Полное собрание стихотворений

7. “Ты, срывающая покров…”

Ты, срывающая покров

С катафалков и с колыбелей,

Разъярительница ветров,

Насылательница метелей,

Лихорадок, стихов и войн,

– Чернокнижница! – Крепостница! —

Я заслышала грозный вой

Львов, вещающих колесницу.

Слышу страстные голоса —

И один, что молчит упорно.

Вижу красные паруса —

И один – между ними – черный.

Океаном ли правишь путь,

Или воздухом – всею грудью

Жду, как солнцу, подставив грудь

Смертоносному правосудью.

26 июня 1916

8. “На базаре кричал народ…”

На базаре кричал народ,

Пар вылетал из булочной.

Я запомнила алый рот

Узколицей певицы уличной.

В темном – с цветиками – платке,

– Милости удостоиться

Ты, потупленная, в толпе

Богомолок у Сергий-Троицы,

Помолись за меня, краса

Грустная и бесовская,

Как поставят тебя леса

Богородицей хлыстовскою

27 июня 1916

9. “Златоустой Анне – всея Руси…”

Златоустой Анне – всея Руси

Искупительному глаголу, —

Ветер, голос мой донеси

И вот этот мой вздох тяжелый.

Расскажи, сгорающий небосклон,

Про глаза, что черны от боли,

И про тихий земной поклон

Посреди золотого поля.

Ты в грозовой выси

Обретенный вновь!

Ты! – Безымянный!

Донеси любовь мою

Златоустой Анне – всея Руси!

27 июня 1916

10. “У тонкой проволоки над волной овсов…”

У тонкой проволоки над волной овсов

Сегодня голос – как тысяча голосов!

И бубенцы проезжие – свят, свят, свят —

Не тем же ль голосом, Господи, говорят.

Стою и слушаю и растираю колос,

И темным куполом меня замыкает – голос.

Не этих ивовых плавающих ветвей

Касаюсь истово, – а руки твоей.

Для всех, в томленьи славящих твой подъезд, —

Земная женщина, мне же – небесный крест!

Тебе одной ночами кладу поклоны,

И все твоимиочами глядят иконы!

1 июля 1916

11. “Ты солнце в выси мне застишь…”

Ты солнце в выси мне застишь,

Все звезды в твоей горсти!

Ах, если бы – двери настежь! —

Как ветер к тебе войти!

И залепетать, и вспыхнуть,

И круто потупить взгляд,

И, всхлипывая, затихнуть,

Как в детстве, когда простят.

2 июля 1916

12. “Руки даны мне – протягивать каждому обе…”

Руки даны мне – протягивать каждому обе,

Не удержать ни одной, губы – давать имена,

Очи – не видеть, высокие брови над ними —

Нежно дивиться любви и – нежней – нелюбви.

А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,

Безостановочно ходит и ходит в груди, —

Это – кто знает? – не знаю, – быть может, – должно

быть —

Мне загоститься не дать на российской земле!

2 июля 1916

<13>. “А что если кудри в плат…”

А что если кудри в плат

Упрячу – что вьются валом,

И в синий вечерний хлад

Побреду себе........

– Куда это держишь путь,

Красавица – аль в обитель?

– Нет, милый, хочу взглянуть

На царицу, на царевича, на Питер.

– Ну, дай тебе Бог! – Тебе! —

Стоим опустив ресницы.

– Поклон от меня Неве,

Коль запомнишь, да царевичу с царицей.

…И вот меж крылец – крыльцо

Горит заревою пылью,

И вот – промеж лиц – лицо

Горбоносое и волосы как крылья.

На лестницу нам нельзя, —

Следы по ступенькам лягут.

И снизу – глаза в глаза:

– Не потребуется ли, барынька, ягод?

28 июня 1916

“Белое солнце и низкие, низкие тучи…”

Белое солнце и низкие, низкие тучи,

Вдоль огородов – за белой стеною – погост.

И на песке вереница соломенных чучел

Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,

Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд…

Старая баба – посыпанный крупною солью

Черный ломоть у калитки жует и жует.

