Повесть о Сером Лисе: семейные ценности

"Посвещается людям, которые придумывают лучших инквизиторов и охотников на нечисть"

Глава 1.

Кантарал, столица Денвирской империи – огромный мегаполис, где все больше, чем в крупном, но провинциальном Ронгарде. Роскошные улицы и дворцы еще умопомрачительнее и дороже, а бескрайние трущобы и рабочие кварталы еще унылее и многолюднее. Самые богатые и знатные жители всей империи стекались в столицу на великосветский сезон. Крупнейшие предприятия распахивали свои двери для сотен служащих. Здесь действовали явные, а порой и тайные механизмы, управляющие судьбой империи.

Один из таких механизмов вращался ночью в одном, совершенно не примечательном доме на окраине столицы. Просторная, но обветшалая комната, со следами грязных засаленных обоев на стенах, выглядела бы заброшенной, как и весь дом, если бы не десятки странных причудливых приборов, расставленных тут и там и соединенных в единый нечеловеческий механизм. Никель и хром. Стекло и сталь. Причудливой формы ампулы, лампочки, перемигивающиеся цветными стеклами, и фантасмагоричные медные пружины, по которым пробегали электрические разряды.

И запах крови. Металлический. Удушающий. Вездесущий. Кровь. Живая человеческая кровь бежала по венам этого механизма. Выпаривалась, смешивалась, взбалтывалась, нагревалась и охлаждалась. А в центре всего этого научного священнодействия были трое. Высокий, худой, как палка, мужчина в белом халате с тонкими руками и ногами, двигающийся, словно насекомое на своих членистых лапках, священнодействовал со всеми этими приборами, постоянно отслеживая сотни датчиков и лампочек, сигнализирующих ему о слаженной работе его устройства. Двое других лежали, подсоединенные к адской машине. Как отличались эти двое!

Один, тощий, с серой кожей и изможденным от голода и пыток лицом и телом, едва дышал на деревянном операционном столе, к которому был прикован кожаными ремнями. К его рукам тянулись хищные щупальцы устройства, воткнутые в вены на обеих руках. Машина с противным скрежетом поворачивала свои механизмы и без устали выкачивала из него кровь. Человек был без сознания.

Второй лежал на кушетке, выполненной не иначе, как в знаменитой мастерской Чиппендейла во времена его наивысшей славы из редких пород аметистового дерева. Его дородное, пышущее здоровьем розовое тело облачено в халат из плотного омнистанского шелка с золотым тканым узором. Холеное, гладко выбритое лицо было скрыто карнавальной полумаской из черного бархата. Все в этом теле и его обладателе свидетельствовало о большом здоровье и огромном достатке.

Пространство вокруг него даже в этом убогом, брошенном на волю ветрам, дождям и времени здании, заполняла аура власти и роскоши. Прогнивший пол под кушеткой был скрыт пушистым омнистанским ковром. Чуть в стороне возвышался солидный стол и тяжелое массивное кресло. На столе разместились поднос с лучшими сортами бренди, коробка с сигарами, серебряный письменный прибор. Кто-то не пожалел сил и средств, чтобы превратить это, явно временное убежище в апартаменты, достойные принца или торгового короля.

Приборы последний раз протяжно пискнули. Доктор-кузнечик нажал на какой-то рычаг, остановив работу машины, а потом бережно и ловко извлек из руки мужчины в маске иглу, по которой прошедшая через все метаморфозы кровь поступала в его вену.

– Ну вот, на сегодня закончили, – подобострастно произнес он, проворными движениями делая ему перевязку.

– Надеюсь, на этот раз эффект продлится дольше, – мужчина тяжело поднялся с кушетки, поправил длинные рукава халата и переместился за стол.

Двое безликих здоровяков появились из темноты, чтобы отвязать и вынести тело второго участника процедуры. Его судьба больше никого не заботила.

Вместо них, в комнате появился еще один человек. Крепкий, с приятно крепкой фигурой и острыми чертами ветерана армии, он присоединился к Доктору в круге света ламп на столе.

– И все же, я недоволен, – тон человека в маске был спокойным, но эта обманчивая мягкость вызывала трепет у его подчиненных, – Доктор, ваши исследования продвигаются слишком медленно. И это ваша вина, что мой сын погиб. Пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть последствия его взрыва, и выдать его смерть за простое самоубийство.

– Господин, – несчастный кузнечик попытался возразить, – мы почти нашли способ излечить вас, нам нужно только чуть больше времени и существенно больше рабочего материала. К тому же, у нас остался только один подходящий подопытный для следующего переливания. А ваш сын не явился вовремя для процедуры.

