Длань Покровителей 1. Земля избранных

Кантана поникла. Хрустальная капелька слезы заскользила по её щеке.

– Даже у Сиазе теперь есть, кому служить, – обиженно пробормотала она. Звук её голоса потерялся в шелесте листьев. – А у меня – нет. Какого цвета были бы мои платья, если бы…

– Седьмой день твоей жизни был днём прославления Покровителей Хаоса, – проговорила Анацеа отрешённо. Она не любила, когда Кантана затрагивала эту тему. – Фиолетовый.

Глаза Кантаны возбуждённо заблестели.

– Ух ты! – воскликнула она. – Мой любимый цвет.

Анацеа отвела глаза и осторожно прижала дочь к себе. Кантана осталась непосвящённой, но в этом не было её вины. Вопросы младшей дочери с годами становились всё более прозрачными: они всё чаще напоминали Анацеа о том периоде жизни, который она не желала воскрешать в памяти. И забывать не желала тоже…

Последние ступеньки остались позади. Анацеа и Кантана вышли на вымощенную камнем площадь. Солнце опускалось к горизонту, наливаясь алым. Шаловливый ветер щенком бросился под ноги, заставив подолы юбок заиграть волнами.

Дети носились кругами, пытаясь догнать друг друга: звонкие голоса эхом терялись в яблоневых кронах Священного Сада.

– Мама, мама! – женский голос, смеющийся на надрыве, догнал Анацеа. – Вы решили уйти без нас?

Анацеа обернулась, разметав по плечам волосы. Взгляд поймал фигуру старшей дочери – Вайраны. Девушка крепко прижимала к себе маленького сына. Чуть поодаль тихо шли муж Вайраны – Арапонт и сын Анацеа – Элатар. Оба угнетённо смотрели в землю и шептали что-то едва открывающимися губами.

Несмотря на то, что внешнее спокойствие удалось сохранить, сердце сжали тиски ужаса. Скоро, очень скоро Великое Посвящение заберёт у Анацеа Элатара. Через несколько лет он начнёт подыскивать жену и непременно влюбится в одну из девушек Девятого Холма. А потом она обязательно родит ему дочку… Анацеа поймала себя на мысли, что была бы рада, если бы у Элатара родился сын: такой же потешный коренастый мальчишка с медовыми локонами волос.

– Что случилось? – Анацеа вздёрнула подбородок.

– Зейдана плачет у тела мужа! – с презрением выкрикнула Вайрана.

Анацеа, приложив палец к губам, с укором посмотрела на старшую дочь. Вайране Покровители дали двух сыновей, поэтому Акт Великого Посвящения радовал и смешил девушку, подобно тому, как весёлое представление забавляет ребёнка.

– Помолчи, – сквозь зубы выговорила Анацеа.

Ей самой приходилось плакать дважды, и она как никто другой знала, что переживает сейчас Зейдана. В памяти возникли пугающие картины: красные реки крови, расплескавшиеся по жертвенному Алтарю, бесстрастное лицо жреца-вершителя, мужская голова на каменном помосте… Маленький феникс встрепенулся внутри, расправив огненные крылья: Анацеа захотелось вернуться в Храм к Зейдане, чтобы обнять её, утешить, снова вдохнуть в неё жизнь… Но она не могла так поступить. Правила Посвящения диктовали иное. Через десять минут Вершители уберут тело Сиана в могильник. Зейдану с малышкой отведут в специально подготовленную комнату, где они будут пребывать под надзором жриц, пока не высохнут слёзы первой боли. А в Жертвенном зале настанет новый Час Великого Посвящения, но уже для других.

Зейдана станет сильной и непоколебимой, как мать. Посвящение научит её этому, превратит беспечное мягкосердечие в истинное благородство. Только трудности закаляют волю. Только боль утраты может помочь осознать истинную ценность чувства и открыть новые, неизведанные ранее грани жизни.

– Не смейся, дочь, – с укором продолжила Анацеа. – Первый раз очень сложно понять глубинный смысл великого Акта. Зейдана ещё очень молода. Мне тоже было восемнадцать в день твоего Посвящения.

