Loe raamatut: «Бруклинский мост»
© Маргарита Приемская, 2020
ISBN 978-5-0050-3064-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
«Что же я делаю! Совсем с ума сошёл? Это даже смешно! Веду себя, как какой-то подросток… нет, просто нет другого выхода! Нет, нет, нет у меня выхода! Нет!» – эти мысли словно преследовали его, а он бежал от них. Быстрее, ещё быстрее. Дыхания не хватало, было жарко, а он бежал и бежал. Под ногами стучали доски, где-то совсем близко шуршали колёса машин, редкие прохожие, недоумевая, оглядывались. А он – вовсе не спортивный человек в дорогом сером костюме и бежевом плаще, он, тридцативосьмилетний Оскар Соррейс, он, бывший второй лейтенант армии, бывший агент ФБР, бывший бизнесмен, бывший владелец шикарной квартиры на Манхеттене, бывший муж и, наконец, бывший благополучный человек, бежал, задыхаясь, по доскам пешеходной зоны Бруклинского моста. Достигнув середины, он внезапно метнулся к ограждению и, навалившись на него всем телом, остановился. Металл приятно холодил вспотевшие ладони, отлупляющаяся краска и огромные болты делали его неровным, отчего он казался таким спасительно-надёжным, чтововсе не хотелось отпускать. Несколько секунд он медлил, затем залез на широкую балку…
…Оскар стоял, раскинув руки, тяжело, громко дышал. Ему было страшно. Несколько минут назад он всё твёрдо решил, но сейчас… страшно, страшно сделать последний шаг! Он посмотрел вниз… с шумом спешащие куда-то автомобили и вдали Ист-Ривер, спокойно несущий свои тёмные воды. Сколько таких же, как Оскар, неудачников, принял он в свои объятия… не зря, не зря прозвали этот мост «мостом самоубийц»! Пусть это было давно, пусть сейчас не двадцать девятый… какая разница, всё одно. Что двадцать девятый, что две тысячи девятый. Неудачные эти девятые года, с той лишь разницей, что теперь депрессия не только у Америки, но ещё и у него, Оскара Соррейса.
«Пора!» – решил Оскар и напоследок огляделся вокруг. Как назло, день был прекрасный, небывало тёплый для этого времени года. Лёгкий ветер приятно теребил волосы, солнце ласкало горячими прикосновениями, обещая скорое лето, и даже воздух казался каким-то слишком свежим для города, наполненным тем, безошибочно узнаваемым ароматом весны, для описания которого так плохо подходят все известные людям слова. Прощаясь, Оскар поднял глаза на высокое, с нежными дымчатыми облачками небо, на маленький зелёный островок, на родной с детства, похожий на муравейник, Бруклин и на привычный, тянущийся к небу Манхеттен… ещё секунда… другая… и только один шаг…
…Он уже был совершенно готов сделать этот последний в жизни шаг, но вдруг, на фоне небоскрёбов он заметил нечто. Нечто такое непривычное и непонятное, появившееся не к месту и не ко времени, нечто, разрушающее его планы. Прищурившись, он различил маленькую фигурку. Её не должно здесь быть, откуда она? В нескольких футах от него точно так же на балке стояла девушка, уцепившись обеими руками за фонарный столб. Ветер трепал распущенные длинные светлые волосы и слишком лёгкую для начала апреля полупрозрачную цветастую тунику. Обтянутые джинсами согнутые колени дрожали: она очень неуверенно стояла в босоножках на огромной платформе.
Это было очень странное, неиспытанное доселе чувство, но собственные проблемы сразу отступили на второй план, единственной мыслью, занимающей его, стало то, как уберечь, спасти её, ведь она слишком молода, чтобы умирать. Ветер словно продувал её насквозь, и так хотелось обнять, спрятать её, оградить, отвести от неё любую беду. Зачем она здесь? Что привело её к этому отчаянному поступку? Он уже как-никак прожил половину жизни, много имеет за плечами успехов, ещё больше разочарований, а какое горе может быть у неё? А у него? Да, что у него случилось такого, чтобы прыгать с моста?! И вообще существуют ли такие причины, такие неразрешимые проблемы, достойные того, чтобы из-за них лишить себя жизни?! Все эти вопросы в секунду промелькнули в его голове, но отвечать на них было некогда.
