Loe raamatut: «Русский хронограф. От Николая II до И. В. Сталина. 1894–1953»
Вступление
Наши историки еще не определили до конца отношение к державе, зародившейся в читинско-монгольских степях, на берегах Орхона.
Тем не менее постепенно происходит осознание того непреложного факта, что именно империя Чингисхана была непосредственной предшественницей Российской империи…
Поразительно, но ведь и наследница ее, Советская империя, практически совпадала своими границами с ними.
Воистину, в этом смысле наша страна – феноменальное, небывалое в мировой истории образование. Из различных центров, на основе совершенно различных государственных идеологий, различными империообразующими этносами создавались эти три государства, но совпадала их территория, на которой – лучше ли, хуже ли! – но обеспечивалось выживание всех включенных в империю народов. Когда же империя благодаря враждебным силам разрушалась, она снова возникала уже на основе другой идеологии, другого этноса, из другого центра, но в тех же самых границах.
Что это значит?
Да только одно…
То, что эта империя нужна Богу, то, что народам, населяющим нашу страну, надобно исполнить то, что предназначено нашей стране Богом.
Увидеть эту очевидную истину отчасти мешает периодизация, принятая в нашей истории. Мы говорим: «Киевская Русь», «Татаро-монгольское нашествие», «Московская Русь», «Правление династии Романовых», «Советская история»… И это деление, если учесть определенные оговорки, вроде бы очевидное…
Но очевидно и то, что в этом делении изначально заложено обособление государства, в котором правили Рюрики, от империи, которую построили Романовы; державы, которая существовала до отречения императора Николая II, и страны, что была построена после Октябрьского переворота.
Более того… Получается, что каждый раз являются в пространстве России некие враждебные силы, и исключительно благодаря их деятельности и происходит падение предыдущей государственности…
Ни в коей мере не отрицая работы враждебных России сил, и тем более не посягая на принятую периодизацию истории России ХХ века, мы в настоящей книге тем не менее попытались уйти от противопоставления имперской и Советской России.
Начиная изложение событий русской истории с правления Николая II, с точки наивысшего могущества Российской империи, и доводя их до конца правления И.В. Сталина, точки наивысшего могущества Советского государства, от Первой мировой войны до Второй мировой войны, мы обнаруживаем, что Октябрьский переворот, сколь бы трагичен он не был по своим последствиям как для отдельных людей, так и для всей страны, тем ни менее не является чем-то чужеродным для нашей истории…
Глупо задаваться вопросом, почему в России происходят и побеждают революции? Ответ слишком очевиден.
Важнее и существенней ответить, почему в России не удаются контрреволюции?
Почему, в отличие от других стран, искавших разрешения скопившихся проблем и противоречий на революционном пути, революции и реформы в России развиваются до полного уничтожения государства, а не останавливаются на уровне, позволяющем стране сделать рывок в своем развитии, но не подвергающем угрозе базовые основы ее существования?
Почему только в нашей стране каждый раз возникает затруднение в том, чтобы послать на гильотины первую волну организаторов революций и реформ, и, чтобы искупить ошибки и перехлесты, совершенные ими, стране самой приходится всходить на гильотину?
И вот тут-то мы и обнаруживаем поразительную закономерность.
Разбуженные здоровые народные силы, которые и способны были бы обеспечить спасительную контрреволюцию, встречаются в штыки не только самими революционерами, но и подлежащими революционному свержению носителями государственной власти.
Казалось бы, именно государственным чиновникам и самому царскому окружению следовало поддерживать и развивать то широкое народное движение, объединенное именем святого праведного Иоанна Кронштадтского, которое возникло во время революции 1905 года и которое тогда спасло Россию от гибели.
Но нет…
Именно царская администрация делает все, чтобы разоружить это движение, именно царские спецслужбы предпринимают неимоверные усилия, чтобы расколоть, обессилить и скомпрометировать объединения русского народа. И употребляют они сил на борьбу с черносотенцами значительно больше, чем на борьбу с реальной возрастающей из местечек революционной угрозой, которая в результате сметет и эту администрацию, и эти спецслужбы, и царское окружение, и самого царя.
То же самое мы увидим и на закате советской истории.
