6. Что работает эффективнее любых интриг?
У Кайтэнь было два повода огорчаться.
Первый заключался в том, что Руби, прикинув вероятности так и сяк, приняла решение бросить университет и уехать в столицу. Решение это было продиктовано скорее отчаянием, наложившимся на капризную избалованную натуру: Руби не могла незамедлительно получить то, чего ей хотелось, и потому предпочла постановить с самой собой, что ничего ей и не хочется. Тоже мне, велики цацы! Два резвых купчишки да помешанный на боёвке картограф! В столице она наверняка найдёт людей и поинтереснее, и поумнее, и уж они-то оценят её таланты по достоинству, и не будут кривить губы с этими своими псевдоморальными принципами!
Господин Михар был весьма обескуражен столь резкой сменой курса, и про себя подумал, что, должно быть, воспитание детей в число его талантов не входит, и следует, во всяком случае, порадоваться, что ребёнок у него только один. Впрочем, не отобразив недовольства ни на лице, ни в голосе, он спокойно принял решение дочери и сразу же начал в голове выстраивать, с кем бы попробовать её свести в столице, и какой зять в большей степени отвечает его амбициям.
Конечно, вся эта история с соскочившим Тогнаром и неожиданно капризной дочерью, у которой то «не любят», то «сдались они мне!», заставила его с некоторой тревогой смотреть на грядущие матримониальные перспективы. Казавшаяся ранее логичной и серьёзной дочурка удивила неприятно, и Михар дальновидно ожидал продолжения череды связанных с нею неприятностей.
Что касается отношений с Кайтэнь – Руби не то что не подумала о чувствах подруги, а просто посчитала, что другого выхода всё равно нет. Не торчать же ей теперь в этом проклятом университете, где буквально всё напоминает о её досадном поражении! Наталкиваться на вежливого Дерека, который любезен только потому, что обещал её отцу, терпеть игнорирование со стороны Илмарта, который решительно делал вид, что её не существует, сталкиваться порой с бегущим куда-то по делам Райтэном – и знать, что её в эти дела никогда не позовут и не допустят!
Нет, это было бы чересчур, и Руби твёрдо решила, что начнёт теперь новую жизнь, и никогда не совершит прежних ошибок и не почтит своей дружбой людей, не способных оценить красоту и изысканность многоуровневой динамичной интриги.
Отъезд этот все её несостоявшиеся друзья восприняли с большим облегчением – только Кайтэнь по-настоящему страдала, но таила свои чувства внутри, потому что знала, что никто её симпатии к Руби не разделяет.
Вторым обстоятельством, вносившим ещё больше огорчения в её жизнь, стал приближающийся отъезд профессора Линара.
Профессор, как уже отмечалось, был светилом мировой величины. Его смелые опыты и не менее смелые гипотезы интересовали учёных из многих стран – некоторые приезжали ради него в Кармидер, но порою и сам профессор отправлялся к коллегам.
В этом году сразу после сессии он планировал длительное – двухгодичное – турне. Его ждали в университетах Райанци, Ниии и Даркии, в лабораториях Ньона и Либерии, среди колдуний Сира и в храмах Джотанды. Ряд лекций и семинаров, совместных опытов и обмена информацией и идеями – профессор сиял взглядом, лицом и всей фигурой, едва лишь речь заходила об этой поездке.
Кайтэнь не могла его сопровождать по самой дурацкой на свете причине: она была благородной девицей, а таковым, как известно, не допускается путешествовать в компании мужчины, не являющегося родственником.
Это было ужасно несправедливо, и Кайтэнь, не задумываясь, пожертвовала бы своей репутацией, если бы речь шла лишь о ней; но пятно от такого скандала легло бы и на её обожаемого профессора!
Впрочем, Тэнь была не из тех леди, кто сдаётся легко. В голове её уже зрел новый авантюрный план: ей думалось, что она могла бы остричь волосы, перетянуть грудь и изобразить студента-ассистента. План этот, чем дальше, тем больше казался ей разумным и жизнеспособным, но подойти с этим предложением к профессору она боялась – он ведь и словом не заикался, что хотел бы видеть её в этой поездке, поэтому она полагала, что навязывается ему, и оттого молчала.