Шероховатые ступени тихонько поскрипывали в сгущающейся темноте. Они отсчитывали шаги идущих на Посвящение, заставляя сердце Анацеа колотиться чаще. Сдавленный выдох вырвался из горла, и она прижала Кантану к себе крепче. Анацеа неоднократно созерцала Акт Великого Посвящения. Да что там – ей приходилось самой стоять со своими дочерьми в пелёнках у жертвенного Алтаря, рыдая так, что слёзы застилали взор…

А теперь это коснулось и Зейданы. На седьмой день жизни её дочери Сиазе, как и полагается. Крошка никогда не вспомнит лица отца, как и большинство женщин Девятого Холма. Ибо отправиться к Покровителям во имя Посвящения своей дочери – его почётный общественный долг.

Не вспомнит. Если, конечно, лёгочная отпустит Сиазе. Эта зараза вечно пристаёт к слабым недоношенным младенцам. Жрецы на этот раз не были однозначны и не могли сказать ничего определённого.

Из-за растопыренных яблоневых крон выплыло сочное яблоко полной луны. Ветки деревьев разрезали его на крошечные лоскутки. Казалось, что призрачный щербатый лик налит кислым виноградным вином.

Босые ступни коснулись травы, сбрызнутой вечерней росой. Тело пробрал неприятный холодок. Руки обхватили тельце Кантаны. Плечи девочки по-прежнему мелко трепетали.

– Неужели мой муж тоже уйдёт к Покровителям? – задумчиво пробормотала Кантана, подняв вишни чёрных глаз.

Анацеа тревожно покосилась на верхушки яблонь. На синих лоскутках неба одна за другой высыпали звёзды.

Как объяснить Кантане, что у неё никогда не будет ни мужа, ни детей?

В памяти Анацеа всплыло скуластое лицо покойной старшей сестры. Ноацеа, как и Кантана, была непосвящённой. Она никогда не показывала недовольства участью и ходила только с гордо поднятой головой. Её сила духа могла бы стать эталоном для любой женщины Девятого Холма, а смирение вызывало истинное восхищение. Юная Анацеа и её старший брат Винченцо считали сестру твёрдой и непоколебимой, как скала. До тех пор, пока однажды, глубоким вечером, не услышали доносящиеся из комнаты Ноацеа сдавленные рыдания.

– Вырасти сначала, – губы Анацеа едва шевельнулись, создавая для дочери подобие улыбки.

– А я возьму и не отдам своего мужа на Посвящение! – капризно прогундосила Кантана. – Вот не отдам и всё! А если за ним придут – перебью всех кулаками!

Сочная трава, напитавшаяся вечерней росой, приятно холодила босые ступни. Мелкие зелёные яблоки, что спешно покинули родные ветки, отражали лучи лунного света. Казалось, что Покровители рассыпали по газону сада сотни серебряных монет.

Анацеа расправила юбку, присела на корточки и крепко прижала девочку к себе, спрятав лицо у дочери на плече. Шёлковые пряди волос Кантаны, пахнущие свежестью и летними цветами, коснулись её щёк.

– Мама, ты что? – Кантана робко попыталась высвободиться из объятий, но Анацеа держала её крепкой хваткой. – Мам…

Не произнося ни слова, Анацеа коснулась сухими губами щеки дочери и отвернулась.

Анацеа не могла допустить, чтобы Кантана увидела, как она плачет.

2

Семьдесят шестой день четвёртого сезона, год 327

Солнечный свет завладел миром…

Пронизывающие и такие горячие для конца четвёртого сезона лучи клубились в воздухе, делая его похожим на парное молоко. Пёстрые блики плясали по стенам; по столам, что выстроились полукругом подле кафедры. Кантана недовольно сморщила нос. Плечи под толстой накидкой покрылись каплями пота: того и гляди, загорятся ярким пламенем! Высшая мера Инквизиции, не иначе! Она не без зависти оглядела слушающих. Почти все сбросили с плеч разноцветные накидки, и лишь непосвящённая Тилен сидела напротив, укутавшись в глухой чёрный палантин.

Говаривали, что до Возмездия Покровителей четвёртый сезон бывал холоден и дождлив. Что в лесах в первый месяц плодоносили грибницы, а деревья сбрасывали листву уже к середине второго. Кто знает, кто знает…

Размяв плечи, Кантана вернулась к записям. Вспомнить, о чём только что вели речь, оказалось невозможно. Монотонный голос Наставницы навевал дремоту. Казалось, что её слова начисто лишены смысла.