– Мэм! – тихо, чтобы не напугать, позвал Оскар. Она никак не отреагировала.
– Мэм! – позвал он громче. Она опасливо оглянулась, и, заметив его, чуть не разжала от неожиданности руки.
– Успокойтесь, я всего лишь такой же неудачник.
– Я не слышу! – шум машин и ветер заглушали слова.
– Сейчас! – крикнул он и, цепляясь за тросы, начал медленно приближаться к ней.
– Стойте! Или я прыгну!
– Не беспокойтесь, я сам собирался прыгать.
– Так прыгайте! И не мешайте другим!
– Успею!
– Не успеете! Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, они приедут и всё испортят.
– А вы как будто ждёте?
– Конечно, нет! Я сделаю, сделаю то, что намеревалась, моя жизнь не имеет смысла. Не переживайте, вы ничем не можете мне помочь. Лучше уходите и не мешайте, – ей было трудно говорить, в горле стоял комок, она старалась не заплакать и слова звучали отрывисто. Нельзя было не почувствовать, что ей очень плохо, впрочем, те кому хорошо не стоят на балках Бруклинского моста. Утешать и убеждать смысла не было, он знал это по себе, но можно было вызвать в ней чувства, сходные теми, что вызывала она в нём.
– Нет, это вы мне мешаете и вы уходите. Впрочем, мне всё равно. Мне больше ничего не осталось! Всем будет только лучше, если я умру, – говоря это, он не слишком грешил против истины. Он думал об этом много и часто, в конце концов, именно эти мысли и привели его на мост, и только встреча с ней превратила их в какую-то несуразную глупость, но глупость, которой он надеялся спасти её.
– Я никому не нужна. И ждать нечего. Я ничего не стою! Быть актрисой моя мечта… не приняли. В шестой раз! – она сделала неуверенный шаг ему навстречу.
– Вы рано сдаётесь, у вас впереди вся жизнь. Вот моя давно кончена, не стоит продлевать агонию. Я вас только попрошу: постарайтесь быть счастливой. Пусть хоть кто-то будет счастлив. А я должен довершить начатое, – он даже подался вперёд, и у него промелькнула мысль, что ещё чуть-чуть и ему действительно придётся прыгнуть. Тут в ней что-то надломилось. Это абсолютно разные вещи: пытаться совершить самоубийство и видеть, как на это решается другой человек. К этому невозможно остаться безучастным.
– Нет! Стойте!
– Зачем продолжать своё жалкое существование?!
– Я не хочу!
– Вы не хотите? Вам должно быть совершенно на меня наплевать, как и всем остальным.
– А я не хочу, чтобы вы умерли. И если вы это сделаете, я последую за вами. Хотя, вам должно быть всё равно. Но я ведь знаю что это не так. И это очень странно.
– Вы правы. Как вас зовут?
– Мел. Мелисса, – она протянула руку.
– Оскар, – он пожал её дрожащую ручку, и она мгновенно вцепилась в его рукав.
– Тише, тише, а то мы сейчас свалимся! – теперь они стояли совсем рядом и он мог хорошо разглядеть её миленькое личико с чёрными подтёками от туши на бледных щеках, большими карими глазами и маленькими вишнёвыми губками.
– Мы же собирались.
– Мне уже расхотелось. А вам? – он-то давно уже не хотел прыгать. Не хотел с того момента, как увидел её. Единственное что он хотел, это как можно быстрее спасти эту девушку, маленькую, беззащитную, дрожащую от страха и холода, с растрёпанными на ветру золотистыми волосами и заплаканными, но всё равно необыкновенно тёплыми глазами, хотел сделать так, чтобы её жизни больше ничего не угрожало, и кажется, ему это почти удалось.
– Я боюсь… – она почти отпустила вторую руку, которой всё ещё держалась за столб, сделала ещё один шажочек и её нога чуть не соскользнула вниз.
