Loe raamatut: «Задержи дыхание»

Пролог

9 мая 2020 года

Это происходит слишком быстро. Слишком страшно. Слишком знакомо…

…будто я снова провалилась в одно из своих жутких воспоминаний, и стоит только сделать глубокий вдох и перестать жмуриться, как все исчезнет, и мир вокруг станет прежним… Но весь ужас в том, что глаза мои широко открыты. Может быть, даже слишком.

Я вновь вижу перед собой безликого, но тем не менее уродливого человека. Зверя, скрывающегося под маской. И это не сон. Не страшное воспоминание. Все начинается снова.

Он в очередной раз вторгся в мою жизнь. Но теперь он здесь, чтобы довести задуманное до конца… Он хочет уничтожить меня…

Секунду назад с моих губ сорвался никому не слышный, жалкий крик о помощи, и теперь во рту у меня грязная сухая тряпка. Она царапает нёбо, но я продолжаю попытки вытолкнуть ее языком, пока он безжалостной хваткой сжимает мои руки и обматывает их клейкой лентой. Под его весом я чувствую, как хрустят мои кости, болят мышцы, но не оставляю попытки освободиться, неистово барабаня ногами по полу и извиваясь из стороны в сторону, точно мотылек, попавший в паутину. Липкие нити ужаса все сильнее оплетают мое тело. Каждое движение – болезненный удар по нервам, но я не могу остановиться. Тело действует точно само по себе в отчаянном стремлении вырваться из этого кошмара.

«Этого не может быть, не может быть!» – кричит мой обезумевший разум, и я чувствую, как по щеке скатывается слеза. Теперь, когда мои запястья крепко обмотаны лентой, он резким движением переворачивает меня на живот. И в следующую секунду его массивная клешня хватает меня за волосы и оттягивает назад, заставляя смотреть в зеркало. Он хочет, чтобы я вновь наблюдала за тем, как он будет рвать меня на части…

Тело горит, каждый нерв натянут до предела, а комната будто сужается вокруг моей сумки, брошенной у журнального столика. Это все, что я вижу, сквозь пелену слез. Это то, до чего мне нужно дотянуться, чтобы прекратить этот ад…

«Я смогу. Я должна», – мысленно даю себе установку, пока он резко и грубо раздвигает мне ноги. Одной рукой он срывает с меня одежду. Треск рвущихся тканей взрывает тишину, напоминая, как мало мне осталось…

Непослушными напряженными пальцами цепляюсь за длинную кожаную ручку, пытаясь подтянуть сумку к себе, но он снова дергает меня за волосы и со странным животным рыком тянет мою голову к себе и прижимает к своей груди. Сердце пропускает ход, и по коже пробегает ледяной холод, когда он грубыми пальцами больно хватает меня между ног. В зеркале я вижу его массивную черную фигуру, возвышающуюся надо мной, и кажется, ловлю его дикий взгляд даже сквозь эти блестящие стекла очков.

Вместо крика, навсегда оставшегося похороненным в моем горле, изо рта вырывается жалобный хрип. Ощущение безысходности нарастает, обволакивая меня с ног до головы, как сироп…

«В этот раз он пойдет до конца. Он не оставит меня в живых…» – проносится в мыслях, когда он снова швыряет меня на пол, словно тряпичную куклу.

У меня почти не осталось сил сопротивляться. Мой разум готов признать поражение, но тело отказывается подчиняться. Пальцы тянут кожаную ручку, приближая сумку.

Звук расстегивающейся молнии лишает меня возможности дышать. В ужасе содрогаюсь всем телом, чувствуя, как ублюдок снова прикасается ко мне. Время замедляется, и тот страх, что сковывал меня, теперь заставляет действовать. Пальцы сжимаются вокруг холодной рукоятки пистолета, и я тут же нажимаю на спусковой крючок.

Оглушительный выстрел разрезает тишину и дарит мне возможность отсрочить свою участь. Ублюдок в растерянности ослабляет хватку. Отталкиваясь локтями, тяжело перекатываюсь на бок и без раздумий снова спускаю крючок. На этот раз целюсь ему в грудь.

Один, два, три… четырнадцать.