Чем прогневили тебя эти серые хаты,

Господи! – и для чего стольким простреливать грудь?

Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,

И запылил, запылил отступающий путь…

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,

Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой

О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же

Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

3 июля 1916

“Вдруг вошла…”

Вдруг вошла

Черной и стройной тенью

В дверь дилижанса.

Ночь

Ринулась вслед.

Черный плащ

И черный цилиндр с вуалью.

Через руку

В крупную клетку – плед.

Если не хочешь муку

Принять, – спи, сосед.

Шаг лунатик. Лик

Узок и ярок.

Горячи

Глаз черные дыры.

Скользнул на колени

Платок нашейный,

И вонзились

Острия локтей – в острия колен.

В фонаре

Чахлый чадит огарок.

Дилижанс – корабль,

Дилижанс – корабль.

Лес

Ломится в окна.

Скоро рассвет.

Если не хочешь муку

Принять – спи, сосед!

23 июля 1916

“Искательница приключений…”

Искательница приключений,

Искатель подвигов – опять

Нам волей роковых стечений

Друг друга суждено узнать.

Но между нами – океан,

И весь твой лондонский туман,

И розы свадебного пира,

И доблестный британский лев,

И пятой заповеди гнев, —

И эта ветреная лира!

Мне и тогда на земле

Не было места!

Мне и тогда на земле

Всюду был дом.

А Вас ждала прелестная невеста

В поместье родовом.

По ночам, в дилижансе, —

И за бокалом Асти,

Я слагала Вам стансы

О прекрасной страсти.

Гнал веттурино,

Пиньи клонились: Salve!^[27]

Звали меня – Коринной,

Вас – Освальдом.

24 июля 1916

Даниил

1. “Села я на подоконник, ноги свесив…”

Села я на подоконник, ноги свесив.

Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?

– Это я пришла. – Зачем? – Сама не знаю.

– Время позднее, дитя, а ты не спишь.

Я луну увидела на небе,

Я луну увидела и луч.

Упирался он в твое окошко, —

Оттого, должно быть, я пришла…

О, зачем тебя назвали Даниилом?

Все мне снится, что тебя терзают львы!

26 июля 1916

2. “Наездницы, развалины, псалмы…”

Наездницы, развалины, псалмы,

И вереском поросшие холмы,

И наши кони смирные бок о бок,

И подбородка львиная черта,

И пасторской одежды чернота,

И синий взгляд, пронзителен и робок.

Ты к умирающему едешь в дом,

Сопровождаю я тебя верхом.

(Я девочка, – с тебя никто не спросит!)

Поет рожок меж сосенных стволов…

– Что означает, толкователь снов,

Твоих кудрей довременная проседь?

Озерная блеснула синева,

И мельница взметнула рукава,

И, отвернув куда-то взгляд горячий,

Он говорит про бедную вдову…

Что надобно любить Иегову…

И что не надо плакать мне – как плачу…

Запахло яблонями и дымком,

– Мы к умирающему едем в дом,

Он говорит, что в мире все нам снится…

Что волосы мои сейчас как шлем…

Что все пройдет… Молчу – и надо всем

Улыбка Даниила-тайновидца.

26 июля 1916

3. “В полнолунье кони фыркали…”

В полнолунье кони фыркали,

К девушкам ходил цыган.

В полнолунье в красной кирке

Сам собою заиграл орган.

По лугу металась паства

С воплями: Конец земли!

Утром молодого пастора

У органа – мертвого нашли.

На его лице серебряном

Были слезы. Целый день

Притекали данью щедрой

Розы из окрестных деревень.

А когда покойник прибыл

В мирный дом своих отцов —

Рыжая девчонка Библию

Запалила с четырех концов.

28 июля 1916

“Не моя печаль, не моя забота…”

Не моя печаль, не моя забота,

Как взойдет посев,

То не я хочу, то огромный кто-то:

И ангел и лев.

Стерегу в глазах молодых – истому,

Черноту и жар.

Так от сердца к сердцу, от дома к дому

Вздымаю пожар.

Разметались кудри, разорван ворот…

Пустота! Полет!

