Loe raamatut: «Батыр поневоле. Приключения»

Font:

ISBN 978-5-0051-8371-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Батыр поневоле
ГЛАВА 1. КОВАРНЫЙ РАРИТЕТ

Мне снился наглый толстый кот. Чёрный как ночь. Он сидел возле мышиной норы и шептал с присвистом: «Мышь, эй, мыыышь, выходи!» Минуту спустя, даже сквозь сон, я понял, что кто-то шепчет на самом деле. Причём шепчет что-то странное, что-то вроде: «Алпамышь, выходи…» Я попытался открыть глаза: что за чепуха, какой-такой мышь-Алпамыш? Это всё Андрюха Батон виноват…..«Пойдём, Костян…. меня дежурным в музее оставили… я вино в кладовке нашёл, раритетное!»

Подвел меня этот раритет…. Кто знал, что после пары рюмок двое здоровенных мужиков будут носиться по музею с кремнёвыми топориками, мерять шлемы и кольчуги и пытаться зажарить чучело мамонта. Последнее, что я помнил, это как заваливаюсь спать в экспонате под названием «Юрта кочевника».

Глаза мне все-таки открыть удалось, но не целиком – две узкие щели. Мама-дорогая, ну и лицо у меня сейчас. Надеюсь, я не проспал в юрте все выходные, и не напугаю посетителей физиономией кочевника, вылезающего поутру из родной юрты.

С превеликим трудом глаза удалось раскрыть шире. Батюшки, это что я на себя нацепил? Полосатый халат, шаровары, сапоги…. какая роскошь…. Я откинулся на подушки, потянулся. Сквозь дымоходное отверстие юрты светило солнце….

Я вскочил на четвереньки.

Полог юрты приоткрылся, и высунулась чумазая морда в тюбитейке:

– Ляббай, Алпамыш-батыр, Хаким-бек, доблестный кайсар, поднимайся, Калдыргач-аим зовет!»

– Кто…?!!! Что..?!!! …Кто ты такой?!!! – вскочил я.

– Кто я? Я ваш преданный махрам Фазыл-кул.

«Мой махрам», – повторил я про себя и закрыл глаза. Тьфу, Андрюха, предупреждать надо, что раритет настолько хорош…

– Алпамыш-бай, вы идёте?!

– Иду, – открыл я глаза и отодвинул полог …. «****» – мысленная нецензурная лексика.

Вокруг стояли другие юрты: просто серые и цветные с узорным шитьем. Около юрт сновал народ: тетки с мелкими-мелкими косичками на головах, все в шапочках, в шароварах, в халатах, мужики с чалмой на голове. Из юрт курился дымок, неподалеку загон с конями, овцами и …. верблюдами…

Я посмотрел на своего махрама, почтительно склонившего передо мной голову. Сейчас он поднимет глаза и поймет, что я никакой не Алпамыш-бай… но Фазыл-кул преданно посмотрел мне в глаза, снова наклонился и сказал почтительно:

– Сестрица ваша, Хаким-бек, уже собрала для вас сбрую, шлем, щит и оружие.

– Что?! – вытаращил я глаза на бедного махрама.

– Как что? – удивился он. – Мы ведь собрались выручать вашу невесту, Барчин-ай! Видимо, посчитав, что я теперь всё понял, Фазыл-кул шустренько двинул вперед.

Я, путаясь в полах халата, поспешил за ним.

– Хаким-джан, тулпар наш быстрокрылый, – прервал мои мысли Фазыл, – быстрее, сестра ждёт!

Я честно попытался засеменить ещё быстрее. Мы подошли к нарядной, ярко-бордовой юрте, возле которой нас ждала смуглая девушка с тучей длинных косиц на голове.

– Хаким-джан!… – заголосила девица, вталкивая меня внутрь юрты, – не подведи нареченную невесту свою, не посрами нашего рода, выручи розу из вражеского плена, пожелтела Барчин-ай как лепестки шафрана, иссохлась от тоски по тебе, прислала она с десятью гонцами записку с просьбой о помощи. Передали гонцы записку нашему отцу, только коварный Байбури не захотел рисковать тобой и спрятал записку в ларец. Вчера в отцовской юрте я нашла записку, поспеши батыр спасти свою честь!

