Loe raamatut: «Мой лучший друг – брассист»

© Марина Тмин, 2023

ISBN 978-5-0059-6690-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

– Быстрее, быстрее! Да что с вами сегодня такое? Кучкова, работай ногами! Ногами работай! Меньшов, следи за дыханием! Один к трем плывем. Вы не укладываетесь в режим.

С тех пор, как группу, в которой занималась Катерина Кучкова, отдали под начало другого тренера, точнее, тренерши, объем нагрузок вырос в два, а то и в три раза, стало ясно, что кончилась райская пора. Все как-то резко повзрослели, осознав, что теперь они не просто малыши, которые ходят в бассейн поплескаться, а серьезные пловцы, коих ждет большое спортивное будущее. Валентина Георгиевна уже два месяца усиленно тренировала свою группу, не давая им спуску. Ребята, не привыкшие к подобным нагрузкам, путали задания, ходили со слипающимися глазами и еле перебирали ногами. На носу были Всероссийские соревнования, где каждый должен был проявить себя и показать, что лучшая школа водных видов спорта в их городе все еще достойна своего звания. Тренировки становились все сложнее день ото дня, одного выходного явно не хватало для восстановления потраченных усилий и энергии. Тренерша, точно не замечая усталости своих подопечных, предъявляла все новые и новые требования, которых становилось больше день ото дня. Смолкли прежние веселые разговоры, никто не шутил по пути в раздевалку, а там – вставали под горячую воду и по полчаса смотрели в пол невидящим взглядом. Никто никого не подкалывал, не обсуждал прошедшие полтора часа. Водное поло, бывшее раньше отдыхом по субботам, кануло в лету и казалось теперь злой издевкой. Зачем, собственно, было приучать к хорошему, если потом это все вырывалось с корнем?

Дождавшись, пока трое отстающих закончат выполнение задания и доплывут до бортика, где уже собрались все остальные, Валентина Георгиевна села на раскладной стул, который она везде носила с собой, обвела взглядом раскрасневшихся, запыхавшихся воспитанников, и заговорила:

– Поднимите руку те, кто понимает, почему я требую, чтобы вы выкладывались на двести процентов, кто понимает, что вам предстоит.

Шесть рук взметнулись в воздух, в том числе Катерины Кучковой, и Дениса Меньшова, которым досталось за недостаток старательности. Малыши, не собиравшиеся на соревнования, только пришедшие в плавание, или занимавшиеся год-другой, испуганно переглядывались друг с другом и шептались, повиснув на разделительной дорожке.

– Не виснем на дорожке! Подплывите к бортику и дышите! Меньшов и Кучкова, судя по тому, что я сейчас видела, вы ни черта не понимаете, что вам предстоит. На Всероссийские соревнования отправляют лучших, слышите, лучших пловцов со всей страны. И то, что наша спортивная школа считается самой престижной и результативной в городе, не дает вам права считать, что, попав в неё, вы автоматически становитесь хорошими спортсменами. Вам нужно вкалывать. У нас было не так много времени, я рискую всем, заявляя вас всех на эти соревнования, но раз вы оказались в моей группе, значит, у вас есть некоторая доля сообразительности, капелька таланта и воля к победе. И я надеюсь увидеть все это, поскольку до сего дня никто из вас еще не доказал, что достоин того, чтобы быть здесь и называться пловцом.

– Но мы не привыкли к таким нагрузкам, – еле слышно произнес Денис.

– Так привыкайте! – взвилась Валентина Георгиевна. – Вы полагаете, я взяла вас всех к себе просто так, за красивые глаза? Ошибаетесь! Мне нужна от вас работа. Мне нужны результаты. Ваш прежний тренер смотрел сквозь пальцы на вашу кривую технику, на вашу лень, на нежелание прикладывать усилия и работать. Здесь никто никого не держит. Не хотите тренироваться – плавайте с малышами, или возвращайтесь в прежнюю группу, три тренировки в неделю – ваш предел.

– Мы будем работать! – воскликнула Катерина.