Конечно же, руководству страной, его спецслужбам следовало бы поддержать патриотические движения и пресечь оголтелую, бесстыдную клевету на них, развернутую государственными средствами массовой информации. Конечно же, Центральному Комитету КПСС следовало бы поддержать патриотическое движение коммунистов, образовавших Российскую Коммунистическую партию.
Но этого не случилось. Напротив, именно против патриотизма во всех его проявлениях и работали тогда и власть, и спецслужбы, и государственные СМИ, а не против реальной, произрастающей из кругов номенклатурно-диссидентской интеллигенции опасности.
Почему так происходит?
Разумеется, и в царской администрации, и в Центральном Комитете КПСС имелись деятели вроде С.Ю. Витте или А.Н. Яковлева, напрямую ангажированные враждебными России кругами. И все-таки утверждать, что это именно они и определяли столь враждебное отношение к патриотическому движению, не серьезно.
Нет… Истоки презрительно-опасливого отношения к русскому патриотизму во властных структурах как Российской империи, так и Советского Союза не ограничиваются масштабами деятельности того или иного замаскировавшегося в государственном обличии врага нашей страны. Это отношение определялось самим антирусским устройством России и тогда, когда она была Русской империей, и тогда, когда она называлась Советским Союзом.
Работники государственного и партийного аппарата, даже разделяющие патриотические взгляды, если и не понимали, то чувствовали, что разбуженные и выявленные революцией здоровые народные силы не только не обеспечат спасительной для страны контрреволюции, но, напротив, ускорят разрушение государства. Увы… Антирусская организация и оформление нашего государства не способны были выдержать вырвавшегося из государственных темниц русского содержания.
В первой книге «Русского хронографа» мы говорили, что для нашей страны изначально, со времен равноапостольного князя Владимира строившейся не как этническое государство, а как государство православное, православие больше чем конфессия. Православие формировало язык нашего народа и его национальный характер, православие определило законы Русского государства и его культуру.
И так и выстраивалась святыми князьями Русь, что совпадали пути спасения и устроения русским человеком своей души с путями спасения и устроения государства.
Эта русская симфония оказалась искажена революционными западническими преобразованиями первых Романовых.
Мы уже отмечали, что, разумеется, Петру I и его преемникам удалось достичь грандиозных успехов в военном и государственном строительстве. Весь вопрос в цене, которой были оплачены эти успехи. Русским трудом и русской кровью воздвигалась могущественнейшая империя, где основная часть населения, сами русские, находились в рабстве в своей собственной стране.
И, конечно же, именно тогда и был нанесен сокрушительный удар по национальному самосознанию. Порабощение и унижение Русской православной церкви; жесточайшие расправы над всеми, кто выказывал малейшее уважение к русской старине; упорное преследование русской одежды; окончательное закрепощение русских крестьян – это тоже Петр I. А в противовес – неумеренное, незаслуженное возвышение иноплеменников, хлынувших со всех сторон в Россию, обезьянье копирование заграничных манер и обычаев…
Повторим еще раз, что все это привело к тому, что в общественном сознании укрепилась мысль о предпочтительности всего иностранного, о бесконечной и дремучей отсталости всего русского. Быть русским стало не только не выгодно, но как бы и не совсем культурно…
Императору Павлу, его сыну Николаю I, его внукам и правнукам пришлось употребить воистину героические усилия, чтобы вернуть страну на естественный путь развития, чтобы неограниченное своевольное самодержавие Петра I и его преемников снова ввести в рамки монаршего служения Богу и народу. Однако исправить просчеты имперского проекта Павловичи-императоры, хотя все они и заплатили своими жизнями за это, не успели. И не могли успеть, потому что и сами, и все ближайшее окружение, и дворянство, на которое они продолжали опираться, и были продуктами этих просчетов.
И кровью своей, и образованием, и привычками правящий класс России был связан с теми силами, которые мешали России вернуться на ее русский путь…
Только последний русский император Николай II, осуществляя свои преобразования, сумел, кажется, понять, что исправление ошибок государственного устройства империи следует начинать с самого себя, чтобы снова, как во времена Святой Руси, совпадали пути спасения и устроения русским человеком своей души с путями спасения и устроения государства.