– Осторожно! – он едва успел ухватить её за плечо и, отклонившись назад, увлёк за собой. Вместе они рухнули на доски. Она сразу же вцепилась в его плащ и зарыдала. Несколько минут они так и лежали, пока Оскар не поймал себя на мысли, что почему-то не может отпустить её руку. Она рядом, она с ним, она в безопасности и он не может её отпустить. И, наверное, уже не сможет, – Ну, кто же в таких туфлях лазает по мостам! – шепнул Оскар ей в ухо и ласково улыбнулся, поглаживая мягкие волосы на макушке, – Надо подняться, – он помог ей встать и усадил на одну из тех скамеек, что украшают пешеходную часть Бруклинского моста.
– Дерьмо! Одно дерьмо вокруг! В моей жизни!
– Как знакомо. Я вообще-то чемпион по плаванию в дерьме.
– Надо мной все смеются… я хочу сниматься в кино… но ничего не выходит… Энн и Джесс считают меня дурой… в школе надо мной постоянно издеваются… мама хочет, чтобы я училась… чтобы я была врачом… не хочу… она понять не может… изо дня в день одно и тоже: я никто и ничто… даже Майкл… он… он целовался с этой идиоткой Барби!
– С куклой? У него проблемы? – тем же шутливым тоном спросил Оскар.
– Нет, – она отпрянула от него и тоже улыбнулась, – не с куклой, с Бланш Оливер. Она у нас в школе самой красивой считается. Ноги просто от ушей, не то, что я, коротышка. Вот я и прозвала её «Барби». Она и её подруги меня ненавидят.
Она уже почти не плакала, Оскар достал из кармана носовой платок и стал оттирать чёрные подтеки с её щёк. Он невольно залюбовался огромными удивлёнными глазами и пышными ресницами. Он никогда не видел такого нежного, такого тёплого взгляда, почему-то казавшегося ему необыкновенно родным.
– Простите, сэр, я всякую чушь говорю. Но мне надо было это сказать. Очень сложно когда некому сказать о том, что раздирает тебя изнутри. Я понимаю, вам до меня дела нет, но спасибо. За то что слушали и за то что спасли.
– Это кто ещё кого спас! Если бы я тебя не заметил, меня бы уже вылавливали.
– Вы преувеличиваете. Вы не похожи на самоубийцу. Мне кажется, вы состоятельный, благополучный.
– Был до вчерашнего дня. Сначала меня попросили со службы, уже год как ушла жена, месяц назад я лишился квартиры, на прошлой неделе я узнал, что бизнесмена из меня не вышло, а сегодня забрали машину. Так что сегодня я потерял самое дорогое.
– Вы так любили машину? Больше жены?
– Машина не говорит ежедневно в течение одиннадцати лет, что я неудачник и что она вышла замуж только из мести бывшему парню.
– Неужели вы из-за машины решились это сделать? – глаза Мел округлились от изумления.
– Я ошибаюсь, или кто-то решил сделать то же самое из-за какой-то роли в кино?
– Нет, не из-за этого. Потому что пусто. А наполнить жизнь ничем не получается.
– Вот и у меня машина была, наверное, единственным моим другом.
– Совсем-совсем? А как же ваши родители? – почему-то она не поверила.
– Отца я почти не помню, он погиб во Вьетнаме, я был совсем маленьким, мама умерла шесть лет назад.
– Простите. А дети? У вас есть дети?
– Нет.
– Прямо ни одного нет? – по неясным причинам ей казалось это удивительным, ей казалось, что у него обязательно должны быть дети.
– Ни одного. Не думаю, что я чего-то о себе не знаю!
– А друзья?
– Очень далеко. Правда один бывший сослуживец разрешил пожить немного в его квартире, вот и всё, наверное.
– Мало. У меня, вроде как, есть Энн и Джесс, и ещё Майкл… был. А у вас есть девушка? – по инерции выпалила она и сразу же застеснялась своего смелого вопроса.