– Что-то я не заметила, Кучкова чтобы ты выкладывалась на полную. Будем работать! Когда будете? Мне нужно, чтобы прямо сейчас вы все начали выкладываться. Вкалывать необходимо, вкалывать, иначе все так и останетесь неудачниками. Поплыли! Двенадцать по пятьдесят на руках, режим – сорок. Нечего дорожку оттягивать!

Катерина первой оттолкнулась от бортика, даже не обернувшись на оставшихся позади друзей. Она чувствовала, что пришла пора показать себя, проявить по-настоящему, доказать тренерше, что ее не напрасно приняли в группу, не напрасно поверили. Ей действительно не удавалось многое, не из-за лени или недостатка сил, их-то как раз было в избытке. В сознании маячила еще какая-то причина, мешавшая на пути к достижению лучших результатов. Как много всего было сокрыто внутри, и как мало удавалось извлечь на поверхность. Отчаянно перебирая руками и ногами, не обращая внимания на то, что вода затекла в очки, натянутые наспех, Катерина, или Кэт, как ее чаще всего называли, преодолела первые двести метров, не давая себе останавливаться, хотя ей прекрасно было известно, что в режим она укладывается. Наконец, дыхание сбилось окончательно, вода начала резать глаза, а руки налились свинцом. Катерина остановилась у бортика и посмотрела на секундомер.

– Давай же, думай. Я проплыла четыре раза без остановки, значит, секунд пятнадцать у меня должно быть. Дыши, Кэт, дыши.

Девушка сделала пять глубоких вдохов, протерла плавательные очки и поправила шапочку, сползшую на лоб.

– Ты чего встала? Нечего так гнать, и не вымотаешься за четыре раза.

– Тебе-то какое дело? Сам в режим не укладываешься. – Огрызнулась Кэт и резким отточенным движением оттолкнулась от бортика. Колобашка, зажатая между ног, норовила выскользнуть каждую секунду, злость на Меньшова, возомнившего себя неизвестно кем, только отнимала силы, которых и без того оставалось немного. До конца тренировки всего двадцать минут. Следовательно, это предпоследнее задание.

«Только бы не сдуться. Поднажми, Катерина. Пять раз осталось. Четыре раза. Остановись. Подыши. Нужно восстановиться. Смотри, Гиреев уже уплыл вперед. Самый ленивый и нахальный, а все равно любимчик у всех тренеров. Здоровый и безмозглый. Почему на него никто не орет? Постоянно опаздывает, хамит, делает все неохотно. Дыши, Катерина. Два раза осталось. Подумаешь, техника у него хорошая. Он же не старается совсем! Да, на соревнованиях хорошо выступает. А мы плохо, что ли? Меньшов недавно проплыл по кандидату, я тоже. Лехе просто повезло, и все тут. А нам приходится надрываться. Меньшов не хуже его плывет. Для меня – вообще другие нормативы, нас нельзя под одну гребенку косить. Это-то уж можно понять! Последние двадцать пять, Кэт!» Катерина сделала последний гребок и ухватилась рукой за бортик. Трое ее друзей уже стояли, опершись на стенку бассейна, и о чем-то разговаривали.

– О, великая спортсменка – Катерина Кучкова! – заголосил Гиреев, когда Кэт подобралась к ним поближе. – Утомилась?

– Нет, – огрызнулась Катерина, – о чем разговор?

– Тебя не касается. Плыви отсюда, раз не устала. Еще четыре подхода.

– Сам плыви, если тебе так нужно. – Катерина показала язык и отплыла в сторону, уступая место у бортика ребятам, заканчивающим последними.

Когда все справились с заданием, Валентина Георгиевна подала знак вылезти из воды, дождалась, пока все выстроятся перед ней, и вздохнула так тяжело, точно перед ней стояли не одни из лучших спортсменов в городе, а нашкодившие детсадовцы.

– Кучкова!

– Я. – Катерина выпрямилась и подняла взгляд на тренершу.

– Что это было?

– Я выкладывалась.

– Куда ты выкладывалась? Ты не поняла задание? Ты не знаешь, что значит – плыть в режиме?

– Знаю, – потупилась Кэт, почувствовав, как на глазах выступают слезы.

– Тогда какого черта ты плыла три по двести в своем темпе вместо двенадцати по пятьдесят в режиме, который я обозначила?