– Ваши процедуры утомляют. К тому же, с каждым разом эффект все слабее и слабее. А что касается материала, – отмахнулся главарь, переключая внимание на второго своего служащего, – берите пример с Вояки, он уже предпринял все необходимые шаги.

Второй мужчина, на которого упал взгляд главаря, тут же сделал шаг вперед и отчеканил:

– Так точно. Как вы и приказывали, для операции в Ронгарде все готово. Наши агенты сеют смуту и усиливают напряжение между магами и не-магами. Наши рекрутеры готовы вербовать новых желающих укрыться от преследования.

– Ну, хоть какие-то хорошие новости, – мужчина в маске позволил себе небольшую улыбку, а потом создал прямо в руке небольшой сгусток огня, которым поджег сигару, – наш человек в курии сообщил, что в этом году детектор будет в Ронгарде, а значит, проверки там будут самые жесткие. К тому же, глава местной инквизиции, по слухам, не берет взяток. Это большой город, так что мы соберем отменный урожай для продолжения ваших исследований. Но я жду быстрых результатов. Снимите этот груз с моей шеи и ни в чем не будете нуждаться до конца жизни. А если я умру, помните, что больше некому будет прикрывать ваши грязные тайны и очень скоро вы все последуете за мной.

Глава 2.

Темнота. Бархатистая, скрадывающая звуки, обволакивающая. Она обосновалась в маленькой гримерке на задах эмигрантской таверны, уже засыпающей после очередного разгульного вечера. Слабый огонек лампы не противился, скорее подчеркивал ее всесилие. И все же, в его мерцающем свете искали друг друга глаза. Серые, льдистые, суровые были пытливы и требовательны. Черные, сияющие как звезды, распахнулись от удивления.

– Вы хотите на мне жениться?! Нет, это невозможно!

Бьерн Лефрид, старший инквизитор Ронгарда, и Эсперанса де ла Серна, знаменитая певица сентиментальных романсов (теперь уже бывший мститель в маске Серый Лис) замерли в объятиях друг друга в ее комнатке в таверне “Пять углов”. Они тайком вернулись сюда после изнурительного сражения с лордом Дарвином и сестрой Анжелой, оказавшимися вампирами.

– Неужели вы думаете, что я позволил бы себе к вам прикоснуться, если бы не имел самых серьезных намерений? – Руки инквизитора скользнули по ее спине, удерживая объятия.

Он настойчиво поцеловал ее, со всем желанием, которое больше не имел сил сдерживать. Но впервые Эсперанса сама отстранилась, хотя Бьерн и отчетливо уловил туман страсти, застилающий ее взор:

– Но подождите, на таких, как я, не женятся, тем более, мужчины, вроде вас. С положением в обществе, статусом, обязательствами. А я совсем не претендую на вашу свободу, – она продолжала возражать, пытаясь сохранять ясность мысли, ее бархатистый голос дрожал, – если даже оставить в стороне то, что я маг, что само по себе должно было бы стать для вас преградой, я ведь пария, певичка со скандальной репутацией. Общество вам этого не простит. Да и ваше церковное начальство вряд ли спокойно к такому отнесется.

Он слушал ее со спокойной улыбкой:

– Это все неважно, – он нежно провел рукой по ее лицу, отводя за ухо непослушный локон, – ничего, кроме вас, не имеет значения. Вы нужны мне. Необходимы, как воздух. Кем бы вы ни были и что бы ни совершили в прошлом или будущем. Смею надеяться, что и вы примете меня?

Его слова, трепетные, осторожные прикосновения и взгляд, исполненный пытливого ожидания, проникали в самое сердце Эсперансы. Она задыхалась от любви к нему, и, хотя Бьерн не произнес этих слов, осознание, что он нуждается в ней, пьянило. Именно поэтому она опустила взгляд и ответила:

– Пусть так, но мы живем среди людей. Разве могу я просить вас пожертвовать связями с людьми вашего круга?

Бьерн снова склонился к ней для поцелуя, но что-то мелькнуло в его глазах:

– Забудьте обо всех, просто скажите да, – их дыхание смешалось, когда он продолжил, – мне придется целовать вас до тех пор, пока вы не согласитесь на мое предложение, или отказ от поцелуев лучше подтолкнет вас к правильному решению?

С неожиданно коварной улыбкой он чуть отстранился, довольно наблюдая, как она непроизвольно потянулась следом, пытаясь все же получить поцелуй.