Облака плывут, и горящий город

Подо мной плывет.

2 августа 1916

“И взглянул, как в первые раза…”

И взглянул, как в первые раза

Не глядят.

Черные глаза глотнули взгляд.

Вскинула ресницы и стою.

– Что, – светла? —

Не скажу, что выпита до тла.

Все до капли поглотил зрачок.

И стою.

И течет твоя душа в мою.

7 августа 1916

“Бог согнулся от заботы…”

Бог согнулся от заботы

И затих.

Вот и улыбнулся, вот и

Много ангелов святых

С лучезарными телами

Сотворил.

Есть с огромными крылами,

А бывают и без крыл.

Оттого и плачу много,

Оттого —

Что взлюбила больше Бога

Милых ангелов его.

15 августа 1916

“Чтоб дойти до уст и ложа…”

Чтоб дойти до уст и ложа —

Мимо страшной церкви Божьей

Мне идти.

Мимо свадебных карет,

Похоронных дрог.

Ангельский запрет положен

На его порог.

Так, в ночи ночей безлунных,

Мимо сторожей чугунных:

Зорких врат —

К двери светлой и певучей

Через ладанную тучу

Тороплюсь,

Как торопится от века

Мимо Бога – к человеку

Человек.

15 августа 1916

“Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…”

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,

Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою – как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,

Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя – замолчи! —

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты —

О проклятие! – у тебя остаешься – ты:

Два крыла твои, нацеленные в эфир, —

Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!

15 августа 1916

“И поплыл себе – Моисей в корзине…”

И поплыл себе – Моисей в корзине! —

Через белый свет.

Кто же думает о каком-то сыне

В восемнадцать лет!

С юной матерью из чужого края

Ты покончил счет,

Не узнав, какая тебе, какая

Красота растет.

Раззолоченной роковой актрисе —

Не до тех речей!

А той самой ночи – уже пять тысяч

И пятьсот ночей.

И не знаешь ты, и никто не знает,

– Бог один за всех! —

По каким сейчас площадям гуляет

Твой прекрасный грех!

26 август 1916

“На завитки ресниц…”

На завитки ресниц

Невинных и наглых,

На золотой загар

И на крупный рот, —

На весь этот страстный,

Мальчишеский, краткий век

Загляделся один человек

Ночью, в трамвае.

Ночь – черна,

И глаза ребенка – черны,

Но глаза человека – черней.

– Ах! – схватить его, крикнуть:

– Идем! Ты мой!

Кровь – моя течет в твоих темных жилах.

Целовать ты будешь и петь,

Как никто на свете!

Насмерть

Женщины залюбят тебя!

И шептать над ним, унося его на руках

по большому лесу,

По большому свету,

Все шептать над ним это странное слово: – Сын!

29 августа 1916

“Соперница, а я к тебе приду…”

Соперница, а я к тебе приду

Когда-нибудь, такою ночью лунной,

Когда лягушки воют на пруду

И женщины от жалости безумны.

И, умиляясь на биенье век

И на ревнивые твои ресницы,

Скажу тебе, что я – не человек,

А только сон, который только снится.

И я скажу: – Утешь меня, утешь,

Мне кто-то в сердце забивает гвозди!

И я скажу тебе, что ветер – свеж,

Что горячи – над головою – звезды…

8 сентября 1916

“И другу на руку легло…”

И другу на руку легло

Крылатки тонкое крыло.

Что я поистине крылата,

Ты понял, спутник по беде!

Но, ах, не справиться тебе

С моею нежностью проклятой!

И, благодарный за тепло,

Целуешь тонкое крыло.

А ветер гасит огоньки

И треплет пестрые палатки,

А ветер от твоей руки

Отводит крылышко крылатки…

И дышит: душу не губи!

Крылатых женщин не люби!

21 сентября 1916

Стихотворения 1916 – 1920 гг.

“Так, от века здесь, на земле, до века…”

Так, от века здесь, на земле, до века,

И опять, и вновь

Суждено невинному человеку —

Воровать любовь.

