась перекусить, но не тут-то было: в дверь просунулась голова следователя Анатолия Панфилова.

– Валя, вот хорошо, что ты освободилась! – радостно воскликнул он. – Я тебе сейчас еще пятерых подкину. Их возле автовокзала подобрали…

Спустя минуту в кабинете сидело пять новых оливеров твистов. Впрочем, новыми их можно было назвать только условно – четверых Глушенкова хорошо знала. Это были «червяки», прозываемые так за то, что предпочитали жить под землей, в канализационном коллекторе близ автовокзала. Там же, возле автовокзала они зарабатывали на жизнь: попрошайничали и воровали по мелочам. Главным у них был долговязый Витька Пулякин по кличке Пуля. К нему она и обратилась с приветственным словом:

– Давно тебя, Витя, не было в моем кабинете. Да и друзей твоих тоже. Я уж подумала, что вы за ум взялись…

– А мы, Валентина Андреевна, давно по уму живем! Потому и под шмоны милицейские не попадали. Да и в этот раз не попали бы, если б не этот вот…

Пуля кивнул на сидевшего с краю худощавого паренька лет двенадцати.

– У вас новенький? – спросила Глушенкова.

– Нужен нам такой лошара! – воскликнул младший из подростков, Юрка-Шнурок. – Его менты по ошибке с нами замели.

– А как он с вами оказался?

Вопрос этот вызвал среди «червяков» сильное замешательство, и Глушенкова поняла, что дело тут нечисто.

– Ну-ка, вы четверо, марш из кабинета! – велела она «червякам». – Посидите пока в коридоре, а мы тут поговорим с глазу на глаз с… Как зовут вашего случайного знакомого?

– Кузя! – засмеялся Шнурок.

Остальные тоже захихикали, но в их смехе явственно слышалось напряжение.

– Значит, тебя зовут Кузьма? Я верно поняла? – спросила Глушенкова, как только «червяки» вышли в коридор.

– Да, – ответил подросток.

– А фамилия?

– Кузяев…

– Где ты познакомился с этими ребятами?

– В подземном переходе, рядом с автовокзалом.

– Давно?

– Вечером…

– Вот как… – Глушенкова помешкала. – И за такой короткий срок они уже успели прозвище тебе придумать?

– Чего тут придумывать – меня все Кузей зовут. И дома, и в школе…

– Значит, ты ходишь в школу, – Валентина обрадовалась: наконец-то ей попался вполне благополучный подросток. – А в какую?

– У нас в поселке всего одна школа…

– В каком поселке?

– В… – Мальчик вдруг замешкался. – Не скажу…

– Но почему? – удивилась Глушенкова.

– Не скажу – и все…

От прежней радости Валентины не осталось и следа. «Вот тебе, пожалуйста, очередной беглец! – подумала она. – От чего же ты сбежал? От родителей-алкашей, от нужды, от побоев, или просто в странствия потянуло?..»

Глушенкова стала припоминать домашние заготовки, припасенные для таких случаев, но тут из-за двери снова вынырнула голова Анатолия Панфилова.

– Валя, можно к тебе на минутку? – спросил он.

– Разве что на минутку, – разрешила Валентина.

Анатолий присел на свободный стул и спросил полушепотом:

– Валя, ты помнишь, какой завтра праздник?

– День Конституции…

– А еще?

– Тебе мало? – улыбнулась Валентина, но тут же, поняв намек, стукнула себя по лбу. – Совсем забыла! Завтра же день рождения нашего дорогого начальника! Что дарить будем?

– Вопрос вопросов! – Панфилов воздел руки. – Мы тут с мужиками посовещались насчет подарка, но консенсуса пока нет. В конце концов решили довериться единственной женщине, то есть тебе. Вот список…

Анатолий извлек из кармана небольшой лист бумаги и разложил перед коллегой.

– Пункт номер три, – едва глянув на листок, приговорила Глушенкова.

– Электрочайник, – удивился Панфилов. – Но почему? Мы склонялись к набору инструментов…

– Тоже мне, сыщики! – усмехнулась Глушенкова. – Наш шеф вот уже две недели рассказывает каждому встречному, что у него дома случилось короткое замыкание и сгорел электрочайник. Что это, как не намек?