– Простите.

– Простите! На соревнованиях ты тоже будешь говорить «простите»?

– Нет, Валентина Георгиевна, просто…

– Это не просто. Не просто так вы сюда попали. В вас есть задатки, кто-то из вас даже умеет плавать, но этого недостаточно. Нужно работать, нужно всем сердцем желать победы, нужно ставить перед собой цели и достигать их, выжимая из себя все, на что вы способны, но при этом нужно еще и слушать, что вам говорит тренер. Думаете, вы первые и единственные, кого я тренирую? Нет, мои дорогие, выпускники нашей спортивной школы становились призерами и медалистами, кандидатами и мастерами спорта на протяжении многих лет. Знаете, по какой причине? А по такой, что они выполняли задания, которые им давали, и не разводили сопли, Кучкова.

Гиреев и Меньшов обернулись, заметили слёзы, катившиеся по Катерининой щеке, и захихикали.

– Вы двое ничем не лучше. Меньшов, ты вообще с трудом укладывался в режим. Гиреев, про тебя молчу. – Валентина Георгиевна выразительно посмотрела на парней, выдержала паузу и вытащила секундомер. – Сейчас плывем два по пятьдесят на время. Покажите мне результат своей упорной работы. Меньшов с Гиреевым – первые, Кучкова с Олыбахиным – вторые, Резников и Волков – третьи. Приготовились. На старт!

Катерина протерла очки, попыталась размять уставшие и забившиеся мышцы, но голова внезапно помутнела, и всё тело стало ватным. «Я ни за что не покажу хорошее время, сил совсем не осталось. Они уже доплывают. Надо же – Меньшов во время тренировки тянется в хвосте, а на старте чуть ли не обгоняет Гиреева. Откуда у него столько сил? У меня-то они уже на исходе. Может, отпроситься, сказать честно, что больше не могу? Это будет не так позорно, как показать плохой результат».

– Кучкова, на старт, не подведи.

Свисток. Рывок, доля секунды в полете, удар об воду. Что это за старт? Как давно прошли времена, когда было позволительно так плюхаться, да еще и отбивать живот. Ноги отказываются повиноваться, но мысль о том, что нужно показать себя, пора доказать всем, что Катерина на что-то способна, не дает расслабиться. Гребок, гребок, вдох, гребок, еще гребок, поворот. Нет сил сделать приличный выход, воздуха не хватает, можно дышать один к двум. Но за это ругают. Олыбахин почти на полкорпуса вырвался вперед, и Катерина ускорилась, на каждый ее вдох приходился один выкрик тренерши: «Давай!». Может, Валентина Георгиевна в нее верит, может, ей не все равно? Последние пять метров, два, касание.

– Кучкова!

Катерина напряглась, с трудом поборола желание погрузиться под воду и не выныривать оттуда, пока все не закончится, пока все не разойдутся, пока тренерша не поднимется наверх, в тренерскую, не закроет за собой дверь, не уедет домой. Потом придет уборщица, разложит весь неубранный спортинвентарь, вымоет бортики, напевая себе под нос что-то невнятное, выключит свет, и тогда, под покровом темноты, Катерина поднимется со дна, вдохнет и вылезет на сушу, упиваясь своим стыдом и позором.

– Не так уж плохо. Вылезай давай, еще не все проплыли. Волков, Резников, на старт!

Неплохо? Неплохо? Она сказала – неплохо! Силы сразу вернулись к девушке, ей даже захотелось пройтись колесом, или станцевать, или обнять Меньшова, и главное – петь. Как только ей могло прийти в голову спрятаться под водой от проблем? Спортсмены – не страусы, они не зарываются в песок, (или правильно сказать – в воду?), а идут навстречу неудачам, чтобы стать сильнее, преодолеть себя и свои страхи, стать лучше. Через тернии к звездам. Меньшов и Гиреев стояли в стороне, разминались, готовясь ко второму старту. Увидев Кэт, оба отвесили шутливый поклон и расступились, чтобы девушка смогла присесть.

– Не так уж плохо? – Спросил Дэн.

– Вот именно. А вы как проплыли?

– Валя сказала, что как говно, которому просто повезло, что оно не тонет.

