Loe raamatut: «Ведя Взмокин – наш товарищ»
Предисловие
Эта история не содержит достоверных фактов. Она основана исключительно на авторской фантазии, от начала и до конца, однако некоторые из придуманных здесь событий вполне могут иметь реальное основание. Автор считает, что его труд не относится к какому-то определенному жанру, но является сочетанием нескольких жанров, таких как:
– сказка;
– мифология и эпос;
– приключения и авантюра;
– научная фантастика;
– поэма.
Уважаемый читатель может выбрать из перечисленных жанров те, которые, на его взгляд, наиболее подходят для понимания данного произведения, его проблематики и художественных особенностей.
Если в книге есть сюжет, то должны быть и действующие лица. Главные из них – назовем их героями – не всегда достойны восхищения; много найдется таких историй, где герои являются героями наоборот. Но без героя не было бы и самой истории.
Все герои ищут. Они ищут пути к заветной цели, которая у одних – высокая, у других – корыстная, а у третьих – вообще какой-нибудь пустяк; но ищут все. Цель имеет и другое название – победа; герои стремятся к победе, да не всегда могут отыскать нужный путь.
Пусть его найдет Ведя Взмокин – наш товарищ! Бодрый и несгибаемый, не слишком ученый, но умеющий думать. Ему ужасно нравится сочинять – стихи, рассказы, сказки; часто он делает это прямо на ходу, не останавливаясь.
На кого наш герой похож? В первую очередь – на своих соплеменников, которых, кстати, всех звали Взмокиными. Внешность Веди оригинальная, но отнюдь не сверхъестественная – у него всего 1 голова, сверху руки, снизу ноги, обернутые в шагоступы из древесной коры. Из одежды он носит красную майку и потрепанные черно-синие штаны, а на голове – темную слегка вытянутую шапку, из которой он иногда что-то достает.
Волосы у Веди большей частью светло-серые и растут повсюду; на верху головы они самые длинные и густые, в некоторых местах лица желтеют. Уши немаленькие, на концах заостренные.
Ведя Взмокин жил там, где день сменяет ночь, а ночь – день; где за летом приходит осень, за осенью – зима, а весной надо думать что сеять. В то время Взмокины уже знали самые разные ремесла, но жили без особых удобств, ни городов, ни отдельных квартир у них не было. Наука только начинала оформляться, поэтому для описания всего происходящего Взмокины часто использовали художественные обороты. Например, поэтические:
От субботы до субботы
Средь лесов и деревень
Дни наполнены заботой:
Что ни день, то – злобный день.
Злобный значит наполненный злыми потрясениями; и большинство дней были именно такими, злобными, при том что Взмокины старались делать исключительно хорошее. Им очень хотелось достичь успеха – хотя бы в пределах собственного хозяйства.
Но успех, как хитрый зверь, ускользал от Взмокиных, едва показав им свой пышный хвост. Чаще всего получалось так: делают, делают – а потом никак не могут обнаружить результаты своих же трудов. Все куда-то девается, исчезает. Достаточно сказать, что урожай, за который все боролись, либо вообще не вырастал, либо вырастал недостаточно, да вдобавок к тому портился. Соседи Взмокиных злословили: дескать посмотрите, как хорошо и высоко прыгает Взмокин – а чего ему не прыгать, он же ничего не ест. Легкий он, Взмокин, пусть потанцует, попляшет, авось небо ему что-нибудь подарит. Дождичка на поле или зернышка. Ты лишь попрыгай, побегай пошустрей. Взмокины бегали, работали с утра до ночи не переставая, но урожай всегда был плохой. Причиной тому были природные бедствия, или ядовитый мор, или просто случайности, которые возможны везде, но у Взмокиных они происходили как-то уж слишком часто. Непонятно, что за странная, скрытая сила висела на Взмокинской землей – над их лесами, полями и застроенными участками; вряд ли она была продуктом сложных технологий или могла разумно мыслить; да только сила эта устраивала всякие истории.
