Loe raamatut: «Легенда о Вороне и Лотосе. Тень крыла»
© Марибель Ли, текст
© Lanawaay, иллюстрация
© В оформлении макета использованы материалы по лицензии @shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Иллюстрация на обложке Lanawaay Дизайн Екатерины Климовой
* * *
Ты со мною прощался,
И снег был похож на цветы,
А сегодня вернулся,
И цветы так похожи на снег.
Фань Юнь. «Стихи на прощание»1
* * *
У Баолин черной пылающей птицей стоял перед Девятью Солнцами. Огонь растекался по стенам, беря его в золотой круг.
– Дядя!
Ее голос эхом разлетелся по пустому залу, но Глава Воронов не обернулся. Казалось, уже минул век с тех пор, как она, опустившись перед ним на колени, молила о позволении вернуться. Век, сожженный огнем. Теперь она могла встать рядом с ним. Теперь ее наряд сливался с его черным одеянием в одну непроглядную бездну.
– Ни у кого не получилось. За все столетия, – ее голос, его злость.
– Вздор! Стоит бросить клич, мы соберем тысячи. Я соберу столько, что Гора Лотоса покроется трупами, но мы ступим на вершину!
– Разве ты забыл? Равновесие. Их сила равна нашей. Иначе или мы, или они уже были бы уничтожены.
– Они полагались лишь на силу. Я буду хитрее.
– И что ты сделаешь? Я была там, я была на Горе Лотоса, я видела их мощь и силу их меча.
– За все столетия в нашей семье был лишь один трус. Твой отец!
– И что же? Что дала нам храбрость? В нашей семье каждый был смел, но пал в бою. Атаковать Учение Лотоса? – Она усмехнулась. – Мы делали это веками. Разве покачнулась Священная Гора? Разве была сорвана печать?
– Ты…
У Баолин впился в нее горящими глазами. Горящими и беспомощными. Все, что она могла сказать ему, – он думал об этом уже сотни раз. Но она стояла рядом с ним. Гордая, дерзкая. В этой девочке и правда было больше крови Священных Воронов, чем в ее жалком отце. В этой девочке не было страха.
– Но если не удалось нашим предкам, это не значит, что не удастся нам. Я знаю, как победить Учение Лотоса.
– Как?
Ее глаза потемнели, кривая улыбка ловила отблески огня.
– Мы не можем ворваться на Гору Лотоса и перебить всех. Наши предки не были слабее нас. Сила меча не возросла за эти столетия. Так зачем же проливать свою кровь там, где можно обойтись огнем? Если нельзя попасть на Гору Лотоса извне, мы можем попробовать одолеть их изнутри. Мой отец подарил тебе прекрасный шанс, дядя. Твоя дорогая племянница примет имя госпожи Бай и войдет во Дворец Безмятежности.
У Баолин прищурился. Он знал, что довериться ей так быстро может оказаться ошибкой.
– Считаешь его мужем?
Золотой ворон на одеянии племянницы покачнулся от ее смеха.
– Если бы мне нужен был муж, разве я пришла бы сюда? – Ее лицо резко изменилось, тени сделали его почти зловещим. – Ты забыл, дядя, что мой отец погиб на Горе Лотоса? Он погиб, потому что доверился семье Бай. Даже если забыл ты, я забыть не могу.
– Хорошо, что ты помнишь это.
– Я помню все лучше тебя, дядя. Поэтому я заставлю Бай Сина помочь нам выпустить Воронов.
– Как?
– Разве советник Шэ не говорил тебе, что моей наставницей была сама Юэ Гуан? Пусть Глава Бай и кажется неприступным, но твоя племянница сумеет растопить его лед быстрее, чем он поймет, что тонет. Я соблазню его, и он доверится мне.
Огонь пылал в ее зрачках, когда она улыбнулась и произнесла:
– Я убью Бай Сина. Кто кроме него совладает с мечом Лотоса? И кто остановит нас без этого меча?
Пролог
Сладкое вино
1
Мы не успели. Когда пришла весть о восстании У Баолина, Дворец Золотого Крыла уже пропитался смертью. Когда отец бросился на помощь Главе У, кровь уже растекалась по реке Зеленого Карпа. Наши лучники отгоняли воинов Ворона, а я кинулся к ней.