Как же хочется растянуться прямо за столом, покорившись порывам лени!

Луч лениво скользнул по ладони. Лиловые блики матового оконного стекла волочились за ним, обхватывая запястье браслетом. Солнце дарило ей настоящие аметисты! Кантана томно прикрыла веки, отгородившись от мира завесой ресниц. Если бы всё сложилось иначе в первые дни её жизни, она носила бы яркие фиолетовые одежды. Она имела бы право снять накидку, обнажив плечи. И непременно расшила бы подол платья аметистами цвета вечерней дымки… Но у Покровителей были другие планы: они даровали ей угрюмый цвет вороного крыла, бесправие и горькие чёрные агаты.

Наставница басисто вещала о роли женщины и мужчины в обществе, о сакральности Акта Великого Посвящения. Как бы лекции ни начинались, чему бы ни были они посвящены – истории или окружающей природе – заканчивались они всегда одним и тем же.

Усталый вздох вырвался из груди Кантаны. Наставнице важно было донести до них эту информацию. Ровесницы Кантаны находятся в преддверии замужества, и многим из них скоро впервые придётся увидеть Акт Великого Посвящения. Некоторые из слушающих, правда, уже присутствовали на Посвящениях; но стоит ли объяснять, что всё будет совсем иначе, когда они произведут на свет дочерей? Ведь у Алтаря окажется не дядя, не брат, не муж сестры, а тот, кто стал для тебя смыслом жизни.

Губы Кантаны изогнулись. Её-то это не коснётся ни коим боком! Хоть какой-то плюс непривилегированного положения.

Сасси повесила жёлтую накидку на спинку стула. Вальяжно расправив острые плечи, она кинула на Кантану победоносный взгляд. Её рот вяло шевельнулся, но Кантане не нужно было овладевать искусством чтения по губам, чтобы понять посыл. «Знай своё место» – вот всё, на что способен острый ум Сасси Альтеррони.

Кантана гордо показала обидчице язык и, ища поддержки, взглянула на Тилен. Та покусывала губу, едва сдерживая смех. Бисеринки пота рассыпались по раскрасневшемуся от жары лбу Тилен, лицо походило на разваренную картофелину. Кантана сама вряд ли выглядела более привлекательно, но деваться было некуда.

Запах раскалённой книжной пыли обрёл насыщенность; к нему примешивался аромат прелой древесины и мела. Воздух стал горячим, сухим и тяжёлым: каждый вдох давался невероятным усилием. Вот когда скучаешь по проливному дождю, бушующим ураганам и звонким грозам!

Наставнице следовало бы закончить нравоучения и отпустить их, но она увлеклась рассказом настолько, что напрочь забыла о времени. Даже красавица Сасси, обычно с вожделением слушающая Наставницу и то и дело поддакивающая ей, уныло косилась в пол, накручивая на палец светло-русый локон.

– Женщина непосвящённая не представлена Покровителям, и именно поэтому они не могут поддерживать её магический потенциал, – подытожила Наставница, уставившись на Кантану. Она всегда смотрела на неё или на Тилен, когда говорила о непосвящённых, – При отсутствии поддержки Покровителей имеется высокая вероятность установления связи с деструктивными силами. Поэтому любая попытка непосвящённой женщины применять магию пресекается в зачатке и наказывается четвертованием и пожизненной ссылкой.

Кантана снова взглянула на Тилен, стараясь придать лицу насмешливо-высокомерное выражение. Тилен подмигнула: уж она-то знала, что означает эта гримаса.

– На этом наша беседа закончена, – проговорила Наставница, складывая бумаги в кожаную папку. – Жду ваших вопросов.

Кантана нерешительно почесала затылок а затем подняла руку, разогнав облачко мелких пылинок. Сасси почти испепелила её взглядом.

– Скажите, Наставница, почему Покровители не поддерживают наш с Тилен магический потенциал, но всё равно с нами связываются?

Тишина на несколько секунд воцарилась в аудитории. Что-то недоброе произойдёт сейчас: Кантана поняла это по надменному блеску в глазах Наставницы.