…Все начинается еще до наступления утра. Небо опутано мраком, хотя в его плаще уже появились прорехи. Через них на землю льется серовато-синий свет – такой тусклый и робкий, что нельзя понять, чей он – утренний или ночной, пришедший с далеких звезд. Но уже можно разобрать зевающие силуэты Взмокиных. Это – бойцы ночи (бойцами называют в том числе и тех, кто противостоит вредителям). Всю ночь они бродили вдоль луковых посадок, разгоняли птах, грызунов и прочих бездельников, а также следили за лесом – не вылезут ли оттуда логи (существа-фантомы, тоже бездельники). Ночное время долгое, и к его концу бойцы изрядно устают. Они зевают не стесняясь.
Взмокин-Делай, самый взрослый из всех Взмокиных, постоянно выплевывает букашек.
– Чтоб им хвост накрутили! Так и лезут.
Взмокин-Делай часто вспоминает хвост, хотя ни у него, ни у других Взмокиных никакого хвоста нет. Хвосты бывают у вредителей.
Прохладная мгла приятна. Внезапно рассветает.
Взмокины смотрят и видят: за ночь весь лук зарос бурьяном в пять раз больше его самого.
– Опять хвосты торчат! Надо выдергивать.
Бойцы ночи устали, но к ним на помощь уже спешат бойцы утра, а также поднятая по тревоге молодежь. Надвигается жара.
Бурьян очень колючий; вдобавок на нем сидят зеленые гусеницы, жуют лук и не стесняются. Взмокины побеждают их вместе с бурьяном:
– Глупые зеленки, и откуда вы только лезете?
Гусеницы исчезли, но вместо них возникли жуки – мелкие, круглые, бардовые. Они еще жаднее гусениц и к тому же кусаются. То и дело слышно:
– Ой, меня в нос укусило! Ну я его сейчас… будет знать, как по нам ходить! Дядя Делай, от меня жуки удрали! Чего они вылезают, если я их уже собрал! Надо бы лук полить чем-то таким… эффективным! Неужели нельзя в другом месте посадить?
В погоне за жуками Взмокины ползают на четвереньках, стукаются головами, чешут обкусанные уши. После тридцатого укуса Взмокин-Делаю кажется, что если он сейчас же не разогнется, то умрет. Он распрямляется, становясь раз в десять выше, и –
Тут он замечает, что по дальнему полю с хлебными злаками ходит нечто похожее на тень. Тень поднимается, опускается, меняет форму. Это стая вредных птах – любителей чужого зерна. Звукоотпугиватели, похоже, не действуют.
Взмокин-Делай командует путем кричания:
– Долой леталок! Трнемов!! Ведя!! На хлебном поле номер три… поглядите, что с отпугивателями! Надо быстро разобраться, а то летальники все растащат!
Трнемов – старший брат Веди, один из «бойцов дня», главный специалист по проводам, химии и числовым вопросам (раздел взмокинской математики). Ведя, наш главный герой, пока еще не специалист (специалистами могут считаться только взрослые Взмокины, Ведя же не взрослый, а молодой. Но уже не маленький); вместе с тем, редкое дело обходится без Вединого участия. Он заряжен такой силой, которая дает бодрость, находчивость, азарт – и вдохновение, так полезное для стихосложения.
Но сейчас не до стихов. Трнемов велит Веде бежать в один конец хлебного поля, а сам летит в другой. Несмотря на явную резвость ребят, края поля приближается медленно. Тут и там возникает крапива: ее регулярно косят и рубят, выдирают из земли, но она вырастает заново. Еще надо вовремя перепрыгивать через валуны.
Наконец Ведя Взмокин добегает.
Звукопугальные устройства лежат разломанные. В них очень много деталей, к тому же точный план сборки Веде не совсем известен. Действовать приходится творчески: руководствуясь вдохновением, он собирает прибор по новой схеме – совершенно оригинальной. Любопытно, что прибор почти не отличим от старого, разве что не звучит.
Ведя ковыряется в приборе, потом задумчиво ковыряется в ухе. Потом снова ковыряется в приборе. Звукопугательное устройство молчаливо.
– А если так? – Ведя замахивается кулаком.
Испугавшись, прибор начинает пищать: ти-ти-ти…
Ведя легонько стукнул его:
– Нельзя ли погромче?
Прибор кашляет и вопит басом: ТРРРРРРРРРРРТТТТААА!!