– Нет, – ответил он совершенно невозмутимо, – Вы, однако, очень профессионально ведёте допрос.
– Допрос? Ой, простите, просто вы… я не хотела ничего вызнавать…
– Я знаю, как исправить ситуацию. Я всё выложил, ваша очередь. Рассказывайте!
– А что рассказывать?
– Всё. Родители, братья, сёстры, друзья, парни, пароли, явки. Всё-всё!
– Мне нечего рассказывать. У меня только мама. Отца я вообще никогда не видела. В детстве мама пыталась рассказывать сказки про астронавта, улетевшего осваивать Луну, но в тринадцать лет я попросила правду, и оказалось, что он просто испугался и исчез, как только мама ему сказала обо мне. Но я на него не в обиде, было бы гораздо хуже, если бы они развелись, когда мне было, скажем, лет семь. Ведь тогда бы я потеряла папу, а так… нельзя же сожалеть о том, чего никогда не знал. Больше никого у меня нет. Разве что подруги по школе.
– Получается у нас много общего. Удивительно, как мы встретились, да ещё в самый нужный момент.
– Почти невероятно. Наверное, мы теперь должны стать лучшими друзьями. Вот я и сказала эту чушь, которая так долго вертелась на языке. У меня на самом деле такое ощущение что мы знакомы долго-долго. Знаю, это звучит глупо и по-детски, но, сэр…
– Оскар.
– Что? – она сбилась с мысли.
– Какой я тебе сэр, если я твой друг.
– Боже, какую же чушь я несу! Я, наверное, выгляжу просто малолетней дурой!
– Вовсе нет, и ты слишком часто называешь себя дурой. В конце концов, тебе поверят.
– Кажется, некоторые уже поверили. Особенно Бланш.
– Не обращай внимания. Каждый судит по себе.
– Может быть. Но я действительно не могу назвать себя умной.
– Почему?
– Я плохо учусь. То есть, не плохо, в моей школе не выйдет плохо учиться, и раньше я очень старалась, ведь мама говорила, что это большая удача, что мне удалось поступить в эту школу, и я тоже так думала. Но с каждым днём я все больше думаю: а зачем она мне? Я не могу больше стараться. Я чувствую себя зверушкой, бегущей в колесе. Я трачу столько сил на то, что мне в действительности не надо, и поэтому стараться становится всё труднее и труднее.
– Учёба ещё не показатель. И разве нет предмета, в котором ты разбираешься, который нравится?
– Есть. Я химию хорошо понимаю и биологию люблю.
– Ничего себе! Когда я учился, я это терпеть не мог.
– А мне к несчастью даётся.
– Не понял. Почему к несчастью?
– Потому что мама решила сделать из меня врача. Она сама стоматолог, и тут надо же, такая радость, дочка может продолжить дело! Хотя дела-то и нет, она всегда хотела иметь собственный кабинет, но средства не позволяют и она работает медсестрой.
– А почему тебе не хочется быть врачом?
– Скучно. Опять рутина. Опять изо дня в день одно и то же. Вот в фильмах одни герои влюбляются, другие спасают мир, третьи грабят банки, у них у всех что-то случается, а в простой, реальной жизни совершенно нет событий!
– Но ведь кино это вымысел.
– Знаю. Я прекрасно понимаю, что в жизни всего этого быть не может, вот и хочу переживать всё на экране.
– Это же ненастоящая жизнь.
– Зато это сотни жизней в одной! Это совершенно другой мир, который люди создают собственными руками. Но он, видимо, не для меня.
– Просто у тебя полоса неудач. Она пройдёт и всё наладиться.
– Кто бы говорил! Я не одна там стояла. И как это нам так замечательно не везёт? Даже с моста не удалось спрыгнуть! – и она засмеялась.
– А вдруг это первое везение?
– Хорошо бы. Я вообще очень рада, что встретила тебя.
– Я тоже рад. Жаль, если бы этой встречи не случилось.
– Да, жаль. Вот уже темнеет, завтра будет новый день, и он мог бы быть без нас. Ну что ж, похоже, мне пора. Знаешь, спасибо тебе большое! Удачи.