По камням гадать, оступаться в лужи

……………………………………..

Сторожа часами – чужого мужа,

Не свою жену.

Счастье впроголодь? у закона в пасти!

Без свечей, печей…

О несчастное городское счастье

Воровских ночей!

У чужих ворот – не идут ли следом? —

Поцелуи красть…

– Так растет себе под дождем и снегом

Воровская страсть…

29 сентября 1916

“И не плача зря…”

И не плача зря

Об отце и матери – встать, и с Богом

По большим дорогам

В ночь – без собаки и фонаря.

Воровская у ночи пасть:

Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит.

А зато научит

Петь и, в глаза улыбаясь, красть.

И кого-то звать

Длинным свистом, на перекрестках черных,

И чужих покорных

Жен под деревьями целовать.

Наливается поле льдом,

Или колосом – все по дорогам – чудно!

Только в сказке – блудный

Сын возвращается в отчий дом.

10 октября 1916

Евреям

Кто не топтал тебя – и кто не плавил,

О купина неопалимых роз!

Единое, что на земле оставил

Незыблемого по себе Христос:

Израиль! Приближается второе

Владычество твое. За все гроши

Вы кровью заплатили нам: Герои!

Предатели! – Пророки! – Торгаши!

В любом из вас, – хоть в том, что при огарке

Считает золотые в узелке —

Христос слышнее говорит, чем в Марке,

Матфее, Иоанне и Луке.

По всей земле – от края и до края —

Распятие и снятие с креста

С последним из сынов твоих, Израиль,

Воистину мы погребем Христа!

13 октября 1916

“Целую червонные листья и сонные рты…”

Целую червонные листья и сонные рты,

Летящие листья и спящие рты.

– Я в мире иной не искала корысти. —

Спите, спящие рты,

Летите, летящие листья!

17 октября 1916

“Погоди, дружок…”

Погоди, дружок!

Не довольно ли нам камень городской толочь?

Зайдем в погребок,

Скоротаем ночь.

Там таким – приют,

Там целуются и пьют, вино и слезы льют,

Там песни поют,

Пить и есть дают.

Там в печи – дрова,

Там тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож.

Там и я права,

Там и ты хорош.

Там одна – темней

Темной ночи, и никто-то не подсядет к ней.

Ох, взгляд у ней!

Ох, голос у ней!

22 октября 1916

“Кабы нас с тобой да судьба свела…”

Кабы нас с тобой да судьба свела —

Ох, веселые пошли бы по земле дела!

Не один бы нам поклонился град,

Ох мой родный, мой природный, мой безродный брат!

Как последний сгас на мосту фонарь —

Я кабацкая царица, ты кабацкий царь.

Присягай, народ, моему царю!

Присягай его царице, – всех собой дарю!

Кабы нас с тобой да судьба свела,

Поработали бы царские на нас колокола!

Поднялся бы звон по Москве-реке

О прекрасной самозванке и ее дружке.

Нагулявшись, наплясавшись на шальном пиру,

Покачались бы мы, братец, на ночном ветру…

И пылила бы дороженька – бела, бела, —

Кабы нас с тобой – да судьба свела!

25 октября 1916

“Каждый день все кажется мне: суббота…”

Каждый день все кажется мне: суббота!

Зазвонят колокола, ты войдешь.

Богородица из золотого киота

Улыбнется, как ты хорош.

Что ни ночь, то чудится мне: под камнем

Я, и камень сей на сердце – как длань.

И не встану я, пока не скажешь, пока мне

Не прикажешь: Девица, встань!

8 ноября 1916

“Словно ветер над нивой, словно…”

Словно ветер над нивой, словно

Первый колокол – это имя.

О, как нежно в ночи любовной

Призывать Элоима!

Элоим! Элоим! В мире

Полночь, и ветры стихли.

К невесте идет жених.

Благослови

На дело любви

Сирот своих!

Мы песчинок морских бесследней,

Мы бесследней огня и дыма.

Но как можно в ночи последней

Призывать Элоима!

