Maht 50 lehekülgi
1937 aasta
Мой Пушкин
Raamatust
«… В красной комнате был тайный шкаф.
Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери – «Дуэль».
Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням – а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый – Пушкин, отходящий – Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.
Первое, что я узнала о Пушкине, это – что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт, а Дантес – француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета …»
Žanrid ja sildid
если вы сохранили возможность возврата к детским ощущениям, если вы ребенком тайком читали книги, если вам нравится настоящий, сочный русский язык, если у вас хорошее воображение,– то обязательно прочтите эти волшебные воспоминания
Из всей прозы Марины Цветаевой это произведение мне понравилось больше всех. Действительно о Пушкине рассказано с такой любовью, что захотелось перечитать его стихи. Вспомнилось как в книге «Наталья Гончарова (жизнь и творчество)» Цветаева набрасывалась на поэта в попытках защитить Наталью Гончарову, проявляя чисто женскую солидарность. Как бросается женщина на защиту другой женщины, когда ее обижает мужчина. Здесь же столько любви и нежности к поэту. Детские воспоминания о первом знакомстве с поэтом. Многие ли из нас с творчеством поэта познакомились в таком юном возрасте?
книга не много сложно читается,но о Пушкине здесь рассказано с такой любовью и в таких подробностях что захотелось перечитать произведения Пушкина
Если вы до сих пор не читали этого эссе – стыд вам и позор. Если вы читали, и после не ринулись перечитывать Пушкина по-новому, вы – бесчувственный человек. Ну а если вы теперь боготворите Пугачева, Пушкина и Цветаеву – я вас вполне понимаю.
Цветаевский гений сочетается с гением Пушкина; поэт предлагает вольное, вдохновенное прочтение другого поэта. Это эссе не заменит вам своей точки зрения, но покажет вам идеал настоящего, прочувствованного понимания литературы. В эссе Цветаевой нет чертногусломит-какой терминологии, но есть чувство, что намного важнее.
В общем, к прочтению обязательно!
Скамейка, на которой они _не_ сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда - когда
расставались. Никогда не любила - когда садились, всегда - когда расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он _не_ любил (это я
поняла), потому и не сел, любила _она_, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он
говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес - она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому
что стояла она только потому, что _он_ стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно.
Пушкин меня заразил любовью. Словом - любовь. Ведь разное: вещь, которую никак не зовут - и вещь, которую _так_ зовут.
Я вещи и книги, а потом и своих детей, и вообще детей, неизменно любила и люблю - еще и на вес.
. Когда жарко в груди, в самой грудной ямке (всякий знает!) и никому не говоришь - любовь. Мне всегда было жарко в груди, но я не знала, что это любовь.
Ибо Татьяна до меня повлияла еще на мою мать. Когда мой дед, А. Д, Мейн, поставил ее между любимым и собой, она выбрала, отца, а не любимого, и
замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински, ибо "для бедной Тани все были жребии равны" - а моя мать выбрала самый тяжелый жребий - вдвое старшего вдовца с двумя детьми, влюбленного в покойницу, - на детей и на чужую беду вышла замуж, любя и продолжая любить - _того_, с которым потом никогда не искала встречи и которому, впервые и нечаянно встретившись с ним на лекции
мужа, на вопрос о жизни, счастье и т. д., ответила: "Моей дочери год, она очень крупная и умная, я совершенно счастлива..." (Боже, как в эту минуту
она должна была меня, умную и крупную, ненавидеть за то, что я - не _его_ дочь)!
Так, Татьяна не только на всю мою жизнь повлияла, но на самый факт моей жизни: не было бы пушкинской Татьяны - не было бы меня.
Ибо женщины _так_ читают поэтов, а не иначе.
Ülevaated, 4 ülevaadet4