– Тебе тоже. Проводить?
– Нет, не беспокойся. Я живу рядом.
– Пока.
– Пока, – Мел поднялась со скамейки и не спеша пошла по направлению к Бруклину.
– Мелисса! – вдруг окликнул её Оскар.
– Да? – она обернулась и увидела его, стоящего лицом к ней и неуверенно разводящего руками. Он и выглядел как-то нелепо, и совершенно неловко быстро пошёл ей навстречу, ошибочно двигаясь по полосе, по которой полагалось идти в другую сторону, и поэтому его постоянно теснили встречные прохожие.
– Мел, может, встретимся ещё?
– Хорошо. А где?
– Где? Да хоть здесь. Давай завтра здесь встретимся.
– Давай. В пять будет удобно?
– Конечно, удобно, у меня ведь теперь нет работы. До встречи!
– До завтра.
II
Следующий день выдался более холодным и пасмурным. Оскар сидел на той же самой скамейке, держа в руке весёлую и бесконечно глупую оранжевую циннию. Он смотрел на этот одинокий цветок и никак не мог для себя понять, ждёт ли он встречи или страшиться? Она слишком молода, хорошо, если ей восемнадцать, а он пригласил её на свидание! Что ему нужно? Тешить себя мыслью, что он пока ещё не стареет и интересен молодым девушкам? Они встретились при таких обстоятельствах, что она заранее к нему расположена, и он этим пользуется. Имеет ли он на это право? Зачем ему это? Мел ему понравилась? Да, она симпатичная, но она же ещё ребёнок! Но стоит признаться, ничего детского он в ней не видел. Вот и она… Женственная фигура, ровные ноги, тёмные узкие классические джинсы, чёрные ботинки на шпильке, серый вязаный жакет до колен, длинные волосы заколоты кверху. С этого расстояния она больше похожа на успешную тридцатилетнюю женщину, чем на тинэйджера. Он рассматривал её и понимал: она отличается от своих ровесников, она действительно старше! Слово «молодёжь» к ней не подходит, она не из тех девиц, которые и в пир и в мир носят одни и те же потёртые джинсы, маечки с дурацкими принтами и стоптанные кроссовки. Через пару лет эти приметы возраста исчезнут, потому что хозяйки этих образов повзрослеют, а Мел или уже повзрослела, или устроена как-то иначе. Но имеет ли он право этим пользоваться?
Она увидела его ещё издали. Сидит, сгорбившись на скамейке, теребя между ладонями цветок. Невероятно одинокий, невероятно несчастный человек! Конечно, она догадывалась о его чувствах, да и сама много думала. Зачем ей это? Вот сколько ему лет? Около сорока. А ей шестнадцать, и то недавно! Очень странно, но с ним легко, удобно общаться. Гораздо приятнее, чем с Энн и Джесс, хотя они её лучшие подруги. Но какие у них могут быть отношения? Он старый одинокий неудачник, зачем он ей нужен? Похвастать романом со взрослым мужчиной или вообще, романом? Это же низко! Но сегодня она не удержалась и сообщила Энн и Джесс по секрету, но так чтобы слышали все, что у неё будет свидание. А что тут плохого? Она же не врала, у неё правда свидание. Или чтобы позлить Майкла? Этой цели она тоже достигла, как только он услышал о свидании, тут же пристал с вопросами и, казалось, совершенно позабыл про Бланш, с которой до этого без перерыва о чём-то болтал. Но ведь это подло по отношению к Оскару. Он такого не заслужил.
– Привет! – подойдя чуть ближе, крикнула Мел, весело помахав рукой. Он встал и пошёл навстречу.
– Привет. Это вот, тебе.
– Спасибо. Очень милый цветок.
– Может, пройдёмся?
– Пожалуй.
– Направо, налево? Бруклин, Манхэттен?
– Бруклин.
– Как скажешь. Я кстати знаю одну замечательную пиццерию.
– То, что надо, с утра не ела!
– Несколько минут они шли молча. Первым заговорил Оскар.
