Вспомнил он молитву, что бабуля ещё маму его учила. Сбивчиво читал «Отче наш», плакал – заклинал не жарить его и не съедать. Со страху разного наговорил – и правды, и вымысла. Выкрикивал, что он невкусный, что в детстве болел ветрянкой, а сейчас страдает от хламидиоза седьмой раз за полгода!

Да-да, навёл я на мужичка страху, а самому смешно. Вы поймите – я не злодей, только как лучше хочу, но посмеяться, это мы запросто!.. это мы завсегда! И я продолжил.

Высекаю искры: в одной руке у меня нож, в другой вилка. Я мужику заплаканному говорю: «Ребёнку твоему в сентябре в школу, ты парню ранец купил? Жена твоя спивается, а ты знаешь, что женский алкоголизм неизлечим?»

Засыпал вопросами, призвал жить по-людски. На завод предложил устроиться: слесарем или охранником. Может быть, учиться пойти, ну или в милиции служить; а что тоже выход, там тоже люди – честных нет, но хороших полно.

Пока я совесть будил, жилец квартиры волшебно протрезвел и вспомнил меня. Как узнал, ума не приложу. Я его пугал в детстве, в школу поднимал и взрослых слушаться заставлял. Думал, он всё забыл, а нет – помнит.

«Вспомнил тебя, – пускал слёзы мужик. – Ты домовой из нашей квартиры».

Смотрю в глаза человека и растворяюсь, как туман от дуновения ветра. У мужика сон пропал, и протрезвел он навсегда. Сидит на полу в коридоре, озирается. Меня ищет. Увидеть вживую хочется.

«Вставай балбес, – упивался победой я, – Вставай, поднимайся рабочий народ…»

Допел я песню революционную до конца, а мужичок вдруг схватился за голову и заплакал. Вспомнил он бабку, вспомнил маму и отца. Вспомнил деда фронтовика, и ожила в ём совесть.

Вот смотрю и думаю: неужели нужно дойти до крайности отчаянной, чтобы мозги выпрямились, наконец-то? Тебе дураку необходимо оказаться на краю пропасти, чтобы увидеть, как впереди тебя, балансируя чуть дыша, баба твоя и ребёнок стоят у последней черты?..

И правду говорят – крестится русский мужик, только когда