Глава 1

20 марта 2020 года

За окном пасмурно и серо, точно страшный вирус, о котором говорят с утра до ночи, тяжелой тучей накрывает город, угрожая в любой момент обрушиться на Нью-Йорк кровавым дождем. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, за последние три месяца ковид уже забрал жизни порядка пяти тысяч человек по всему миру. И похоже, это только начало…

Сегодня, после выхода приказа оставаться дома», не выдержала напряжения последняя и моя самая преданная пациентка Грета Фишер. Пять минут назад, когда она позвонила и, тяжело дыша в трубку, пожаловалась на недомогание и приступ астмы, мне пришлось признать очевидное: в моем расписании остались сплошные свободные окна. Похоже, теперь мне ничего не мешает исполнить пожелание доктора Крамер и наконец устроить себе настоящие каникулы.

«Осталось только понять, кто за все это будет платить, – мелькает в мыслях, когда я открываю банковское приложение, чтобы свериться с цифрами. Паника, которая с каждым днем все сильнее охватывает Нью-Йорк, заставляет всерьез сомневаться в том, что мы сможем вернуться к прежней жизни в ближайшее время. – Ну, на три или даже четыре месяца должно хватить».

Я уже сталкивалась с подобным кризисом, вот только тогда причина простоя носила личный характер и крылась в моем душевном равновесии, сейчас же такое чувство, будто весь мир балансирует на грани хаоса.

Думая о хаосе, предсказуемо вспоминаю о маме, которая месяц назад перенесла операцию на открытом сердце и сейчас проходит реабилитацию. Теперь мы созваниваемся с ней каждый день, бывает даже по несколько раз, и главная причина тому – моя незанятость. Из-за ее жалоб на больничные счета (бóльшую часть которых покрыла медицинская страховка), стоимость витаминов и прочих добавок, которые она должна будет регулярно принимать в течение первого года, я всерьез задумалась о том, что, наверное, пришло то время, когда мы, дети, должны начать помогать родителям. Две недели назад я сделала первый перевод на карту отца, поскольку мама бы наотрез отказалась, хотя и отец долго сопротивлялся, но я умею быть убедительной. В результате потратила со счета три тысячи на помощь родителям и триста баксов на дополнительный рекламный щит, который в надежде на приток новых душ мне установили в тот же день у входа в офис. Сегодня, оглядываясь назад, хочется верить, что помощь родителям не была одноразовой акцией и я смогу регулярно переводить им деньги, хотя и наружная реклама не принесла никакого результата. Пациенты все равно не стучатся в мои двери.

«Нужно поговорить насчет аренды кабинета, может быть, удастся выбить отсрочку или даже какую-то скидку», – заключаю я, вставая с дивана, и иду в комнату для спиритических сеансов. Все здесь будто замерло в том мгновении, когда я в последний раз делала расклад на картах Таро и вглядывалась в прозрачную глубину хрустального шара в поисках ответов с того света. Теперь, похоже, я могу смело сложить всю магическую атрибутику в коробки и убрать их под кушетку, освободив место под материалы моего собственного расследования. С этими мыслями я прохожу мимо массивного круглого стола, проводя пальцем по приятной бархатной скатерти с шелковой бахромой, и беглым взглядом окидываю уже слегка запылившиеся карты.

«Интересно, кому я делала этот расклад?» – пытаюсь вспомнить, но в тот же миг одергиваю тяжелую штору за громоздким креслом, полностью отгораживаясь от внешнего мира. Вот оно – мое истинное рабочее место: белая доска, в центре которой уже два месяца висит черный мужской силуэт, символизирующий ублюдка, разорвавшего меня на части. Больше пяти лет единственными уликами были одни лишь мои воспоминания, страшные и липкие… Но два месяца назад все изменилось. Нас стало двое…

Две истерзанные, надломленные женщины против одного омерзительного, безжалостного монстра…

***

Два года назад открытие кабинета ритуальной магии было скорее вынужденной мерой, потому как я по-настоящему устала от скучных и предсказуемых историй с изменами, бытовыми ссорами, разрывами и прочими кризисами в отношениях, которыми женщины охотно делились с дипломированным психологом, снимающим офис на 46-й этаже в Нижнем Манхэттене. Каждый день, принимая клиентов в модном обезличенном кабинете и элегантном дорогом костюме, я чувствовала себя не лучше трупа, смиренно лежащего в гробу и терпеливо ожидающего, когда родственники, друзья и какие-то зеваки выговорятся с трибуны и наконец позволят закрыть крышку гроба – и тогда наступит желанный покой и умиротворение.

