Loe raamatut: «Гипоксия»

Мишура Екатерины II

Боготворят лихую тетку

Невероятно, не могу,

О временах долдонит кротко

Любовь в писателей мозгу,

Ревела, мол, литература,

Художник доблестно творил,

Пылала славою профура,

Хвала бабуле! Нету сил.

Не говорит заумник смело,

Был изумительный обман,

Высоколобое все дело

Поздней поперло на таран.

Повально мига избеганье -

Радищев брошен в каземат,

Решетка гаду в наказанье,

Подрисовал поскольку ад.

Она размеренность любила,

На деревенщин ей начхать,

Я полагаю, видеть мило

Рабов поверженную стать.

Навек бывалая флиртунья

Засела в образе благом,

Чего утаивала лгунья,

Превознесенная потом?

Петра особа загубила,

Немилосердная она,

Самодержавье бабки рыло

Гнилое кажет из окна.

Финал под Кремлем

Немцов в мгновение кончины

Думак в местечке небольшом,

Мечты в Госдуму у детины

Вломиться вольным кувырком.

Коль ярославская палата

Немцова зрила феномен,

Общерасейского сената

Народоволец был бы член.

Думак-Ефимович кошмаром

Ядреным Путина бы стал,

Весной пятнадцатого с жаром

Володя внаглую вещал:

“Служакам заповедь святая -

Закрыть взбеленившимся ход”.

Желанья эти раздолбая

До убиенья знал народ.

Кадыра был необходимый,

Головорезов подогнал,

Заквас дальнейшего вестимый -

Кровопролитный ночью бал.

Машеров под гнетом гэбни

Любим Машеров населеньем,

Дышал надеждою мужик

Взойти блистательным явленьем,

Неумолимо Брежнев сник,

Но погибание мгновенно,

Андропов зло осуществил,

Козел вонючий дерзновенно

Ко власти рвался из всех жил.

Водила этот автострады

Был оболваненный тогда,

Гопак губительной ламбады

Гэбиста Юры навсегда.

Ему отрадно столкновенья

Быть кукловодом-наглецом,

Но времена его правленья

Под знаком сгинули “облом”.

Полна Россиюшка родная

Подобных мигов от козлов;

Дорога вечная без края,

Кольцо порочное жрецов.

Горбач знал

Осведомленный, боязливый,

Завидя бешеный замес,

Ретиво выехал болтливый,

Отдав течению процесс.

Настроя признак непреложный -

Пренебрежительный к стране,

Юлил Мишаня осторожный,

Жил половинчато вполне.

Неумолимо государство

Передового тюфяка

Впустило голое коварство,

Робел Сергеевич пока.

Перебегаю к заключенью:

Погибших троицу тогда

Убил безвольностью и ленью

Горбатый вялый, господа.

Балласт

Воспоминания долою,

Уже минувшее прошло,

Здоровье этой маетою

Переработать тяжело.

Опизденевшие мгновенья

Необратимы для сердец,

Которых долбят проявленья

Гнилой бредятины вконец.

Безоговорочно, обида

Не совершенствует людей,

Венец тяжелый инвалида

Прибудет раковый живей.

Миг благоденствия, не боли

Уничтожает мать-судьба,

Неразуменью быть доколе,

Что озлобление – труба?

Утихомирившись немного,

Дозреет род людской умом,

Хоть добронравия дорога

Всегда коверкается злом.

Правда

Вранье безудержное в мире,

Бумаги скрыты пеленой,

Вселенной жители в эфире,

Убийства выявлены мной,

Не вижу значимые факты

Распоряжением ослов,

И внеземные артефакты

Гниют цепочками веков.

Пришельцы были неизменно,

Подвиды вывели людей,

Но негодуют невъебенно

В личине злых учителей,

С Луны Америку погнали,

Казать забыли чтобы нос,

Молчаньем в горестной печали

Обходят амеры вопрос.

Повадки бесят запредельно,

Годины думал о деньках

Прозрачных, светлых безраздельно

В обременительных стенах.

Погублен Кеннеди от пули,

Что Линдон Джонсон заказал,

Увяз в грабительском разгуле

Немолодой провинциал.

Пугал ирландец заключеньем,

Вот весь закрученный секрет,

Недосягаемым явленьем

Лежит бумажный винегрет.

Упадок

Из Петербурга жулик годы

Шагал к печальному концу,

За предводительство заводы

Под хвост, намерения псу.

Народ выносливо и твердо

Катился в задницу времен,

Явилась дума, чтобы морда

Ударом в зад летела вон.

Задрали сволочи, житуху

Бельма натаптывают мне,

Я верю внутреннему духу -

Погибнет шушера в говне.