После первого прибора Ведя начинает чинить второй. Но поскольку он уже не помнит, как собирал первый прибор (слишком торопился), приходится опять действовать творчески.
С третьим прибором – то же самое:
– Хорошо, что много деталей… их можно комбинировать как угодно.
На другом конце поля Трнемов ловко сколачивает детали и бормочет:
– Каждую неделю такая приборно-бегательная ерунда. Будто нет других способов защитить поле. Неужели, в самом деле, нельзя чем-нибудь посыпать?…
Но тут вдали раздается грохот. Ведя бросает недосвязанный прибор и бежит в сторону грохота, не забывая при этом прыгать через валуны.
На мельнице рухнула крыша вместе с чердаком. Взмокинские ребятишки утверждают, что взорвалась мука (мельница работает от пара), хотя нет ни дыма, ни запаха, и вообще крыша была совсем новая. Зато стены уже начали дрожать. Все кричат:
– Товарищи, не давайте ей свободы! Не смей рухнуть, дымилка старая!
Ох уж эта мельница! Поистине, заколдованная структура, которая страшно любит разваливаться. Независимо от того, где она стоит, в ней вечно что-то происходит, в ее бревнах сидит злое озорство, хотя бревна вековые. Из года в год мельницу обновляют, переделывают, ставят опоры – прямые, под углом, обтягивающие снаружи и изнутри – мельнице хоть бы что: разваливается и все тут. А совсем без мельницы нельзя.
Ведя бежит за бревнами. Потом выясняется, что нужны не бревна, а доски, уголки и гвозди. Ведя бежит за досками и в кузницу. Там он и другие Взмокины стучат, пилят, ломают молотки, но материал изготавливают, даже больше, чем нужно. Ведя летит со здоровущей связкой досок, каждая из которых длиной в половину взрослой ели. На бегу доски то и дело валятся с плеча, изгибаются; приходится проявлять чудеса ловкости, чтоб не задеть других и не растерять гвозди.
Гвозди вгоняют в дерево. Шуршат и щекочутся опилки. Дело налаживается, но для надежности надо обработать крышу соединяющим раствором. Старый раствор загустел; Ведю посылают за водой.
– Наш призыв – соединяйтесь!… – шепчет Ведя. Он мчится вперед с доской и с ведром, причем в одной руке. Внезапно вырастает камень – Ведя спотыкается; доска с ведром улетают ввысь, но приземляются целыми – ведро на край доски, а доска на валун.
В то же время, на другом конце взмокинской земли Взмокин-Делай изо всех сил искал средства для удобрения огорода, потому что давно уже не удобряли. Но, оказалось, золу рассеял ночной ветер, а компост кончился еще весной. Тогда Взмокины решают идти на речку – за илом.
Собирается усиленный отряд бойцов дня. На своем пути они прорываются сквозь топи, чащи и лесных логов-хулиганов. Логи орут и обзываются, но их всех побеждают. Вот и река. Однако…
– На реке нет ила. То есть вообще. Кто-то его свистнул.
– А трава береговая?
– Трава была старая, обкусанная. Новой нет. Тоже, видать, свистнули.
– Но вода-то там осталась?
– Из-за спешки мы не разглядели, но судя по трещинам в берегах…
– Они и воду утащили? Возмутительно! Товарищи, так они и у нас могут…
Тут раздался звуковой сигнал перерыва.
Ведя сел не глядя и попал точно на край доски. Доска пружинит, ведро улетает в небо, а оттуда – прямо во Взмокин-Делая.
– Наша вода с нами!
– Спасибо,– говорит Взмокин-Делай – но ты слегка перестарался.
В перерыв все идут домой – согласовывать план сегодняшних действий. Потом начинается обед, но в головах у всех столько дел и мыслей, что никто толком не разбирает, что конкретно они едят. Маленькие путаются и жуют простую солому, хотя она лишь немного хуже ветковой каши. (Уже полгода приходится варить кашу из веток, так как плоды с тех веток пропали зимой от неведомой болезни. Напасть, да и только).
Ведя ест лук – грызет луковицу и плачет, грызет и плачет, луковичной ботвой вытирает слезы, ею же сморкается и снова грызет:
– До чего лук… хороший. Растет, по крайней мере.