Удивительно, но только назвавшись жрицей мира мертвых, медиумом Дженой, способной говорить с душами усопших, я вновь ощутила себя живой. И главная причина такому чуду крылась в том, что теперь мне не приходилось собирать по кусочкам, по отрывкам из страшных историй очевидцев и жертв преступлений портреты мерзких, обезображенных личными травмами людей. Не нужно было смотреть в лица убитых горем родных и близких, выискивая связь между прошлым и будущим. Теперь передо мной лежали фотографии давно и мирно усопших людей, связь с которыми была утеряна из-за смерти, и, надо заметить, зачастую не насильственной. И вместо точного психологического портрета с описанием травм, желаний и мотивов я легко выдумывала все, что хотели бы услышать мои пациенты. Я врачевала души скорбящих, а моя собственная пребывала в тишине и спокойствии. За эти два года «потусторонней» практики, казалось, я созрела для своей настоящей работы. И словно в подтверждение этому, спецагент Рори Блэкмен предложил мне вернуться в ряды ФБР, став частью его команды, но ублюдок сделал свой следующий ход, и время будто остановилось…

В тот день, в очередной раз просматривая посты на форуме «Не в одиночку», я наткнулась на сообщение от Лили, и кажется, прошла вечность, прежде чем я снова начала дышать ровно и спокойно. Ее сообщение – несколько скудных предложений, болезненно жавшихся друг к другу, словно рейки шаткого забора, готового развалиться от легкого дуновения ветра, – кричало от отчаяния и безысходности, заставляя мое сердце обливаться кровью. А последняя фраза и вовсе выжгла мне душу: «Я родилась и умерла в один и тот же день…»

Так же, как и я…

Сегодня я впервые за два года разместила на доске события собственного дела в хронологическом порядке. В центре – черный силуэт и список имен, который мне удалось сократить до трех подозреваемых благодаря Лили.

Удивительно, но только в конце прошлого года, спустя пять лет после тех жутких событий, я смогла составить список возможных подозреваемых. То, что в нем числилось всего десять имен, уже казалось невероятным прорывом в деле, которое полиция с самого начала сочла безнадежным. Но с помощью Лили я сузила круг до трех – именно эти трое оказались знакомы не только мне, но и ей:

Альваро Перез

Скотт Шеппард

Кевин Дорр

Взгляд, как и всегда, застывает на нижней строке. Кевина я записала последним, и это далось мне особенно тяжело. Было гораздо проще поверить в причастность старого приятеля Ника или даже мужа лучшей подруги, но не в его. Кевин был моим единственным другом, однако, кажется, за последние два месяца в наших отношениях все резко изменилось. И совсем не так, как он мечтал и на чем настаивал.

Мы видимся гораздо реже, чем раньше. Поначалу мне казалось это естественным: у него появился сын, который требует много сил и внимания, но недавно я осознала, что дистанция между нами возникла из-за меня самой. У меня не было времени на встречи из-за интенсивной терапии, а потом я была нужна маме, папе, брату, племянникам и, наконец, Лили. А сейчас, когда все клиенты решили оставаться дома, Кевин неожиданно возник на моей доске, и я не уверена, что готова посмотреть ему в глаза, не испытывая тягостного сомнения.

Слева от центра я расположила свое фото. И первый раз, увидев себя на доске, почувствовала, как мурашки пробежали по всему телу. В груди все сжалось от боли, и прошло несколько мучительных минут, прежде чем я смогла свободно выдохнуть. Я жертва, но не первая, а потому угол над моей фотографией до сих пор пустует. Сложно сказать, сколько жизней он покалечил до 25 октября 2014 года, как, впрочем, затруднительно назвать и число тех, кто был между мной и Лили. Ее фото я наклеила в верхнем правом углу, и пока что она последняя известная мне жертва ублюдка. Благодаря ей я точно знаю, что теперь он жаждет не только терзать, но и убивать…

Лили чудом осталась жива…

Глава 2

Вероятно, я задумалась, увлеклась анализом своей доски, раз не услышала стука в дверь. И теперь он звучит как-то резко и излишне настойчиво. В голове мелькает мысль о новом пациенте, и я окидываю комнату придирчивым взглядом. Испытываю внутреннее удовлетворение от того, что не поддалась минутному унынию сгрести все магические атрибуты в коробку и задвинуть все это под кушетку. Комната выглядит достаточно таинственно и колоритно – всего-то нужно несколько незначительных манипуляций. Собираю карты и, стряхнув с них тонкий слой пыли, кладу на край стола.