– Госпожа Бессамори, не провоцируйте меня, – голос Наставницы, разорвавший тишь, был холоден и спокоен, – Вам тяжело среди избранных, но скромность и смирение даруют Вам счастье.

Сасси визгливо хихикнула. Молния пробежала меж лопаток, спускаясь к пояснице. Ах, как Кантана мечтала отправить нахалку на Мёртвый Континент, напрочь отрезав ей все возможности вернуться обратно!

– Я, вообще-то, прогноз на будущее не просила, – Кантана закатила глаза.

Морщинистое лицо Наставницы исказила недовольная гримаса. Она выглянула из-за кафедры, как стервятник, готовый в любой момент кинуться на добычу.

– Смирение и скромность, запомните это, госпожа Бессамори, – Наставница щёлкнула в воздухе сухими пальцами, породив ярко-голубую вспышку. – Я не хотела бы видеть Вас или Вашу подругу четвертованными: без рук и языка.

Кантана усмехнулась. Угрожает? Само собой, все они начинают запугивать, когда замечают инакомыслие! Кантана хорошо чувствовала расстановку сил, и точно знала, кто в случае конфликта одержит победу. Только вот доводить дело до этой стадии было невыгодно. Всё же, Наставница ещё три года будет отравлять ей жизнь. Сохранить хорошие отношения сейчас – важный приоритет.

– Ясно, – выпалила Кантана. – Простите мне мою дерзость, Наставница.

– Я прощаю Вас, – Наставница ссутулила жилистую шею, как гусыня. – И я отвечу на Ваш вопрос. Представьте себе руку, что намеренно берёт молот. А что будет, если молота нет? Пустое движение. Конечная цель достигнута не будет, так как при отсутствии молота это невозможно. В Вашем случае всё точно так же. Не организм реагирует на сигнал Покровителей, а Покровители на сигнал организма. То, что Вы называете связью, для Вас – просто не имеющее значения явление.

– Если нет молота, я возьму пилу! – ответила Кантана, не сумев побороть врождённый дух противоречия.

– Вы за старое, госпожа Бессамори? – Наставница скривилась.

Риторический вопрос не требовал ответа. Что ж, пусть Наставница считает так, как хочет считать: правду-то все знают. Кантана проводила взглядом удаляющуюся фигуру. У неё была тысяча и одна причина не доверять Наставнице.

Слушающие, наконец, оживились. Аудитория наполнилась девичьим смехом, шуршанием бумаг, гомоном голосов. Сасси поднялась с места, невзначай пихнув Кантану локтём, и набросила на плечи расшитую цитринами накидку. Высокомерная усмешка играла на её губах, раскосые голубые глаза полыхали дерзкими переливами. Кантана давно показала бы Сасси, где раки зимуют, если бы не их вынужденное родство: два годовых цикла назад кузену Кантаны приспичило жениться на кузине Сасси.

– Ох, Кантана, – пробормотала Сасси, продолжая закручивать локон вокруг указательного пальца, – жаль, что непосвящённых не допускают на спецзанятия. Нам одну забавную вещь вчера рассказали. Оказывается, уже семнадцать лет по Девятому Холму бродит Длань Покровителей – девушка, обладающая особым видом магии. Она может уничтожить целый мир, если захочет, но может при необходимости и спасти его. Никто не может её обнаружить, но Верховная Жрица – Шандрис – чувствует её присутствие. Мне кажется, что я – Длань Покровителей, как ты считаешь?

Ох уж эта Сасси! Знает ведь, паршивка, что Кантана не любит быть второй. Превосходство демонстрирует: и неважно, что весьма сомнительное. Проходили, знаем.

– Кто-кто? Дрань? – Кантана растянула губы в усмешке. – А может быть дрянь?

Сасси, явно ожидавшая бурной реакции, застыла на месте, как оплёванная. Губы её приоткрылись, обнаруживая два кроличьих зуба. Даже пышные складки юбки поникли вместе с нею.

– Я могла бы сейчас подключить магию, – с угрозой в голосе процедила Сасси. – Могла бы подпалить тебе юбку, или ножки. Но тебе ведь даже ответить будет нечем. Слабых не обижают, пустышка.