– Луковые поля делают нас несгибаемыми! – гордо соглашается Трнемов и тоже плачет.
Потом начинается прежняя работа – вернее, беготня.
Взмокиным постоянно надо бегать, прыгать, изворачиваться; им постоянно надо с кем-то сражаться, хотя явно войну им никто не объявляет. Поэтому среди них совсем нет толстых, и не очень много фантазеров, ведь для настоящих фантазий нужно время, а его-то как раз и нет. Но Ведя может. Он умеет сочинять прямо на ходу, посреди работы:
Злость полезна лицам смелым,
Злость велит заняться делом
Своевременным, серьезным,
Умным или грандиозным.
Злость упруга и туга.
Злость велит лупить врага.
Хоть дракон он, хоть щенок –
Отступать запрещено.
Но подлый враг затаился настолько хитро и незаметно, что его не могут отыскать самые глазастые Взмокины. Не то бы он узнал величину их трудового гнева:
– Чтоб его наизнанку вывернуло! Чтоб у него под хвостом протухло! Вертишься-вертишься, и хоть бы одним глазом взглянуть на результат! Все куда-то проваливается.
Неприятностей было много, однако понять их причины было крайне сложно. Трнемов, занимаясь математикой, выработал в себе логико-аналитический подход мышления – от абстрактных рассуждений к конкретным вещам. В частности, он не верил, что причина их жизненных неудач кроется лишь в неудачах от природы. Природа природой, но должны же быть законы, по которым она так действует. Или же есть силы, заставляющие ее так действовать.
– Вероятно, у природного вреда есть явные причины – сказал Трнемов Веде, – нам нужно не шутя заняться их поиском. Для большей эффективности разделимся: я пойду обойду соседей – может, они знают секрет своего жалкого счастья – а ты пока собирай желтых гусениц. Кидай их, прилипал, в короб.
Короб у них был красивый, солидный – как амбар. Пока Ведя занимался с гусеницами, Трнемов обежал все соседние области в поисках ответа на вопрос: откуда взялась взмокинская беда? Однако это оказалось не очень-то приятным занятием.
Над Взмокиными насмехались все – и Свистуны-Балагуры, и кривокрылые Шумелиды, и Праввы, и Леввы, и даже Неделеры, известные своей пронзительной невозмутимостью.
Неделеры – создания, сплошь покрытые панцирем, очень прочным и шершавым. У них, как и у Взмокиных, есть одна голова и руки с ногами, но их почти не видно, поскольку неделеры основательно погружены в свой панцирь, презирая суету. Больше всего неделеры любят лежать под лучами и рассуждать.
В словах они не очень-то церемонятся:
– Хозяйство у вас страдает? Значит, вы просто дурачки. Если б вы не были дурачками, то хозяйство у вас было бы в порядке. А раз оно не в порядке, значит вы – дурачки. Ума у вас мало.
Трнемов обиделся и сказал:
– Если так рассуждать, то у вас ума еще меньше нашего. Ибо вы вообще не изволите иметь никакого хозяйства.
– А на что нам хозяйство, – сказал неделер и перевернулся на другой бок. – Нам и хозяйство ни к чему. Сама природа нас всем обеспечивает, сама все дает. Зачем же волновать ее и себя каким-то хозяйством? Нужно слушать мудрость, а мудрость гласит: не покушайся на основы, лежи и получай свое.
– Мы не можем лежать как вы! Нам-то природа ничего просто так не дает.
– Потому и не дает, раз вы – дурачки. Если бы вы были не дурачки, то были бы недурачки…
Словом, никто не мог объяснить. «Но почему, – думал Трнемов, – почему на свете существует такая несправедливость? Почему тот, кто не делает, и без того все имеет и всем доволен, а тот кто делает, вечно остается с голым носом? Откуда берется этот беспорядок? Неужели так везде? – или это только наш мир так неправильно устроен? Вероятно, есть в нем вредная деталь или детали, да кто ж тогда подсунул в него эти детали? Или, может, наоборот, миру чего-то недостает?»
В поисках истины Трнемов обегал чуть ли не полмира (Ведя все это время собирал гусениц), думал-думал, дрался с врагами; залез в даже пещеры горных логов (Ведя все собирал), логи тоже ничего не знали… «Глупые бездарные логи!» сказал Трнемов и пошел обратно.