Стук в дверь раздается громче, и на этот раз в нем отчетливо слышно раздражение.

Резко оборачиваюсь к доске, и взгляд снова выхватывает запись «Кевин Дорр». А ведь это может быть он…

Очередной резкий стук – глухой и настойчивый – заставляет меня вздрогнуть. Задернув занавеску, иду открывать дверь, безуспешно пытаясь вернуть себе веру в то, что это должен быть новый пациент. Но не успеваю я дойти до черной портьеры, которая отделяет комнату для спиритических сеансов от маленькой приемной, как слышу посторонний звук. Едва уловимое щелканье, будто кто-то снаружи пытается провернуть ключ в замке.

Одергиваю штору, впиваясь взглядом в ключ, он все еще торчит в скважине и… дрожит. Делаю шаг назад, почти машинально. Сердце пульсирует в горле. Осторожно наклоняюсь за сумочкой, стоящей под кушеткой. Затаив дыхание, беззвучно отстегиваю пряжку и непослушными пальцами сжимаю маленький перцовый баллончик, который теперь всегда ношу с собой.

Ключ начинает медленно поворачиваться сам по себе. Щелчок. Замок поддается, и дверь плавно открывается. Не теряя ни секунды, я срываю крышку с баллончика и бросаюсь вперед. Мужчина в проеме – высокий, плечистый. Его лицо наполовину скрыто черной медицинской маской. Мы встречаемся взглядами, и я нажимаю. Струя ударяет ему в лицо. Он отшатывается, вскрикивает почти по-звериному. Глаза мгновенно краснеют, веки судорожно сжимаются. Он корчится, укрывая лицо, слезы текут рекой. На мгновение кажется, что он сейчас упадет, но вместо этого он едва заметно мотает головой, словно пытается прийти в себя.

– Еще шаг, и я за себя не ручаюсь! – не своим голосом кричу я, продолжая наставлять на него баллончик. Едкий химический запах очень быстро наполняет маленькое пространство, и я запоздало прикладываю к лицу ладонь. Глаза уже горят.

Продолжая держать мужчину в поле зрения, делаю шаг в сторону, так, чтобы в случае чего у меня была возможность схватить с пола металлическую чашу. Она выглядит массивной и тяжелой, но в действительности веса в ней не больше двух фунтов. Если понадобится, я ее брошу.

Он медленно поднимает одну руку, будто показывая, что не собирается нападать, но я не теряю хватку. Сжимаю баллончик так сильно, что немеют пальцы.

– Ты ошибся дверью, убирайся, пока можешь, – голос дрожит, но я стараюсь звучать твердо.

Несмотря на беспомощность, мужчина кажется мне знакомым, но ситуация не располагает к рефлексии. Мои нервы на пределе. Он молча разжимает кулак, удерживая пальцами брелок, с которого свисает ключ от моей студии.

Меня охватывает страх. В панике поднимаю баллончик выше и, когда незнакомец берется за маску, я выпускаю очередную струю прямо ему в лицо. Он закрывается руками, кашляет, выплевывая ругательства, и неожиданно крепко хватает меня за локоть и тянет на себя, заставляя взглянуть в его красные, налитые кровью глаза.

Мотаю головой в бесплодной попытке избавиться от этого видения. «Это не может быть правдой!» – кричит мой разум. Но глупо отрицать очевидное. В мою студию вломился Себастьян Хармон, или, как он представился мне несколько месяцев назад, – Бастин.

– Какого черта ты здесь делаешь? – осипшим голосом спрашиваю я, чувствуя обжигающую боль в горле.