Меня затошнило. «Господи, в чем я провинился перед тобой?!! Я никого не обижал, писал статьи, посещал выставки, даже ходил в театры!!!» – такие горестные думы меня одолевали, пока на меня надевали шелковую рубаху, боевой чапан, перевязывали кушаком и нахлобучивали на голову булатный шишак.

Потом мне в придачу принесли щит из кожи носорога, пику и меч в кожаных ножнах. Сестрица, чье имя мне в жизни не выговорить, оглядела меня с удовлетворением: «Теперь осталось добыть коня!»

В юрту заглянул Фазыл и ахнул, увидев меня в полном облачении:

– Алпамыш-батыр, вы стройны как самаркандский минарет! А лук-то, лук дедовский наследственный забыли…. Хаким-бай, вы ведь ещё семилетним ребенком всех нас удивили, подняли бронзовый лук весом в целых 14 батманов!

Фазыл восхищенно зацокал языком.

– Чтоб у тебя язык отсох, – подумал я. Может, богатырь и поднял лук, но я с трудом держу меч и пику…

– Поберегу лук, – как можно серьезнее сказал я, – мало ли что в дороге случится.

Фазыл спорить не осмелился.

– Идите, Хаким-джан, теперь к табунщику, – проворковала сестра, подталкивая меня к выходу, – пусть Култай поможет выбрать коня.

Ёошкин-кот, – я чуть не заплакал, – только верховой езды мне не хватало, я ни разу даже не сидел на лошади.

Радостный Фазыл поволок меня к табунщику. Я семенил за ним, погромыхивая мечом и пикой, поправляя съезжавший на глаза шишак, и пытался смотреть на все как можно более оптимистично.

Мы зашли за юрты, туда, где пасся конский табун. К нам подбежал сухонький старичок Култай.

– Дай коня Хаким-беку, живо, – прикрикнул Фазыл.

– А папенька разрешил уважаемому Хаким-беку выезжать из дому? – Хитро прищурился старикан. Я тоже взглянул на Фазыла, тот аж надулся от возмущения:

– Да как ты смеешь, раб, перечить самому Алпамыш-батыру, нашему грозному льву, который в ярости перерубает верблюда пополам!!!

Я смущенно закашлялся. Табунщик задумался.

– Курхайт!!! – Вдруг изо всех сил крикнул он, и на клич со всей степи начали сбегаться кони и становиться перед нами в ряд.

– Выбирай любого, – кивнул он мне на коней.

Я глянул на лошадок. Горюшко моё. Это разве лошади? Это слоны… Глаза красные, из ноздрей дым валит, копытами землю роют.

Я медленно, как в магазине, шел вдоль ряда коняшек, их рассматривая. Рядом шел Култай и недоуменно хмурился.

– Хаким-бай, – наконец, сказал он, – разве мои кони плохи? Разве не быстрокрылы они словно тулпары, не стройны? Разве не похожи гривы их на шелк?

– Похожи, похожи, – утешил я старика, продолжая двигаться вперед, к моей радости кони становились все мельче и неказистее… Конец ряда заканчивался совсем уж малорослым рябым коньком, доходившем мне едва до плеч. Конёк понуро смотрел в землю, видно, совсем не ожидая, что знаменитый батыр его выберет.

– Вот этого хочу, – ткнул я пальцем в животину.

Култай только было открыл рот, как на него налетел Фазыл со своим неизменным:

– Как смеешь ты перечить хозяину, подлый раб, шакал без роду и племени. Алпамыш-бай сказал, что хочет этого коня, значит Алпамыш-бек знает, что он делает, может, конь этот волшебный, не дано тебе твоим худым разумом постичь великих помыслов нашего доблестного кайсара.

– Хорошо, ехидно улыбнулся Култай, – пускай Хаким-джан берет чубарого жеребчика, но у слуги конь должен быть не больше, чем у хозяина, поэтому тебе я дам ишака.

После этого вредный дед снова свистнул, коняшки разбежались и остались только мой жеребчик и длинноухий ишак для Фазыла.

– Коня зовут Байчибар, – сказал нам на прощание табунщик и удалился.

Фазыл, поминая шайтана, взгромоздился на ишака и, оттопырив нижнюю губу, иногда прицокивая языком, смотрел, как я пытаюсь взобраться на Байчибара.