– Гениально! – воскликнул Анатолий и задумчиво взглянул на листок. – Тогда надо посчитать. Нас двадцать шесть человек, приличный чайник, я узнавал, стоит тысячу двести пятьдесят рублей. Сколько же выходит на одного? У тебя калькулятор есть?

Валентина порылась в столе, вынула и включила аппаратик. Но ответ пришел раньше.

– Сорок восемь рублей, – объявил Кузьма.

– Ага! И тридцать копеек! – недоверчиво усмехнулся Панфилов.

– Не тридцать, а семь, – уточнил подросток. – Просто я округлил. Думал, вас копейки не интересуют.

Глушенкова проверила подсчет юного математика на калькуляторе и удивилась.

– А ведь верно: сорок восемь рублей семь копеек, – сказала она. – А давай еще в делении поупражняемся?

– Легко…

– Сколько будет три тысячи пятьсот поделить на семьдесят девять?

– Сорок четыре целых и три десятых, – почти тут же ответил Кузьма.

– А семь тысяч триста на девяносто два?

– Семьдесят девять целых и тридцать четыре сотых.

– А в умножении ты так же силен? – спросил Панфилов, забирая у Валентины калькулятор.

– Умножать у меня получается еще лучше, – похвастался Кузьма.

– Сейчас проверим…

В течение получаса мальчик демонстрировал свое мастерство двум взрослым милиционерам. Иногда ошибался, но ненамного. В конце представления Панфилов заявил:

– С тобой, парень, хорошо в казино играть! Как ты это делаешь?

Подросток пожал плечами.

– Тебе бы в спецшколу с математическим уклоном! – сказала Глушенкова. – Твои родители об этом не думали?

– Нет… Роза Дмитриевна, училка по математике, в прошлом году куда-то звонила, но ей там сказали, что теперь у них только платное обучение.

– Значит, родители не могут платить за твое обучение?

– У меня одна мать. А отчим – жлоб, за копейку удавится!

После этих слов для Глушенковой многое прояснилось.

– Скажи, Кузьма, отчим к тебе плохо относится, да? Из-за него ты и убежал из дому? – спросила она.

Подросток ничего не ответил, но на глаза навернулись слезы.

– Ты не бойся. Я тебе обязательно помогу…

Говоря так, Глушенкова ничуть не лукавила. Она вправду хотела помочь, хотела и могла, иначе она не считалась бы одной из лучших в своей профессии. Но чтобы помочь, следовало досконально разобраться в причинах побега. И немедленно.

Валентина выразительно посмотрела на Анатолия, и тот тут же вышел.

– Вот что, Кузьма, садись-ка поближе, – сказала Глушенкова и достала из стола пакетик с соленым печеньем. – Будем пить чай и говорить по душам. Крекеры, надеюсь, любишь?

Червяки

Команда «отбой» прозвучала почти три часа назад, но Кузьма не спал. Все его прежние «исчезновения» редко длились более суток. Впервые в жизни Кузьма проводил время так долго вне домашних стен, да и в приемнике-распределителе тоже очутился впервые. Впечатлений была масса. Притворяясь спящим, Кузьма перебирал в памяти последние события. Все время вспоминался разговор с инспектором Глушенковой. И даже не сам разговор, а непринужденная атмосфера, царившая в кабинете. Кузьма уже и не помнил, когда в последний раз сидел с кем-нибудь из взрослых за одним столом, пил вкусный чай и запросто болтал о всякой всячине: об играх, о мечтах, о девчонках. Он не смог бы сказать, сколько длился этот разговор – час или два. Может быть, целую вечность…

– Эй, на верхней шконке? – вдруг донесся снизу голос неугомонного Юрки-Шнурка.

– Чего тебе? – лениво спросил Кузьма. Ему вовсе не хотелось ни с кем разговаривать, тем более с болтливым Шнурком.

– О чем это вы там так долго терли?

– Что терли? – не понял Кузьма.

– Ну, ты и тормоз! – фыркнул Шнурок. – Я спрашиваю, о чем ты базарил с инспекторшей? Нас, что ли, сдавал?

