Loe raamatut: «Новое чувство»

Глава 1

Часть 1

Думающий атеист, живущий по совести, сам не понимает, насколько он близок к Богу.

Потому что творит добро, не ожидая награды. В отличие от верующих лицемеров. 

Ганс Христиан Андерсен

Холодный вечерний воздух слегка обжигает неприкрытую кожу. К звукам приближающейся ночи добавляются лишь два голоса. Они говорят тихо, почти шепотом, но со всей страстью, с которой полагается говорить двум любовникам.

Мужчина и женщина прячутся на балконе, от посторонних глаз, от всех собравшихся гостей большого праздника. И они снова говорят об одном и том же…

– Я столько времени ждал тебя! – мужчина хватает свою спутницу за предплечья и требует прямого взгляда. – Скажи мне сейчас, ответь раз и навсегда, готова ли ты быть со мной?

– Я должна быть с ним, – он мигом отпускает ее, отходит на шаг, словно боится обжечься. – Прости.

Он только качает головой и медленно отворачивается.

– Послушай, я…я… – запинается девушка. – Я забыла свои слова.

– Сто-о-п! – прерывает сцену громкий мужской голос.

Праздник гостей в зале также обрывается с командой режиссера, актеры массовых сцен перестают изображать веселье и с любопытством заглядывают на балкон.

– Юля, ну три дубля на одном и том же месте, в чем дело?

– Гош, такой нескладный текст, я путаюсь, – листая сценарий, произносит актриса.

Режиссер свирепо смотрит на Юлию и настаивает, чтобы она немедленно исправила все шероховатости. Тем временем зону, где раздаются вопли, покидает главный персонаж.

– Матвей, ты куда? – Георгий торопится догнать своего актера.

– Ну пока она доучивает, попью водички, – непринужденно отвечает высокий мужчина. – Нам пора бы все это заканчивать, знаешь?

– Что именно? – Гоша поправляет свои модные очки и подтягивает брюки.

– Ну сценарии в стиле «она отказала мне, сказала, что любит тебя». Пока учил эту дурь, тошнило прилично.

Гоша закусывает верхнюю губу от злости. Вот же сукин сын, как смеет издеваться над его проектом.

– Ах ты ради искусства здесь, дорогой? – ехидно произносит Георгий. – Ну так давай, иди в подвальный театр с тремя местами в зрительном зале и твори там искусство, а твой гонорар мы заплатим другому Матвею.

– Я один такой, – улыбается Мерцалов. – И ты любишь меня.

– Перефразирую: я люблю ажиотаж вокруг тебя, а так… ты заноза в моей волосатой заднице.

– Спасибо за подробности, – актер морщится и откладывает кусочек сыра из своих рук.

– Поправь, у тебя тут помада смазалась.

– Говнюк, – смеется Матвей и следует за режиссером, пока тот снова ругается на Юлю.

***

– Матвей!

Мужчина идет по павильону, когда слышит позади себя голос Олега, его агента и по совместительству друга.

– Закончили? – Олег нагоняет его и в знак приветствия хлопает по плечу.

– Да, чем ближе последняя смена, тем сильнее выматывает.

– Планируешь в скоро времени к Олесе?

Матвей на секунду задумывается. Мысль о предстоящей поездке почему-то его не радует. Возможно, потому что метания из одного города в другой изнурительны. Прежде он выезжал куда-то раз в полгода, теперь же он вынужден ездить из Питера в Москву, из Москвы в Питер, а потом еще успевать между делом гонять в Ванкувер, потому что там проходят съемки его возлюбленной, которые длятся уже полгода.

– Не, к черту. На этой неделе точно никуда не двинусь, ни к Олесе, ни к родителям, ни даже к Господу Богу.

– Ты же атеист, – косится Олег и быстро проверяет наличие крестика под свитером, словно давно собирался удостовериться, что он на месте.

– С моим графиком любой о Боге позабудет.

– Гореть тебе в аду, Мерцалов, – говорит Олег и кивком прощается с охранником.

Мужчины выходят в холодную осеннюю ночь. Матвей поднимает голову кверху и обнаруживает, что ночь делают еще темнее нависшие тучи.

– Никого не убил. Никого не ранил.

Накрапывает дождь.

***

Сергей Свирепинников человек с большой буквы. Правда, с буквы «Г». Так иногда о нем думает Матвей, особенно когда тот лишний раз напоминает ему об условиях контракта. Тогда Мерцалову и впрямь хочется ему надавать по обвисшим щекам, а в остальное время Сергей как отец родной. Хотя как раз родной отец Матвея не уделял ему столько внимания, сколько его продюсер.

– Сергей Иванович, мы молчим уже десять минут, – напоминает Матвей, хотя Свирепинников как никто другой знает, что время – деньги.

– Да вот думаю, где мы так с тобой обосрались.

У гостя из груди вырывается нервный смех.

– Простите. У нас образовались проблемы?

– Малыш, образовалась у меня опухоль в 2005, а мы в говне, – строго произносит Сергей Иванович и вздыхает. – Ладно, давай говорить. Дело обстоит так: наша, прости-господи-контент-менеджер, принесла мне отчет. Эта та, которую Кирилл рекомендовал. В основном, скажу откровенно, меня волновало не упал ли к тебе интерес.

– Я так понимаю, упал, раз мы говорим.

– Малыш, твоя физиономия хоть и миленькая, но доход приносить обязана. Вот я и стал думать, что мы делаем не так…

«Что я делаю не так» усмехается про себя Матвей, предсказывая самому себе сулящие этим разговором лишние телодвижения.

Сергей Иванович встает с места и грузно перемещается на диван, стоящий позади Мерцалова. Мужчины молчат несколько минут, Сергей закуривает сигару и продолжает тихим и спокойным голосом.