Я подходил к нему то с одного бока, то с другого, перекладывал меч с пикой из руки в руку, хватал коня за стремена и подскакивал. Наверняка, мой преданный махрам думал, что я таким образом колдую и сейчас полудохлый конёк превратится в богатырскую лошадь. Но конёк не превращался, даже наоборот, устал стоять и прилёг на землю. Я моментально воспользовался моментом, вспрыгнул ему на спину, обхватил за шею, после чего кольнул бедное животное пикой в круп.

Конек взвился на дыбы и резво поскакал вперед. Фазыл догнал нас на ишаке, и мы поехали бок-о-бок по степи.

– Долго ли нам ехать, Фазыл? – Спросил я у махрама.

– Шесть месяцев, Алпамыш-батыр, – бодро ответил тот, – дорога наша лежит до степи Чилбир-чоль через горные кручи, страшные ущелья, еле-еле заметные тропки и сыпучие пески.

– Ясно, – устало кивнул я, перспектива вдохновляла. Я напомнил себе о том, что надо во всём находить плюсы. Итак, у меня теперь навалом времени, чтобы узнать, кто такой Алпамыш, и зачем он едет в такую даль.

Вспомнив любимую комедию «Джентльмены удачи», я осторожно завел разговор со слугой.

– Послушай, Фазыл, я тут на днях с верблюда свалился и головой ударился, теперь тут помню, а тут совсем не помню, поведай-ка мне, друг любезный, мою биографию. Ну, вернее, кто я таков, родные, близкие, пароли-явки.

Фазыл тотчас же достал из мешка за спиной какую-то балалайку, и с готовностью затянул под неторопливый перебор струн: «Глава конгратского племени бий Дабан-бий, у него сын Алпин-бий, у Алпин-бия два сына, старшего звали Байбури, младшего – Байсары…»

«Короче, Авраам родил Исаака», – подумал я и представил, как мы полгода неторопливо едем на своих клячах по широкой степи под нудное перечисление ста колен предков Алпамыша.

– Стоп! Я вспомнил всю родню, молодец, Фазыл, талант, отдам тебя по приезду в самодеятельность. Спой теперь про меня.

– Хаким-бек в семь лет поднял наследственный лук весом в 14 батманов, – тем же тоном, позвякивая балалайкой, продолжил Фазыл, – стрелой могучий батыр сбил верхушку Аскарских гор и получил за это имя Алпамыш-батыр…. он знаменит и богат, у него сто тысяч верблюдов, двести тысяч овец и девяносто табунов лошадей… Хаким-бек непобедим, у него взгляд как у сокола, а булат в его руке тверже чем алмаз. Фазыл замолчал, чтобы отдышаться.

– В целом, ясно, – остановил я махрама, – информация исчерпывающая, ты забыл, правда, упомянуть, что я верблюда пополам разрубаю.

– Я не забыл! – взвился на своем ишаке Фазыл, – я не успел!

– Ладно, прощаю, – успокоил его я, – сегодня пополам разрубать не стану. Лучше напомни, куда мы едем?

Вдохновленный Фазыл опять забряцал и начал растекаться мыслью по древу:

– Ещё при рождении сговорили Хаким-беку невесту, дочь его дяди, несравненную Барчин-ай. Гуль-Барчин словно юная сайга, зубы у ней – жемчуга, лик подобен луне, полумесяцем серьги, стан стройней кипариса…. Расцвела она словно роза в своем кишлаке, но прознала про нее старуха Сурхаиль, послала за девицей семь своих сыновей-батыров и похитили они нашу пери, увезли в чужие степи…

– Что, говоришь, хороша, невеста, – замечтался я.

– О да! – Привстал на стременах Фазыл, – плечи у неё пятнадцать четвертей каждое. Насилу одолели её похитители. Схватила она старшего батыра одной рукой за ворот, другой за кушак, опрокинула навзничь на землю, колено на грудь поставила, у батыра кровь изо рта хлынула, задавила ай-Барчин богатыря.

– Охренеть, – помрачнел я, – а может богатыри хилые были?

– У ведьмы старухи семь сыновей, каждый носит девяностобатманный железный панцирь, вместо кушака повязывает поводья четырнадцати коней и в день съедает девяносто баранов – продекламировал Фазыл, вонзая нож в моё сердце.

– Батыров тех зовут, – продолжал зараза Фазыл, – Караджан, Кокальдаш, Кошкулак, Кокаман, Байкашка, Тойкашка и младший Коккашка.