Я не успел. Глава У еще держался, отбивая атаку, а Минчжу уже уходила под воду. Я нырнул следом. Мутная вода застилала взгляд, рассеивая ее силуэт. Тогда я в первый раз почувствовал страх. Он липкими щупальцами сдавил грудь. Я не найду ее! Что, если я не найду ее? Я разорвал эту мысль одним резким ударом. Нырнул глубже и вытащил ее из воды.
Вокруг все стихло. Она не дышала, но я знал: она не могла умереть. Не так, не сегодня. Кажется, я растирал ее ладони, моля очнуться. Кажется, она услышала меня. Ее глаза открылись, и кашель судорогой прошел по телу. Она была жива.
– Надо спешить, – голос отца заставил меня оторвать взгляд от ее лица.
Глава У лежал рядом, я видел, что его одежда залита кровью. Нужно было спешить. Мы неслись быстрее ветра. Я крепко держал Минчжу, боясь, что она не выдержит бешеной скачки, но знал, что тетя Цзюань и лекарь Гу позаботятся о ней.
Минчжу не приходила в себя, отец часами сидел у постели Главы У. Я знал, что мир, который они строили долгие годы, размывается кровью. Я знал, что мир, который ждет нас, окажется хрупче первого льда, и все-таки я даже представить не мог, что нас ждет. Вместо отца я отдавал указания и принимал доклады. Это был хаос, который я предчувствовал еще с первых расползающихся паутиной слухов о беспощадности воинов Ворона. Только отец твердил, что Глава У не может быть причастен к этому, и просил дать тому время, чтобы со всем разобраться. Но чем больше творилось беспорядков в смежных землях, тем тяжелее становилась его поступь. Я знал, что чувство ответственности за людей давило на его плечи. Я знал, о чем они спорили в последний приезд Главы Ворона, только никто не подозревал, что предатель больше не будет ждать, прячась в тени. Никто не подозревал, и когда я предложил оставить Минчжу погостить у нас, Глава У сердито рассек воздух рукой. Он забрал ее, и она вернулась со стеклянными глазами и дрожащими пальцами. Увидев меня, она упала и забилась в угол у подножия кровати.
– Чжу-эр3, все хорошо.
Тогда она впервые посмотрела на меня так, будто я был ее врагом.
Она не верила мне, она не узнавала меня. Глава У должен был оставить ее здесь.
– Бай Син.
Ее глаза посветлели. Лучше бы она осталась здесь.
– Отец…
– Глава У жив, отец с ним.
– Я хочу к нему.
Она была слишком слаба. Лучше бы она просто уснула и проспала еще несколько дней, но она с отчаянием смотрела на меня. Она хотела видеть, что ее отец жив. Я протянул ей руку и помог подняться. Если бы я знал, что после она не позволит привести себя обратно, я бы не пустил ее. Она ничем не могла помочь своему отцу, но продолжала истязать себя, сидя рядом с ним. Она заснула первый раз только после того, как пришли вести о брате. Я проверял последние донесения из провинций, когда Вэй-гэ4 сказал, что она наконец сдалась. Отдав нераскрытые сообщения брату, я пошел к ней. Она спала полусидя, сжимая пальцы Главы У. Я хотел отнести ее в покои, чтобы она наконец могла отдохнуть, но стоило коснуться ее руки, как она нахмурилась и что-то тревожно зашептала. Я не должен был причинять ей еще большей боли. Я осторожно накрыл ее одеялом и ушел.
Отец почти не выходил из Зала Белых Звезд, дожидаясь пробуждения Главы У. Я пытался облегчить его ношу, взяв внутренние дела Учения на себя. Изредка Вэй-гэ передавал новости от лекаря Гу и тетушки Цзюань. Но казалось, что поднявшийся северный ветер уносит добрые вести все дальше от наших стен.
– Чжу-эр отказывается от еды.
Она должна была продержаться, пока хаос не начнет оседать и мы добьемся, чтобы все вернулось на свои места. Она должна была продержаться. Но ни надежда на выздоровление отца, ни теплота тети не могли одолеть ее страх. Слабой безвольной тенью она сидела подле Главы У и всматривалась в его бледное лицо. Она должна была жить, она должна была выдержать, но не было никого, кто бы мог убедить ее в этом.