А все это время Ведя продолжал собирать гусениц.
– Ну как, поле почище стало? – поинтересовался Трнемов.
– Еще недавно мне казалось, что так оно и есть, – сказал Ведя. – Я шел от начала через середину в конец, собирая всех подряд. Только вот что странно: едва я достиг конца, как гусеницы снова пролезли в начало. Я их стал ловить в начале, а они из конца, пробрались в середину – я не успел пройти весь конец. Пришлось ходить, не разбирая конца с началом, но… я имею такое впечатление, что сейчас гусениц только больше. И откуда берется эта банда пузатая? Неужели с неба падает?
– Может, и с неба – задумчиво сказал Трнемов. – Мне вообще в последнее время кажется, что наш мир как-то неправильно устроен.
–Ну, в этом мало новизны. Я уже давно так думаю.
– Да? Чего ты тогда молчишь и ничего не делаешь?
– Что же я могу сделать? – спросил Ведя. – Мир – это есть нечто… грандиозное. Как его исправить?
– Да, в общем, ничего сложного здесь нет, надо только иметь мудрость космических масштабов. Я слышал, где-то в нашем мире бродит Кош – кладезь премудрости. Ты б сходил к нему, Ведя. А то я уже устал.
– Хорошо, я прогуляюсь.
Никто точно не знал, где находился Кош; поэтому Веде Взмокину пришлось пройти повсюду – и полями, и лесами, по горам и по низинам. Но он нашел Коша – ночью.
Кош был внешне похож на Взмокиных, только ушей таких не имел. И еще был очень высокий и стройный, на плече его висела сумка необъяснимого цвета. С виду в сумке лежало что-то тяжелое – мудрость, наверное.
Ведя Взмокин на миг смутился и не знал, с чего начать. Но сразу же перешел к делу:
– Знаете, в нашей жизни столько неблагополучия, и нам кажется, что этот мир неправильно устроен. Потому что если он устроен правильно, тогда выходит, что мы живем неправильно, а это невозможно, раз у нас только возвышенные цели. Наш мир какой-то недоделанный. Скажите, есть ли такая мудрость, что позволит его доделать? И где взять эту мудрость? И…и… а, да – добрый вечер.
Дохнуло свежим ветром – это Кош заговорил:
– Знаешь, Ведя, я давно наблюдаю за вашим миром и за вами, и за вашими товарищами, и за всеми другими, и могу сказать, что только Взмокины живут не зря. Но вам слишком не везет. Все это оттого, что этот мир лишен гармонии. Но не той обычной рукотворной гармонии, а той, что находится в самой сущности мира.
– Интересная деталь гармония, – заметил Ведя, – но где ее достать? Мы-то точно не знаем.
Кош замолчал; его глаза смотрели в бесконечную черноту неба, туда, где начинался космос и блестели звезды. Кош, безусловно, знал. В это время Ведю укусил кто-то мелкий и летучий. Не теряя времени, Ведя погнался за вредителем, и хотя стояла тьма, а вредитель умел летать, Ведя догнал его и стукнул по голове.
Кош вдруг спросил:
– Ведя, а ты веришь в перелеты между мирами?
– Отчего же не поверить, – сказал Ведя, весь почесываясь, – если можно перелететь с цветка на цветок, то почему же нельзя сделать то же самое между миром и другим миром? Вероятно, для этого нужна некая аппаратура.
– Да, конечно; впрочем, я это делаю и без особой аппаратуры, ибо мне позволяет мудрость. Так вот, Ведя, не все миры похожи; в некоторых время течет в одну сторону, в некоторых – в другую. Но я знаю мир, где время совсем не течет – оно неподвижно, вечно и незыблемо. Это мир безвременья. Там постоянно что-то происходит, но ничего не меняется. И там невозможно ни родиться, ни умереть. Многие любители бессмертия согласились бы туда переехать.
– Что же их останавливает?