За это царь-мученик вместе с патриотическими движениями и был предан и интеллигенцией, и аристократией, и высшим командованием армии, за это и принял он мученическую кончину.
Как это ни парадоксально, но Советское государство стало наследником не только территории, но и самого петровского принципа государственного устроения Российской империи и ее отношения к титульному народу.
Как явствует из воспоминаний участников революции и из самих революционных событий, ни немецкий Генштаб, финансировавший Октябрьский переворот, ни сами руководители партии большевиков не рассчитывали на долговременность своего предприятия. Все делалось экспромтом, в жанре революционной импровизации.
Гениальность В.И. Ленина в том и заключалась, что он сумел опереться в своей революционно-разрушительной деятельности не на расплывчатые интересы того или иного класса русского общества, поскольку рабочим большевики могли предложить только полуголодное существование и плохо оплачиваемый труд, крестьянам – лишь грабительскую продразверстку, а на достигнувшую критического уровня общую подсознательную ненависть к тому устроению России, при котором угнетение и унижение русского человека было возведено в ранг государственной политики, на веками копившуюся в подсознании русского человека ненависть к закрепостившему его дворянству.
Все теоретические изыски марксизма-ленинизма для широких народных масс были пустым звуком. Зато ненависть большевиков к монархической верхушке Российской империи, к ее правящему классу была весьма сочувственно встречена если и не темными, то во всяком случае непросвещенными массами русских людей.
Есть в Ленине керженский дух,
Игуменский окрик в декретах,
Как будто истоки разрух
Он ищет в «Поморских ответах».
Мужицкая ныне земля,
И церковь – не наймит казенный,
Народный испод шевеля,
Несется глагол краснозвонный.
Нам красная молвь по уму:
В ней пламя, цветенья сафьяна, —
То Черной Неволи басму
Попрала стопа Иоанна.
В этих стихах Николая Клюева очень точно описано то, что узнавал русский человек в текстах декретов Смольного.
Нельзя говорить, что в ожидании этом образованности больше, чем осведомленности, бессмысленно рассуждать, что в этих стихах желание видеть то, что очень хочется видеть, порою захлестывает реальную конкретику. Нет-нет! Здесь все очень точно, если рассматривать историю как суд Божий:
Борис – златоордный мурза,
Трезвонит Иваном Великим,
А Лениным – вихрь и гроза
Причислены к ангельским ликам.
Здесь все гениально точно и в плане описания событий текущей, современной клюевскому стихотворению истории:
Есть в Смольном потемки трущоб
И привкус хвои с костяникой,
Там нищий колодовый гроб
С останками Руси великой.
«Куда схоронить мертвеца», —
Толкует удалых ватага…
Поземкой пылит с Коневца,
И плещется взморье-баклага.
Пока схоронить «Русь-мертвеца» большевикам было некуда.
И тогда-то сразу после «дополнительной революции», как называли большевики роспуск Учредительного собрания, они приступили к созданию своей идеократической государственности. Новое государство строилось не по этническому, а по идеологическому принципу.
15 января был принят декрет «Об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). Заметим тут, что первые месяцы РККА формировалась на добровольных началах и только из рабочих и крестьян. Менее известно, что преимущество при приеме в РККА отдавалось иностранцам – латышам, китайцам, австрийцам.
20 января вышел декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви». Этот декрет, помимо всего прочего, лишил Церковь прав юридического лица и всего имущества.
21 января декретом ВЦИК аннулировали государственные внутренние и внешние займы, заключенные царским и Временным правительствами. Долг этот составлял более 50 миллиардов рублей, и три четверти его приходилось на внутренние займы.
Вспомним, что до 1917 года «властвующая идея» для подавляющего большинства населения Российской империи так или иначе выражалась в известной уваровской формуле «самодержавие, православие, народность».
Нетрудно заметить, что упомянутые выше декреты от 15, 20 и 21 января 1918 года преследовали последовательное разрушение этой триады.
Создание армии из иноплеменников подрывало саму основу самодержавия – независимость страны… Декрет от 20 января аннулировал православие как духовный стержень русского государства. Ну а отмена государственных обязательств по внутренним займам разорила не только и не столько банкиров, сколько интеллигенцию, высокооплачиваемых рабочих и зажиточных крестьян, то есть средний класс России, ядро русского народа.