Когда я принес ей отвар из трав, я хотел только одного: чтобы она не позволила последним силам покинуть ее. Я видел ее глаза. Я видел, что она оттолкнет меня.
– Пей.
Лучше бы она осталась здесь.
Я не знал, что делать с ее глазами. Никогда до этого я не видел у нее такого взгляда. Ее крылья были перебиты, и она не хотела бороться. Даже если она не хотела, она должна была жить. Она должна была перенести это. Я заставил ее выпить лекарство силой. Я видел, что она ненавидит меня, и был рад, что у нее оставались силы хотя бы на ненависть.
Чаша разбилась. Она должна была вспомнить, что все еще жива.
– Отпусти.
Она зарыдала, она хотела вырваться, но перебитые крылья не давали ей взлететь. Я осторожно вытер ее мокрые щеки. Минчжу почти не плакала в детстве, даже когда падала и разбивала коленку, даже когда острый камень ранил ее ладони, она смеялась, а потом убегала. Я не знал, что делать. Я боялся, что слезам не будет конца, я боялся, что все ее силы вытекут с ними и она рассыплется.
«Ты не можешь быть такой слабой».
Ее глаза остекленели. Я никогда не умел утешать. Я просто хотел, чтобы она нашла силы, я просто хотел, чтобы Глава У никогда не увозил ее с собой.
Теперь я приходил к ней несколько раз в день, чтобы заставить выпить горький настой. Она больше не пыталась разбить чашу, она больше не плакала, но при виде меня ее взгляд пустел. Я знал, она хотела, чтобы я скорее ушел.
2
В тот день, когда мы получили послание от У Баолина, Глава У наконец пришел в себя. Я нашел отца у его постели. До меня донеслись лишь обрывки фраз: «нельзя, ни за что», «Запретные Залы», «Синфу».
– Отец, Глава У! – Я поклонился и подал отцу письмо, пришедшее из Дворца Золотого Крыла.
– Что он себе позволяет! – Отец скомкал письмо и бросил на пол. – Баолин всегда был глупым фанатиком!
– Чего он хочет? – Глава У приподнялся на кровати.
– Он хочет твой меч в обмен на сына.
– Нельзя… Он пойдет туда, чтобы пробудить их.
– Эти старые легенды…
– Ты знаешь их силу. Если есть тот, кто в них верит…
– Мы выступим против него.
– Мы не можем, – кто-то должен был сказать это. Кто-то. Я.
Отец знал законы Учения лучше меня, но был готов забыть их.
– Бай Син!
Он редко повышал голос. Но как бы я ни уважал его, я не мог позволить ему рисковать всем. Всеми нами. Стоит Главе попрать закон, и больше никто не станет его блюсти. И пусть авторитет отца был непререкаем, пусть даже Стражи Учения не посмели бы останавливать его, я не мог молчать. Я был его сыном, тем, кому предстоит принять власть из его рук. Я не хотел, чтобы отец, впадая в безрассудство, давал возможность кому-то подорвать спокойствие Белого Лотоса.
– Закон гласит: не развязывать войны первыми.
– Бай Син!
– Воины Ворона не пересекали наших границ, и место встречи – не наш берег реки. Если ты поведешь воинов туда, ты нарушишь закон.
– Ты не знаешь, о чем говоришь!
Я видел в глазах отца гнев и страх.
Я повернулся к Главе У и почтительно поклонился:
– Простите, Глава У, но я должен сказать это!
– У Баолин уже достаточно погубил душ, чтобы люди перестали верить в возможность мира!
– Все, что произошло, приписали Дворцу Золотого Крыла, не У Баолину.
– Правда остается правдой. А Белый Лотос всегда защищает правду, даже ту, что не видна другим! Если ты не веришь в это, как ты можешь быть моим наследником?
Он не понимал меня. Я тоже часто не понимал его. Я опустился на колени перед отцом, зная, что его гнев утихнет, когда разум прояснится.
– Твой сын был непочтителен.
Я поклонился, чувствуя, как холод тянется по деревянному полу.
– Я не пытаюсь отговорить тебя или остановить. Прошу, выслушай меня!
– Прочь!
– Бай Син всегда был разумным мальчиком, – кашель, – пусть говорит.
Я поднялся и отдал поклон господину У, потом отцу.