– У них недостаточно много ума, чтобы найти этот мир; и к тому же там очень своеобразные порядки. Хозяин этого мира зовется Ничтов, он большой любитель невидимой и великой мощи, т.е. энергии, которую он крайне бережет – для самого себя. Он хранит ее по разным уголкам Вселенной, но в мире безвременья она спрятана в саду с удивительными цветами. Если такой цветок выкопать и пересадить в новый мир, то внутренняя сила цветка наполнит собой все пространство мира, до самых пределов. Цветы самые разные – есть среди них и Цветок Гармонии. Это поразительная вещь. Если его посадить вам, то даже удивительно представить что будет. Проклятье старой неудачи падет и любой ваш порыв приведет к успеху.
Ведя Взмокин задумался.
– А что, этот самый Ничтов добрый?
– Едва ли; он любит, чтобы все самое прекрасное в Космосе принадлежало лишь ему.
– Ну, это его личное дело. Но как добраться до этого мира?
– Мимо него постоянно проносится ваш Зой.
Зой – огненный скакун, огромный живой вихрь, который мчится в вышине, опаляя облака. Его красный след виден повсюду, и от этого поутру не так студено.
– Этот мир похож на серо-желтый шар, внутри которого есть черное злое сердце. – сказал Кош. – Впрочем, если сердца не видно, то можно определить по счету. Если считать от вашего мира по ходу Зоя, нужный мир будет семнадцатым.
Ведя опять задумался. Зой должен был пройти над ними совсем скоро.
– А трудно ли достичь понимания в этом мире?
– Вот этого точно не могу сказать; там говорят почти по-вашему, но уж слишком сильно врут. Или пустословят.
Ночной туман рассеивался; впереди было новое утро, с длинными, тягучими облаками. На одном из таких облаков был Кош, еще мгновение назад стоявший возле Веди; Ведя помахал ему шапкой:
– Большое спасибо! Желаю Вам успехов и новой мудрости!
Кош улыбнулся и исчез. Наступало новое утро, и новые жуки выползали из щелей и нор своих.
Надвигалась жара.
Ведя Взмокин очень мало удивился, услышав о Цветке Гармонии. Другие Взмокины тоже почти не удивились. Самые взрослые и мудрые из них говорили, что главная трудность кроется не в способе решения их проблемы. Способ-то есть всегда и не обязательно один – помимо Цветка Гармонии, во Вселенной может найтись еще что-нибудь с такими же свойствами; дело не в этом. Важно не просто найти решение, но и осуществить это решение. Но найдутся ли для этого возможности сейчас? Никто не слышал про Ничтова, но судя по всему, он владеет громадной мощью и совсем не ясно как противостоять ему, как добыть у него этот Цветок. По-хорошему он точно не отдаст.
Решение вынесли следующее: есть цель, как решать ее сейчас – непонятно, но, очевидно, решить можно.
– Значит, такую задачу оставляем, – сказал Взмокин-Делай. – Отметим ее как дополнительную. Стало быть, всего у нас 113 особо важных дел и одно дополнительное – насчет Цветка. Теперь давайте их распределять…
– Если мне, – вмешался Трнемов – опять подсунут металлургию, то скажу сразу: на этом вашем болотном угле ничего не расплавляется. Даже толком не деформируется. Кто вообще сейчас ответственный за уголь?
– Ну да, уголь, он… подмокший. Так ведь, Трнемов, никакого другого же нет. И достать негде. Горы захватили всякие проходимцы, ты же сам видел.
– А, кстати, товарищи, как насчет холодного превращения? Ты же вроде обосновывал превращение металла безо всяких подогревов.
– Холодное застыло. Устройство-то мы придумали, но из чего его собрать? Особенно те части, что нужны для управления процессом.
– А из земельных волокон получится?
– Размочалились волокна наши.
– А из живых сред нельзя?
– Можно, но надо сперва извлечь оттуда полезное, а для этого нужна аппаратура, а у нас нет аппаратуры! А чтоб ее соорудить, нужны материалы с деталями, а они все куда-то исчезают…
– Вот обстановка! – сказали Взмокины. – Ничего нет, кроме замыслов. Действовать нельзя. Ну что. Тогда давайте действовать…
Пока взрослые Взмокины делили дела, Ведя лежал на печи, дергал струны, что-то сочинял. Но рифмы не шли, поэтому он бросил сочинять и пошел за работой.