– Мимо проходил, – хрипит он, и, вероятно, решив, что я больше не планирую нападать на него, распахивает занавески и дергает за ручку, пытаясь открыть окно.

– Оно заколочено, – говорю я и, продолжая кашлять в попытке прочистить горло, выглядываю в коридор. Делаю несколько жадных глотков воздуха, после чего оставляю дверь открытой и возвращаюсь в офис, беру Бастина под локоть и почти волоку за собой к выходу. Его голова откинута назад, рот приоткрыт, и из горла вырываются хриплые стоны. Глаза все еще сжаты в узкие щели, из которых непрерывно текут слезы. – Тебе нужно умыться.

Дверь туалета громко хлопнула позади, запирая нас в этом тесном пространстве, где от стен гулко отражаются его всхлипы и шипящее дыхание. Нащупав раковину, он хватается за нее, и, склонившись, открывает воду. Плеснув в лицо, судорожно трет глаза, пытаясь смыть невидимый огонь. Продолжая хрипеть, он хватает ртом воздух. Отчаянно моргает, надеясь увидеть хоть что-то кроме обжигающей красной пелены. На его лице застыла маска боли: покрасневшая кожа, вздутые вены на висках, воспаленные глаза.

Я привыкла видеть его уверенным и сильным, с дерзким блеском в глазах и насмешливой полуулыбкой на губах, а теперь он почти повис на краях раковины и беспомощно плещет в лицо воду. И вдруг он одной рукой тянется через плечо и резким движением одновременно стягивает с себя идеальный темно-бордовый свитер и белоснежную рубашку. Я стараюсь не смотреть, но мои глаза уже прилипли к его спине. А точнее к тому, что на ней набито.

Огромный черный дракон. Чернила настолько насыщенные, что кажутся еще влажными. Чудовище выпускает из пасти клубы дыма, которые покрывают лопатку. Его тело изгибается вдоль позвоночника, и кажется, будто дракон дышит при каждом вдохе хозяина.

– Не подержишь? – хмыкает Бастин, заставляя меня очнуться. Он протягивает мне вещи, и, заметив его самодовольную улыбку, я чувствую, как все внутри вспыхивает от злости. Выхватываю свитер и рубашку и собираюсь выйти за дверь, когда он окликает меня: – Разве так встречают старых друзей? Где твои манеры, малышка?

– Обещаю, в следующий раз в моих руках будет настоящий пистолет.

Он громко сплевывает в раковину, вытягивает несколько бумажных полотенец за раз и тут же промакивает лицо.

– Быстро учишься, – говорит Бастин с легкой насмешкой.

Снова вынуждая смотреть на него снизу вверх, он берет у меня из рук одежду и тем же ловким движением натягивает сначала рубашку, потом свитер обратно на себя, будто все это было тщательно отрепетировано. Уверенно и спокойно. И если бы не его воспаленные красные глаза, я могла бы подумать, что он провернул такой трюк исключительно ради того, чтобы продемонстрировать мне свою широкую мускулистую спину с татуировкой черного дракона.

Демонстрация силы или просто привычка играть на нервах?

Как бы то ни было, сейчас он выглядит паршиво. И полностью заслуженно.

– Теперь, когда мы наконец покончили с жарким приветствием, может, ты уделишь мне пару минут? – спрашивает он.

Бастин – не тот человек, которому можно доверять и с которым комфортно делить столь небольшое помещение, как туалет, и все же я воинственно скрещиваю руки на груди, с вызовом глядя ему в лицо.

Он осматривает помещение, точно видит его впервые, не скрывая при этом своей брезгливости, пока его глаза снова не останавливаются на мне. Плавно просканировав меня сверху вниз, он одаривает меня насмешливой улыбкой. Он уже не первый раз открыто высмеивает мой внешний вид, и почему-то меня это задевает.

– Когда ты говорила, что составляешь психологический портрет убийц, я представлял себе это иначе.

– Когда я говорила, что больше встреч не будет, я тоже представляла себе это иначе. Какого черта тебе понадобилось вламываться в мой кабинет?

Надо будет завтра же вызвать плотника и заменить замок, а еще установить щеколду. Две щеколды и два замка!

– Мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Его улыбка становится шире, но при этом губы плотно сжаты, отчего выражение лица едва ли можно принять за дружелюбное, скорее, хитрое и хищное. Да, лучше и не скажешь. Каждый раз, оказываясь рядом с ним, я чувствую себя загнанным в угол зверьком. Это утомляет.

– Значит, ты медиум, – наконец говорит он, после чего цитирует надпись с моего рекламного щита: – «Ищешь ответы за гранью жизни? Я Джена – жрица мира мертвых, твой проводник в другую реальность. Свяжись с покойным родственником – ответы ближе, чем ты думаешь».

– Извини, но у меня часы приема закончились, могу посоветовать обратиться к гадалке Татьяне или сделать расклад Таро у Марины, ты легко найдешь их офисы, если продолжишь идти по 3-й улице на юг в сторону пляжа. За одно и проветришься, – едко бросаю ему в лицо, после чего резко открываю дверь и выхожу в прохладный коридор.

Он выходит сразу за мной. Я слышу его шаги, это нервирует. Заставляю себя двигаться уверенно и ни в коем случае не реагировать на него. До двери в мой кабинет остается не больше пары шагов, когда до меня доносится его голос. Он звучит так громко, словно Бастин нависает прямо над моим ухом.

– Я пришел предложить тебе сделку.

– Ужинать я с тобой не стану. Сыта до сих пор, – язвительно отвечаю я, не оборачиваясь.

– И в мыслях не было! Хочу поговорить, и только. Это вопрос жизни и смерти.

***

Внутри меня идет настоящая борьба: я мысленно пытаюсь убедить себя в том, что главной причиной моей уступки стали его слова о массовых убийствах, которые могут случиться в одной из крупных больниц Нью-Йорка, а не его животная харизма, от которой у меня учащается пульс.

Он просил о разговоре, но при этом еще ничего не сказал. Сидит на диване, забросив ногу на ногу, словно хочет, чтобы я оценила его безупречные стрелки на светло-серых брюках, носки на два тона темнее для создания элегантного, сдержанного контраста, и наконец, черные идеально чистые туфли. Я продолжаю исследовать его, провожу взглядом по темно-бордовому свитеру с глубоким V-образным вырезом, из-под которого выглядывает белоснежная рубашка с небрежно открытым воротом.

Удивительно, но там, в маленьком обшарпанном туалете, нависая над раковиной, он выглядел сломленным и уязвленным, а сейчас же о минувшем происшествии напоминают разве что красные глаза.

– У меня нет времени на твое многозначительное молчание, либо говори, что хотел, либо уходи, – выдыхаю я, сжимая в руках баллончик.

– Моя подруга заведует одной из больниц Нью-Йорка. Она удивительная женщина, я до сих пор поражаюсь, как один человек может столько успевать и при этом оставаться таким добрым, чутким и внимательным. Она буквально живет на работе. Знаешь, для нее каждый пациент важен, словно это ее близкий и родной человек. А еще она невероятно умна и профессиональна: ее решения всегда точны даже в самых сложных ситуациях, – начинает Бастин, и я недоверчиво прищуриваюсь, стараясь скрыть удивление. Никогда бы не подумала, что он может так тепло отзываться о ком-то. Видимо, заведующая больницей больше, чем просто подруга. – И самое удивительное – это ее преданность. Она никогда не бросит коллегу в беде и сделает все, чтобы пациенты получили лучшее лечение. Но недавно Нана начала подозревать, что не все больные умирают своей смертью.

– Она считает, что в больнице появился Ангел смерти? – спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, поясняю: – Так принято называть медработника, который намеренно причиняет вред или убивает пациентов.

– Да, все верно. Я рад, что не ошибся в тебе, а то все эти магические побрякушки заставили сомневаться. В общем, когда ее подозрения окрепли, Нана сразу же приступила к внутреннему расследованию, но последние события, происходящие в стране, сильно усложняют ее поиски.

Закрываю глаза, мысленно раскладывая его фразу на составляющие: «внутреннее расследование» – значит, решили устранить проблему самостоятельно из-за страха профессиональных последствий. Медицинские учреждения часто предпочитают решать вопросы, связанные с работой персонала, внутри коллектива, соблюдая принципы врачебной этики, чтобы не оскорбить невиновного. Сообщение же в полицию о подозрении в серийных преступлениях со стороны сотрудника вызовет медийный скандал и пошатнет доверие пациентов к больнице. «События, происходящие в стране» – рост инфицирования коронавирусом, уже признанным одним из самых смертоносных вирусов современности.