– Если членам нашей семьи будет угрожать опасность, закон велит сделать все ради их спасения. Если Минчжу станет молодой госпожой Белого Лотоса, ты будешь обязан защищать ее семью. Никто не сможет упрекнуть тебя.
Несколько минут отец молчал. Потом вздохнул, гнев его исчез.
– Ты прав. Видишь, Чжичэн, мой сын куда умнее меня!
– Если ты готов защитить Минчжу, я доверю ее тебе.
– Благодарю!
Я отдал новый поклон.
– Позови Чжу-эр к нам. Время не ждет.
– Ты уверен? – Вэй-гэ ждал меня снаружи.
– Ты все слышал?
Вэй-гэ кивнул.
– Я боялся, что еще немного, и дядя откажется от тебя.
– Где Чжу-эр?
– Я отвел ее в твои покои.
Я надеялся, что мой взгляд сказал ему больше, чем могли позволить приличия, но он лишь рассмеялся и похлопал по плечу:
– Ты не заходил в Павильон Семи Лепестков уже несколько дней, и никто бы не стал искать ее там.
Вэй-гэ знал меня лучше других и, возможно, был единственным, кто понимал меня.
В моих покоях странный запах въедался в воздух. Кто-то зажег старые благовония в курильнице у стола, я залил их водой, и дым, шипя, потянулся к моим рукам. Сорванный хрип донесся с постели. Минчжу задыхалась, пытаясь освободиться от невидимых рук. Я дотронулся до ее щеки.
– Чжу-эр, Чжу-эр!
Она замерла и открыла глаза.
– Это лишь сон.
Она все еще смотрела на меня, будто я был врагом. Она отвернулась быстрее, чем я успеть вытереть ее слезы.
– Глава У зовет тебя.
Она кивнула, все еще прячась от меня.
Я вышел. Ночной воздух непривычно давил на грудь. Я знал: нам всем трудно пережить эту ночь. Я мог только представить, сколько еще таких тягостных ночей ждало нас впереди. И все же – нет, представить я тоже не мог.
Я услышал шаги и обернулся: увидев меня, она замерла, будто от одного моего вида дыхание ветра становилось холоднее. В ту минуту мне хотелось лишь одного – взять ее руку и сказать, что я знаю, как ей тяжело. Сказать, что мы должны это пережить. Вместе. Я хотел пообещать ей, что мы обязательно выдержим. Но я лишь молча повел Минчжу к ее отцу.
Она держалась. Она не плакала. Только ее голос пеплом оседал на сердце, она шептала отцу:
– Мой дом там, где ты.
Ее дом был объят пламенем.
– Я слишком слаб. Сейчас я не могу защитить тебя.
– Я сама буду защищать тебя!
Я знал, что она не захочет оставаться здесь. Я знал, что она не захочет так внезапно стать моей женой. Знал, что не так должна была решиться ее судьба. Но ничего не мог поделать с тем, что уже произошло. Я мог лишь попытаться защитить ее.
– Я хочу, чтобы ты стала женой Бай Сину. Не противься, только Дворцу Лотоса я могу доверить тебя.
– Отец…
Она не слушала, она убежала.
– Я не стану заставлять ее. Она только потеряла мать.
Глава У тяжело опустился на постель.
– Позвольте мне поговорить с ней!
Отец кивнул, тяжело вздыхая.
3
Я знал, куда она побежит. У нее были любимые места во Дворце Безмятежности. Тайники, куда она уносила свои обиды и раны. В детстве она часто пряталась под мостом у пруда Лунной Зари. В пять лет – когда я подарил ей длинную кисть вместо сладостей, в семь – из-за того, что мой фонарь на Юаньсяоцзе5 был красивее ее. Сегодня она тоже забилась туда, будто тень моста могла защитить от грядущего хаоса.
– Сейчас не время прятаться. Твой отец может положиться только на тебя, ты не должна отказывать ему и причинять еще больше беспокойства.
Я знал ее: стоит протянуть руку, и она убежит. Я должен был убедить ее. По-другому.
– Сейчас твой дядя взял власть над всем Учением Ворона. Твой брат у него, и только наши воины могут дать ему отпор. Но мы не можем так просто вмешиваться в борьбу за власть в твоем Учении. Поэтому твой отец хочет, чтобы ты стала частью семьи Бай. Твой отец потерял много сил, и вряд ли он когда-нибудь сможет полностью оправиться от ран. Сейчас мы не можем медлить. Либо однажды твой дядя утопит в крови нас всех.
