Loe raamatut: «В поисках духа свободы. Часть 1. Центральная Америка»

Font:

Посвящается той, кто без сомнений следовал за мной, кто терпел меня и поддерживал в самые сложные моменты, кто разделял со мной невероятную радость и чистоту красок этого мира. Той, кто всегда знает, как я люблю её
…моей Полине

Глава 1
План побега

Всё дано тебе. Твоя тропа прямо перед тобой. Иногда её не видно, но она здесь. Ты можешь не знать, куда она ведёт, но всё равно ты должен следовать по ней. Это тропа к Создателю. Это единственная существующая тропа.
Леон Шенандоа, онондага

У каждого из нас свой план побега. Все мы в детстве не любили ложиться спать или есть полезную, но невкусную еду, не любили, когда родители заставляли слушаться и делать вещи, казавшиеся нам тогда совершенно глупыми. Иногда было до смерти обидно не иметь возможности делать то, что хочется тебе. Может быть, именно с тех пор в каждом из нас укоренилось стремление к побегу. Спрятаться под кровать или одеяло, свернуться клубком, выждать и, только почувствовав, что ушла нестерпимая обида от бессилия что-то исправить, выйти обратно. Наличие плана побега для нас – такая же реальность, как умение дышать или способность мыслить. Хотя мы не рождаемся с ним, но, несомненно, стремимся к его разработке и продуманности. Он постепенно вырастает в нас, крепнет, пускает корни в каждый уголок нашей жизни. Ветвится, как баньян, и мягко пронизывает всю ткань нашего существа. Мы можем его не замечать или намеренно игнорировать, но это не мешает идее побега расти и крепнуть. И если поначалу после очередной ссоры с родителями мы хотим бежать из дома, то в дальнейшем стремимся убежать от бытовых проблем, от коммунальных платежей, от новостей по телевизору, от работы и, в конце концов, от самих себя. Побег – это сублимация безопасности, наш последний рубеж: мы надеемся на него, когда всё плохо, и оставляем в резерве, когда всё хорошо.

Нам кажется, что самое прекрасное – это наше детство. Эта беззаботная пора дарила нам радость открытий, игры с друзьями и уйму свободного времени. Но, помимо этого, ограничивала нас в перемещении (ведь далеко от себя родители никого не отпустят), была наполнена слабостью и беззащитностью, невозможностью постоять за себя. И только став взрослыми, мы открываем для себя невообразимое прежде количество жизненных дорог: теперь мы действительно можем прожить такую жизнь, о какой мечтали в детстве, или даже получить опыт нескольких жизней разом. Но мы, изначально воспитанные несвободой, боимся потакать детской мечте. «Я же был всего лишь ребёнком. Что я мог понимать в жизни?» – примерно так думает большинство из нас. И мы утешаем своё внутреннее эго, пестуем свою несостоятельность и боязнь своих желаний. Мы, как и в детстве, идём по протоптанным кем-то дорогам, потому что с пелёнок нас приучали не сходить с пути. Мама, держа за руку, вела нас за собой, и, хотя по обеим сторонам дороги было куда интереснее, её голос постоянно окликал нас: «Ну, хватит уже, пойдём быстрее». Так и продолжаем мы идти когда-то выбранным за нас направлением: сначала в школы, потом в институты, а после и в офисы. Люди тратят время на нелюбимую работу, живут в нелюбимом районе, занимаются нелюбимыми делами и утешают себя тем, что так живут все. Мы потеряли желание что-либо открывать и радоваться известиям, следуя правилу «отсутствие новостей – хорошая новость». Но план побега продолжает жить внутри каждого из нас. Мы всегда знали, чего именно хотим от жизни, пусть и в глубине души, но нас научили бояться этого, научили, как стереть это из памяти, чтобы жить стандартно. И многие из нас утеряли веру, но не забыли самое главное: мы пришли в этот мир свободными, и мы вольны выбирать.