– Помнишь, как мы познакомились? – он резко меняет тему, чем сбивает с толку Матвея. – Я увидел не тебя… В тот вечер я увидел принца. И хоть я не был молоденькой девкой, но тоже тебя захотел. Потому что знал, как люди будут липнуть к экранам. Это Илья, царство ему небесное, потащил меня в тот театр…

Матвей морщится, когда слышит имя их общего друга в таком контексте.

– Э-э, так Илья жив, вы чего такое говорите? – Матвей перемещается на второй диван, прямо напротив продюсера.

– В таком случае чтоб он сдох! Скотина неблагодарная, как он меня подставил! Меня в поганом шоу-бизнесе, малыш, имели много раз, но как Илья поимел – еще никто. Век не забуду. И не позволю больше никому себя иметь, даже тебе. Так что свадьбу свою сворачивай, мне нужно, чтобы ты продавался. Косвенно, но все-таки.

– Вы мне сейчас предлагает свадьбу отменить?

– Тебе, как и мне, тоже будет не очень приятно, когда количество проектов сократится, имя на афишах станет все меньше, пока не исчезнет совсем! Люди что видят на экране? Образ. Женщины идут в кино, чтобы видеть, как ты, статный, красивый мужчина, явь их фантазий, простираешь к ним свои объятия.

– Как поэтично…

– Не язви. Если женишься, объятия к тебе будут простирать только желтые газетенки, что будут сутками лепить статьи о твоём грядущем разводе. – Сергей Иванович хватается за грудь, затем успокоившись, продолжает спокойным тоном. – Ты должен быть влюбленным, но не занятым. Я понятно говорю?

– Так, если я все правильно понял, мне нельзя жениться на любимой женщине, но то, что я влюблен это хорошо. Хм. Интересно.

– Любимую женщину будешь любить дома, кстати не вернулась она еще?

– Да какой там, – расстроено произносит Матвей.

Повод для расстройства был. Съемки фильма затягивались, графики не совпадали, а крепкие некогда нервы плавились, причем у обоих.

– Тем лучше. Дядя Сережа уже все придумал, тебе и делать-то ничего не придется.

– Боюсь спросить, – шумно вздыхает Мерцалов, уже знатно уставший от этого разговора.

– Налей себе выпить и не бухти. Твоя задача сейчас быть влюбленышем, который может стать свободным в любой момент. Зрительницам нужно думать, что на месте той самой может оказаться одна из них, андерстэнд? У Олеси твоей репутация не ахти. Скандальная, грубая, как ты рядом оказался – вопрос!

– Так мне выйти и объявить, что мы с Олесей больше не женимся? Перенести свадьбу? Как вы предполагаете поднять мой рейтинг? – он все же встает и идет к бару.

Бутылку крепкого необходимо было осушить до того, как он сюда явился. Зачем только Свирепинников добавляет ему сложностей?

– Будем искать актрису и исправлять ситуацию. Я сам виноват, нельзя было позволять тебе свободно крутить романы, вот до чего довело.

– До свадьбы, – усмехается Матвей.

– Да уж… Ну ничего, поступим так: найдем симпатичную девушку, обговорим детали, назначим ей гонорар и поработаем. Будет неплохо, если найдем человека неизвестного, но с актерским опытом.

– А что я скажу Олесе?

– Золотко, мне все равно что ты скажешь своей распрекрасной Олесе. Скажи, что сдох, что разлюбил, придумай! Можешь поступать как считаешь нужным, но, чтобы по официальной версии, ты был не с ней. Сделаем как надо, глядишь сыграем в ваше воссоединение, но за ее действия в ответе лично ты, – он тычет в него пальцем, словно его грубого тона было недостаточно. – Новую девушку можешь себе выбрать сам, сходи с Олежей в театральный, ты там столько милых девчонок найдешь, о-о…

Сергей Иванович вдруг замолчал и задумался, внимательно оглядывая Матвея. Мужчина молчал с минуту и затем произнес.

– Советую внимательно читать текст мелким шрифтом.

– Ну еще бы…

Матвей отпивает из своего стакана. Желания пить сегодня уж точно не было, но внезапно свалившиеся обстоятельства требовали немедленного содействия организму. Такой бред на трезвую не переносят, с другой стороны, теперь ему обеспечена головная боль. Класс.

– А с Ильей почему не помиритесь? – внезапно для себя спрашивает он. Этот вопрос крутился на языке, но вырвался лишь когда Свирепинников окончательно его разозлил.

– Да чтоб он погорел в своем театре! Заявил, что я оставил детей ни с чем, хотя и сам ни копейку не вложил. Только я почему-то злой вонючка, а он, мать его, Жанна Д'Арк. Жертва обстоятельств… Тоже мне.

Матвей знал Илью столько лет, что поверить в правдивость слов уж точно не мог. Именно Илья вдохновил Мерцалова продолжать актерскую деятельность, именно он познакомил его с Сергеем Ивановичем, который в последствии предложил ему десятки значимых проектов. Он не мог так просто вычеркнуть его, хотя они и не общались долгое время.

– Жертва… Ха! – продолжает Иванович. – Это под окнами его офиса второй месяц «протесты» устраивают? Эти оглоеды проходу не дают, житья никакого от них нет. Только и слышу: «ПЛАТИТЕ! ПЛАТИТЕ!» Почему я один отдуваюсь? Меня этот журналюга, как его там, – мужчина напрягает все извилины, чтобы вспомнить имя. – Евгений Решетов, точно! Гаденыш этот меня так перемыл, с говном обвалял, я его однажды тоже достану. И Илью, этого поганца, тоже накажу. Ничего, ничего, Господь Бог скор в расчетах. Я людям подножки не ставлю, а он меня как друг предал в первую очередь, понимаешь?