– Да ладно! Я же видела, как вы плыли. Ты, Дэн, вообще молодец!

– Тебя забыл спросить, – фыркнул Меньшов.

– Я же серьезно. У нее просто такая методика – стимулировать не похвалой, а руганью. Чтобы мы не расслаблялись.

– Больно много ты знаешь, – влез в разговор Леха.

Катерина скривилась, но сказать ничего не успела, поскольку Валентина Георгиевна дала отмашку на старт.

– Пошевеливайтесь, вы двое! Вас вся группа ждет.

Еще один старт, и снова головокружение, тело совершенно не слушается, Кэт сама понимала, что плывет хуже некуда, и техника захромала, и дыхание не удается держать, за такие короткие вдохи невозможно получить достаточно кислорода. Поворот получился неудачный, оттолкнуться как следует не вышло, и в этот раз Олыбахин обошел девушку на целый корпус. В самом конце дистанции Катерина выжала из себя все, что могла, но по выражению лица тренерши было ясно – до хорошего результата еще пахать и пахать. В ответ на вопрос о времени Валентина Георгиевна лишь цокнула языком и приказала готовиться следующим.

– Что, чемпионка, в этот раз тоже как говно?

– Да помолчи ты, наконец, – огрызнулась Кэт, опустившись на скамейку.

Все мышцы сковало, а в горло точно воткнули раскаленный лом, и несколько раз его провернули, голова раскалывалась на части, во рту пересохло.

– Успеем закупаться? – спросила Кэт, глядя на часы – до конца тренировки оставалось пять минут.

– Не думаю, – ответил Меньшов, – еще две пары малышей поплывут.

– Валентина Георгиевна, можно идти?

– Идите. Сбор наверху через пятнадцать минут. Без опозданий, ждать не буду. Пропустите что-то важное – пеняйте на себя.

– А как же душ? – простонал Гиреев.

– Быстренько сполоснулись и вылезли, нечего нежиться.

До чего приятно было стоять после тренировки под струями горячей воды, чувствовать, как мышцы расслабляются, смотреть, как утекает вода и ощущать приятное жжение, легкое покалывание и ни с чем несравнимое опустошение и усталость. Лишать душа после такой утомительной работы было просто жестоко. Валентина Георгиевна сама порой задерживалась, но если кто-то из подопечных приходил на две минуты позже начала собрания, превращалась в разъяренного тигра, готового разорвать провинившегося ученика на куски. Катерина собрала свой инвентарь в большую сетчатую сумку, накинула полотенце на плечи и медленно побрела к выходу, стараясь не смотреть на широкую спину Меньшова, маячившую перед ней.

– Захватить твою сумку? – неожиданно спросил нагнавший девушку Леха.

– Если не сложно, – улыбнулась Кэт. Проявления любезностей со стороны друзей были не таким уж частым явлением, так что отказываться было глупо, да и к тому же – если избавиться от мешка, не придется делать крюк, удастся сэкономить немного времени и хотя бы чуть-чуть постоять под душем.

– Не сложно, иначе не стал бы предлагать.

Леха забрал у Кэт мешок и скрылся за дверью, ведущей в коридор, волоча за собой два мешка. Катерина направилась в раздевалку. Покопавшись в рюкзаке, девушка извлекла оттуда мыльницу и мочалку, почувствовала, что последние силы ее покидают, и поход в душ кажется немыслимо трудной, практически невыполнимой задачей. Кэт медленно опустилась на лавку, крепко вцепившись в нее, чтобы не потерять равновесие и не упасть на пол.

– Ну же, Кэт, вставай, иначе опоздаешь на собрание, – уговаривала себя Катерина. Но против обессиливания самые весомые аргументы не значат ровным счетом ничего. Усталость оказалась сильнее страха перед гневом тренерши, и девушка потеряла сознание.

– Катерина! Кучкова! Кучкова! Ты уснула там, что ли?

Кэт нехотя приподняла голову, но глаз открыть не сумела. Ей снился такой чудесный сон! Она лежала на огромной зеленой поляне, залитой солнечным светом, вокруг – цветы, вдалеке виднеется огромное прохладное озеро, вместе с Меньшовым они расстелили плед на земле, рядом поставили корзинку с провизией, и рассматривают облака, выдумывая, на что они похожи. Вон то – совсем как морской котик, а это – похоже на пингвина, а то, далекое – маска с трубкой для плавания.