Мой план побега тоже всегда был со мной, возможно, в неоформленном виде, может быть, не имеющий чётких очертаний и границ. Но я всегда знал, что способен на поступок и так же, как и каждый из нас, смогу при случае последовать за белым кроликом в глубокую нору. У меня появилась неоценимая возможность замедлить бег своей жизни, посмотреть по сторонам и успеть порадоваться тем мельчайшим деталям и ярким краскам мира, которые меня окружают. Тогда я понял, что, лишь остановившись самому, можно увидеть не только бегущих рядом людей, с которыми ты был в потоке совсем недавно, но и тех, кто уже стоит и просто улыбается. Каждый твой вдох становится осознанным – и начинаешь, кроме гула машин, слышать шум деревьев, а вместо душных маршруток ощущать тепло солнечных лучей. Если раньше еда представляла собой быстрые перекусы, во время которых приходилось ещё отвечать на телефонные звонки, то теперь это становится ритуалом осознанного употребления пищи. А спешку к новому месту встречи для делового общения заменяет неторопливая прогулка по парку. Жизнь для меня теперь наполнена моим личным смыслом.

Большой город, постоянные пробки, толпы спешащих людей, даже воздух напитан грузом нерешённых человеческих проблем. Постоянный круговорот машин, людей, людей-машин… И ты уже не замечаешь, есть ли разница между механизмами, работающими на человека, и человеком, работающим, как механизм. Это беличье колесо раскручено по максимуму, и кажется, стоит только остановиться, как оно утащит тебя вверх – и ты разобьёшься. Оно заставляет нас крутить его быстрее и быстрее, чтобы быть ещё успешнее, становиться более конкурентоспособными, скорее добиваться навязанных обществом целей. Нас учили, что если сойти с дистанции, будешь неудачником, что работа на благо общества – это лучшее признание успехов. И вот миллионы беличьих колёс, составляющих единый механизм системы, с диким скрежетом всё быстрее раскручивают его, заставляя всех нас участвовать в безумном танце, в котором можно остановиться лишь с последним ударом сердца. Системе необходим каждый из нас, она в нас нуждается – иначе каким образом этот всё тяжелеющий и усложняющийся механизм, обрастающий новыми шестерёнками, будет двигаться дальше? Но у любого из нас есть повод сойти с дистанции. Нет, не остановиться, а именно сойти. Ведь остановка в колесе – это смерть, и только приняв отсутствие необходимости «колеса», можно из него выйти. А выйдя, вздохнуть полной грудью и выбрать скорость, наиболее комфортную для вас, для движения к реальной осознанной цели.

Современные люди не молятся богам и не чтут предков. Они думают, что всё подчинено случайностям. Им не нужно выращивать еду и заботиться о кочевых стадах. Они могут всё купить в магазине. Они разучились жить в гармонии с собой и окружающим миром и стали больше похожи на однолетние растения, а не на мощные деревья с крепкими корнями. Оттого и желания их измельчали. Деньги, машины, дома – это все стандартные предметы, круг интересов замкнут только на них. Мало кто сегодня мечтает сделать великое открытие или изменить весь мир, изобрести лекарство от всех болезней или вечный двигатель. Прагматизм ядом проник в наш организм, заставляя всё чаще заменять слово «мечтать» на слово «планировать».

Мы стали безумцами, которые скачут многолюдными табунами в стремлении удовлетворить жажду денег и свои желания. Куда подевались наши пылкие сердца, желающие перемен? Наверное, мы просто повзрослели. Нам уже не интересно играть в индейцев и пиратов, и всё чаще мы примеряем на себя роли бизнесменов и менеджеров. Мы утонули в наших городах, воспринимая весь остальной мир лишь как нити дорог, связывающие нас с такими же мегаполисами. Ещё полвека назад Татанга Мани писал: «…сама по себе жизнь в городе искусственна. Многие люди вряд ли когда чувствуют настоящую землю под своими ногами, видят растения растущими, кроме как в цветочных горшках, или оказываются достаточно далеко от уличных огней, чтобы поймать очарование ночного неба, усыпанного звёздами. Когда люди живут далеко от мест, созданных Великим Духом, им легко забыть Его законы». Вот мы уже почти и позабыли всё, что не связано с выгодой и извлечением прибыли. Мы забыли, где оставили свою мечту, отвлёкшись на блеск монет. Но я уже устал опустошать, я хочу чем-то наполнить это окружающее пространство и себя самого. Я хочу наконец-то начать созидать.