Профессор же даже не заикался, потому что, во-первых, не додумался до идеи с переодеванием в мужчину, а во-вторых, считал, что молодой, перспективной, умной женщине найдётся, чем заняться в Кармидере и без своего занудного научного руководителя.
Это соображение, однако, приводило профессора в уныние и даже ложилось неприятной тенью на предвкушение поездки: он был совершенно уверен, что по возвращении найдёт Кайтэнь уже замужней дамой.
Чем ближе к сессии – и, соответственно, к отъезду, – подходило время, тем мрачнее становились они оба.
Однажды на ужине у Тогнаров мрачность эта достигла таких глубин, что её заметил даже Райтэн.
– Гляжу, твоя поездка тебя уже не радует? – с большим удивлением спросил он у профессора, который вроде ещё недавно весь горел предвкушением, а сегодня лишь вяло отметил, что ему не до того, и все мысли его заняты сессией.
– Я давно её жду! – возмутился профессор и весьма кисло добавил: – Радует, конечно.
Райтэн бросил удивлённый взгляд на Олив – мол, ты это видела? – но она лишь повела плечами – мол, я его совсем не знаю. Тогда Райтэн перевёл уже немного возмущённый взгляд на Дерека: что тут, вообще, творится?!
Дерек, который весь был мыслями в очередном михаровском проекте, несколько упустил суть драмы, но уловил тему разговора, поэтому решил оживить дело вопросом:
– А Тэнь тоже едет?
Тётушка так воодушевилась, что аж хлопнула ладонью по столу – слепота собственной племянницы была предметом её горячего огорчения. Жест этот, впрочем, приняли за осуждение, и Кайтэнь быстро, оправдывающимся тоном, ответила:
– Мне нельзя, это неприлично.
Однако на профессора она взглянула с такой надеждой, будто ждала, что он заявит, что ему нет никаких дел до приличий. Тот её надежд не оправдал, и, смутившись, уткнулся взглядом в тарелку.
Тётушка посмотрела на Кайтэнь почти что с негодованием.
Осознав, что помощи ждать неоткуда, Тэнь решила попробовать претворить в жизнь свой гениальный план.
– Но я бы могла переодеться мужчиной!.. – предприимчиво начала она.
Райтэн поперхнулся от неожиданности.
Тётушка простонала что-то невразумительное и спрятала лицо в ладонях.
Профессор уставился на Кайтэнь во все глаза, как будто впервые её видел. Предложение явно его заинтересовало.
Дерек машинально поискал глазами Руби, чтобы обменяться с ней взглядами на тему: «Ну до чего же они идиоты!» – не нашёл, поморщился, и переадресовал этот взгляд Илмарту, который, впрочем, тоже понял его правильно и закатил глаза.
– Переодеться… мужчиной?! – опомнился Райтэн, вскакивая.
Его почти сразу утянула обратно вниз Олив, рассматривающая противоположный край стола с большим скепсисом.
– Тогда все приличия будут соблюдены! – горячо принялась защищать свою идею Тэнь. – У меня получится, правда! Я ничем себя не скомпрометирую, обещаю!
Бушующий негодованием Райтэн перевёл тяжёлый взгляд на профессора. Тот подумал, что друг решил, что он желает посягнуть на честь его сестры, поэтому столь же быстро вмешался в разговор:
– Я гарантирую госпоже Тогнар полную неприкосновенность и совершенное инкогнито!
Идея поехать в своё путешествие с Тэнь несказанно его воодушевила.
Тётушка простонала ещё что-то, столь же маловразумительное, что и раньше, но там явно проскальзывала какая-то мысль про отсутствие у присутствующих мозгов.
За столом воцарилась тишина.
Тэнь и профессор в надежде смотрели на Райтэна – только бы разрешил!
Дерек, подперев подбородок рукой, разглядывал потолок и размышлял о том, что в некоторых ситуациях даже самые изысканные интриги бессильны.