Для него осталось только 2 задачи: первая – перебирать горы корнеплодов, вторая – отыскать Цветок Гармонии.
– В общем-то мне все равно – сказал Ведя, – но ворошить корнеплоды на жаре невыносимо скучно. Нельзя ли мне выделить вторую задачу?
– Пожалуйста; но учти, что это дополнительная Задача, и решать ее строго необязательно. К тому же, ты можешь столкнуться здесь с любыми неожиданностями.
– Но мы же героические лица.
– Полугероические – поправляет Трнемов. – Для полного героизма нам не хватает оглушительной победы.
– Победа – это что, тоже деталь?
– Не могу сказать, деталь она или нет, но ее нам не хватает.
Так Ведя Взмокин пошел за Цветком Гармонии и за победой.
На следующей день все Взмокины опять были жутко заняты. Только Трнемову удалось ненадолго отлучиться, чтоб проводить Ведю до гор. Оттуда он должен был добраться до Зоя.
Ведя толком не знал, что следует брать для путешествий между мирами, поэтому он взял лишь свою доску со струнами – сочинять, когда будет возможность. Еще Трнемов дал ему одно изобретение.
– Вот тебе горшок – в нем толкающая смесь. Если ее осторожно потереть, то она понесет горшок вверх. Если потереть неосторожно, то, наверное, она бабахнет. Три через ту дырку.
– Ясно. Как ты думаешь, Трнемов, а я правильно делаю, что отправляюсь за победой в неизвестность? Вроде нам Цветок нужен, но явно его никто не просит. И самому мне это и не хочется, и не не хочется. Хочется чего-то творческого, замечательного.
– Сказать по правде, я не знаю, что именно здесь является замечательным – на данный момент; но оно точно будет в случае успеха. Желаю тебе возвратиться в исходном виде.
– Спасибо, Трнемовик!
Они потерлись мохнатыми щеками (так было принято выражать крайнею степень дружбы и признательности), потом Ведя вздохнул, сунул горшок под шапку, перекинул доску через плечо и отважно полез вверх. Лез он долго, до самой вершины, за которую цеплялись сизые облака. С той вершины можно было допрыгнуть до Зоя.
Ведя повис на руках и огляделся: на западе небо было голубое, на востоке – розоватое, на юге желтое. Северное небо чернело; и откуда-то оттуда мчался огненный поток. Зой был уже близко.
Вот он уже достиг вершины горы и облака на время пропали. Сразу стало тепло; тело Зоя было очень раскалено. Но рядом летела его длинная грива, не такая горячая. Ведя изготовился и прыгнул.
– Синь моя, как много жара! Все мозоли растворились.
Левой рукой он крепкой уцепился за красные пряди Зоя. Правой притянул себя вверх, и схватился обеими руками.
– Мы помчались за победой! Ой, как быстро!
Зой, огненный скакун, мчался вперед и постоянно встряхивал гривой. Но он не хотел сбросить Ведю, а словно желал показать ему величие своего пробега, всю свою силу и скорость. Навстречу ему летел космос. Ведя Взмокин говорил:
– Да, в самом деле, до чего же неприятны мглы холодные объятья – разевают звезды пасти и хотят меня жевать – что за жуткий страшный ветер в этот страшный жуткий вечер, который… который… что вообще делает вечер – чернеет? – который чернеет вокруг… тьфу, темп стиха сбился. Говорить все неудобней и неудобней… впрочем, Зоя можно похвалить – он уверенно идет. Молодчина, Зой!
Зой не отвечал – он не умел разговаривать, но подмигивал Веде огнем, летящим с головы. Огонь был красный и горячий, но не обжигал.
Скорость возрастала. От напряжения глаза Веди Взмокина слепило, из них ручьем бежали слезы. Слезы текли вниз и дождем падали на землю.
– Опять непогода, так ее в хвост, – ворчал Взмокин-Делай, отмахиваясь от дождевых капель.
Зой покинул орбиту Взмокинского мира и летел вперед, в неведомые дали Вселенной. Дышать стало нельзя; но Ведя мог и не дышать. Мимо него проносились осколки звездного ветра, космические камни и пыль далеких миров. Вдалеке мелькали сами миры. Их должно быть семнадцать, но расположены они в разных галактиках.