Принцип дауншифтинга изначально родился как концепция снижения жизненных оборотов, переключения на более низкую передачу, что дает возможность переосмыслить личные ценности. И если для одних это уход от цивилизации в глухую деревню или смена привычного места жительства на индийский штат Гоа, то для других – возможность начать заниматься тем, что они давно хотели воплотить в жизнь, но никак не решались. Мы всего лишь рабы своего страха, страха за наше будущее, страха перед неизвестностью. Ведь насколько проще находиться в обстановке всего знакомого и понятного, пусть надоевшего или даже причиняющего боль. Мы пытаемся успокоить себя, что всё пройдёт, всё уляжется и образуется без нашего участия, но горы не разрушаются без воздействия воды и ветра. Главное – стать для себя катализатором грядущих изменений, найти силы и сделать первый шаг, чтобы потом не жалеть долгие годы об упущенной возможности и нереализованной мечте. Мой путь начался с маленького шажка, но я верю, что с каждым следующим шагом я буду крепче держаться на ногах, отвыкших ходить после стольких лет постоянного бега.

Глава 2
Аэропорт

Всё движется, в этом – жизнь. Всё меняется, в этом – время. Всё проходит, в этом – мудрость.
Неизвестный автор

Холодный пол аэропорта. Гладкий керамогранит с каменными прожилками. Тысячи ног. Перед глазами проносится обувь пассажиров: туфли, начищенные до блеска, перемежаются с ботинками, задыхающимися от пыли, кроссовки с оранжевыми шнурками мелькают в очереди кед, сланцы щеголяют рядом с чопорными туфлями на каблуках. Много ли может обувь рассказать о своём владельце? Вот пошёл мужчина средних лет, возможно, канцелярский служащий или продавец домашней утвари – обувь не новая, но ухоженная. А вон тот, совсем молодой человек, может, танцует брейк или читает рэп – кроссовки на толстой белой подошве, широкий язычок, красивая шнуровка. Тонкий высокий каблук, уверенная походка: этим туфлям уступает дорогу вся остальная столпившаяся здесь обувь, а многие ботинки, кажется, даже поворачиваются проводить вытянутыми носами уходящую вдаль пару – вероятно, владелица держит бутик модной одежды или салон красоты. Умею ли я распознавать род занятий по обуви? Умеете ли вы? Может ли хоть что-то в облике вообще рассказать о человеке или же его личность всегда тайна за семью печатями?

Мне кажется, походка может многое поведать о владельце, о его статусе, взгляде на жизнь… Да нет, вроде обычные босоножки, но как уверенно и независимо ступают – может, художница или архитектор, а может, просто счастливая особа. Вот разговариваете вы с человеком, а он злится, раздражается, хмурится постоянно, и на ум само собой приходит, что он злой, нехороший. Но может, у него просто день неудачный, а обычно, возвращаясь домой, он целует любимую жену и обнимает двоих детей, оба мальчики, один русый, а другой светленький, или единственную дочку в нарядном платьице, которая тянет к нему маленькие ручонки и с восторгом кричит: «Папа! Папа!» – а ты его злым считаешь. А посмотришь на обувь человека – по ней всё понятно, ни обмана в ней нет, ни заискивания, ни подхалимства, это же только обувь. И человек уже становится открытым и понятным (а может, мне только кажется, что я его понял), но больше не сторонишься его, а чётко понимаешь, как следует к нему относиться дальше.