– Коккашка?!?!… – я так и загнулся от хохота…

– Коккашка, – невозмутимо повторил махрам, – что значит «звездочка голубого цвета на лбу у лошади».

– Ещё раз охренеть, – подумал я.

– Эй, дружище Фазыл, стемнело уже, и кушать охота, – обратился я к Фазылу спустя часа четыре. – Может, отель какой неподалёку есть?

– Никакой Адели нет, – горестно покачал головой слуга, – есть старый мазар.

– Кто? – переспросил я.

– Мазар старый, курган на кладбище, – пояснил Фазыл, там и переночуем.

– Чудненько, – кисло улыбнулся я, – интерьер винтажный и компания подходящая.

Вскоре мы подъехали к старому заброшенному кладбищу. Спрашивать Фазыла откуда кладбище посередине голой степи не хотелось, в ответ я бы услышал очередную заунывную легенду.

Посередине кладбища одиноко торчал мазар: нечто, похожее на каменный склеп. Я подъехал поближе, кое-как слез с коняги, просунул голову в дверной проем:

– Эй, хозяин, есть кто дома? Местечко найдётся?

– Для тебя места нет, – ответил мне скрипучий голос из глубины, есть только место для твоего коня.

– Нет, так дело не пойдёт, а мне что на улице торчать! – Я обошел мазар кругом и заглянул с другой стороны:

– Место есть?

– Здесь есть место для вас и коня с ишаком, – с готовностью ответили мне.

«Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом», – подумал я, и подтолкнул незадачливого жеребчика вперед. Потом зашел сам и кликнул Фазыла, с интересом наблюдавшего за мной на безопасном расстоянии. Я лично ничуть не боялся, потому что, признаться, слабо верил в происходящее… И, вообще, удивить меня, после всего увиденного за день, было очень сложно…

Никаких зомби в мазаре не оказалось, я с наслаждением стянул с головы булатный шишак и прислонил к стене пику. Подоспевший Фазыл расстелил для меня на полу некое подобие спартанского ложа, но мне так хотелось спать, что я заснул сразу же, как только лег, лелея тайную надежду, что проснусь у себя дома.

И приснился мне замечательный сон….

Моя нареченная невеста Барчин-ай протягивала мне чашу вина, обворожительно улыбаясь:

– Алпамыш-джаным, мой яр, знаю, круглый год ты опьянён страстью, так утоли свою жажду, девушки-служанки ушли, мы в юрте одни, склони голову ко мне а грудь…

На обольстительной гурии была одна кружевная шаль на голое тело, она прижалась ко мне и прошептала, чтобы я не робел.

Меня кинуло в жар, я отпил глоток сладкого ярко-красного вина, осторожно приобнял Барчин за талию, и почти коснулся чувственных полуоткрытых губ, как вдруг полог юрты откинулся, и показалась фыркающая лошадиная морда Байчибара. Я вздрогнул и проснулся…

Мазар освещали лучи утреннего солнца, мой слуга дрых на лошадиной попоне. Приключение продолжалось…

ГЛАВА 2. НАРЕЧЁННАЯ НЕВЕСТА

Всё тело ныло и болело после вчерашней верховой езды, неохота было не то что вставать, даже шевелиться. Но неугомонный Фазыл уже суетился. Увязывал поклажу, поил коня и своего ишака. Я подошел к Байчибару: «Эх, ты, коняшко… жуёшь овёс, сказал бы лучше, как нам быстрее доехать, иначе хозяин останется без мягкого места…»

– Иногда лучше не дойти, чем зайти слишком далеко, – глубокомысленно произнёс конь, посмотрев мне прямо в глаза.

– Ты чего это, скотина, раньше не признался, что говоришь?! – возмутился я, после того, как Фазыл привёл меня в чувство.

– А я по жизни вредный, – заметил конь.

– Вай, вай! – всплеснул руками Фазыл, – я ведь говорил, что конь волшебный!!!

– Ну ладно, смягчился я, – раз уж ты говорить умеешь, да к тому же так складно, посоветуй, как нам до недругов добраться?

– Ноу проблем, – подмигнул мне жеребец, – сиддаум плиз.

Я кое-как взгромоздился на своего скакуна. В ту же секунду он распустил два огромных белых крыла и взвился в воздух.

– Рады приветствовать вас на борту нашего авиалайнера, – мелодичным голоском сообщил мне Байчибар, а я с ужасом смотрел на кроохотного Фазыла, который кругами носился вокруг ишака и пинками пытался заставить его взлететь.