Илмарт с большим интересом разглядывал Райтэна: тот пятнами краснел и катал желваки по лицу, явно удерживая внутри себя яркий и страстный монолог. От проговаривания внутри себя этого монолога его отвлекла Олив. Чуть наклонившись к нему, она тихо – но из-за всеобщего молчания слышно было всем – спросила:
– Как думаешь, мы выглядели такими же идиотами?
Дерек и Илмарт синхронно хмыкнули.
Райтэн явно сбился с мысли, успокоился, поглядел на Олив с лёгкой укоризной, а после, глядя куда-то в стену сильно над головой тётушки, вопросил у воздуха:
– Напомните мне, уважаемые гении химической науки, а по какой причине вы не можете просто пожениться?
– Меня тоже интересует этот вопрос! – незамедлительно подхватила тётушка.
– Тэ-эн, – с укором протянул Дерек, пеняя другу за прямолинейность.
Кайтэнь, мучительно покраснев, неожиданно обнаружила что-то невозможно увлекательное на дне своего бокала.
Профессор, покраснев чуть менее мучительно, пробормотал что-то невразумительное о разнице их социальных положений и о том, что он отнюдь не претендует и вполне понимает, что не может составить достойную пару…
На памяти присутствующих красноречивый обычно профессор впервые путался в словах и запинался, как студент-первокурсник, не выучивший билет. Это явление вызвало всеобщее недоумение, и его долго не прерывали просто потому, что не могли сообразить, о чём он говорит.
Наконец, Дерек выразительно откашлялся, привлекая внимание Райтэна к тому факту, что, даже если у твоего друга в какой-то момент и отказали мозги, это ещё не повод заставлять его так мучиться.
Верно поймав намёк, Райтэн резко оборвал жалкий поток из обломков фраз:
– Сэн. Это, конечно, чисто ваше дело… – тут он замялся, не зная, как сформулировать мысль, но ему на помощь резво пришла тётушка:
– Но мы были бы весьма рады такому зятю!
– Да! – с облегчением подтвердил Райтэн, радуясь, что сентиментальную часть высказал кто-то другой.
И Кайтэнь, и профессор – оба так смутились, что не глядели ни друг на друга, ни на кого. Обоим им показалось весьма страшно, что о деле, о котором они себе и мечтать не разрешали, говорят так просто, за столом, как о чём-то обыденном и простом.
Для них их чувства не были ни обыденными, ни простыми, и обсуждать их так было, решительно, невозможно.
Первым суть проблемы уловил Дерек – он тоже не понимал способности Райтэна вытаскивать правду такого рода наружу так бесцеремонно.
– Ну, это точно не разговор для большой компании! – весело заявил он и быстро перевёл тему: – Как вы считаете, лето в этом году будет солнечным?
Райтэн усмехнулся краешком губ и обратил весёлый взгляд на сестру. Та пробормотала, не рассчитывая, что её услышат:
– Хотелось бы, чтоб так…
Профессор, впрочем, сидел слишком близко, чтобы не услышать; бросив на неё нерешительный взгляд, подхватил тему:
– Кто ж отказался бы от солнечных деньков?
Тётушка улыбнулась расслабленно и довольно.
– По всем приметам, – важно подняла палец она, – будет весьма солнечно!
7. В чём суть дружбы?
Отъезд Руби вызвал у Дерека большое беспокойство. Он небезосновательно полагал, что при отсутствии необходимости в лояльном отношении к дочери господин Михар предпочтёт вместо пряников использовать кнут.
Опасения такого рода побудили Дерека составить список неприятностей, кои ему может организовать непрошеный благодетель.
Список этот содержал в себе три раздела.
Первый затрагивал неприятности, которые Михар мог организовать собственно Дереку. Возглавлял этот раздел пункт «раскопать историю и привлечь Грэхарда» – а дальше перечислялись всевозможные примитивные способы давления, от угрозы убийства – до мелкого членовредительства. Поскольку всё это остальное находилось за пределами, очерченными законами Анджелии, Дерек полагал маловероятным, что Михар возьмётся за эти рискованные для его репутации рычаги давления.