– Отстань от него! – вдруг донесся голос Пули. – Если б он нас сдал, мы бы сейчас не здесь, на шконках, расслаблялись, а в изоляторе, блин, парились.

– А чем же они там занимались целый час? – не унимался Шнурок. – Сексом, что ли?

Над шуткой засмеялись человек десять, не меньше. Кузьма и не думал, что вокруг так много бодрствующих.

– А инспекторша, между прочим, ничего! – заявил из темноты чей-то голосок, совсем еще детский. – Я б с ней зажег!

– Тоже мне! – усмехнулся Шнурок. – У тебя зажигалка то выросла?

Над этой шуткой засмеялось уже человек двадцать. Похоже, в помещении никто не спал.

– Знаю я, о чем они терли… по душам разговаривали! – сказал вдруг Пуля. – Только фигня все это! Мусора, блин, все одинаковы. Чаем напоят, пожрать дадут. Притворятся, что ты дороже всех на свете. Все выспросят, все разнюхают, а как анкетку заполнят, так и с глаз долой.

Услышав это, Кузьма содрогнулся. Его отношение к инспектору Глушенковой дало трещинку.

– Ты, Кузя, ментам не верь, – продолжал Пуля. – Ты для них не человек, а цифра в отчете. Записали тебя, завели карточку – вот и помогли. Верно, пацаны?

– Правильно! Точно! Так и есть, в натуре! – послышалось со всех сторон.

– Слыхал, Кузя? Все пацаны согласны! Так что не будь лохом. Выкинь, блин, из башки, что инспекторша наговорила… Че она там тебе плела? Типа, завтра она свяжется с твоей любимой мамулей, а та обрадуется, приедет за тобой и заберет домой? Угадал?

– Да…

– Ага, щас! – рассмеялся Пуля. – Завтра и послезавтра – нерабочие дни. В праздники ради тебя никто напрягаться не станет! Так что париться тебе здесь суток трое, блин! И вообще, еще вопрос, нужен ли ты своей мамаше. Ты ведь из дома нарезал не от хорошей жизни?.. Да ведь, Кузя? Колись давай, че в бега подался?

Кузьма не мог ничего сказать. Он с трудом сдерживал слезы.

– Ну, не хочешь говорить, блин, как хочешь…

– А у меня родители в автокатастрофе погибли, – сказал чей-то голос из темноты. – Они на «бумере» с Юга летели под сто двадцать, а им на встречку – «Камаз»…

– А может, они у тебя космонавты? Учесали в космос и пропали? – язвительно спросил Шнурок.

– Ты че, не веришь? Думаешь, я впариваю?!

– Ясно, впариваешь!

– Кто? Я?!

– Ага.

– Да пошел ты!

– Сам поди.

– Щас получишь!

– Сам получишь!

Над головой Кузьмы пролетел какой-то предмет и с грохотом упал на пол. Тут же что-то полетело в ответ, и началась настоящая баталия. Взад-вперед летали табуретки, подушки, одежда, ботинки, одеяла и даже матрацы. Когда сражение достигло апогея, кто-то сдернул Кузьму с верхнего яруса и уложил на пол. На опустевшее место тут же спикировала увесистая тумбочка.

– Ты че, с головой не дружишь? – спросил неизвестный. – Щас бы тебя размазали по койке, как дерьмо по асфальту!

Присмотревшись, Кузьма опознал в своем спасителе одного из «червяков», Никиту по прозвищу Тит.

– Спасибо, – сказал он.

– Забудь это слово, – сказал Тит. – «Спасибо» только лохи говорят. Пацаны говорят «благодарю». И вообще, держись ближе ко мне и Пуле, а то быстро схавают. Усек?

– Да… Усек…

Вдруг вспыхнул свет. Зазвенела решетка, и в помещение вошел здоровенный усатый милиционер.

– Что еще за бардак, мать вашу! – заорал он. – А ну, прекратить!

Метко пущенный кем-то ботинок сбил с него фуражку.

– Ну, засранцы, вы у меня сейчас попляшете! – пригрозил усатый и ушел, заперев решетку.