– Нет, мадам, сначала скажите да, – инквизитор еще немного отодвинулся, сорвав с губ Эсперансы разочарованный стон.

Его руки между тем продолжили гладить ее спину, вызывая мурашки и трепет, подтачивая ее решимость.

– Ну же, вы согласны? Всего одно слово, и я полностью в вашем распоряжении, – Бьерн продолжал дразнить ее, пока Эсперанса со стоном не выдохнула:

– Ну, хорошо. Хорошо, да, я выйду за вас.

Ее согласие немедленно было вознаграждено горячим и глубоким поцелуем, который она нехотя прервала, чтобы продолжить:

– Но у меня есть условие, – она обиженно посмотрела на Бьерна исподлобья, – сейчас мы заключим помолвку, объявим о ней, но поженимся только через полгода. И если за это время вы поймете, что общественное недовольство стало для вас непосильным, я освобожу вас от вашего слова.

Он смотрел на нее с нежностью, умиляясь трогательным попыткам позаботиться о его репутации.

– Хорошо, я согласен, но тогда у меня тоже будет условие, – решил он еще немного подразнить Эсперансу, – раз вы так печетесь о моей репутации и соблюдении приличий, то и наша помолвка будет проходить с соблюдением всех светских условностей.

Мужчина рассмеялся, глядя, как на ее щеках вспыхнул гневный румянец.

– Хотя, помнится, они не препятствуют жениху целовать свою невесту, – примирительно сообщил он и снова склонился к губам Эсперансы. – И все же, мне не нравится, что вы останетесь тут, тем более одна, – продолжил инквизитор, когда они снова смогли говорить.

– Не переживайте так обо мне, – Эсперанса уловила в его тоне что-то, что не позволило ей просто отмахнуться от его опасений, – этот дом гораздо надежнее, чем кажется, в моей комнате прочные замки, а в таверне много моих верных друзей. – Она погладила его по руке, заметив, как он нахмурился, – к тому же, вы могли остаться со мной, но вы вроде бы настаиваете на соблюдении приличий?

– Да, вы правы. Мы не должны.

Представления о порядочности боролись в нем с желанием всю ночь держать ее в объятиях. Пожалуй, ему вряд ли удалось бы противостоять соблазну, который представляла собой Эсперанса де ла Серна, тем более, сейчас, когда он узнал ее вкус и ощущал ее трепетное, зовущее тело, если бы не накрывшее его запоздалое осознание: опасность осталась позади, но женщина сражалась с вампирами наравне с ним и Тифусом, с легкостью могла погибнуть, если не от их клыков, то в пожаре. Страх потерять ее, сама возможность ее смерти обрушились на Бьерна со всей безжалостной ясностью, прогоняя туман страсти и заставляя разум судорожно искать способ защитить ее от любой беды. Да, лорд Дарвин был мертв, а Тифус обещал позаботиться о сестре Анжеле. Но сотни других угроз могли подкараулить беззащитную женщину на улицах Ронгарда, тем более в портовых трущобах.

Все эти мысли промелькнули в сознании инквизитора, заставляя почти болезненно прижать Эсперансу к себе, словно надеясь, что это поможет спрятать ее, прогнать нависшие над ними тревожные тени. В ответ она вздохнула, ощутив крепость его объятий, и сама теснее прижалась щекой к его груди, вслушиваясь в сильные удары сердца. Эсперанса не понимала, что за порыв двигал мужчиной в этот момент, просто чувствовала, что нужна ему и не могла не ответить.

Спустя несколько минут смущенный Бьерн все же смог отпустить ее.

– Я могу надеяться увидеть вас завтра?

– Да, конечно, в любое время, как вы пожелаете, – тут же отозвалась певица.

– Тогда приезжайте ко мне на ужин? Обсудим наши планы на будущее.

– С удовольствием, – она продолжила нежно и призывно ему улыбаться, глядя в глаза, – нам многое нужно обсудить.

В последнем прощальном поцелуе он коснулся ее руки, и они расстались.

Но перед сном, оставшись одна в показавшейся неожиданно такой пустой постели, Эсперанса со сладким предвкушением думала о том, как долго продержится намерение господина инквизитора соблюдать правила приличия, если она решит заняться им всерьез.

Глава 3.

Многие, слишком многие люди двигались по дорогам Денвирской империи из деревень и поселков в крупные города. Они ехали на поездах, повозках, лошадях, самые отчаянные шли пешком. Нескончаемые людские реки. Ронгард, как и другие подобные ему гиганты, поглощали этих людей своей неутолимой жадной утробой, дымящей фабричными трубами, и превращали в горожан. Жителей нового, стремительно наступающего века.