От внезапного вторжения сон изменился, плед, на котором они лежали, связал Катерину по рукам и ногам, Меньшов превратился в Валентину Георгиевну, она – в классную руководительницу Кэт, а та, в свою очередь, в зловещего пингвина в маске, который грозно кричит, нависая над ничего не понимающей девушкой:

– Кучкова, тебя все уже ждут! Тебе никогда не стать олимпийской чемпионкой. Ты слабая, жалкая неудачница! Хо-хо-хо!

Наконец, Катерина стряхнула с себя остатки сна и огляделась. В раздевалке никого, кроме нее самой, рюкзак валяется на полу, мыло выскользнуло из мыльницы и чуть не закатилось под шкафчик. В дверь кто-то усердно барабанит, и нет ни лужайки, ни пледа, ни облаков. Девушка встала и подошла к двери – Гиреев злобно глядел на нее, не переставая ругаться.

– Ты уже на пять минут опоздала! Что с тобой такое? Думаешь, тебя один раз похвалили, и ты теперь королева в этом бассейне? Нам всем, между прочим, влетело из-за тебя, и еще сильнее влетит, если ты сейчас же не притащишь свою задницу на балкон.

– Я сама не заметила, как уснула, – начала оправдываться Кэт, впопыхах хватая то рюкзак, то мыльницу, то одежду из шкафчика. Все валилось из рук, и глаза снова наполнялись слезами. Леха, стоявший в дверях, ухмылялся и поторапливал девушку. – Да замолчи ты, Гиреев, сколько можно. Иди наверх, скажи, что я сейчас буду.

– Я не почтовый голубь. Передавать ничего не стану. И отдуваться за тебя тоже никому не хочется, так что лучше шевелись быстрее.

Какой же противный, подумала Кэт, кое-как затолкала вещи в рюкзак, сгребла в охапку то, что не поместилось, и, завернувшись в полотенце, понеслась наверх, наступая на пятки Гирееву. Собрание шло полным ходом, никто не обратил внимания на запыхавшуюся Катерину и Леху, чинно усевшегося на свое место рядом с Меньшовым. Валентина Георгиевна даже не посмотрела на вновь прибывших, она продолжала, как ни в чем не бывало:

– Поставьте родителей в известность, они должны позвонить мне и сообщить свое решение не позднее, чем на следующей неделе. Теперь по поводу соревнований. Свои дистанции вы все знаете, так что с этим вопросов быть не должно.

– Валентина Георгиевна, – перебила ее Кэт, и сразу же об этом пожалела.

– Наша новая звезда, Катерина Кучкова. Аплодисменты, пожалуйста, сейчас нам сообщат нечто важное. Мало того, что ты опоздала, так еще и переодеться не успела. Не буду тебя спрашивать, чем же ты была так занята, что за двадцать минут не удосужилась даже снять купальник. И тебе еще хватает наглости меня перебивать?

– Извините, я хотела сказать…

– Меня не интересует, что ты хотела сказать. Свободна.

– Но Валентина Георгиевна, – воспротивилась Катерина.

– Никаких «Но, Валентина Георгиевна». Свободна. Я не буду продолжать, пока ты не встанешь и не уйдешь отсюда. Что ты вообще о себе возомнила? Срываешь мне собрание, из-за тебя вся группа задерживается, и нам приходится смотреть на твои синюшные губы, поскольку ты не успела переодеться. Убирайся. Мы снова ждем только тебя.

Катерина обвела глазами одногруппников, ища поддержки хоть в одном взгляде, но все отводили взор, не желая подставляться под удар. Только Гиреев смотрел в упор, как бы торжествуя. Медленно, стараясь не расплакаться, Кэт собрала вещи и, придерживая одной рукой полотенце, вышла с балкона. На лестнице она споткнулась, и ей почудилось, что отовсюду слышен громкий смех и свист, все кричат, со всех сторон улюлюкают и хохочут, и уже не десять человек, а десять сотен, и каждый из них знает, что Кучкова – позор всей группы. Бездарная, слабая, жалкая неумеха.