Метод Сасси – эмоциональный прессинг. Неизвестно, что получалось у неё лучше: воспламенять предметы или разжигать чужой гнев. В подобные моменты Кантане всегда хотелось пойти на крайние меры. Но нельзя… Кантана посмотрела на Сасси, имитируя твёрдый и холодный взгляд матери. Это далось ей нелегко – внутри бушевал самый настоящий пожар.

– А зачем мне магия? – пожала плечом девушка. – У меня и кулаки хороши.

И прежде, чем Сасси успела возразить, Кантана легонько толкнула её в живот. Волна гнева, что копилась внутри, вырвалась наружу вместе с ударом. Всё элементарно: закон отражения.

Сасси приоткрыла рот, как рыба, выброшенная на берег бурным течением. Согнулась пополам: жёлтая накидка блеснула цитриновыми искрами. Благородно-русые кудряшки, строптиво изогнувшись в воздухе, упали на худые плечи.

– Ах, – томно простонала она.

Напряжение витало в воздухе, накаляя атмосферу всё сильнее. Вокруг сгрудились другие слушающие. «Кантана Бессамори, что ты делаешь, ты же убьёшь её!» – отчаянно завопил кто-то. В этом визгливом призыве слышался неподдельный испуг.

Кантана усмехнулась. Вот притворщица! Жалость своих подружек вызвать пытается, не иначе. Она-то знала точно: Сасси не было больно. Лёгкий тычок ещё никого не калечил.

– Хватит, – на плечо Кантаны легла рука Тилен. Обернувшись, Кантана поймала печальный, как у сенбернара, взгляд. – Ты ведь знаешь, из-за чего она бесится. Оставь её, проигравших не бьют.

Конечно, Кантана прекрасно понимала причину ехидства Сасси. И крылась она вовсе не в том, что Кантана вынуждена была до окончания своих дней носить чёрные одежды и покрывать плечи. Насмехаться над непосвящёнными – моветон. Всё было куда прозаичнее и банальнее. Гая – родного брата Тилен, которого Сасси предусмотрительно выбрала себе в мужья – не интересовал никто, кроме Кантаны.

– Что ж, – Кантана вскинула бровь, – мне Гай не нужен, слышишь, Сасси? Не соперница я тебе вовсе. Отношения мне заводить нельзя, да и не в моём он вкусе. Но…

Чёрные тени силуэтов на мраморном полу всё сильнее растягивались, клонясь к дверям. Толпа слушающих согрелась отблесками довольных усмешек. Глупенькие – наверняка, воспринимают её речь, как белый флаг. Кантана покусывала губу: нужно было подобрать красноречивое и меткое слово для финального удара.

– Но ты его не получишь! – подытожила она, злорадно ухмыляясь. – Потому что недостойно себя вела!

Тилен за её спиной наконец-то засмеялась в голос. Но никто больше не захотел поддержать Кантану в этой потасовке.

Сасси закипела. Лицо её перекосила гримаса недовольства. Если бы Кантана опустила взгляд ниже, она заметила бы красноватое сияние, исходящее от ладоней соперницы.

– Ты сама напросилась… – прошипела Сасси, вытянув руки.

Запах горящей ткани вывел Кантану из оцепенения. У ног танцевали огненные язычки. Подол платья тлел, испуская сероватые нити едкого дыма.

– Почтенные Покровители! – выругалась Кантана, в ярости топнув ногой. – Тоже мне инквизитор!

Она захлопала руками, сбивая пламя. Но рыжие языки исчезли столь же внезапно, как и появились, оставив в память о себе лишь небольшую закопченную выемку на подоле.

– Сасси, полно! – низкий голос прогремел над плечом Кантаны, и, врезавшись в противоположную стену, разбежался по залу эхом. – Ты убить её решила?

Бримэ, конечно же это была Бримэ с её заклятием молчания. Кантана, ранее считающая плотнотелую жрицу столь же бессильной и бесполезной, как среднестатистическую непосвящённую, наконец-то поняла, насколько на самом деле важна и мощна её магия.

Сасси выглядела так, будто её ударили ножом в спину. Она опешила. Сухие губы приоткрылись, выпуская наружу сиплый стон.

– Пойдём, – твёрдо сказала Бримэ, – не доведёт тебя это до добра.

– Погоди, – Сасси тщетно пыталась возразить, – я должна показать, где её место!

– Я не позволю, – прокричала Бримэ, потянув подругу за руку. – Ты и так уже глупостей натворила.