Идеократическая государственность большевиков (Вера в коммунизм заменила православие, диктатура ЦК и ВЧК – самодержавие, интернационализм – народность.) оказалась внешне подходящей для миллионов людей.
Вся наносная нерусская разухабистость коммунистической идеологии с ее свободной любовью и прочими западными изысками была отвергнута в самые первые годы после революции. Очень скоро ее заменили советский аскетизм, бытовая сдержанность.
При всем чудовищном несоответствии эта подмена оказалась незамеченной. Идеология коммунизма оказалась обманчиво близкой идеологии православия.
Борьба с русским народом велась большевиками жестоко и последовательно.
Борьба эта предусматривала физическое уничтожение наиболее пассионарной части русского народа – офицерства, казачества, зажиточного крестьянства, борьба осуществлялась планомерно и в самых широких масштабах.
Благодаря И.В. Сталину, сумевшему со временем переориентировать карательные органы на уничтожение врагов государства вне зависимости от национальности этих врагов, уничтожение русского народа удалось свернуть, но потери были гигантскими.
Зато линия экономического обескровливания русского народа проводилась едва ли не до падения СССР.
Политика эта предусматривала восстановление и развитие окраинных национальных республик за счет откачки средств из центральной России, а также дикую диспропорцию цен, при которой труд, вложенный, к примеру, в производство картофеля, оценивался на порядок ниже, чем тот же труд, вложенный в выращивание мандаринов.
Еще более последовательной была борьба, которую вели большевики, стремясь уничтожить русскую национальную культуру и православную духовность.
Л.Д. Троцким был разработан план разграбления и осквернения святынь Русской православной церкви под видом помощи голодающим. В.И. Ленин подкорректировал этот план, написав свое знаменитое письмо в Политбюро:
«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету… Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
Это план В.И. Ленина последовательно выполнялся и после его смерти, и расстреляно, заморожено, заморено голодом оказалось почти все русское духовенство, давшее тогда целый сонм новомучеников.
Едва ли какая иная страна знала более жестокое истребление своей духовности и культуры, как Россия при владычестве ленинской гвардии. Уместно напомнить тут, что образованием и культурой ведал в Советской России нарком А.В. Луначарский, который считал, что ни в коем случае не следует поддерживать «иррационального пристрастия» к русской речи, русской истории, русскому типу лица.
Воистину прав был Николай Клюев, пророчески завершивший свое стихотворение «Есть в Ленине керженский дух» словами:
Спросить бы у тучки, у звезд,
У зорь, что румянят ракиты.
Зловещ и пустынен погост,
Где царские бармы зарыты.
Их ворон-судьба стережет
В глухих преисподних могилах.
О чем же тоскует народ
В напевах татарско-унылых?
Разумеется, у русского народа, который целенаправленно уничтожался тогда физически, который был задавлен экономически, у которого пытались отнять его духовность и культуру, просто не оставалось никаких шансов, чтобы уцелеть.
Но иным был Божий Промысел…
Я думаю, что попытки представить Иосифа Виссарионовича Сталина изначальным русским патриотом оглупляют не только его самого, но и не дают возможности разобраться, как осуществлялась тогда Божья воля, не позволившая темным силам осуществить окончательное уничтожение России как семьи народов, как культуры, как цивилизации.
Увы…
И.В. Сталин изначально был таким же ненавистником России, как и его ближайшие партийные товарищи В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий. Если бы Сталин был иным, он просто не был бы допущен к рычагам власти в РКП(б).
Борясь за власть в кремлевской верхушке, И.В. Сталин противопоставил идее перманентной революции идею Государства. И хотя это было государство с коммунистической идеологией, но все-таки государство, а не та поленница дров, что предназначалась В.И. Лениным и Л.Д. Троцким для мирового пожара.
Усваиваемая для борьбы с оппонентами живая сила государственности и преображает вчерашнего ленинского сподвижника Иосифа Виссарионовича Сталина в русского государственника. Строительство СССР как государства и строительство Сталина как вождя не только партии, но и государства, шло одновременно.