Я был честен, я не врал ей. Она должна была знать. У нас не было времени отворачиваться от правды.
– Если мы начнем действовать сейчас, у нас появится шанс вернуть все на свои места малой кровью.
Я хотел сказать ей, что мне жаль. Все должно было произойти не так. Но я не успел найти нужных слов, она решилась первой.
– Как вы спасете моего брата?
Наши сожаления ничего не значили. И не было времени сожалеть. Она просила не сожалений, а правды.
– У Баолин прислал гонца, завтра он будет готов обменять твоего брата на меч Трехлапого Ворона.
– Вы отдадите меч?
– Меч нельзя отдавать ему, разве ты не знаешь? Меч твоего отца – символ власти Главы, только сила этого меча может открыть вход в Запретные Залы Ворона. Мой отец спрячет его в Павильоне Ледяных Стрел.
– Тогда как вы спасете Синфу?
– Мы застанем У Баолина врасплох.
– А если он не придет сам? Пошлет других?
– Придет. Он не позволит никому другому коснуться меча.
– Хорошо, я сделаю все что нужно.
Я наконец мог подойти к ней так, чтобы она не убежала дальше, глубже, куда-то, где будет еще холоднее.
Я хотел ей сказать так много, но из всех слов нашлись лишь эти:
– Не бойся.
Я ошибся, ее глаза вновь смотрели как стеклянные, но все же она взяла мою руку.
– Я не боюсь.
4
Наши красные наряды были нам велики. Слишком быстро, слишком рано. На секунду я почувствовал сомнение. Я не должен заставлять ее проходить через это.
– Я рад, что у меня благородный сын.
Отец застал меня врасплох. Он думал, что я решился на это ради него и Учения. Он думал, что я защищаю его. Я не был так благороден. Я не был так благороден, как он – великий воин, превыше всего ставящий правду. Я видел, что одной правды будет недостаточно.
Когда тетя Цзюань подвела ко мне Минчжу, я больше не сомневался.
Брачное вино обожгло горло, но показалось мне сладким. Если бы я мог, я бы выпил его за нее.
Минчжу с трудом держалась. Эта ноша была слишком тяжела, но она несла ее, не прося о помощи. Я хотел сказать ей, что не дам ей упасть. Я хотел сказать ей, что она может опереться на меня. Я не сказал. Я просто подал ей руку. Я просто пытался защитить ее от ветра и острых камней. Я просто хотел, чтобы она была в безопасности. Я хотел, чтобы она уснула и проснулась уже к нашему возвращению. Я хотел прийти к ней со счастливыми вестями. И потом, может быть, потом я сказал бы ей все, что хотел.
– Ни о чем не беспокойся, ты должна отдохнуть.
Она сидела неподвижно. Я был не уверен, что она расслышала меня.
– Чжу-эр.
Она кивнула, и ее убор все же не удержался. Я не хотел открывать ее лицо в ту странную темную ночь. Я хотел сделать это потом, сделать это как подобает, когда она станет старше, когда ее глаза вновь обретут цвет, когда эта ночь станет лишь страшным воспоминанием. Но судьба решила иначе.
– Замри.
Я аккуратно распутывал ее волосы, боясь причинить боль. Но я был неосторожен: когда я увидел ее лицо, она зажмурилась. Она все еще не хотела смотреть на меня.
– Спи, скоро придет рассвет.
Я хотел сказать ей, что мне не жаль. Я хотел сказать ей, что через несколько лет я бы все равно прислал в ее дом письмо с просьбой о браке. Я бы все равно пришел за ней. Я хотел сказать ей, что теперь никто не увезет ее, теперь я смогу защищать ее сам. Но тогда я был слишком юн. Я знал, что сражения не ждут, но не подозревал, что все слова, идущие от сердца, подобны цветам – пока ты медлишь, боясь сорвать их, они уже начинают увядать.
Часть I
1
Шаг, прыжок, удар. Меч пронзил воздух, увлекая меня за собой. От пальцев, крепко держащих рукоятку, к запястью по тонким венам начал струиться жар. С криком я перевернулась, заканчивая движение, и направила острие в землю.