Сасси надменно скривила губы; глаза её полыхали желанием возмездия. Вот только мстить пока было нечем: Бримэ отобрала тот самый молот, о котором говорила Наставница.

– Спасибо, Бримэ, – пробормотала Тилен. Её голос потерялся в бессильном стоне Сасси. – Здесь могла случиться катастрофа…

Кантана незаметно наступила подруге на ногу. Нельзя было делать даже тонких намёков на то, что должно остаться в тайне; а особенно в присутствии недоброжелателей. Тилен виновато ойкнула и прикрыла рот ладонью.

– Могла, – согласилась Бримэ. – Сасси – очень сильная стихийница. Покровители дали ей опасный дар. Осторожно, Кантана, осторожно…

Бримэ за руку выволокла остолбеневшую Сасси из аудитории. Несколько девушек, наблюдающих за потасовкой со стороны, поспешили за подругами, размеренно цокая каблучками: самое интересное закончилось. Остальные слушающие давно разбрелись по домам: мало кому хотелось задерживаться в неуютной обстановке.

Оставшись в одиночестве, Кантана и Тилен заискивающе переглянулись.

– Осторожно, Кантана, осторожно! – отчеканила Кантана слова Бримэ смешным басом. – Да они и половины не знают!

Тилен подняла на подругу печальные глаза.

– Зачем ты ударила её? – непонимающе пробормотала она.

– Ну, во-первых, не ударила, – махнула рукой Кантана, – толкнула. Как я дерусь, она ещё не видела. А во-вторых, она… Она назвала себя Дланью!

Кантана тщательно скомкала исписанный лист бумаги и, прицелившись, запустила его в каменную урну. Тишину разбавило едва уловимое шуршание.

– Сегодня идём? – она покосилась на Тилен. – Я раздобыла новый метод, не терпится опробовать.

Тилен энергично помотала головой и упёрлась ладонями в столешницу. Блики лучей мишурой заскользили по её бледному лицу, оттеняя тёмные круги под глазами.

– Кантана, – проговорила она неуверенно, – это всё опасно. Это – риск. Мы не должны…

– Ну вот ещё! Что за занудство, Тилен?! – Кантана дерзко вскинула голову, разбросав по плечам пряди волос.

– Я просто объективно оцениваю ситуацию, – Тилен посмотрела серьёзным взглядом на подругу. – Я не хочу остаться четвертованной и жить в Пропасти.

– Бросить вызов всему миру – вот что мы должны сделать! – Кантана сердито сдвинула брови. Казалось, что пространство вокруг разрывают на клочки разряды молний. – Нас уже четвертовали, подруга! Облачили в чёрное, лишили семьи, детей. Магия – это последнее, что у нас осталось. И даже этим они запрещают пользоваться!

Тилен жалобно заскулила. Солнечные лучи путались люрексом в её стриженных тёмно-русых волосах.

– Только не сегодня, – буркнула она под нос. – Завтра, Кантана. Завтра.

– Я рада, что ты меня поддерживаешь, – на лице Кантаны заиграла удовлетворённая ухмылка.

Девушки схватили вещи и наперегонки ринулись к выходу, догоняя свои тени. Беломраморная аудитория, заполненная пыльным воздухом, опустела. Лишь солнечные зайчики, окрашенные в разные цвета стёклами витражей, продолжали носиться по кипенным стенам, как последние посланники уходящего тепла.

Поговаривали, что до Возмездия третий месяц четвёртого сезона приносил ледяное дыхание упокоения. Что холодные ветра в эту пору отчаянно резвились в голых кронах деревьев, а воду рек по утрам схватывала тонкая короста льда. Говорили, что ближе к межсезонью непременно выпадал снег, покрывая землю тонкой белоснежной периной. Для горожан эти слухи уже давно остались частью волшебных сказок, которые матери любят рассказывать детям перед сном.

Снега на Девятом Холме не видели уже более ста лет.

3

Дубовая дверь скрипела, болтаясь на массивных петлях. Ветер, прогретый солнцем, врывался в проём с нахальством юнца: он тащил за собой пыль и пожухшие листья. Голые ветви отбрасывали кружевную тень на крыльцо, поросшее бархатистым мхом. Воздух хранил запах водоёма и свежей древесины.