А сумки… Да что сумки? Вот стоят два наших рюкзака. И целая жизнь в них, всё с собой: и еда есть, и одежда – кто знает, что может пригодиться человеку завтра? Люди копят вещи, набивают ими квартиры, квартиры становятся тесными – они покупают новые дома, в этой круговерти не замечая, что не нужно много, а довольствуясь малым, мы возвращаемся ближе к своим истокам. Вот серый рюкзак-дом, а чуть поодаль – зелёный. Стоят – не шелохнутся, будто ждут: вот-вот вернутся хозяева и непременно вдохнут в них жизнь. Теперь кроме рюкзаков – ничего, но носить их с собой придётся постоянно, и это хорошо. Вот так взял свой «дом», приспособил его к себе, чтобы комфортнее было, уютнее – своё же, не чужое – и пошёл куда глаза глядят, а захотел – остановился или вовсе прилёг на ночлег. Кто-то в квартире живёт, а кто-то дом строит с гаражом или мансардой, и чтобы приусадебный участок был для пикника, а ещё лучше – река или озеро. А наш дом с собой, компактный, удобный, достать можно всё, что угодно, сразу. Это в квартире ничего не найдёшь – там вещей много. Бывает, положишь отвёртку куда-нибудь и ищешь её потом неделю, а всё из-за того, что раньше ты её в одном шкафу оставлял, но вдруг решил, что из другого брать будет удобнее, и переложил, в итоге целая неделя «коту по хвост». А в рюкзаке всё только самое важное. Смотришь на него и понимаешь, что не нужно человеку в жизни больше вещей, чем он может унести. Пользуешься самым минимумом, а дискомфорта нет.

Человек старается «обрасти» вещами, покупает ещё и ещё. Вот уже второй автомобиль, третий телевизор или четвёртая дублёнка. Становится всё толще, покрываясь новыми слоями предметов, всё массивнее, с каждым днём теряя свою уверенную походку. И вскоре он уже сидит на диване или в кресле и сам не замечает, что испытывает желание встать, только чтобы купить ещё более удобный диван или кресло. А рюкзак – это хорошо. Хорошо, что в рюкзак нельзя поместить ни кресло, ни диван. Хорошо, что ещё есть лёгкость в ногах, чтобы куда-то двигаться. Встал уверенно на две ноги, взял рюкзак – и только хотел пройтись по аэропорту в рыжих кроссовках и с зелёным рюкзаком, а твой рейс уже объявляют. Громко так, два раза: «Начинается посадка на Мадрид, гейт номер 21».

Мне всегда было любопытно, надоедает ли девушке с микрофоном каждый раз повторять сказанное – может, её это жутко раздражает, а может, наоборот, она радуется, что если первый раз произнесла невнятно, то второй раз получится чётко, без запиночки. Интересно, при собеседовании на работу им задают вопрос об окончании школы ораторских искусств или просто смотрят на обувь и понимают, что человек хороший, стоящий, объявлять будет чётко и с положительным настроем? Хорошо, что в аэропортах работают такие положительные люди, хотя им наверняка трудно. Жаль, что они не проводят мастер-классы для автобусных диспетчеров и железнодорожных проводников, и даже на борту самолёта уже словесная анархия по сравнению со светлым, чистым, хоть и людным аэропортом. Почему не устраивают саммиты транспортных подразделений? Есть саммиты финансовые, экологические, культурные, а транспортных нет. А люди могли бы собираться там, садиться в круг, лучше без стульев – прямо на ковёр, для более доверительной обстановки, и тренироваться, чётко проговаривая каждое слово. И, быть может, зарождалась бы в такой атмосфере добра и комфорта новая эра транспортного сообщения.