– Как дела? Жизнь налаживается?
– Кто её знает! Я даже толком понять не могу, что меня на этот мост вчера потянуло. Знаешь, вот бывает у тебя так, что всё в один момент становиться невыносимо тошно и противно?
– Не поверишь, вчера как раз было!
– Да, конечно. Я и забыла. Уже забыла… надо же! А тогда я не знала, что делать: как разговаривать с Майклом, что ответить Энн и Джесс, ведь я уже им похвасталась, что меня практически взяли на эту роль, как сдать все тесты в школе, как вести себя с мамой, и стоит ли продолжать настаивать на карьере актрисы. Мне захотелось чего-то совершенно нового. Какого-нибудь поворота в судьбе. Понимаешь? Всё представилось таким неожиданно отвратительным, что захотелось от всего разом избавиться. Понимаешь? Знаю, что понимаешь. А как ты там оказался?
– А я просто понял, что потерял всё, до конца.
– Как ты разорился?
– С кризисом охранные системы стали не популярны: кому-то уже нечего охранять, кто-то стал экономить.
– Но он ведь кончится, этот кризис. Не может он быть вечным.
– Только для меня это будет слишком поздно. Ладно, пора перестать жалеть себя. Знаешь, почему-то с тобой все проблемы кажутся сущей ерундой!
– Мне тоже. Не зря же мы спасли друг другу жизнь!
С этого дня их встречи на Бруклинском мосту стали регулярными. Им было очень хорошо вдвоём. На удивление комфортно и удобно. Почему-то их тянуло рассказать друг другу абсолютно всё, не боясь показаться при этом нелепыми или глупыми. Не стесняясь друг друга, они могли громко смеяться, вздрагивать от ужаса или сочувственно вздыхать, хрустя попкорном в кинотеатре; облизывать пальцы, съев мороженое или пиццу в кафе; с шумом втягивать в трубочку последний глоток из стакана и беззаботно вопить, катаясь на аттракционах. Её актёрская мечта как-то незаметно сгладилась, перестала быть такой навязчивой идеей. Мел хотелось новых впечатлений, эмоций, чтобы один день не был похожим на другой, но теперь ей не нужно было сто экранных жизней. Ей вполне стало хватать своей одной, той, от которой она так легкомысленно собиралась отказаться и которую спас и продолжает спасать самый лучший, самый понятный и близкий на свете человек.
Прошло около двух недель, а они так и не обменялись телефонами. Оскар почему-то не мог решиться спросить, а Мел стеснялась спросить первой. В тот день у Мел всё шло из рук вон плохо: опоздание на первый урок, «F» за тест по математике, висящий мёртвым грузом доклад по английской литературе, очередная ссора с мамой, насмешки и упрёки Джесс, непременная подножка в столовой от подруги Бланш Тессы Мойер, случайно увиденный поцелуй Майкла и Бланш, очередной отказ на кастинге, придурок на «Ягуаре», обрызгавший её новые белые брюки, не вовремя разрядившийся мобильник и в довершение ко всему, в этот день ей не удалось встретиться с Оскаром. Почему-то именно это обстоятельство и вызывало наибольшую досаду, а кастинг, и тем более Майкл и Бланш, почти не расстраивали. Ей было плохо, даже как-то физически плохо. И вовсе не помог двухчасовой горячий душ, а ведь это было самое эффективное средство, чтобы прийти в себя. Она лежала в тёмной комнате с открытыми глазами. Можно было встать и что-то сделать, но вставать, а тем более что-то делать совсем не хотелось, можно было спать, но заснуть не получалось, хотелось плакать от накопившихся проблем, но слёзы почему-то не шли. Конечно, это вовсе не причины прыгать с моста, но она дошла примерно до того состояния, в котором пыталась это сделать и не могла бы за себя поручиться, если бы был день. Ей был просто необходим разговор с другом. Настоящим