– Ну же, Кэт, возьми себя в руки. Вот так. Вытри слезы. Они ничего не понимают. Никто из них не знает тебя, ни один. Они не стоят того, чтобы так расстраиваться.

Утешая саму себя, Катерина вернулась в раздевалку, и назло тренерше включила горячую воду, встала под душ и разрыдалась от того, как все несправедливо. Она же старается, и у нее получается не хуже других. Просто все навалилось разом. Взросление это дурацкое, рассеянность, бесконечная усталость и сонливость, неурядицы в школе, переход от прежнего тренера, пускай вместе со старыми друзьями, но все же – стресс, и друзей таких… врагу не пожелаешь! Да еще и Гиреев стал совершенно несносным.

Успокоившись, девушка выключила воду, вытерлась кое-как, оделась и вышла в фойе. Кэт не могла понять, как долго она простояла под душем, и кончилось ли уже собрание. Конечно, всегда можно спросить у администратора или гардеробщицы, но все они кажутся такими недружелюбными. Весь мир кажется таким недружелюбным. И чем она это все заслужила? Она же просто пытается делать то, что любит, дружить со всеми, помогать, поддерживать, учиться хорошо, угождать родителям, учителям, тренерше. Показывать лучшие результаты, и в школе, и в бассейне. Но все равно все на нее ополчились. Чем она, Кэт, хуже других?

– Ты чего задержалась так, деточка? Почти все твои уже ушли, – заметила гардеробщица, протягивая Катерине ее зимнее пальто и сменную обувь. – Мальчишка все высматривал тебя, а потом махнул рукой и ушел.

– Какой мальчишка?

– Высокий такой, крупный, уж как зовут – не припомню. Дружите вы с ним, вроде.

– А-а, спасибо, – разочарованно протянула Кэт. С Гиреевым они, конечно, дружили, но иногда он бывал совершенно невыносимым, особенно – сегодня, и в таких расстроенных чувствах Кэт меньше всего хотелось идти с ним на остановку. Перед глазами все еще стояла Лехина противная ухмылка и самодовольный вид, когда он «доставил» Катерину на собрание. Лучше уж одной, чем с этим придурком, решила Кэт.

Автобус, судя по всему, был заодно со всем миром, настроенным недружелюбно по отношению к Катерине, и ей пришлось идти пешком. Путь неблизкий, но, как оказалось, это было именно то, что нужно! Не знавала история еще таких проблем, которых не смогла бы решить длительная прогулка в одиночестве, даже если ты не собирался гулять. Пускай все катится в тартарары, пускай на улице минус, а у тебя мокрая голова, пускай ты устал на тренировке настолько, что уснул в раздевалке, хорошая прогулка все равно способна исцелить душевную боль. Тем более – что такое семь километров для спортсмена? Так, чуть больше часа быстрым шагом, ровное дыхание и полный порядок в голове.

Подходя к дому, Катерина уже была уверена, что все ее проблемы гроша ломаного не стоят, и все можно легко и просто уладить, нужно только немного передохнуть, объясниться с Гиреевым и Меньшовым, извиниться перед Валентиной Георгиевной, и чуть-чуть постараться, чтобы извлечь свои скрытые внутренние ресурсы. Тогда-то все пойдет на лад.

***

К сожалению, очень часто наши радужные прогнозы, какими бы реалистичными они ни были, не сбываются. Не потому, что мы прикладываем недостаточно усилий, и уж, конечно же, не потому, что не заслуживаем того, чтобы все в жизни наладилось. Просто иногда наступает черная полоса, от которой не убежать одним усилием воли, судьба испытывает нас на прочность, и то, что казалось таким обнадеживающим вчера, сегодня становится угнетающим и беспросветным. И до чего трудно в такие дни сохранять и поддерживать в сердце огонек надежды, не давая ему затухнуть. Особенно непросто это, когда тебе вот-вот исполнится пятнадцать, и кажется, что рушится весь привычный уклад, самые прочные столпы, на которых держалось все твое прежнее существование.