Второй раздел обозначал возможные угрозы Магрэнь. Конечно, они вроде как договорились не привлекать дам, но Дерек полагал наивным доверять такого рода договорённостям.
Третий, наконец, касался Райтэна, его проектов и его семьи – там можно было прижать и на контрабанде, и на не совсем демократичных основах управления в Аньтье, и на многом другом.
Порассматривав получившиеся списки, Дерек пришёл к выводу, что ему неплохо бы обзавестись союзниками и обсудить ситуацию со знающими людьми – точнее, с отцом Райтэна. Повод наведаться в Брейлин у него был: господин Михар таки действительно согласился закупать каменный уголь для своего чугуноплавильного предприятия в Ан-Фило, и, поскольку предприятие это было весьма и весьма объёмным, следовало подумать как над расширением карьера, так и над удобством логистики.
Планы Дерека удачно сочетались с планами Райтэна. Они с Олив как раз хотели испытать корабли на Кантаэнь – требовалось оценить перспективы северной торговли по речному пути – и сперва предполагали заехать в Брейлин, потому что Райтэн собирался познакомить жену с отцом.
Илмарта тоже позвали, но он отказался, заявив, что в Кармидере у него есть дела поинтереснее, и вообще, он покуда не настолько сошёл с ума, чтобы мешать молодожёнам в свадебном путешествии.
Олив и Райтэн, которым и в голову не приходило рассматривать свою деловую поездку как свадебное путешествие, только переглянулись удивлённо, но возражать не стали. В конце концов, да, у них были вполне определённые планы на совместный досуг.
Поездка, правда, с самого начала не задалась, поскольку Дерека сопровождал неизменный Джей. Райтэна это обстоятельство раздражало неимоверно, но на предложение оставить докучливого шпиона в Кармидере Дерек лишь моргнул недоуменно и переспросил:
– Как ты себе это представляешь? Он же мой телохранитель.
– Вот именно, что твой! – возвёл глаза к небу Райтэн. – Вот и вели ему остаться!
Дерек смерил друга недоверчивым взглядом – мол, неужели ты и впрямь способен изречь столь несусветную глупость? – затем наклонил голову набок и мягко напомнил:
– Тэн, у него есть вполне определённая работа – с конкретными обязательствами – и плачу за выполнение этой работы не я.
Райтэн скривился, поскольку возразить на это было нечего, и оставил вопрос – впрочем, взгляды, которыми он прожигал Джея, были более чем красноречивы.
Тот относился к столь недружелюбному приёму философски, и даже упорно не замечал тех гадостей, которые Райтэн изрекал в его адрес по всякому удобному случаю. Джей слишком радовался поездке, чтобы обращать внимание на досадные мелочи.
Что в клане, что при господине Михаре он жил, считай, в четырёх стенах, и единственным – крайне неприятным – опытом путешествия у него было бегство из Джотанды в Анджелию, которое он помнил не так чтобы хорошо: был ранен, эмоционально выбит из колеи, напуган и деморализован гибелью близких. Не тот опыт, который хотелось бы вспоминать.
Между тем, Джею очень нравилось путешествовать – он это понял, когда из Ан-Фило добирался в Кармидер, – и он с большим азартом предвкушал предстоящую поездку и совершенно искренне наслаждался каждым её этапом. Ему было ужасно, просто невыносимо интересно посмотреть на невиданные корабли Райтэна, о которых столько говорили; узнать, каково это – путешествовать на таком корабле по реке; увидеть, какова настоящая Анджелия, широкая и дикая, а не все эти тесные города; познакомиться со знаменитым каменноугольным карьером, повидать Брейлин, посмотреть на знакомые горы с анжельской стороны…
Как вы понимаете, настроение у Джея было самым что ни на есть праздничным, и никакие, даже самые острые, замечания Райтэна не могли его задеть – и даже не менее острые взгляды Олив тоже.