– А как же Фазыл?! – ошарашено спросил я.

– Дружба, которая закончилась, – и не начиналась, – философски изрек Байчибар.

– Меня лично, Константин, гораздо больше волнует, как вас угораздило попасть в такой переплёт?

– Так ты..то есть вы..знаете кто я?! – воскликнул я.

– Ну конечно, – невозмутимо подтвердил конь, – конечно, я знаю, кто ты. Я ведь волшебный конь. Племянник Конька-горбунка. Между прочим, с энциклопедическими познаниями. Так что тебе несказанно повезло. Учитывая, что в тебе нет ничего особенного. Ты Костя Савушкин, 25 лет, работаешь журналистом в захудалой газетёнке, вредных привычек и судимостей не имеешь, блестящих способностей и талантов тоже. Вот мне и интересно, как ты здесь оказался?

– Где здесь? – переспросил я, – в прошлом?

– Дурак ты, Константин. Если бы ты оказался в прошлом, тебя бы с твоей рожей давно бы четвертовали, как шайтана. Нет, милый! Можно сказать, что ты попал… ну считай, что в старинную легенду древних кочевников. Только для того, чтобы здесь оказаться, нужно два условия: во-первых, вещь из настоящего прошлого, во-вторых, принятое внутрь зелье из мифического прошлого.

– Юрта и вино….удрученно сказал я, так оно всё и было… значит, если бы я заснул в индейской пироге, то проснулся бы Чингачгуком Большим змеем? Эх, Андрюха, кто бы мог подумать, что ты способен на такую подлость..

– Андрюха тут не причем, – заметил Байчибар, – такое под силу только местному колдуну, и притом весьма могущественному. Но обдумать всё придётся потом, сейчас я иду на посадку.

С этими словами Байчибар плавно спланировал на холм, по склонам которого паслись черные овцы, прыснувшие при виде крылатого коня во все стороны.

К нам подошли удивлённые чабаны:

– Гай, батыр, что за конь чудесный играет под тобой на сто ладов? – спросил один из них, – да и ты, видно не из наших краев, джигит?

«Если бы ты только знал как прав», – подумал я.

– Да, сам я не местный… э, вы тут девчонку случайно не видели, такую полненькую, с родинкой над губой, Барчин-ай её звать?

– Пс, – раздалось у меня за спиной, – так ты ничего не узнаешь, повторяй за мной: Я бек-батыр Алпамыш, грозный пахлаван, мой гнев, как северный буран, орёл могучий, я был глава народу своему и золотой джигой я украшал чалму.

Я старательно повторил, прибавив от себя, что взглядом высушиваю океан и смешиваю с прахом кровь врагов…

– Масштабно, – одобрительно хмыкнул Байчибар, – для репутации важен размах, а не итог. Теперь в том же духе расспроси у них про гуль-Барчин, только прямо про неё не спрашивай, говори иносказаниями.

– Э… замялся я, – и ещё у меня есть один вопрос…, – конь весьма чувствительно кусил меня за зад..

– Иии змею ужалит смертная тоска! – вдохновенно взвыл я, – сокол я, что ищет утицу свою, где верблюдица, что страсть мою зажгла, я самец, ищу верблюдицу свою, разъярен желаньем, грозно я реву, о луку седла я головою бьюсь, никого на свете не боюсь. Если встречу я вражину на пути, лучше враг ко мне не подходи, легким камушком швырну под облака, будет порознь ног, жопь и голова!

Пастухи испуганно зашептались:

– Есть упущенная тобою утица, – потупившись, признался, наконец, один из них. Девяносто коршунов её сторожат день и ночь. Не одолеть таких коршунов даже такому грозному батыру, зря ты приехал сюда, найдешь ты вместо верблюдицы свою погибель.

– Как ни высока гора, не отступай: пойдешь, перейдёшь, – вспомнил я к слову какую-то древнюю поговорку.

– Ну что ж, – развели руками чабаны, – будь тогда сегодня нашим гостем, грейся возле нашего костра, откушай нашей шурпы.

Чабаны заботливо постелили мне свою одежду, бережно распрягли и пустили пастись Байчибара. Под открытым звездным небом, у огня, под мелодичные песни шаиров удивительно хорошо лежалось. Есть всё-таки в моём положении и приятные моменты подумал я и меня тотчас же одолел крепкий сон. И опять мне приснилась юрта прекрасной Барчин-ай.