11 ноября 1916

“Счастие или грусть…”

Счастие или грусть —

Ничего не знать наизусть,

В пышной тальме катать бобровой,

Сердце Пушкина теребить в руках,

И прослыть в веках —

Длиннобровой,

Ни к кому не суровой —

Гончаровой.

Сон или смертный грех —

Быть как шелк, как пух, как мех,

И, не слыша стиха литого,

Процветать себе без морщин на лбу.

Если грустно – кусать губу

И потом, в гробу,

Вспоминать – Ланского.

11 ноября 1916

“Через снега, снега…”

Через снега, снега —

Слышишь голос, звучавший еще в Эдеме?

Это твой слуга

С тобой говорит, Господин мой – Время.

Черных твоих коней

Слышу топот.

Нет у тебя верней

Слуги – и понятливей ученицы.

Рву за цветком цветок,

И целует, целует мой рот поющий.

– О бытие! Глоток

Горячего грога на сон грядущий!

15 ноября 1916

“По дорогам, от мороза звонким…”

По дорогам, от мороза звонким,

С царственным серебряным ребенком

Прохожу. Всё – снег, всё – смерть, всё – сон.

На кустах серебряные стрелы.

Было у меня когда-то тело,

Было имя, – но не все ли – дым?

Голос был, горячий и глубокий…

Говорят, что тот голубоокий,

Горностаевый ребенок – мой.

И никто не видит по дороге,

Что давным-давно уж я во гробе

Досмотрела свой огромный сон.

15 ноября 1916

“Рок приходит не с грохотом и громом…”

Рок приходит не с грохотом и громом,

А так: падает снег,

Лампы горят. К дому

Подошел человек.

Длинной искрой звонок вспыхнул.

Взошел, вскинул глаза.

В доме совсем тихо.

И горят образа.

16 ноября 1916

“Я ли красному как жар киоту…”

Я ли красному как жар киоту

Не молилась до седьмого поту?

Гость субботний, унеси мою заботу,

Уведи меня с собой в свою субботу.

Я ли в день святого Воскресенья

Поутру не украшала сени?

Нету для души моей спасенья,

Нету за субботой воскресенья!

Я ль свечей не извожу по сотням?

Третью полночь воет в подворотне

Пес захожий. Коли душу отнял —

Отними и тело, гость субботний!

21 ноября 1916

“Ты, мерящий меня по дням…”

Ты, мерящий меня по дням,

Со мною, жаркой и бездомной,

По распаленным площадям —

Шатался – под луной огромной?

И в зачумленном кабаке,

Под визг неистового вальса,

Ломал ли в пьяном кулаке

Мои пронзительные пальцы?

Каким я голосом во сне

Шепчу – слыхал? – О, дым и пепел! —

Что можешь знать ты обо мне,

Раз ты со мной не спал и не пил?

7 декабря 1916

“Я бы хотела жить с Вами…”

…Я бы хотела жить с Вами

В маленьком городе,

Где вечные сумерки

И вечные колокола.

И в маленькой деревенской гостинице —

Тонкий звон

Старинных часов – как капельки времени.

И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —

Флейта,

И сам флейтист в окне.

И большие тюльпаны на окнах.

И может быть, Вы бы даже меня любили…

Посреди комнаты – огромная изразцовая печка,

На каждом изразце – картинка:

Роза – сердце – корабль. —

А в единственном окне —

Снег, снег, снег.

Вы бы лежали – каким я Вас люблю: ленивый,

Равнодушный, беспечный.

Изредка резкий треск

Спички.

Папироса горит и гаснет,

И долго-долго дрожит на ее краю

Серым коротким столбиком – пепел.

Вам даже лень его стряхивать —

И вся папироса летит в огонь.

10 декабря 1916

“По ночам все комнаты черны…”

По ночам все комнаты черны,

Каждый голос темен. По ночам

Все красавицы земной страны

Одинаково – невинно – неверны.

И ведут друг с другом разговоры

По ночам красавицы и воры.

Мимо дома своего пойдешь —

И не тот уж дом твой по ночам!

И сосед твой – странно-непохож,

И за каждою спиною – нож.