Разорившиеся фермеры и помещики, лавочники и школяры, неудачники или, наоборот, излишне оптимистичные деревенские простаки стремились в большие города в поисках лучшей жизни. Кое-кому удавалось оседлать ветер перемен и взлететь на недосягаемые прежде высоты городской жизни, многие находили себе место на бесчисленных, растущих, словно опухоль, на теле города, заводах и фабриках. Но многих город переваривал, пережевывал и выплевывал в конечном итоге в свои трущобы, где серые и голодные, оторванные от привычного мира в бескрайних смрадных лабиринтах улиц, они перебивались случайными заработками.

И в самой глубине этого ада были работные дома. Места для тех, кого чистая городская благожелательная публика пожелала убрать с улиц и заточить за тупой тяжелой работой, оплаты за которую едва хватало на краюху хлеба и жалкий матрас на полу под станком.

Генрих Клобер ненавидел себя за то, что они с сыном оказались здесь. Это была его вина. Когда-то они жили в процветающей маленькой деревне, где у Генриха была кузня, унаследованная от отца. Ремесло горело в его руках и приносило достаточно денег, чтобы содержать семью и гордо смотреть в глаза соседям. Скорее веселая, чем красивая, нежно обожаемая жена и трое детей составляли его счастье. Другого он не знал и не хотел знать. Пока не пришла холера. Эпидемия была безжалостна. Только сам Генрих и его старший сын Отто выжили тогда, чтобы обнаружить себя на пепелище прошлой жизни. Скитания по дорогам привели их в конечном итоге в Ронгард. Генрих старался, отчаянно старался найти достойную работу, чтобы снова высоко держать голову. И отправить Отто в школу. Дать парню образование стало его мечтой.

Отто, смешливый и умный мальчишка, после смерти матери, сестер и нескольких лет скитаний превратился в озлобленного, вечно голодного и недоверчивого волчонка. А отец, всей душой сочувствуя мальчику, не знал, как направить на верный путь, и от того лишь злился и распускал руки.

Еще хуже стало два года назад, когда на небольшой лагерь угольщиков, в котором Генрих тогда работал, напали бандиты. Генрих плохо помнил, что случилось в тот день. Красная пелена ярости накрыла его сознание в тот момент, когда Билли, отличный малый и руководитель бригады пронзенный пулями, упал прямо в костер. Память сохранила лишь молнии. Разящие, словно мечи, и дикие, как сама стихия. Снова выжили только двое. Он сам и Отто. Его мальчик, открывший в себе дар магии.

Генрих знал, что маги опасны и безумны, и надлежит немедля сдать любого из них инквизиции, но расстаться с единственным сыном теперь, когда судьба снова сохранила лишь их двоих, не мог. И они бежали, не задерживаясь нигде надолго и скрывая ото всех опасный дар. После пробуждения магии Отто стал еще больше напоминать дикого звереныша, способного взорваться от каждой мелочи. Но он понимал, как опасна его сила, и в этом они с отцом были согласны: он не должен был применять свою магию.

И вот, наконец, когда они устроились в Ронгарде, защищенные безвестностью большого города, а жизнь едва начала налаживаться, на фабрике, где работал Генрих, случилась беда. Когда начался пожар, физически невероятно сильный Генрих бросился помогать раненым товарищам. Никто из них не знал, что один из станков, массивных чугунных гигантов, способен взорваться. И когда это произошло, одна из деталей раскрошила ноги Генриха в труху. Хозяин фабрики, стремясь сократить свои потери и выслужиться перед угрюмыми людьми в дорогих костюмах из страховой компании, назвал нескольких рабочих, в их числе Генриха, виновными в случившемся. Их выгнали с фабрики и из фабричного общежития.

И вот теперь, почти парализованный ниже пояса, Генрих сидел в мужской общей спальне работного дома и гневно смотрел на сына. Отто в свои пятнадцать был высоким и угловатым, обещая вырасти таким же крупным мужчиной, как его отец. Но пока был лишь тощим, вечно недоедающим щенком. Щенком, который решил протявкать свое мнение.

– Я уже достаточно взрослый, чтобы работать! – Кричал он, не обращая внимание на других людей, копошащихся повсюду в комнате, – доктор сказал, что с протезами ты сможешь начать ходить! И всего-то и нужно десять фунтов на эту операцию!

– И ради этих жалких десяти фунтов ты хочешь бросить школу?! – Генрих был не менее вспыльчив. Постоянная боль и осознание своей вины перед сыном не давали ему уступить, – я твой отец и я запрещаю тебе идти работать на завод Баренсов! Все знают, что тамошние работники не протягивают больше десятка лет, а потом умирают от какой-то непонятной болезни!