– Возлюбленный мой джигит, – нежно шептала девушка, – из таких далёких краёв ты примчался, чтобы освободить меня! Ты самой судьбой преподнесён мне в дар, мой хан! Не томи меня, сломи свою робость, подойди и обними меня покрепче!

Глаза Гуль-Барчин манили своей глубиной, от её лукавой улыбки я готов был расцвести словно майская роза..

– Ты сводишь меня с ума, Барчин-ай, – ответил я, подойдя ближе, обнимая девушку и проводя ладонью по её распущенным, черным как смола волнистым волосам. Я пьянею без вина, я сгораю, как тонкая свеча, когда смотрю в твои тёмные волшебные глаза, я смотрю на тебя так, как будто вижу впервые. Я приду к тебе, выручу тебя из плена…

Сладко потянувшись, я поспешил открыть глаза, – уж не вернулся ли я домой? – возвращаться мне вроде пока и не хотелось… Нет, эта знакомая лошадиная морда явно не из Питера..Байчибар расселся на лужайке, держа в одном копыте блокнотик, а в другом авторучку и старательно что-то туда записывал.

– Я ещё и крестиком вышивать умею, – фыркнул он, заметив мой вопросительный взгляд. – Итак, пока вы спали и видели сладкие сны, я успел побывать на разведке в стане нашего врага, а именно в пещерах, где обитают девяносто батыров. Все они состоят на службе у калмыцкого Тайча-хана и все хотят взять в жены пленную. Но Барчин-ай не лыком шита: объявлено о начале грандиозного состязания. В программе: а) скачки б) стрельба из лука в теньгу за тысячу шагов в) борьба со всеми батырами на майдане. Победитель получает девицу. Конь убрал блокнот.

– Скачки назначены на сегодня, на восемь утра, судя по моему хронометру, без пяти минут восемь, чистите зубы и поскакали!

– Наши скачки называются «байга», – поучал меня по дороге Байчибар, – проводиться они будут на Бабахан-горе, ехать до неё около девяти дней, так что приготовьтесь к дальней дороге. Я приуныл. Хотя Чибар и достал для меня где-то штаны с кожаной попой, но натирало седло все равно нещадно, поэтому выглядел я на коне явно не как джигит.

– На скачках будет присутствовать сам шах! – с явным удовольствием продолжал Байчибар, – а всего в забеге примут участие 499 коней. Я пятисотый!

Мы подъехали к степи Чилбир-Чоль. Её заполнял народ: старики и детвора, бедняки, и знатные толстые беки в дорогой расшитой одежде, – степь напоминала галдящий базар. С единственным отличием: очень уж тут много было всадников. Особо отличались семеро батыров-братьев, похитивших мою невесту. По меткому выражению Байчибара, голова каждого размером с юрту, а туловище с небольшой холм.

При виде нас богатыри тут же соскочили с коней, сложили руки на груди и поклонились. Не слез с коня и не поклонился только самый огромный из них.

– Алпамыш, – пробасил он, – глядя куда-то вбок, – сохрани свою жизнь, поверни с пути. Я с тобой не шутки шутить собрался, я тебе башку откручу и в карман положу.

Я сглотнул. Громкие слова про то, как я смешиваю с прахом кровь своих врагов, застряли у меня в горле.

– Сладко пить из чаши популярности? – ехидно прошептал мне Байчибар.

– Что ты как на базаре себя расхваливаешь, – неожиданно громко для себя сказал я, – ты ведь пахлаван, а не баклажан. Друзья богатыря громко заржали. – Выйдем на майдан, я сам тебе все лишнее пооткручиваю, – продолжил я, вдохновлённый успехом.

Превратить немедленно меня в лепешку огромному батыру помешал самый молодой из братьев, который встал перед конем своего брата и промолвил:

– Кокальдаш-батыр, мы все приняли условия, Барчин-ай, никто не возражал. Будь господином своего слова. Если верх в состязании одержит Алпамыш, значит Ай-Барчин будет ему женой.

Кокальдаш на это ничего не ответил, все батыры сели на коней, и мы устремились к месту сбора участников соревнования. Ехать до Бабахан-горы мы были должны все вместе.

– Ты слишком нетерпелив для батыра, – читал мне мораль Байчибар, – мало в тебе смирения, – он весело заржал. Однако сколько здесь скакунов!