Ещё двадцать минут до конца посадки. Я смотрю на Полину, она на меня, мы улыбаемся и понимаем, что всего несколько мгновений отделяют нас от пути длиной в полжизни. Люди, словно крупные, размашистые мазки импрессиониста, заполняют «полотно» залов ожидания, бутиков с парфюмом, небольших кафешек с невкусной, но крайне дорогой едой. И боюсь, я никогда не смогу понять дельцов, зарабатывающих неоправданно высокой ценой на обычных человеческих потребностях в еде и сне, когда люди, не имея никаких альтернатив, идут к кричащим вывескам «Невкусно и дорого». В этом бурлящем котле человеческих жизней ощущается какая-то сила, заполнение пространства эмоциями и мыслями. Каждый из потока сосредоточен, собран и целеустремлён. Здесь нет отдыхающих, здесь все ожидающие. Они ждут объявления посадки, ищут глазами нужный выход, оценивают размер очереди, количество оставшихся часов, и даже те, кто, на первый взгляд, просто сидит, на самом деле томительно убивают своё время. Здесь нет вальяжного, томного ожидания. В аэропорту каждый уповает, что именно его «ковчег» сегодня по воле случая, божественного провидения или диспетчера, что не так уж важно, не заблудится в небесных просторах, а ровно в назначенный час впустит его в металлическое чрево и, по-хозяйски предоставив кресло, спросит: «Что будете? Воду с газом или без?». А в ответ услышит учтивое: «Томатный сок, пожалуйста».

Коммерсанты, туристы, вахтовые рабочие, спортсмены – это место способно объединить совершенно разных личностей. На демонстрациях люди схожи политическими взглядами, на стадионах – азартом от игры и стремлением поддержать любимые команды или игроков, на концертах – кумирами. А в аэропорту цели у всех разные, но в то же время цель одна – как можно быстрее покинуть его. Желание поскорее сменить простор залов ожидания на узкие кресла и постоянное чувство, что колени, должно быть, самая ненужная часть твоего тела на борту самолёта, и было бы неплохо их тоже сдать в багаж. Это желание читается на каждом лице, в каждом движении. В аэропорт приезжают только для того, чтобы поскорее отсюда уехать. Аэропорт переплетает тысячи судеб, оставляет надежды на встречи, даёт возможность достижения успехов, исполняет желания и рушит чаяния. Это небесные ворота, соединяющие, как порталы, всю планету и опутывающие воздушными нитями рейсов небосклон вокруг нас. Они, подобно лимфатическим узлам, стоят на страже нашей самой большой в жизни ценности – ценности нашего времени.

И если паутина аэропортов, распускающая свои нити из мировых столиц до самых укромных уголков мира, – лимфатическая система, то сердцем всего этого действа является duty free. Здесь сосредоточены сотни вожделений людей, разделённых по половому признаку. Будто весь мир помешался на алкоголе и парфюме, будто только ароматы дорогого коньяка и ещё более дорогих духов способны сводить человека с ума. Здесь очереди алчущих готовы вечно ждать своего приговора в чеке, эта томящая боль желанна и труднодостижима. И каждый человек с блаженством протягивает пластиковую карточку в желании получить заветный пузырёк, будь то виски или туалетная вода. Да и есть ли разница, если суть каждого из них в одной и той же составляющей? Это варьете брендов готово танцевать своими вывесками без устали. Здесь «Dior», «Glenfiddich», «Lacoste», «Courvoisier», «Chanel», «Dewar’s», «D&G». Пакет за пакетом покидают этот рай шопоголиков. Не удержавшись, оставили свой след в одном из магазинчиков и мы, взяв себе «на память» о Москве две фляжки французского коньяка «Camus», чтобы вспоминать о родине на далёких берегах Иберии. «Пассажиров, вылетающих рейсом «Мадрид», просим срочно пройти к гейту номер 21».

Посадка заканчивается, но этот конец означает лишь начало чего-то другого. И вот эскалатор медленно проносит нас мимо «сырной» крыши кафешки, усеянной дырками, наподобие лакомства, приготовленного братьями мышонка Джерри. «Sinnabon» манит запахами своих аппетитных булочек с корицей, но мы неуклонно приближаемся к улыбающейся девушке в сиреневой блузке, с милым зелёным шейным платком. Два паспорта, два посадочных талона, фраза «счастливого пути» – и вот мы в шаттле, который за пару минут доставляет нас к ожидающему своих пассажиров самолёту. Мадрид, мы уже летим к тебе!

Глава 3.1
Viva! Мадрид!