– Щас «веселых ребят» позовет, – сообщил Тит. Спрашивать, что это за «веселые ребята», не понадобилось. Уже через полминуты в комнату ворвалось человек десять в камуфляже и с резиновыми дубинками.

– Лезь под койку, – скомандовал Тит.

Кузьма послушался, и Тит залез следом. Помимо них, под кроватями уже обретались: зачинщик беспорядков Шнурок, Пуля и четвертый из «червяков», Мишка Макуха.

– Все, пацаны, щас начнут искать, кто кипиш поднял! – испуганно сказал Шнурок.

– Пара дней в изоляторе тебе не повредит, – ухмыльнулся Тит. – Нечего было выделываться.

– Пуля, я не хочу в изолятор, – заныл Шнурок. – Там холодно. Может, придумаем чего? Пусть вон Кузя паровозом идет. Ему все равно через пару дней на мамкины харчи…

Перед лицом Шнурка возник массивный кулак Тита.

– А это вот видел? Сам накосячил, сам и расхлебывай.

– Пуля, чего он? Скажи…

– Отвяжись!

Пуля внимательно следил за тем, что творится возле решетки. Там «веселые ребята», орудуя дубинками, постепенно восстанавливали «конституционный порядок».

– Во пруха, блин! Менты решетки запереть забыли, – сказал Пуля. – Берите шмотки и ползите за мной.

Он быстро нырнул под соседнюю кровать. Остальные «червяки» и Кузьма последовали за вожаком. По пути к ним присоединилось еще несколько подростков. Если глядеть сверху, они и впрямь напоминали ползущего по полу гигантского червя. Конечно, их вскоре заметили милиционеры.

– Вася! Решетку! Решетку закрой! – крикнул кто-то.

Таиться больше не было резона, и ползущие мигом обратились в бегущих. Первым проскочил Тит, за ним Макуха, потом Пуля, Шнурок, Кузьма, а там и шестой, седьмой, восьмой… Перед девятым решетка захлопнулась. Лестница из пяти ступенек, коридор, подсобка, окно – все это они миновали одним духом и – очутились на свободе.

Оказавшись на улице, Кузьма замешкался. Он вдруг вспомнил инспектора Глушенкову – она ведь обещала помочь. Но задумался он лишь на миг. Пьянящий воздух свободы погнал его прочь. Он бежал, петляя по улицам и дворам, совершенно не чувствуя усталости, и остановился лишь тогда, когда услышал позади жалобный зов:

– Кузя, стой!.. Сто-ой… – Харкая и держась за печень, за ним ковылял Шнурок. – Ну, ты прям спортсмен, – сказал он, отдуваясь. – Не угонишься за тобой. А где все пацаны?

– Не знаю…

– А что это за район?

– Тоже не знаю…

– Я тут, кажись, еще не бывал… – Шнурок задумчиво огляделся. – Ничего, разберемся.

Разбираться пришлось долго. Около часа они бродили меж девятиэтажных коробок, по совершенно одинаковым на вид дворам, пока Шнурок наконец не сказал:

– Вон п-памятник. От него и д-до нашего «офиса» нед-далеко… – У Шнурка зуб на зуб не попадал.

Только теперь Кузьма понял, что промасленной фуфайки на нем нет. Видно, забыл впопыхах при побеге.

– На, надень, – сказал Кузьма, снимая с себя куртку.

– А ты?

– Будем греться по очереди…

Минут через сорок они добрались до «офиса», который в простонародье именовался канализационной шахтой. Возле нее, нервно покуривая, топтались остальные «червяки».

– Шнурок, ты че, блин, как долго? – строго спросил Пуля. – Мы уж думали, тебя снова замели.

– Как же, заметут они меня! – отмахнулся Шнурок. – Закурить дайте.

– Держи, – Пуля протянул ему пачку. – Его-то зачем с собой притащил?..

– А куда ему податься? – сказал Шнурок, прикуривая. – Да ты, Пуля, не ведись. Кузя, вроде, ничего пацан.

«Червяки» удивленно переглянулись. От Шнурка они таких слов явно не ожидали.