Откуда было знать Катерине, до этого не ведавшей ни сильных обид, ни жестоких разочарований, что любая боль – временна? Кто может объяснить ребенку, что все проходит, и вслед за тьмой на земле обязательно воцаряется свет? Все – циклично, все повторяется, и утихают пожары в груди, и возвращается вера в себя, и жить становится так чудесно, что спустя некоторое время ты улыбаешься прежним расстройствам, и недоумеваешь, как же они могли взять верх.

Невозможно строго судить подростка, напуганного, одинокого, которому кажется, что все внезапно озлобились, огрубели, и никому нет дела до его переживаний.

Катерина печалилась все сильнее день ото дня, недосыпала, начала меньше есть, отчего внимание ее рассеивалось все сильнее, а тело то и дело подводило, став совершенно непослушным. Чем ближе подступал решающий день, тем требовательнее становилась тренерша, тем больше плакала и пугалась Катерина, утратившая поддержку со стороны друзей, одинокая, измученная, сомневающаяся в себе.

Прежде ей никогда не доводилось сталкиваться с таким равнодушием. Обычно все вокруг относились к ней хорошо или хотя бы сносно. Но никогда еще не делали вид, что ее не существует. Пускай бы Меньшов и Гиреев продолжали над ней подшучивать, пытаться задеть, это было привычно, и снести подобное отношение проще, нежели смиряться с каким-то негласно объявленным бойкотом. На каждой тренировке, останавливаясь, чтобы передохнуть, Катерина мечтала, что кто-нибудь обратится к ней. То и дело она сама пыталась завязать разговор, но окружающие словно оглохли. Во время разминки каждый старался отсесть или отойти подальше, парни что-то обсуждали, смеялись, а ей оставалось только проглатывать эту обиду. Валентина Георгиевна ничего не замечала, а если и видела, что девушке тяжело, то оставалась безучастна. Отношения в группе, в общем-то, не ее проблемы. Плавание – не командный спорт. Важен каждый участник по отдельности.

– Кучкова, ноги подключай! Ты похожа на вареную сосиску, которую уносит течением. Кто за тебя будет плыть на соревнованиях? Волкова в купальник нарядим? Он и то лучше проплывет!

– Я стараюсь, Валентина Георгиевна, честное слово, – возражала Катерина, захлебываясь слезами.

– Что мне с твоего честного слова? На нем далеко не уплывешь! Работай, Кучкова. Тебе еще в эстафете плыть, или придется поменять тебя на Олыбахина.

– Я поплыву в эстафете? – Удивилась Кэт.

– Ты еще скажи, что не знала об этом! – возмутилась тренерша. – Назови мне свои дистанции.

– Я…я…не знаю.

– Не знает она! А кто должен знать? Я все знать должна? Может, мне и плыть вместо тебя прикажешь?

Гиреев хихикнул, а Олыбахин оскалился, выставляя напоказ слишком крупные передние зубы, отчего стал похож на злобного хорька. В любое другое время Катерину это рассмешило бы, но сейчас она готова была ударить противного одногруппника, и Гиреева, и Меньшова. Кого угодно, только бы избавиться от этой обиды, душившей ее. Дэн внезапно оказался рядом с ней и так тихо, что едва можно было разобрать, прошептал:

– Сто, двести и четыреста вольным, двести и четыреста комплексом, и две эстафеты – пятьдесят кролем и двадцать пять на спине.

– Меньшов! Думаешь, я слепая? Или тупая? – Взревела Валентина Георгиевна. – Всё, хватит испытывать мое терпение, освободили дорожки. Быстро, быстро, все – вон из воды.

Ребята зашевелились, торопя друг друга, и через несколько секунд две дорожки были свободны. Одного малыша, еле барахтавшегося в воде, вытащили за руки из бассейна, и выстроились перед тренершей.

– Меньшов, двадцать подходов по десять отжиманий. Гиреев и Кучкова готовятся на старт.

– А я-то за что? – простонал Леха, но спорить не стал, поправил очки и, недовольно покосившись на Кэт, поднялся на тумбочку.

– Кучкова, мне палкой тебя гнать?