Важно идти, не важно, медленно или быстро, достаточно просто идти… если идёшь, ты движешься вперёд.
Адриано Челентано

Под крылом самолёта выжженные слепящим золотым солнцем поля. Они лежат на пологих холмах и лишь изредка прерываются пятнами черепичных крыш небольших городков. Самолёт плавно снижается, дома становятся крупнее, всё сильнее теснятся друг к другу и вот уже заполняют собой всё пространство до самого горизонта. Едва заметный удар шасси об асфальт – и самолёт, мелко дрожа, скользит по взлётно-посадочной полосе аэропорта. Бескрайние пассажирские павильоны, подобно сороконожкам, раскинули свои лапы и греются в лучах заходящего солнца. А самолёты, не в силах противостоять влечению, тянутся ближе к «лапам», пока, попав в силки, не перестанут двигаться и издавать гул. Двигатели замолкают, гаснет табличка «пристегните ремни», и радостная толпа врывается в лоно аэропорта.

Кто они, испанцы? Пламенные и пьянящие танцовщицы фламенко, мужественные и молниеносные победители корриды? Быть может, отважные мореплаватели, какими они были в 16–17 веках? Те, кто открыл миру Новый свет и уступил морское господство только флоту Её Величества королевы Англии? Конкистадоры, по локоть в крови прорубающие своими мечами и мушкетами путь к славе и богатству? Те, кто подарил миру великих художников: Эль Греко, Веласкеса, Гойя, Дали, Пикассо? Фламенко теперь танцуют на представлениях для туристов, корриды избегают из соображений гуманности, флот Испании не состоит даже в десятке крупнейших, а в новом свете «на память» об Испании остался только унаследованный, но сильно изменённый язык. Оружие и латы, как и картины, теперь хранятся в музеях, и самое большое, на что они могут рассчитывать, – это внимание вездесущих японских туристов или школьных экскурсий. Да и много ли испанских певцов, композиторов, художников, писателей мы знаем?

Испания стала другой: теперь это не империя и не вотчина диктаторов. Она вобрала в себя по крупицам всю свою уникальную историю, правление карфагенян и Римской империи, завоевание маврами и освобождение от арабов католической церковью, раздел и новое воссоединение, век морских открытий и покорение целых цивилизаций Центральной и Южной Америки, увядание и революцию, господство генерала Франка и вступление в Европейский союз. Она стала поистине туристической Меккой, и теперь «паломники» со всех уголков земли стремятся попасть сюда. Это не страна, которую нужно посетить и умереть, это страна, которую нужно посетить, чтобы жить дальше.

В своём путешествии мы выбрали Испанию неслучайно. Она внесла свой колоссальный вклад в культуру и историю Латинской Америки. Конечно, это было сделано не по доброй воле исконных хозяев далёких земель, навязано крестом и мечом, как когда-то славян заставляли принимать христианство, а в советское время – отрекаться от него. Испанцы стёрли с лица земли народы и цивилизации в погоне за своим главным богом – богатством. Но можем ли мы осуждать их, ведь история не терпит сослагательного наклонения? Не будь испанцев, и название «Латинская Америка» стало бы пустым звуком, ведь и то, и другое слово своим появлением обязаны им. Испания – это корень зла и источник добродетели, разрушительница старой культуры и созидательница новой. Здесь всё началось, и отсюда берёт свои истоки наш путь. Итак, мы в Испании.

Лабиринты терминалов. Лабиринты туннелей. Станция метро, узкие платформы, люди. Сменив рослые, гладкие, железобетонные остовы аэропорта на ветки метро, замечаешь ускорение витка жизни вокруг себя, словно чем уже пространство, тем сильнее человек начинает спешить и суетиться, и только монументальность заставляет его замедлиться. Улыбки, быстрая речь, импульсивность – будто с каждым словом испанцев переполняют эмоции – они пытаются поделиться ими с собеседником, и тот, подхватывая порыв, наполняет его новой силой. Что заставляет нас быть более холодными и замкнутыми по сравнению с южными народами Средиземноморья? Климат, суровость жизни или боязнь открыться? Я думаю, что у испанцев можно и нужно учиться их любви к жизни.