Слишком сильный. С каждым днем его сила лишь возрастала. Все эти годы Божественный Лотос только подавлял его энергию, но не мог ее рассеять. Стоило моей крови коснуться меча, его лезвие пробудилось пламенем, вспыхивающим черными перьями. С тех пор его сила только росла, заставляя мою кровь разгораться вместе с ним. Я знала, что лишь техники девяти Воронов могут усмирить его и полностью подчинить. Но отец никогда не учил меня им, считая, что мне слишком рано брать меч в руки, или вовсе надеясь, что я никогда не коснусь его темной силы. Теперь же клинок был в моих руках, но свитки с техниками надежно прятались в Учении Ворона. Я рисковала, соединяя силу меча со своей Техникой Сводящих Шагов, но у меня не было другого выбора.
Стоило моей руке остыть, я вновь коснулась рукояти и вытащила лезвие из земли.
Я с трудом дышала. Меч восемь лет пролежал в том холодном озере, а я нырнула в него лишь раз, но до сих пор чувствовала, что моя энергия не восстановилась полностью.
Я закрыла глаза, пытаясь контролировать огонь меча, сжигающего мою силу. Шаг, еще один. Я вошла в ритм, одновременно усмиряя пламя и атакуя. В этот раз я выдержала тридцать шагов, прежде чем вонзила меч в землю и закашляла кровью.
Я устало опустилась рядом с ним и закрыла глаза. Надо мной ветер пел сливовыми ветвями. На кухне гремела посудой сяо Хуа. Рядом дышала река, успокаивая мою клокочущую кровь.
Я нащупала рукой кувшин, оставленный под сливой, и поднесла к губам. Одна холодная капля, и та с привкусом крови.
– Сестрица, я приготовила ужин!
Голосок сяо Хуа пытался заставить меня подняться.
– У нас еще осталось вино?
– Сестрица, только то, что ты сказала ни за что тебе не давать!
Я вздохнула и махнула рукой. Сама была виновата. Три кувшина я строго-настрого наказала сяо Хуа сберечь для лучших времен. Остальные я выпила слишком быстро.
– Сестрица, тебе нужно поесть…
– Сестрица устала.
Я снова потрясла кувшин. Пустой. Ничего не осталось. И совсем не хотелось открывать глаза.
Прошло уже несколько дней с тех пор, как я покинула Гору Лотоса и вернулась в Хэши.
Тогда я все сделала быстро. Забрала меч, окольными тропами спустилась на второй уровень и вбежала на кухню матушки Цай. Потом сяо Хуа робко рассказывала мне, что в тот миг я выглядела пугающе.
– Сестрица… Ты упала в воду? – Тогда я не заметила испуга в ее глазах, я слишком торопилась.
– А6 Хуа, мы уезжаем, прямо сейчас.
– Но как же…
– Собери свои вещи.
Я думала лишь о том, как быстрее убраться оттуда, прежде чем кто-то увидит в моих руках этот меч. Прежде чем кто-то посмеет остановить меня. Пусть этот кто-то объясняет все себе. Я имела право не слушать.
Комната, которую я делила с И Тан, была пуста. Я быстро переоделась, оставив на кровати бледно-голубое платье, подаренное Лу-Лу. Цвета Лотоса не шли мне. Не были к лицу. Не были к сердцу.
Сяо Хуа прибежала с жалким узелком и растерянно смотрела на меня. Не давая ей одуматься, я увела ее с собой. Пришло время, когда я наконец могла воспользоваться ее тайнами.
– Сестрица, но куда мы…
Я не знала куда. Я знала лишь, что больше не было причин оставаться здесь. Теперь, когда меч оказался в моих руках, а убийца отца со слезами и проклятьями снова нашла спины, за которыми можно было укрыться. Пусть у Минчжу не было дома, зато у Гао Фэнь он все еще был. Я забрала сяо Хуа в Хэши. Прятаться и заметать следы уже было незачем. С мечом Ворона в руке кого мне было бояться? Если бы кто и решился навредить мне, его кровь я бы иссушила огнем.
Наш дом впустил меня и обнял тишиной. Но это была уже холодная тишина, позабывшая ее тепло.
С самого приезда сяо Хуа ходила опустив глаза, боясь задавать мне вопросы. Она покорно приносила сестрице кувшины и иногда уходила на рынок, а потом звала меня к столу.