Кантана выбралась из наставни, спугнув стайку жирных голубей. Прохлада коснулась лица после жара глухих коридоров, сорвав с губ улыбку. Ветер подхватил подол платья и протащил по крыльцу, испачкав в пыли.

Ноги отсчитали три ступени вниз. Ещё одна стайка голубей, шумно хлопая крыльями, взвилась в холодное небо прямо перед лицом. Неуклюжие чайки деловито сновали поодаль, выискивая в трещинах уцелевшие семечки и хлебные крошки.

Кантана ускорила шаг. Деревья, покрытые замшелой корой, уплывали назад. Ненавистное здание наставни приближалось к горизонту, превращаясь в размытую линию.

Расшитые агатами рюши накидки развевались за спиной, как чёрные крылья. Каблуки лакированных туфель подняли феерию брызг, когда Кантана с разбегу перескочила через лужицу. Она по-ребячески засмеялась, глядя на летящие капли, что отливали всеми цветами радуги. Впереди были долгие часы свободы! И казалось, что за спиной разворачиваются настоящие крылья.

Ветви деревьев разрезали небо на фрагменты фантастической мозаики. Птицы сшивали клочки облаков смелыми стежками и сеяли по ветру тревожный писк. Природа хорошо чувствует последние тёплые дни. Скоро, совсем скоро наступит холодное межсезонье. А затем власть примет первый сезон – время мертвенного спокойствия и беспробудных снов.

Преодолев сквер, Кантана вышла на рыночную площадь, выложенную щебёнкой. Это была часть её обычного маршрута. Часы бойкой торговли подошли к концу, и теперь под навесами из грубой ткани царила печальная пустота. Лишь две торговки ютились в конце ряда, собирая товар в плетёные корзины. Кантана пригляделась: одна из них, кажется, несколько циклов назад служила в гостинице её кузена.

– Добрый день! – Кантана помахала рукой. Вытянутый отпечаток тени на земле повторил её движения. – Да помогут вам Покровители!

Одна из торговок – сморщенная женщина почтенных лет в синем бархатном платье – бросила Кантане румяное яблоко, искрящееся мёдом:

– Пребывайте в здравии, юная госпожа Бессамори!

Кантана поймала летящее яблоко и с аппетитом надкусила гладкую кожицу. Мякоть засияла белизной из надлома, кисловато-сладкий сок окропил губы.

– Благодарю Вас! – прокричала она. Ветер подхватил фразу, утопив её в шелесте опавших листьев и хрусте ломающихся веточек.

Фигура Кантаны, углубившись в пролесок, превратилась в чёрную тень и потерялась меж древесных стволов.

Когда шорох шагов стих, женщины, оставив свой товар, настороженно переглянулись.

– Жаль мне её, бедняжку, – пробормотала старушка в синем платье. – Каково это знать, что обречена на вечное одиночество и бессилие?

– И не говори-ка, – подытожила вторая женщина. Она выглядела моложе своей товарки, ярко-алые одеяния оттеняли бледность её кожи, – а ведь такая хорошенькая! Была бы завидной женой с её-то родством. Мать в Совете, дядя держал «Чёрную гвоздику», покуда к Покровителям не отправился…

Неловкое молчание затрепетало в воздухе. Лишь шелест сухой травы да посвистывание птиц нарушали напряжённую тишину. Корзины сгрудились у ног торговок, зияя пустотой. Ветерок трепал волосы женщин: ни одна не решалась подать голос, будто бы разговор затрагивал запретную тему.

Внезапный хлопающий звук разогнал облако неловкости. Из подлеска близ пустующих торговых рядов, с ускорением рассекая воздух, вырвался голубь. Энергично размахивая крыльями, он описал мёртвую петлю над площадью. Резко уйдя вниз, он почти коснулся грудью земли, а затем снова начал набирать высоту, поднимаясь под острым углом. Птица пушечным ядром пролетела между женщинами, едва не задев крыльями их удивлённые лица, и столь же внезапно потерялась в лесной поросли за их спинами.

– Почтенные Покровители! – выпалила бледнокожая. – Вот это да!

– Подумаешь – птица какая-то, – с презрением прогундосила старушка, закрывая яблоки полосой льняной ткани.