Станция Соль (Sol) – двухэтажный терминал, связывающий три ветки метро под землёй, и площадь в форме месяца под солнцем. В пяти минутах ходьбы от этой площади, на улице Майор (Calle Mayor), нам предстоит остановиться на ближайшие четыре ночи. Центр Мадрида с символом в виде медведя, лакомящегося плодами с земляничного дерева, притягивает к себе неимоверное количество людей, а вечером становится ядром уличных представлений, выступлений музыкантов и фокусников. В ровном строе домов мы находим неприметный подъезд с небольшой надписью «Pencion Rodriguez» и понимаем, что всего несколько этажей отделяют нас от отдыха. Деревянная трёхпролётная лестница, узкий лифт на двух человек в открытой шахте – подъезд напоминает питерские дома-колодцы в миниатюре, но в Питере они массивнее, от стен их веет холодом, мрачностью и хандрой, в Мадриде же они как-то уютнее и свежее. Две кровати, небольшой душ, отделённый от комнаты занавеской, шкаф и прикроватный столик – вот всё, что представляет собой наше скромное пристанище. Пансион содержит семейная династия, кажется, с давнего времени. Им он служит как домом (их комната номер 9 всегда открыта), так и средством пропитания. «Hasta luego», – слышим мы от хозяина, покидая пансион для вечерней прогулки.

Дорога залита послеполуденным солнцем, люди идут неспешно, улицы почти пусты. Доходим до Пласы Майор (Plaza Mayor). Каменная площадь квадратной формы, как и Пласа Испания (Plaza España), стала прообразом почти всех крупных площадей в Кастилии. Наверное, невозможно встретить ни одного мало-мальски значимого городка без тёзки этого градостроительного эталона. Ближе к зданиям ютятся столики кафе, где неспешно, попивая местное пиво, наслаждаются видами рукотворных памятников европейские туристы; мадридцы здесь не задерживаются. Через небольшие улочки спускаемся к улице Толедо (Calle Toledo). Дома постепенно становятся современнее, сохраняя при этом в экстерьере песочно-солнечные оттенки. Перед нами Глориета Пуэрто де Толедо (Glorieta Puerta de Toledo) – массивная арка, символизирующая ворота, направленные в сторону древней столицы Испании, несколько веков назад уступившей своё главенство Мадриду. Мы поднимаемся вверх по Гран Виа де Сан Франциско (Gran via de San Franciscо) до собора Сан Франциско эль Гранде (San Franсisco el Grande). Он похож на крепость с выставленными пузатыми стенами и жестяными куполами, словно это обороняющийся средневековый монах. Идём вдоль улицы Байлен (Calle Bailen) к мосту Виадукто (Viaducto), и перед нами внезапно, как по волшебству, взмывает ввысь своими шпилями Собор Альмудена (Catedral de la Almudena), стоящий лицом к лицу с королевской резиденцией Паласио Реаль (Palacio Real). Мы сворачиваем обратно на улицу Майор в надежде вернуться к королевскому замку послезавтра.

Вечернее солнце стремится к закату, окрашивая стены домов и шпили соборов в огненный цвет. Мадрид – город камня. Дома, мостовые, стены, арки… Кажется, что только небо ещё не собирается проигрывать в этой схватке. Тёсаные камни, подогнанные один к одному, создают причудливые очертания улиц и каркасов сооружений. Они ажурны, но не настолько, чтобы соперничать с арабской архитектурой; пики зданий изящны, но недостаточно высоки, чтобы перекрыть монументальность Центральной Европы. При этом каждое из сооружений пластично, в них чувствуется мягкость и теплота. Здесь камень доведён до абсолюта материала, и даже редкие деревья, зажатые в тиски поребриков, повинуясь судьбе, стараются лишний раз не мешать, бросая тени на здания. Конечно, в Мадриде много парков, больших, чётко спланированных, но они выглядят искусственными, как будто в бархат уличной планировки вшиты ситцевые лоскуты разной формы.