другом, которому не постесняешься позвонить в два часа ночи. Энн на эту роль мало подходила. Джесс – тем более. На самом деле, на эту роль подходил только один весьма конкретный друг – Оскар. Но его номера она не знала, да и звонить всё-таки было бы не очень прилично. Тут её осенила идея. У современного человека есть один безотказный, незаменимый помощник: он всегда рядом и готов к действию в любую секунду, и имя ему – Интернет. Она потянулась за ноутбуком, лежавшем, как обычно, на столике рядом с кроватью. Открыв свою страничку в фейсбуке, Мел набрала в поисковике «Оскар Соррейс». Она сама не жаловала ники и решила, что если Оскар и есть в сети, то только под настоящим именем. Если его не окажется на фейсбуке, можно поискать в твиттере или ещё где-нибудь. Не Смит всё-таки, можно и найти. Мел повезло. Оскар Соррейс был и был только один, к тому же он был на сайте. Мел попросилась к нему в друзья и стала изучать страничку. Сразу стало понятно, что Оскар в сети не засиживался. Страница была почти пуста, а то, что было написано, Мел и так знала. В друзьях было не больше десятка человек, на фотографии он сидел за рулём чёрной машины без верха. А вот и долгожданный ответ:
«Привет, как здорово, что ты меня нашла! Я уже второй час копаюсь, не знал, как правильно пишется твоя фамилия и перебирал варианты»
«А я быстро тебя нашла. Ты такой единственный! Почему не спишь?»
«Это не так просто…»
«Понимаю. У самой был жуткий день»
«Проблемы с учёбой?»
«И не только. Порой мне кажется, что вокруг меня одна сплошная проблема! А ты как?»
«Аналогично. Сегодня было три собеседования, а результата ноль. И чем я так не нравлюсь?»
«Это просто кризис. Когда-нибудь он кончиться»
«Меня не устраивает когда-нибудь! Не могу же я жить у Роджера пока кризис не кончиться! А если он кончиться только через год или два? Мне конечно не плохо на диване с Нормой, но надо и совесть иметь».
– Вот именно! – буркнула себе под нос Мел, чувствуя, как перехватило дыхание от злости, но тут же себя отругала, – Остынь, вы только друзья, он совершенно свободный человек! – и ответила:
«Я полагаю Норма тоже не против такого соседства»
«Ты что, у нас война по всем фронтам! Роджер не разрешает ей залезать на свою постель, а на полу она не будет спать ни за какие коврижки».
– Странные отношения… – удивилась Мел и решила прояснить ситуацию:
«А кем Норма приходиться Роджеру?»
«Норма приходиться Роджеру собакой. А ты что подумала, что она девушка? Как это всё, наверное, дико звучало…»
«О, да!»
«Вот ты и улыбаешься!»
«Откуда ты знаешь?»
«Я тебя знаю. Наизусть»
«И как я могла раньше без тебя обходиться! Я бы не смогла заснуть, не поговорив с тобой»
«Я искал тебя здесь из тех же корыстных соображений. Встретимся завтра? Как обычно?»
«Конечно. Давай уже спать. Поздно»
«И, правда, поздно. Запиши мой номер, на всякий случай…»
«Ты тоже мой запиши…»
– Как же всё просто! – подумали они одновременно.
Отныне Мел, совсем как её одноклассница Тесса Мойер, не выпускала из рук телефона, то звоня, то посылая сообщения, за что часто ругали на уроках. Подруги теперь ей тихо завидовали, точно так же как завидовали Тессе, у которой парень учится в колледже и живёт во Флориде, или Бланш, которая считалась «официальной звездой» класса, была капитаном группы поддержки и никогда не страдала отсутствием мужского внимания. Джесс не давала покоя личность Оскара, и она периодически устраивала Мел «допросы с пристрастием».
– Мел, ну расскажи всё-таки, кто он?
– Человек.
– Я понимаю, что не обезьяна! Я спрашиваю, где он работает?
– На работе.