– Ладно, – кивнул Пуля, откидывая тяжелую чугунную крышку. – Милости просим к нам в «офис», блин…

Спустившись по узкому и довольно длинному колодцу, Кузьма оказался в просторном бетонном помещении, освещенном керосиновой лампой, посреди которого лежали две огромные трубы, обложенные стекловатой. Очевидно, это были трубы теплотрассы – от них исходило приятное тепло. По стенам шел затейливый узор из ржавых труб меньших диаметров, оснащенных множеством вентилей и задвижек. Единственная свободная и ровная стена была облеплена фотографиями автомобилей и голых красоток, пол же устилал пружинистый ковер из разобранных картонных коробок. Кузьме показалось, что откуда-то справа доносится плеск воды, но прислушаться он не успел. Кто-то пихнул его в спину.

– Блин, че столпился-то! – сказал Пуля. – Проходи, присаживайся. Шнурок, чаю завари!

Кузьма уселся на пол, прислонившись к теплой трубе.

– К трубе не прислоняйся, – предупредил Пуля. – Стекловата, блин. Завтра будешь чесаться, как шелудивый пес.

Перебравшись на новое место, Кузьма вновь услышал плеск. Он стал прислушиваться и присматриваться.

– Здесь рядом, метрах в пяти-шести, канализационный сток, – объяснил Тит, заметив, как озирается Кузьма. – У нас есть туда лаз, прямо за твоей спиной. По нему мы от ментов срываемся…

Пуля наградил товарища суровым взглядом. – Да ладно тебе, – отмахнулся Тит. – Тоже мне, военная тайна…

Кузьма повернул голову и увидел выдолбленную в бетоне круглую дыру диаметром не больше полуметра. Дыра была заткнута тряпкой. Кузьма машинально потянул за клок, и тряпица легко вывалилась из дыры, открыв черную горловину. В нос ударил гнусный запах, и Кузьма поспешно вернул затычку на место.

– Там же узко, – сказал он. – Человек нипочем не пролезет…

– Взрослый не пролезет, – уточнил Тит. – А вот мы – запросто.

Кузьма сильно сомневался, что сможет туда залезть. Аесли бы и залез, так умер бы от страха где-нибудь на полпути. Тут сверху как снег на голову – в буквальном смысле – свалился Шнурок. В руках у него был горячий котелок.

– Доставайте кружки, пацаны! Чай поспел!

Команда Шнурка положила начало сказочным превращениям. Из красивой и прочной картонной коробки от японского телевизора тут же собрали стол. На столе появились продукты, большинство из которых Кузьма видел только в телевизионных рекламах: кексы, печенья, рулеты, чипсы, орешки, шоколадные батончики. Ему даже подумалось, что «червяки» недавно подломали продуктовый ларек.

– Хавай, Кузя, не стесняйся! – пригласил Пуля, а Шнурок сунул ему большую кружку с чаем.

Первым делом Кузьма решил попробовать чипсы с усатым мужиком на этикетке. Он знал, что они стоят дорого, поэтому никогда не просил их ни у матери, ни уж тем более у отчима. Чипсы оказались вкусными, но со странным керосиновым привкусом. Он обнюхал коробку, потом свои руки. Запах шел именно от них.

– Тряпка, которую ты хватал, пропитана керосином, – пояснил сидевший рядом Тит.

– А зачем?

– Крысы его не любят.

– Крысы?! – испугался Кузьма. – Тут есть крысы?

– Приходят иногда из канализации, – спокойно сказал Тит.

Кузьма продолжил трапезу, но уже с меньшим удовольствием. Ему казалось, что за спиной кто-то ползает. Впрочем, чаепитие было недолгим, и это несколько удивило Кузьму. Он ожидал бурного обсуждения перипетий последних дней. Событий ведь хватало: и арест, и КПЗ, и отдел, и спецприемник, и побег. Но все это, видимо, было так привычно «червякам», что все обсуждение ограничилось парой колких шуточек в адрес нерасторопных милиционеров. Минут через пятнадцать все разбрелись по импровизированным картонным койкам. Кузьма постарался пристроиться подальше от дыры. Он собирался не спать до самого утра, чтобы в случае чего дать крысам отпор, но едва закрыл глаза, как тут же и провалился в сон.