Сдавленный, хриплый полувздох-полустон бледноликой стал ей ответом.

Старушка подняла взгляд на товарку. Та стояла столбом, оторопев. Рука бледноликой, обтянутая кроваво-красным атласом, приподнялась, указывая строго вперёд.

– Разрушители! – завопила она истошно. Эхо с издёвкой отчеканило её слова, запутав их в ветвях деревьев. – Покарай меня Возмездие! Они здесь!

Старушка с опаской приподняла голову над корзиной с яблоками. Седые нити её бровей изогнулись над переносицей, лоб рассекли линии морщин. Тонкие, как палочки, руки беспомощными плетьми повисли вдоль туловища…

Нечеловеческий вопль снова сотряс воздух.

Яркие, сочные яблоки градом рассыпались по траве…

В самом центре рыночной площади метало искры неизвестно откуда возникшее огненное кольцо. Только огонь отчего-то был фиолетовым, а не алым. В портале смутно проступали контуры зданий, однако мир совсем не походил на тот, что ежедневно привыкли видеть жители Девятого Холма.

Угловатые башни с прямоугольными окнами подпирали небо, уходя под облака. Меж ними паутиной раскинулись нити дорог, по которым сновали туда-сюда удивительные округлые упряжки без тяги. Там – по ту сторону – небо походило, скорее, на грубый бетонный монолит, чем на отрез лазурного атласа.

Старушка сдавленно застонала. Зубы её принялись отбивать чечётку, по морщинистым щекам побежали волны дрожи. Хрупкие руки потянулись к груди:

– Разрушители… – прохрипела она, зачарованно глядя в центр кольца. – Почтенные Покровители! Они, они…

Налетел ветер, подняв к облакам столбы пыли. Тени на щебне заплясали, переплетаясь тонким кружевом. Бледноликая что-то яростно забормотала себе под нос. Затем её рука взмыла вверх, породив яркую вспышку. Вылетев из ладони женщины, световая стрела ударила точно в кольцо. Разряд отразился от невидимой преграды и полетел обратно. Бледноликая едва успела увернуться от собственного огня.

– Да чтоб тебя… – выругалась она. Её отчаянно трясло, полупрозрачную кожу покрыли мурашки. – Духи неупокоенные! Эх, беда!

– Смотри, смотри! – старушка снова показала на огненное кольцо.

В недрах дрожащей бездны раздался глухой гудок. Звук натужно вибрировал, терял ноты, будто бы прорываясь сквозь плотную преграду.

Из самого центра панорамы стремительно и гордо выплывал металлический червь нереальных размеров. Серебристые бока дробили лучи потустороннего солнца. Раскосые глаза чудища кровожадным взглядом косились на торговок, предрекая их скорую кончину.

– Возмездие грядёт, Аэнэ, – старушка подняла руки над головой, расправила ладони и четырежды провела ими сверху вниз, вдоль туловища. – Духи не могут успокоиться. Видно, люди недостаточно чисты и не выносят уроков из прошлого.

Червь подползал всё ближе. Его чёрные глаза почти затягивали в себя. Массивное тело чудовища теперь заняло всю панораму, загородив головной частью скопления башен. Шум нарастал: несмотря на то, что он доносился будто бы сквозь толстую прослойку ваты, в нём отчётливо прослушивался жутковатый свист и металлический лязг.

Аэнэ повторила за старушкой ритуальное движение и застыла перед прилавком, как вкопанная. Голодный взгляд червя заставлял кровь смерзаться в сосудах. Спасения ждать было неоткуда: ещё пара секунд, и их тела окажутся погребёнными под массивным телом чудища.

– Прощай, Аэнэ, – старушка смело подняла лицо к глазам кровожадного монстра, голос её был твёрд и спокоен. – Прощай.

В ту же секунду короткий хлопок разорвал воздух. Языки фиолетового пламени погасли. Магическое кольцо сжалось и сошлось в одной точке.

Таинственный монстр бесследно исчез. На месте огненного круга проявились деревья. Теперь лишь спутанные нити белого дыма, уходящие в небо, напоминали о произошедшем.

Потерявшая от неожиданности равновесие Аэнэ грохнулась на гору корзин. Оборки алой юбки взметнулись в воздух, как пламя. Старушка заботливо протянула ей руку, помогая подняться.