И как результат, мощнейшая идеология ленинской русофобии, исповедуемая ленинской гвардией, превращается в мусор, сметенный вместе с ее носителями беспощадной метлой 1937 года.
Ожидал ли этого сам И.В. Сталин?
Едва ли…
Но он уже стал государственником, государственность уже наполнила его, выдавливая и большевистское стремление к разрушению, и ленинскую русофобию.
Историкам еще предстоит проследить, как последовательно переориентировал И.В. Сталин органы, предназначенные для борьбы с русскими людьми, на борьбу с врагами всего государства, которые были теперь и его, И.В. Сталина, врагами. Но уже и сейчас понятно, что именно это перенацеливание и позволило ему подготовить страну к роковым испытаниям Великой Отечественной войны, ставшей в свою очередь естественным завершением внутреннего преображения И.В. Сталина из большевистского вождя в правителя новой российской империи.
Но, как известно, у истории нет сослагательного наклонения, а Божий Промысел о России в том, может быть, и состоит, чтобы она сама сделала за себя то, что надо сделать, чтобы спастись, чтобы мы сами нашли дорогу к своему спасению, научившись защищать и свою православность, и свою русскость.
В этом и заключаются уроки ушедшей империи, которые нам необходимо усвоить.
Последний русский император
(1894–1905)
Кончина императора Александра III вызвала оживление как в либеральных и революционных кругах России, так и среди эмиграции.
Однако молодой император сразу развеял надежды либералов, провозгласив, что незыблемость самодержавия и впредь останется основой государственного строя России.
Поэтому правление последнего русского императора с самых первых дней проходило в атмосфере недоброжелательства «прогрессивной» общественности. Чтобы ни делалось, какие бы шаги ни предпринимались, все они были уже заранее осуждены. Все ошибки и промахи администрации раздувались до немыслимых размеров и ставились персонально в вину государю. Николай II, безусловно, рекордсмен среди царствующих особ по количеству адресованных ему пасквилей, изданных еще во время его правления.
В эту кампанию дискредитации русского самодержца, что велась по указке таинственных, но могущественных сил, помимо всегда готового к оплевыванию России прозападно настроенного «прогрессивного» дворянского общества, оказались вовлеченными и многие государственные сановники, и даже люди, связанные с императором родственными отношениями.
Война 1905 года была проиграна Россией не в Порт-Артуре и не в Цусимском проливе, а в Санкт-Петербурге, откуда представители «передового» общества слали приветственные телеграммы японскому микадо.
И первая революция в России началась тоже задолго до событий 1905 года.
Тотальный общественный террор вскоре обрел и материализованное выражение, с самых первых дней ХХ века загремели выстрелы, слившиеся вскоре в канонаду разрывов бомб.
Администраторов убивали за увольнение нерадивых студентов, за неосторожно сказанное слово, за то, что тот или иной чиновник оказывался похожим не на того, на кого следовало, по мнению «прогрессистов», походить. Ну а если министр или генерал оказывался заподозренным в действиях, направленных на благо России и государя, террористы не считались ни с какими жертвами. Таких людей убивали, взрывая здания и поезда.
С.Ю. Витте заметил в своих мемуарах, что назначением своим на пост председателя Совета Министров он обязан прежде всего «боязнью более симпатичных монаршему сердцу лиц» занять этот пост. Торжествуя победу, Сергей Юльевич Витте, конечно, несколько преувеличивал страхи настоящих государственников, подлинной русской интеллигенции.
Да… Кого-то из чиновников действительно парализовал страх.
Но разве боялся террористов святой праведный Иоанн Кронштадтский? Хотя и шла на него подлая охота, он бесстрашно работал на благо Отечества. И разве боялись террористов члены Союза Русского Народа, набиравшего в те годы грозную силу?
Нет! Они не страшились ни подлых пущенных в спину пуль, ни бомб, подложенных в чайных, ни газетной лжи, которой их ежедневно обливали.
Так что террористам не удалось запугать ни Россию, ни императора.
Вопреки всем темным силам, вопреки огромным, брошенным на борьбу с Россией средствам, империя не только устояла в этой борьбе, но и стала еще более могущественной.