– Он что русский шпион? Такое впечатление, что я пытаюсь выведать государственную тайну! «Секретные материалы», я Малдер, а ты Курильщик! – теряла терпение Джесс, а Мел сохраняла невозмутимость. Но всё равно любопытство Джесс её раздражало и, постепенно, Мел стала всё реже общаться с подругами, а на возобновившиеся ухаживания Майкла и на вечные насмешки и издевательства Бланш вовсе не обращала внимания. Её теперь ничего не касалось, у неё появился свой личный маленький секретный мир, идеально защищённый и идеально защищавший её от всех внешних неприятностей. Такой мир есть у всех без исключений, просто зачастую человек и не подозревает, что у него есть эта спасительная бухта. Иногда он перерастает в болезнь или зависимость, но в основном он безобиден и даже полезен. Если у человека нет такого мира, то он живёт лишь внешней физической жизнью, а внутри, в душе, он пустой, как шарик для пинг-понга. Этот мир индивидуален: у детей это любимые игрушки, воображаемые друзья, у трудоголиков это работа и бизнес, у других – семья, хобби, социальные сети, и даже любимые книги, фильмы, компьютерные игры. У Мел – это Оскар, а у Оскара – это Мел.
К этому уроку Мел не готовилась. Они проходили «Гордость и предубеждение», это был её любимый роман, впервые она прочла его лет в двенадцать и с тех пор несколько раз перечитывала, так что она могла бы процитировать его с любого места, и как-то специально готовиться было смешно, да и учитель не мог сказать ей ничего нового. Мысли поминутно уносились к грядущим событиям сегодняшнего вечера. Почему-то Мел чувствовала, что сегодня произойдёт нечто важное. Между тем, учитель, мистер Кэрридж, неожиданно решив узнать личные мнения учеников о прочитанном романе, задал вопрос:
– Как вы считаете, в какой момент Элизабет поняла, что любит мистера Дарси? Кто-нибудь хочет ответить? Мисс Оливер?
– Когда увидела его поместье, – ответила Бланш.
– Не все столь меркантильны, мисс Оливер. У кого-нибудь есть другое мнение? Мистер Лимсби?
– В книге этого не сказано, – буркнул Майкл.
– Думаю, вам стоит перечитать роман и обратить внимание на контекст. Что ж, продолжим. Мисс МакГилл? Мисс МакГилл! – Мел смотрела мимо него каким-то невидящим взглядом, словно спала с открытыми глазами, и неосознанно теребила прядь волос. Энн пихнула её локтём в бок. Мел вздрогнула, и непонимающе завертела головой.
– Что?
– Отвечайте, Мелисса.
– Простите, мистер Кэрридж, вы бы не могли повторить вопрос?
– Когда она поняла, что влюблена?
– С первого взгляда, разумеется.
– Вы так считаете? Поясните, пожалуйста.
– Он не дал совершить ошибку, не дал упасть с моста, утёр слёзы своим платком…
– Мисс МакГилл, позвольте поинтересоваться, а вы какой роман читали?
– Не думаю, что Джейн Остен считала настолько интересными подробности твоей интимной жизни, чтобы включить их в свою книгу! – ехидно заметила Бланш.
– Заткнись, Бланш! – неожиданно грубо осадил её Майкл.
– Простите, я… что-то… Простите! – пробурчала Мел и выскочила из класса.
Хлопнув дверью, она остановилась и сползла по стене на пол. Мысли лихорадочно метались, она ничего не видела и не понимала что Майкл стоит рядом, что-то говорит, тормошит её за плечи… она ничего не понимала, кроме своей неотступной, бешеной мысли: «Неужели! Всё, это конец света! Влюбилась?! И в кого! Нет, это не правда, невозможно! Точно – конец света, другого объяснения нет. Сейчас, сию секунду. И пусть майя помолчат со своим две тысячи двенадцатым! Она не может так глупо влюбляться!» Но стоит закрыть глаза, и вновь, это лицо – как фотография, нет намного более живое, и улыбка – нежная, понимающая, и прищуренные от солнца глаза, и ласковое прикосновение к волосам, и она плачет, вцепившись в лацканы его плаща, прижавшись к совершенно не знакомому, чужому человеку, а он бережно вытирает ей слёзы платком… он, самый близкий и такой родной чужой человек…