И шатаются в бессильном гневе

Черные огромные деревья.

Ох, узка подземная кровать

По ночам, по черным, по ночам!

Ох, боюсь, что буду я вставать,

И шептать, и в губы целовать…

– Помолитесь, дорогие дети,

За меня в час первый и в час третий.

17 декабря 1916

“По ночам все комнаты черны…”

Так, одним из легких вечеров,

Без принятия Святых Даров,

– Не хлебнув из доброго ковша! —

Отлетит к тебе моя душа.

Красною причастной теплотой

Целый мир мне был горячий твой.

Мне ль дары твои вкушать из рук

Раззолоченных, неверных слуг?

Ртам и розам – разве помнит счет

Взгляд <бессонный> мой и грустный рот?

– Радостна, невинна и тепла

Благодать твоя в меня текла.

Так, тихонько отведя потир,

Отлетит моя душа в эфир —

Чтоб вечерней славе облаков

Причастил ее вечерний ковш.

1 января 1917

“Мне ль, которой ничего не надо…”

Мне ль, которой ничего не надо,

Кроме жаркого чужого взгляда,

Да янтарной кисти винограда, —

Мне ль, заласканной до тла и всласть,

Жаловаться на тебя, о страсть!

Все же в час как леденеет твердь

Я мечтаю о тебе, о смерть,

О твоей прохладной благодати —

Как мечтает о своей кровати

Человек, уставший от объятий.

1 января 1917

“День идет…”

День идет.

Гасит огни.

Где-то взревел за рекою гудок фабричный.

Первый

Колокол бьет.

Ох!

Бог, прости меня за него, за нее,

за всех!

8 января 1917

“Мировое началось во мгле кочевье…”

Мировое началось во мгле кочевье:

Это бродят по ночной земле – деревья,

Это бродят золотым вином – грозди,

Это странствуют из дома в дом – звезды,

Это реки начинают путь – вспять!

И мне хочется к тебе на грудь – спать.

14 января 1917

“Только закрою горячие веки…”

Только закрою горячие веки —

Райские розы, райские реки…

Где-то далече,

Как в забытьи,

Нежные речи

Райской змеи.

И узнаю,

Грустная Ева,

Царское древо

В круглом раю.

20 января 1917

“Милые спутники, делившие с нами ночлег…”

Милые спутники, делившие с нами ночлег!

Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб…

Рокот цыганских телег,

Вспять убегающих рек —

Рокот…

Ах, на цыганской, на райской, на ранней заре

Помните жаркое ржанье и степь в серебре?

Синий дымок на горе,

И о цыганском царе —

Песню…

В черную полночь, под пологом древних ветвей,

Мы вам дарили прекрасных – как ночь – сыновей,

Нищих – как ночь – сыновей…

И рокотал соловей —

Славу…

Не удержали вас, спутники чудной поры,

Нищие неги и нищие наши пиры.

Жарко пылали костры,

Падали к нам на ковры —

Звезды…

29 января 1917

“У камина, у камина…”

У камина, у камина

Ночи коротаю.

Все качаю и качаю

Маленького сына.

Лучше бы тебе по Нилу

Плыть, дитя, в корзине!

Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне.

Царский сон оберегая,

Затекли колена.

Ночь была… И ночь другая

Ей пришла на смену.

Так Агарь в своей пустыне

Шепчет Измаилу:

“Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне!”

Дорастешь, царек сердечный,

До отцовской славы,

И поймешь: недолговечны

Царские забавы!

И другая, в час унылый

Скажет у камина:

“Позабыл отец твой милый

О прекрасном сыне!”

2 февраля 1917. Сретение

“Август – астры…”

Август – астры,

Август – звезды,

Август – грозди

Винограда и рябины

Ржавой – август!

Полновесным, благосклонным

Яблоком своим имперским,

Как дитя, играешь, август.

Как ладонью, гладишь сердце

Именем своим имперским:

Август! – Сердце!

Месяц поздних поцелуев,

Поздних роз и молний поздних!

Ливней звездных

Август! – Месяц

Ливней звездных!

7 февраля 1917