Ведя считал и для уверенности загибал пальцы:
– Один, два, три… чего-то пальцы плохо гнуться, …пять, шесть, семь… сколько мусора на восьмом – вероятно, все спят и ничего не делают; на девятом – одни дырки (интересно, кто-нибудь живет в дырках?), десять… оди… пальцы кончаются… ладно, будем без пальцев, одиннадцать, двенадцать, тринадцать – какие жуткие рожи, прямо тошнит – четырнадцать, пятнадцать – опять одни дырки и камешки… шестнадцать, шестнадцать, шестнадцать …. Опять шестнадцать… он у них что, бесконечный? – даже формы никакой нет, одно пятно белое… шестнадцать, шест… ага, кончился наконец… скоро уже нужное место – интересно, Зой всегда летит по одной дороге или он их меняет? А то усвистишь еще в какие-нибудь дебри в гости к какой-нибудь дряни… До чего ж я не люблю дряни, просто ужас! А она повсюду.
…Семнадцать! Мне тут сходить. Интересно, до земли у них тут далеко? Батюшки мои, далеко! Прыгать, что ли? Или можно как-нибудь помедленнее? Вечно нам что-нибудь подстроят. Надо было заранее, что ли, думать… Впрочем, у нас ни о чем нельзя думать заранее, потому что неизвестно. Прыгать даже как-то страшно… может смастерить что-нибудь для спуска? Чтоб я высох, мастерить-то не из чего! Ладно – сойдем просто так.
Словно услышал Ведины мысли, Зой вошел в атмосферу семнадцатого мира, и стал стремительно приближаться к поверхности. Сесть по-настоящему он не мог – его отталкивала любая земля; Ведя Взмокин глянул вниз, выискивая где место помягче. До поверхности семнадцатого мира было не то, чтоб слишком далеко – шагов тысячу или около того – но разобрать подробно было трудно. Было видно только, что кругов все однородное.
– Ну ладно. Поехали… вниз! Спасибо, Зой.
Ведя спрыгнул, а Зой помчался вверх, разгоняя облака и толпы крикливых птах. Птахи ругались неистово, желали ему и Веде всего наихудшего.
Но, вопреки их ожиданиям, Ведя нисколько не разбился – да и не мог разбиться, поскольку мир был здесь не совсем обычный. Приземление прошло сносно, разве что шапка чуть не потерялась. Ведя Взмокин попал прямо в огромную кучу пыли, которая сразу же опутала, утопила. Пришлось изрядно повертеться, но в конце концов Ведя героически вылез из кучи.
Место, где он сошел, не отличалось особенной красотой – всюду пыль, песок, желтая земля, и кажется, ничего больше. Вероятно, это была сухая степь или даже пустыня, давно забытая активными существами. Вдали виднелись темно-зеленые пятна – по всей видимости, леса. Стоял день.
– Я надеюсь, здесь удастся подышать?
Воздух оказался вполне пригодным для дыхания; правда, он был ужасно вязкий и словно прилипал к ноздрям, из-за этого в носу щекотало. Ведя Взмокин вдохнул и чихнул; потом еще раз вдохнул:
– А-пчхе!! Ну, если я чихаю, значит, условия в этом мире вполне подходят для жизнедеятельности. В таком случае я буду действовать… ах, какая досада, что я не знаю, где искать нужный нам всем Цветочек… придется искать повсюду. Впрочем, этот мир не кажется таким уж большим.
И Ведя Взмокин пошел за Цветком Гармонии.
У него не было ничего с собой такого – только майка, штаны и шапка, и шагоступы из древесной коры на ногах, да еще дощечка со струнами. Ведя дергал струны и подпевал:
– Я отправлюсь за цветком, за цветком, перепишем мы закон, мы закон, посвящу себя… работе, если кто-нибудь не против.
Никто не был против – голая пустыня равнодушно внимала Вединым словам, ничего не отвечая. День дышал жаром – от земли, от неба, и от воздуха, в котором не было не малейшего движения. Казалось, воздух застыл или умер. Температура росла, но при этом Ведя не смог обнаружить в небе ни одного светила.