Уютная пивная (cerveceria) на улице Майор показалась нам довольно симпатичной, и мы решили передохнуть. Внутри шесть деревянных столиков, на тянущихся вдоль одной из стен полках рядами стоит коллекция бутылок из различных стран. Хозяин, должно быть, кропотливо собирал её годами, чтобы каждый турист, вошедший в его заведение, улыбнулся, увидев среди экспонатов кусочек своей родины. Конечно, и мы после недолгих поисков обнаружили двух представителей нашей державы. Уже изрядно пыльные, зажатые среди немецких соседей, они стояли, как будто в молчаливом ожидании. Хозяин, лет шестидесяти, невысокий, седой, словно снег, подошёл к нам и поинтересовался, что бы мы хотели. Мы заказали по бокалу местного пива. Привычным движением он достал из холодильника замороженные бокалы и наполнил их на треть. Стекло мгновенно покрылось испариной. На закуску к пиву появился арахис.

Почти в каждом кафе в Мадриде, как и в Италии, вам бесплатно предложат тапас. А что может порадовать русского человека больше, чем что-то, полученное даром? Закусочные здесь повсюду, каждый уголок пестрит предложениями перекусить. Тапасы с анчоусами, с тунцом, с сыром, с хамоном и, конечно же, с томатом. Где, как не здесь, вас научат есть хрустящий ароматный багет с томатной пастой? Бокал приятно холодит руку, освежающее пиво наполняет организм лёгкостью, настроение поднимается и появляется желание двигаться дальше. Мы прощаемся с хозяином, оставляя пару монет «на чай».

Поднимаемся по небольшим улочкам за зданием Королевского театра (Teatro Real). Здесь среди узких проходов улицы Кампоманес (Calle de Campomanes) и улицы Бола (Calle de la Bola) укрылись игровые клубы, казино, стриптиз-бары. Испанские девушки провожают туристов взглядами, за полсекунды оценивая их заинтересованность в развлечениях. Из проулков выходим на площадь. Народу становится больше, шум расползается с невероятной быстротой, ежеминутно усиливаясь, как будто только и ожидал заката солнца. Он поглощает людей, и теперь уже нельзя различить отдельных лиц; эта масса окутывает нас и уносит по ярким улицам. В районе Эдифисио Каррион (Edificio Carrion) около улицы Хардинес (Calle Jardines) нас выхватывает настойчивый мексиканец, предлагая поесть, и мы ныряем в ресторан. Испанскую речь сменяет английский язык. Голодные туристы теснятся у стойки раздачи, набирая пасту, салаты, паэлью и стейки. Я заказываю кувшин сангрии, и мы присоединяемся к остальным выбирающим ужин. Через два часа мы уже возвращаемся в пансион и ложимся спать.

Утро. Обманчивый сумрак в комнате не даёт понять, сколько сейчас времени на самом деле. Полина уже не спит. На часах семь минут десятого – самое время отправляться в город. Улицы почти пусты, магазины закрыты. Город только начинает открывать глаза после ночного праздника. Через два квартала в направлении королевского дворца находим открытое кафе с необычным названием «100 montaditos», предлагающее на выбор сотню видов тапас, и располагаемся там для завтрака. Бокал холодного «Mahou» с салатом цезарь и круассаном, как будто сотканным из нежного теста, позволяют притупить чувство голода. За завтраком от нечего делать замечаю любопытный пункт в меню. Кафе предлагает разные виды комплектов еды, и один из них – 100 бокалов пива и все 100 видов тапас этого заведения за какие-то жалкие 100 евро. Я представил, как герой фильма «Трасса 60» с наслаждением упивается столь щедрым подарком судьбы, несомненно, шокируя обывателей, а официантка, уже мокрая от пота, только и успевает опускать в тостер новые порции хлеба, одновременно заполняя поджаренные начинкой и молясь при этом Богу, чтобы хватило продуктов.