Действительно, пятьсот всадников, все на отличных лошадях, это смотрелось внушительно. Мы с Байчибаром хотели незаметно затесаться в толпу, но у нас ничего не вышло. Какой-то батыр на мощном красавце коне остановился перед нами и показал пальцем на моего коняшку:

– Гляньте, братцы, да это же Алпамыш! И на этой вот скотине ты надеешься нас обогнать? Вокруг раздался громкий хохот и нас с Байчибаром обступили. Со всех сторон неслись выкрики:

– Как это умудрился ты, Алпамыш, доехать сюда на этой негодной кляче!

– Да это же совсем нестоящая животина, она и при ходьбе то раскачивается!

– Это же не конь, его давно ждёт живодёр!

Морда Байчибара тут же вытянулась до земли, а бешено вращавшиеся глаза заметали молнии.

– Терпение и смирение, – напомнил я ему и погладил по холке. Чибар только плотнее сжал зубы.

Раздался чей-то громкий свист, вокруг захлопали плетки и всадники тронулись в путь.

Байчибар не торопился в передние ряды, а ехал ровно посередке, однако, ничуть не сбавляя темпа. Мы ехали ровной бесконечной степью, круглыми сутками, только иногда делая короткие привалы. Я привык и спать, и есть в седле и перестал обращать внимание на смешки над моим конем. Однако смешки вскоре стали затихать, потому что, хотя Байчибар и не стремился вперед, но и темпа не сбавлял и скакал с той же скоростью, с какой начал, в то время как многие кони уже выдохлись и отставали. Мой жеребец не знал устали и, казалось, становился бодрее день ото дня. Другие начали посматривать на нас с опаской и говорить, что мой конь хитер, и что у людей не может быть таких лошадей. Вскоре мы подъехали к скале Зиль, неприступной круче, преградившей дорогу. Всадники один за другим потянулись в обход, Байчибар пропустил всех и легко, словно птица взлетел на вершину. Мы перешли скалу Зиль, оказались далеко впереди всех, первыми подошли к Бабахан-горе и стали ждать остальных. Ждать пришлось почти целый день, к вечеру вдалеке стали показываться первые противники.

– Да ты, видно, колдун, – воскликнул неприятно удивленный Коккальдаш, когда увидел нас.

– Как ты мог опередить нас на этой паршивой кляче?

– Какой из меня колдун, – махнул я рукой, – дело было так: доскакал я до скалы, смотрю, ваши тулпары остались бодрыми, а мой конь так устал, что ни шагу больше сделать не может. Связал я его за четыре ноги, на плечи себе взвалил и по тропинке вверх как двину, даже и не заметил, как сюда дошел… Все, включая Байчибара, с недоверием уставились на меня, но я как ни в чем не бывало, сидел возле своего костра.

– Если конь твой так плох, – сказал наконец Коккальдаш, давай зарежем его и съедим? Мы голодны, а так хоть досыта наедимся конины!

– Моим конём досыта не наешься, огорченно развел я руками, – посмотри сам, у Байчибара одна кожа да кости, давай лучше зарежем твоего, в нём явно сала больше! Ситуация накалялась и решать её мирным путем наши соперники явно не собирались. Они окружили меня и Байчибара плотным кольцом и бросились на нас всем скопом. Меня они сбили с ног сразу же и связали поводьями, с Байчибаром им пришлось повозиться: конь брыкался, лягался и ржал нечеловеческим голосом. Если я не ошибаюсь, половине он сломал челюсти, а остальным выгрыз колени. Но перевес сил явно был на стороне противника: бедного Чибара опутали арапниками с головы до ног и повалили рядом со мной.

Мы лежали морда к морде и тихо постанывали, Байчибар от обиды, а я от ужаса.

В последнюю ночь перед скачками недруги веселились от души, склон Бабахан-горы осветили костры, горное эхо разносило песни и топот плясок. Потом они наплясались и угомонились. Я бы тоже давно уснул, но Байчибар у меня под боком елозил как ненормальный: он катался по земле, грыз арапники, извивался и крутился, брызгая слюной. Потом он приноровился ползать наподобие гусеницы-переростка и куда-то уполз.