– Не нужно палкой, – промямлила Катерина, вставая на соседнюю с Гиреевым тумбу, и невольно оглядываясь на Меньшова, отдувавшегося за то, что впервые за такой продолжительный период, он не остался равнодушным к ее проблемам, решил помочь и подсказать. А его за это наказали!

– Сколько плыть? – поинтересовался Леха.

– Все дистанции Катерины. Ты-то, небось, лучше ее знаешь, чем и сколько она плывет на соревнованиях. Я погляжу, вы тут все осведомлены о её дистанциях гораздо лучше самой Кучковой.

– Нет. То есть – да, я в курсе.

– Если что, спросишь у Меньшова, он у нас вместо справочного центра сегодня. Приготовились. На старт.

Катерина, покрасневшая от стыда, задыхающаяся от слез, возмущенная несправедливостью, сделала неудачный старт, и Гиреев сразу же оторвался на три четверти корпуса, воспользовавшись ее заминкой. На вдохах Кэт видела, что тренерша идет вдоль бассейна и что-то кричит, но слов разобрать не могла. В ушах звенело, и ватные ноги никак не желали грести быстрее, сильнее, лучше. Развернувшись, Кэт хлебнула воды и закашлялась, она плыла теперь наугад – не видя и не слыша ничего вокруг. В голове крутились только обидные слова тренерши, недружелюбный взгляд Гиреева, и отчаянная попытка Дениса помочь ей выпутаться. Сто метров с горем пополам удалось преодолеть, кашляя, Катерина вылезла из бассейна, чуть не свалившись назад в воду. Протерла запотевшие стекла очков и увидела Меньшова, все еще отжимавшегося в стороне. Вся остальная группа молча сидела на скамейках, глядя на Катерину и Алексея. Валентина Георгиевна покачала головой, взглянув на секундомер, и снова свистнула, призывая занять стартовую позицию.

– Ты за это заплатишь, – прошипел Гиреев, наклоняясь к тумбочке.

– Я за это уже плачу, – возразила Катерина, – и даже не знаю, за что – за это.

– Прекратить разговоры. На старт.

Сигнал. Снова вода в очках, боль в мышцах, сковывающая пустота внутри, и столько обиды, что кажется – стоит ей материализоваться и выплеснуться наружу, бассейн выйдет из резервуара, смоет всю группу, и Валентину Георгиевну с секундомером, и ее складной стул, и незаслуженно наказанного Меньшова. Катерина задумалась и не заметила, как подплыла к бортику. Не успев вовремя спохватиться, она сделала совсем плохой поворот, и сильно ударилась головой. Выход удался немного лучше. Двести метров, все же, более приятная дистанция, чем сто. А четыреста – совсем хорошая, одна из самых любимых. Только бы силы остались. Только бы дотянуть. Гиреева не было видно, и Кэт решила, что отстала настолько сильно, что он скрылся из виду. Нужно поднажать, совсем немного осталось. Кто знает – вдруг, если она хорошо преодолеет эту дистанцию, наказание отменят, и они все спокойно пойдут в душ, а потом дружно посмеются над этой ситуацией, идя вместе на остановку, как нередко случалось раньше?

Кэт размечталась и забыла, что нужно считать, сколько она проплыла, так что, преодолев двести метров, она развернулась и ринулась дальше. Хоть бы раз обогнать этого мерзкого Гиреева с его противной ухмылкой!

– Кучкова! – Голос тренерши вырвал Катерину из мечтаний о том, как она легко и свободно обходит Леху на повороте, вырывается вперед, ее приглашают в сборную, потом берут на олимпиаду, и вот она уже олимпийская чемпионка, и Валя раскаивается, что была к ней несправедлива, недооценила, не разглядела. – Остановись немедленно! У тебя совершенно рассеянное внимание! Сколько ты проплыла?

– Не знаю… сто семьдесят пять?

– Двести двадцать пять. Ты слышала когда-нибудь, чтобы на соревнованиях была такая дистанция? Или это твое собственное изобретение? Может, еще новый способ плавания придумала? Поделись с нами своими гениальными идеями, роящимися в твоей задумчивой головушке.

– Простите, Валентина Георгиевна, – взмолилась Кэт.

– Выметайся из воды. И поднимись ко мне, когда переоденешься.