Кроме того, у него была ещё одна причина радоваться: Дерек возжелал овладеть джотандским, а в обмен предложил обучать ниийскому. Теперь их взаимодействие происходило весьма живо: они переводили друг другу все фразы, которыми обменивались, и постоянно называли окружающие предметы на разных языках. На самом деле, это оказалось до того увлекательно, что Джей порой напрочь забывал о своих обязанностях по охране. Кажется, недостаточно прекрасно владеть клинком и рукопашным боем, чтобы быть хорошим телохранителем: Джею для этого явно не хватало внимательности и сосредоточенности.
Дерек, впрочем, отнюдь не сетовал на рассеянность телохранителя: ему самому было гораздо интереснее учить джотандский с разговорчивым партнёром, чем держать в памяти наличие молчаливого охранника где-то за спиной.
Путешествие давало новую пищу для языковых упражнений: ещё на подходе к пристани они с Джеем выяснили, что в джотандском существует целых десять слов для обозначения разных типов рек, тогда как в ниийском имеется всего три.
– Ну что ж, придётся мне хорошенько поднапрячь мозги! – смеялся Дерек, поскольку Джей запомнил все свои три слова влёт, а вот он сам не мог похвастаться способностью выучить десяток так быстро.
Райтэн молчал и скрежетал зубами. Он по-джотандски знал только два слова, обозначающие реки, и мини-лекция Джея на тему «чем реки высоко в горах отличаются от рек предгорий, и почему нужно два разных слова для их обозначения» произвела на него серьёзное впечатление; и это-то бесило особенно сильно.
Настроение его несколько выровнялось, когда они достигли причала.
Своими кораблями Райтэн гордился не шутя, и ему, определённо, было, чем хвалиться – и потому особенно приятно было хвалиться перед Дереком и Олив.
Судно, пусть и небольшое, несло три мачты. По совету Дерека Райтэн разместил на каждой мачте два ряда парусов, большие нижние – и верхние поменьше. С формой его инженерный разум тоже постарался: хотя все паруса были косые, он отказался делать их треугольными, как это бывало обычно, а предпочёл форму неправильной трапеции. Это позволяло, с одной стороны, маневрировать круто к ветру, с другой – в нужный момент улавливать попутный ветер удачнее, чем это делали те же каравеллы Грэхарда под косыми треугольными парусами.
Живо и эмоционально Райтэн принялся рассказывать о всех этих – и многих других – нюансах. Он не один год потратил, размышляя, анализируя, высчитывая и просчитывая, и теперь, когда плод его трудов стоял на воде и показывал превосходные результаты, чувствовал себя счастливым и гордым отцом гениального ребёнка.
Дерек, который частично участвовал в разработках и уже видел этот результат, слушал, тем не менее, с большим интересом – потому что ему всегда нравилось слушать, как Райтэн рассказывал о своих проектах. Джей, который не понимал в судостроении ровным счётом ничего, внимал, раскрыв рот: ему казалось, что перед ним какое-то совершенно чудесное явление, выходящее за рамки всякой обыденности. Олив, которая смыслила в кораблях весьма и весьма хорошо, да ещё и была наслышана о райтэновском эксперименте, принимала в деле самое живое участие, постоянно задавая кучу уточняющих вопросов и лазая «пощупать вон тот гик» и посмотреть «каким вы там узлом решили крепить». Узел ей, к слову, не понравился, и дальше разразилась бурная полемика на полчаса, к которой Олив и Райтэн почти сразу привлекли командира корабля, тот позвал старших матросов, и инженерная лекция незаметно перетекла в урок вязания морских узлов.
Командир спохватился первым – у него был график – и занялся, наконец, приготовлениями к отплытию. Олив и Райтэн остались вязать узлы – кажется, они устроили соревнование насчёт того, кто знает больше редких способов, – а Дерек и Джей вернулись к языковым упражнениям.
С кораблём и его основными частями – палубой, мачтами, фальшбортами – у них пошло просто. Трудности начались с нюансами, потому что Дерек, по крайней мере, хотя бы знал слово «такелаж» по-ниийски – но точно уже не мог припомнить конкретные детали этого самого такелажа – а Джей по-джотандски и того не знал.