– Я хочу, чтобы ты составила портрет убийцы, который поможет моей подруге найти эту мразь, – возвращает меня к реальности ровный голос Бастина.

– Ты шутишь? Этим делом должна заниматься полиция. Тем более сейчас, когда в стране паника из-за вируса. Это дело полиции или даже ФБР.

– Исключено. Мы сами во всем разберемся.

– «Мы»? «Мы» – это кто?

– Ты справишься. Ты должна справиться, – пожимая плечами, говорит он, и его слова уже похожи не на просьбу, а скорее на ультиматум. Напряженно свожу брови, прокручивая в голове всю нашу беседу, чтобы понять, не упустила ли я что-то важное. Тем временем он поднимается с дивана и делает два шага ко мне. – Ты моя должница, забыла?

– Что? – задрав голову, переспрашиваю я, не веря своим ушам.

– Я помог тебе с одним доктором, ты поможешь мне с другим.

– Ты имеешь в виду Уинтера Дэвиса? Ну, во-первых, эта информация мне не особо-то и помогла, – огрызаюсь я. – А во-вторых, ты не просто так поделился этими сведениями. До сих пор стыжусь за тот ужин, на который мне пришлось согласиться.

– Думаю, мы сможем договориться и в этот раз, малышка, – говорит он, подмигивая.

– Хорошая попытка, но я на это не куплюсь, – отвечаю я, глядя ему в глаза. Они такие же черные, как у Кевина, но я не вижу в них ни доброты, ни благородства. Только холод, издевку и высокомерие. Опускаю глаза, но тут же упираюсь взглядом в его широкую массивную шею, плавно переходящую в открытый треугольник мускулистой груди. Загорелая кожа и белоснежная рубашка создают яркий контраст, от которого меня неожиданно бросает в жар.

– Нравится?

Вскидываю голову. Бастин без тени стеснения наслаждается моим замешательством.

– Что? – выдавливаю я. Не дожидаясь ответа, делаю шаг назад, увеличивая дистанцию между нами и приближаясь к двери. Каждый раз наедине с Бастином я испытываю странные и давно забытые ощущения.

– Мое предложение, – тем же вкрадчивым голосом говорит он, продолжая буравить меня лукавым пронизывающим взглядом. – Ты – мне, я – тебе.

– Боюсь, в этот раз у тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать! – наконец справившись с бушующими внутри эмоциями, выпаливаю я, стараясь вложить в голос все свое презрение к нему. Делаю еще один шаг и хватаюсь за дверную ручку. – Тебе нужно в полицию. Лучше с этим не тянуть.

– Не так быстро, малышка. У всего есть цена. Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты убрался, – тщательно проговариваю каждое слово, затем резким движением открываю дверь. – Сейчас же!

– Исключено. Ты мне нужна, поэтому давай попробуем еще раз.

– Слушай, я это долго терпела. Первый раз спустила на тормозах, просто потому что… – запинаюсь, пытаясь сформулировать, почему я не стала писать заявление о похищении в полицию. – Потому что…

– «Потому что» что? Тебе понравилось?

– И как я сама не догадалась? Девушкам же нравится, когда их накачивают таблетками, чтобы потом притащить в номер и уложить в постель! Это же наша самая смелая романтическая фантазия! – выплевываю ему в лицо, шире распахивая дверь. – Убирайся, а то клянусь, не смогу устоять перед искушением описать необузданные мечты в своем заявлении в полицию.

– Рад, что мы с этим разобрались, – с тем же зловещим спокойствием говорит Бастин, не двигаясь с места. – Я заплачу.

Мое сомнение длится не больше пары секунд. Деньги бы мне не помешали, особенно теперь, когда у меня масса свободного времени и куча счетов. Но, черт возьми, это же Бастин и его идиотские игры!

– Уходи, мне это не интересно.

– На случай, если ты передумаешь, – говорит он, вкладывая мне в руку белую визитку с его именем, номером телефона и адресом электронной почты. – Подумай об этом, малышка, мы всегда и обо всем сможем договориться.