Я почти не говорила с ней и лишь иногда вспоминала, что нужно благодарно улыбнуться. Ее сестрица только пила вино из погреба и тренировалась с мечом. Потом ложилась на пристани и часами пыталась уснуть под плеск воды.
– Сестрица…
– А?
Я даже открыла глаза. Боль почти отпустила. Я устало поднялась и подошла к сяо Хуа.
– Что?
– Сестрица, завтра нужно идти на рынок, но тот кошелек, что ты дала, опустел…
– Уже?
Девочка кивнула.
Я вздохнула и покорно пошла ужинать. Кажется, было ошибкой доверить все деньги этой малышке.
– Скажи, А Хуа, разве тот кошелек мог так быстро опустеть?
Девочка сидела, потупив глаза.
– Ты слопала все сладости на рынке или тебе приставили нож к горлу?
– Я… я… – Ее личико раскраснелось, она вскочила и уже была готова грохнуться передо мной на колени. Я удержала ее и почувствовала, что рука все еще странно ведет себя после сегодняшней тренировки.
– Ты чего? Сестрица тебе не госпожа. Просто говори как есть.
– Я отдала их… Они так голодали! Сестрица, если бы ты видела их лица…
Я закрыла глаза и вздохнула.
– Отдала нищим?
Сяо Хуа кивнула.
– Когда отец был болен и нам совсем нечего было есть, я тоже просила… просила милостыню, – глотая воздух, зашептала девочка, – если бы кто-то помог нам тогда, сжалился, отцу не пришлось бы продавать… продавать меня… И я подумала…
– Хорошо, хорошо.
Но она уже начала плакать. Мне пришлось обнять ее и успокаивать. Я хотела сказать ей, что не терплю слезы, но сдержалась.
– А Хуа, ты добрый ребенок, но теперь как мы будем покупать овощи на рынке?
Добрый ребенок шмыгнул носиком и безропотно уставился на меня покрасневшими виноватыми глазами. Я стерла слезы с ее щек и улыбнулась.
– Ешь, а то остынет.
Она покорно вернулась к столу и взялась за палочки.
– Лучше бы ты скупила все сладости на рынке, – пробормотала я.
Можно было сколько угодно с тоской вглядываться в небо и жалеть себя, но только до тех пор, пока монеты еще звенели в твоем кармане. Тех денег хватило бы на несколько месяцев. Но это было моей ошибкой. Не следовало так долго предаваться унынию.
– Сестрица…
– А?
– Прости.
– Не беда! – Я заставила себя улыбнуться. – Твоя сестрица достанет еще пять таких кошельков. Ешь.
Я вздохнула и задумалась.
Когда сяо Хуа наконец перестала просить прощения, закончила с едой и, устроившись поудобнее, уснула, я достала шкатулки. Драгоценностей там лежало немного, но я знала: все, что хранила Юэ Гуан, считалось настоящим сокровищем. Несколько нефритовых шпилек, браслеты, кольца. Наставница любила убирать мне волосы и украшать их. Я осторожно коснулась золотой шпильки со сливовыми лепестками. Ее любимая. Та, что сияла в ее прическе, когда я впервые услышала цинь и заговорила с ней. Нефритовый гребень, которым она каждое утро расчесывала волосы, яшмовые серьги. Я осторожно положила драгоценности обратно и убрала шкатулки.
Наставница бы нахмурилась и покачала головой.
«А Фэнь, ничего из этого не ценно. Возьми и ступай».
Она бы сказала так. Она бы не задумываясь обменяла все шпильки на монеты, но я бы никогда не смогла. Каждая вещь в этом доме принадлежал ей. Каждый предмет в этом доме после ее ухода стал воспоминанием.
У меня была только одна ценная вещь. Я отыскала ее и поднесла к открытому окну. Белый нефритовый лотос, который я унесла с собой. Стоило оставить эту шпильку там, нельзя было забирать ее, тем более что она хранила энергию Божественного Цветка. Но если она была таким сокровищем, зачем он дал мне ее? Как он мог забыть потребовать ее обратно? Я усмехнулась. Нефритовый лотос был совсем как он. Прекрасный, холодный, все еще обжигающий пальцы – будто чувствовал, что наши энергии несовместимы. Совсем как мы.
Я резко закрыла окно. Бай Син. Нельзя было думать о нем.