Тогда Дерек решил перейти к парусам – слово «парус» они оба смогли вспомнить – но и здесь дело не задалось. Райтэн по-анжельски назвал этот тип парусов рейковыми, и Дереку, определённо, казалось, что он знает, как это будет по-ниийски. В голове его, правда, упорно вертелись даркийский и ньонский варианты – но ему казалось, что ниийский как-то похож на ньонский.
Наконец, вспомнив вроде то самое, он решил уточнить у Райтэна, то ли это слово. Оторвавшись от своих узлов, тот посмотрел на него как на идиота и возмутился:
– Это шпринтовый!
Дерек наклонил голову набок и нахмурился: это слово в анжельском он слышал впервые.
– А чем они различаются? – решил внести ясность в вопрос он.
Фыркнув, Райтэн пояснил:
– Тем же, чем перекладина отличается от шеста [1].
– А-а! – протянул понятливо Дерек, впрочем, не зная, как теперь решить свою языковую проблему.
– А чем перекладина отличается от шеста? – с живым интересом влез Джей, поскольку в джотандском и то, и другое называлось словом «жердь».
– На перекладине чересчур любопытных пассажиров вешают, а на шест насаживают, – незамедлительно расшифровал Райтэн с любезной, но гаденькой улыбкой.
– А-а! – понятливо протянул Джей, сделавшись вдруг ужасно похожим на Дерека в этот момент.
Райтэн скривился, поймав осуждающий взгляд друга. Впрочем, его тут же морально поддержал насмешливый фырк Олив, которая весьма оценила пиратскую шуточку и явно была бы не против продемонстрировать михаровскому шпиону названные Райтэном различия на практике.
В таком ключе и проходило само путешествие. Олив с Райтэном вечно лазили по кораблю, обсуждая планы дальнейшей модернизации – так, им пришло в голову, что можно бы и попробовать тот самый шпринтовый парус, он давал преимущество в случае резко налетевшей бури, которые имели место в озере Жоэн. Дерек с Джеем за изучением языков умудрялись обсудить всё на свете: образование Джея оставляло желать лучшего, и ему было интересно решительно всё, а Дерек, нарвавшись на благодарного слушателя, охотно пересказывал это самое всё, сочетая с языковой практикой.
Маршрут движения по Рону был удачно рассчитан так, чтобы на ночь приставать к той или иной деревушке и ночевать там, а не на корабле – он был довольно тесен и не баловал спальными местами, хотя при возникновении необходимости там могла бы заночевать и вся команда – в которую входило восемь человек – и даже гости. Однако Райтэн предпочитал комфорт, поэтому они чуть проиграли в скорости, зато выиграли в плане удобного размещения на ночь и горячего питания.
В Жоне они сделали остановку на пару дней – здесь можно было поторговать – и тут друзья решили разделиться. Дерек подумал, что, возможно, здесь найдутся покупатели на каменный уголь, поэтому неплохо бы заручиться поддержкой командира корабля – которого здесь уже знали – и наладить связи. Райтэн же полагал, что недурно бы нанести визит вежливости правителю Жона – как-никак, креатура отца, да и супругу представить хочется.
Райтэну, определённо, хотелось всему свету похвастаться Олив.
Та, правда, этих планов отнюдь не оценила. Она всё ещё носила повязку, хотя глаз, кажется, уверенно восстанавливался, да и рубцы, пусть и почти зажили, оставили более чем заметный шрамы, и Олив, совершенно точно, не ощущала себя готовой с кем-то знакомиться – тем более, с целым правителем города.
– У меня даже платья нормального нет! – горячо возражала она, вскочив и демонстрируя свой дорожный брючный наряд.
– Ну так купим! – ляпнул Райтэн, не понимая, в чём проблема.