«Плохой из меня батыр, – грустил я, глядя в ночное звездное небо и зевая. Лежу себе, в ус не дую, а верный конь в это время ползает по стану врагов и перегрызает им глотки… Однако… это все таки слишком кровожадно даже для Байчибара…»

– Пс, Константин, можешь пошевелить рукой, – раздалось откуда-то сбоку, и ко мне снова подполз неутомимый коняшко.

– Меня так связали, что я и языком с трудом шевелю… боятся, вражины.

– Что тебя бояться, червяк дохлый, – гневно просипел конь, – так и будешь лежать кверху пузом?! Я меч твой достал, бери его в зубы и пили на мне верёвки.

Сказать, что это тяжело пилить веревки мечом в зубах, значит ничего не сказать… я даже и не пытался представить себе, как это все выглядело со стороны. Перепилил я две, ну три веревки, после чего плюнул меч, потому как светало и батыры заворочались, просыпаясь.

– Чтоб ты опух, – матюгнулся конь, и прикрыл своим телом меч.

Коккальдаш лично подошёл пожелать нам доброго утра, завязал перепиленные верёвки, подлюга, и сказал, что после скачек зарежет и съест нас обоих.

Всадники встали в ряд, Коккальдаш приподнялся на стременах, свистнул что есть силы и скачки начались.

Бедный Байчибар: каково ему лежать связанным, когда он легко может обогнать всех коней и показать всем кузькину мать. Я посмотрел на коня: он в очередной раз пытался порвать арапники – весь раздулся и покраснел от натуги.

– Глазки прикрой, – посоветовал ему я, – чтобы не вылезли. Тут же раздался громкий хлопок… я опешил, но выяснилось, что это лопнул один из кожаных арапников…

Видно желание выпендриться у коня было настолько сильно, что за какие-то десять минут он полностью высвободился от пут, моментально перегрыз веревки на мне, схватил меня за шиворот, закинул к себе на спину и поскакал галопом догонять всадников.

Меня болтало на коне, мягко говоря, как былинку на ветру: он нёсся со скоростью японской электрички, забрызгивая окрестности желчной слюной. Естественно, что скоро мы нагнали и перегнали ускакавших противников. Четыреста девяносто три, четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто пять… – считал на ходу Байчибар, успевая оборачиваться и показывать остающимся сзади всадникам длиннющий язык.

Осталось четыре коня, подвел итог он! Три коня хана и наш любимый Коккальдаш! Байчибал наддал газу… впереди показался гнедой ханский скакун.

– Этот гнедой, – прокричал мне Чибар, – всем хорош, но если прикрикнешь на него, остановится, и с места его не сдвинешь, сейчас я поравняюсь с ним, спроси у наездника насывея.

– Кого?

– Насывея, табаку!

Байчибар ещё поднажал и мы поравнялись со всадником.

– Эй, командир, огоньку не найдётся? – я сделал жест, как будто прикуриваю.

– Дурак, осадил меня Байчибар, – у нас табак жуют.

– Миль пардон, – извинился я, – насывеем не угостишь, братишка?

Тот полез в карман, достал оттуда грязно-бурую плитку и протянул мне. Мы чуть придержали коней и я взял табак. А теперь прикрикни на меня как следует, – шепнул Чибар.

– Гей, волчья сыть, шевели ногами!!! – гаркнул я, и хлестнул своего коня. Байчибар рванул вперед, а ханский скакун застыл как вкопанный. Наездник взвыл, кляня нас за хитрость, но нас уже и след простыл. Байчибар оставался полным сил и задора и даже ещё не запыхался. Вскоре мы нагнали ещё одного ханского скакуна: стройный длинноногий жеребец на удивление резво бежал.

– И этого ханского коня я знаю, – пригляделся Байчибар, – это белокопытный жеребец, копыта у него мягкие, по земле бежит хорошо, а вот по камню не может. Мы догнали соперников и Байчибар начал теснить ханского коня на каменистую поверхность. Спустя несколько часов сумасшедшей гонки, белокопытный скакун начал спотыкаться, а выносливому Чибару всё было нипочём. И этот ханский холеный конь остался позади. Теперь нужно только обогнать Коккальдаша.

Вот и он впереди, на замыленном коне.

– Коня Коккальдаша зовут Кокдонан, – сообщил Чибар.

– А мне какая разница, как его зовут?!!!

– Разница есть, – возразил конь, – это мой троюродный братец, большая вредина, и к тому же он моложе меня, трудно мне будет с ним справиться. Придётся тебе что-нибудь придумать.