– И как ты меня остановишь?! Глупый калека!! – завопил разошедшийся парнишка.

Краска покинула и без того бледное лицо Генриха. Тишина, звенящая после криков и почти невозможная в общежитии, рухнула на них. В ужасе от осознания сказанных слов Отто швырнул на грязный пол все книги, что до этого держал в руках и выбежал на улицу. Летящий ему в спину окрик только подстегнул его.

Прочь, мимо цехов, где неустанно трещали станки, один из которых теперь пытался чинить его отец, зарабатывая им кров и скудный стол в этой богадельне, прочь через двор, где странная, коротко стриженная девица в нелепом тряпье возилась с целой ватагой шумной мелюзги, прочь, через узкие смердящие улицы, прочь.

В тот день он долго бродил по городу. Мир казался ему как никогда холодным и неприветливым. Его слова были злыми, они обидели отца, который и так ужасно страдал от своей беспомощности. Но хуже всего было то, что они были ложью. Даже оставшись калекой, его отец зарабатывал им на какую-никакую жизнь. И мог по закону запретить сыну работать. Ни одна фабрика не возьмет несовершеннолетнего без письменного согласия от родителя. А Генрих почему-то отчаянно хотел, чтобы Отто просиживал штаны в школе.

Но вот перед мальчиком оказалась таверна. Из нее лился яркий свет, гомон голосов обещал тепло и веселье. Недолго думая, парень шагнул внутрь.

В первый момент многолюдная пьяная толпа захватила его и потащила по просторному помещению, не давая понять, что тут происходит. Но скоро он стал выхватывать взглядом из ослепляющего его калейдоскопа длинную барную стойку, разнузданных официанток и их пьяных клиентов, сцену, на которой бренчал не слишком умелый тапер, и целую кучу кричащих людей в задней комнате. Повинуясь движению толпы, Отто скоро оказался там и увидел посреди комнаты круглый ринг, на котором двое бойцов увлеченно колотили друг друга под восторженный рев болельщиков. Несколько людей в ярких цилиндрах сновали вокруг, принимая ставки. Все эти люди, ополоумевшие от запаха крови и пота, гневного рычания бойцов, в первый момент вызвали у парня отвращение, но потом он услышал громкий голос зазывалы:

– Господа, кто хочет записаться на следующий бой? Фунт тому, кто выйдет против победителя и продержится на ринге хотя бы шесть раундов! Ну же! Не стесняемся! Подходим!

Целый фунт – сумма, которую Отто мог заработать на фабрике едва ли за две недели. А здесь от него требовалось всего лишь терпеть побои в течение нескольких раундов. Звучало слишком соблазнительно. Но сможет ли он выстоять нужное время? Теперь мальчик внимательнее осмотрел бойцов. Оба были крупными мужчинами, скорее всего докерами или рабочими, но выглядели изрядно побитыми и запыхавшимися. Это внушило хорошо развитому подростку надежду, и он решительно направился к зазывале.

– И ты правда заплатишь мне фунт, если я продержусь шесть раундов, даже если в итоге проиграю? – спорил он устроителя боев.

– Кто тут у нас за птенчик? – улыбнулся тот, выдыхая струю вонючего сигарного дыма и придирчиво оглядывая парня, – выглядишь не слишком хорошим бойцом, ты точно уверен, что это дело по тебе, парень?

Сомнения в голосе устроителя только разозлили Отто:

– Конечно, уверен, я отлично умею драться и с удовольствием надеру задницу вашему чемпиону, – поспешил заверить он.

– Э, не, парень, так не пойдет, – устроитель все же не хотел превратить свои бои в бесславное избиение молодого мальчишки, – сначала покажи, что ты умеешь, мне.

– Мне будет, чем вас удивить, если вы этого так хотите, – глядя с вызовом, ответил парень и зажег на кончиках пальцев молнию, – как на счет этого?

Устроитель тут же схватил его руку и накрыл своей, скрывая искры от окружающих.

– Не так быстро, малец, – проговорил он, наклоняясь к самому уху Отто, – мы тут таким не промышляем, но я могу подсказать местечко, где твоим талантам будут рады…

И вот уже Отто, следуя полученным указаниям, вошел в темный и совершенно неприметный склад, затерявшийся среди многих и таких же портовых строений. Но это место скрывало от посторонних глаз один из постыдных секретов города – арену для нелегальных боев между магами.