Олив всплеснула руками и принялась объяснять, что нельзя просто так пойти и купить платье, что приличное платье, и вообще, шьют на заказ, и что к платью – это же всегда и бельё, и туфельки, и украшения, и причёска, и…
Райтэн был крайне обескуражен её неожиданным выступлением – на его памяти Олив впервые произносила настолько типичную женскую речь на совершенно типичную женскую тему. И вроде бы было вполне логично, что Олив, в самом деле, женщина, и нет ничего странного в том, что она так основательно подходит к вопросам выбора одежды и аксессуаров к ней, но всё же речь эта настолько не вязалась с самой Олив, что слушать её было весьма странно.
Пока Райтэн хлопал ресницами, переживая тяжёлый когнитивный диссонанс, Дерек оторвался от каких-то расчётов – он взял с собой всякие документы, чтобы не терять времени и продолжать работу, – и вклинился в возмущения Олив простым вопросом:
– А что, с отцом Райтэна ты тоже знакомиться не будешь?
Олив поперхнулась словом; Дерек невозмутимо пояснил:
– Ну, раз платья нет, а без платья знакомиться нельзя?
Она хотела было ответить, что где знакомство с отцом мужа – а где представление целому правителю города, но своевременно вспомнила, что отец мужа по совместительству является даже и более значимой политической фигурой, чем означенный правитель.
На неё разом снизошло тяжёлое понимание того факта, что в её гардеробе и в принципе отсутствует что-то достаточно приличное, чтобы представлять Райтэна в высоких кругах.
Большую часть её самостоятельной жизни у неё попросту не было денег на одежду, поэтому она настолько привыкла обходиться малым, что по переезду в Кармидер и не подумала серьёзно обновить гардероб. Райтэн же в её глазах представлял фигуру такой величины, жена которого обязана была одеваться изысканно, модно и дорого – чего Олив не умела и не хотела.
– Дер! – возмутился Райтэн, который полагал, что упоминание его отца только ухудшило общее положение, и Дереку стоило бы лучше выбирать темы для провокаций.
– Что? – не понял тот, поскольку ему и в голову не пришло, что у Олив могут быть какие-то переживания подобного рода – она всегда выглядела весьма уверенной в себе.
Райтэн ответил взглядом мрачным и горящим, и Дерек догадался посмотреть на Олив.
Её закаменевшее лицо и вцепившиеся в столешницу пальцы позволили ему догадаться, что она весьма волнуется – и тут он своевременно вспомнил, как волновался сам, когда Райтэн предложил ему побрататься. Дерек соображал быстро, поэтому тут же сделал заметку в голове – что Олив не следует дразнить такими вещами – и постарался исправить дело весёлым:
– Ну, тут нечего переживать, я совершенно уверен, что ты понравишься ему и безо всякого пла… – в процессе договаривания фразы до него дошло, насколько двусмысленно он умудрился её сформулировать, и он осёкся.
– Ты сегодня в ударе! – возвёл глаза к потолку Райтэн, потом величественно заявил Олив: – Будет тебе платье, со всем полагающимся, – и стремительно унёсся в неведомые дали.
– Как будто дело в платье!.. – отчаянно пробормотала себе под нос Олив, садясь и пряча лицо в ладонях.
– Ну, если дело не в нём, то стоило высказаться конкретнее, – дипломатично отметил Дерек. Подумав, добавил: – Ты же знаешь Тэна, если не выдать ему детали сразу, он понесётся совершать подвиги, не удосужившись эти детали узнать.
Олив простонала что-то мучительное в свои ладони.
Ещё помолчав, Дерек вернулся к теме:
– И, серьёзно, Тогнар-старший весьма приятный человек. Ты ему точно понравишься, гарантирую.
Тяжело вздохнув, Олив переместила ладони, уложив на них подбородок, и мрачно уставилась на Дерека.
Тот решил поддержать её признанием:
– Я тоже волновался, когда с ним знакомился. Ну! – он полохматил себе волосы. – Где Тогнары, а где я!
– Та! – с большим недовольством Олив откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. – Тебе-то чего волноваться, Дер? – и с горечью добавила: – Тебя Тогнар никогда не бросит.
Чуть не закашлявшись от неожиданности, Дерек, тем не менее, вежливо приподнял брови и с деланным интересом спросил:
– Откуда такая информация?
Олив изобразила лицом вопрос.
Скорчив физиономию скептическую и насмешливую, он уточнил:
– Откуда у тебя столь уверенное мнение, что Тэн меня никогда не бросит?
От постановки вопроса Олив аж покраснела. Что на такое ответить, она не знала, поэтому лишь беспомощно воскликнула:
– Это же очевидно!
Дерек опёрся локтями на стол и чуть наклонился к ней. Смерив её взглядом внимательным и серьёзным, возразил:
– Вообще-то, нет. Тэн живой, свободный человек, и, уверяю тебя, мы не подписывали договоров о вечном сотрудничестве, – он чуть улыбнулся, припомнив, впрочем, устный «договор» о разделении загробной участи, – да и какой договор? – он легко откинулся на спинку стула и пожал плечами: – Человек не вещь. Может уйти, когда захочет и куда хочет.
Олив нахмурилась. Понаблюдав за её мрачной мимикой, Дерек продолжил философствования:
– Нельзя привязать к себе человека насильно. Он либо сам выбирает быть с тобой, либо ты его теряешь. – Подумав немного, добавил: – Я рад, что Тэн выбирает быть моим другом. И бесконечно благодарен ему за это, – с тёплой улыбкой отметил он. – И надеюсь, что так будет всегда – потому что я хочу, чтобы он был частью моей жизни, и хочу участвовать в его жизни тоже. – Потом лицо его посуровело: – Но, Олив, считать, что он обязан всегда выбирать меня? Это ведь значит обесценить саму суть дружбы, разве нет? – испытующе посмотрел он на неё.
– Нет, – не поддалась она, всем своим лицом выражая упрямство.
Он пожал плечами:
– А по мне, так да. Мне именно это и ценно: знать, что Тэн всегда может уйти, – и видеть, как он каждый день выбирает остаться.
Фыркнув, Олив парировала:
– Мы возвращаемся к тому, что тебе волноваться не о чем. Он всегда выберет остаться с тобой.
Осознав, что её не переспорить, Дерек легонько хмыкнул и уточнил:
– Мы сейчас говорим о том Райтэна Тогнаре, который может в любой момент просто сорваться и помчаться в неведомые дали, никому ничего не объясняя? – он задумчиво почесал бороду и добавил: – Ну, во всяком случае, ты в чём-то права, я надеюсь, что даже в такой ситуации он, по крайней мере, позволит мне сорваться вместе с ним. На правах брата. И не понимаю в этом случае твоего недовольства, – логично отметил он, – ведь и тебе наверняка будет предоставлена такая же честь – на правах жены.
Олив скривилась:
– С братьями на разводятся.
На самом деле, в Анджелии существовал процесс, аналогичный разводу, для разрыва братских отношений, но пользовались им весьма редко, и ни Олив, ни Дерек о нём попросту не знали.
Тем не менее, Дерек возразил:
– Ты либо доверяешь человеку, либо нет. С жёнами разводятся, с братьями расходятся, с друзьями ссорятся, клятвы нарушаются, договора не стоят бумаги, на которых написаны. Ни у кого не может быть гарантий, что его не бросят. – С усмешкой, сути которой она не уловила, добавил: – Даже рабы порой сбегают от своих хозяев, Олив.
Смерив его мрачным и болезненным взглядом, она как-то остро спросила:
– И как же тогда жить?
Дерек в вежливом недоумении приподнял брови. Потом подался к ней корпусом и задушевным голосом спросил:
– А ты что же, хотела бы реально привязать его к своей косе и никуда не отпускать?
Лицо её перекосило от такой постановки вопроса.
– Нет, но!.. – возмутилась она и запнулась, так и не сумев выразить это своё «но».
С полминуты поразглядывав её с большим вниманием, Дерек расшифровал продолжение фразы сам:
– Но ты бы хотела, чтобы у него не было возможности уйти.
Она, нервно дёрнувшись, отвернулась. Звучало паршиво, но паршивее всего было то, что это была правда. Она действительно хотела, чтобы у него гарантировано попросту не было возможности уйти.