Loe raamatut: «Капитаны. Продолжение книги «Сияющий мир»», lehekülg 2

III

Ночь была тихая и ясная, совсем как тогда, когда они встретились в первый раз. Подумать только, как давно это было!..

Люк снял фуражку и вздохнул несколько раз, собираясь с мыслями. Призрачное сияние луны золотило водную гладь; горизонт был хорошо различим, тёмной чёткой линией он расчертил море и небо. Среди мерцающих звёзд Люк сразу отыскал блестящий пояс Ориона и яркую Бетельгейзе, а чуть в стороне ― Сириус в созвездии Большого Пса. Какое странное чувство ― словно он на мгновение оторвался от земли и оказался там, за переливающейся завесой, отделяющую видимый мир от восхитительного Нечто. Его взгляд устремился в межгалактическую даль, которая отсюда казалась лишь рисунком из рассыпанных маленьких бриллиантов. Этот сверкающий узор был только проекцией, отблеском того, что Люк отчасти чувствовал сердцем, к чему прикоснулся однажды на Краю Вселенной.

Это была одна из тех ночей, в которые он слышал гул и пение звёзд особенно ясно. Не как отдалённое ощущение, а почти как настоящий звук, льющийся с небес и отражающийся в волнах, и звук этот был для него самой радостной, самой волшебной музыкой. Музыкой, которая родилась гораздо раньше него, на заре мироздания, музыкой вечной, непрекращающейся, незыблемой, музыкой, в которой были вся мощь, всё величие, вся ледяная нежность и огненное безразличие Вселенной, и за это он любил эту музыку, любил и восхищался ею. Она дарила ему спокойствие и уверенность, внушая ему осознание собственного одиночества ― но и собственной силы, его незначительности в этом мире ― но и принадлежности к нему, вручённой как величайший дар. Он любил эту музыку, потому что само Вечное Сияние звучало в ней, указывая путь к бесконечному свету.

Он вздохнул ещё раз, и гул стал немного тише. Постепенно он вновь почувствовал себя прежним ― обычным человеком, твёрдо стоящим на земле. Иногда ему удавалось пребывать в состоянии такой отрешённости довольно долго, но сейчас ему вдруг показалось, что на него словно кто-то смотрит, и он обернулся.

Он подумал, что ему померещилось. Но так ласково смотрели на него синие глаза, так много знакомого было в этом лице и в этом силуэте, будто освещённом невидимым источником света, что он готов был плакать и смеяться одновременно, но лишь улыбнулся, и эта улыбка показалась Гектору Фосиди удивительно мягкой ― так улыбались лишь те, кто видели звёзды.

– А ты стал сдержаннее, мой мальчик, ― он улыбнулся ему в ответ. ― И всё же по глазам я вижу, что ты всё тот же Люк Рэдиент, который бороздил океан и беззаветно искал самого себя.

– Гектор, ― он почти выдохнул имя учителя, и перемена произошла в нём за секунду, глаза вспыхнули и засияли, а тихая улыбка звёздного странника сменилась таким земным, таким обычным и радостным смехом, когда он бросился обнять своего наставника, что и самому Гектору хотелось смеяться вместе с ним.

– Вот теперь узнаю своего юного друга, ― улыбаясь, проговорил он. ― Сущий мальчишка, сколько бы тебе ни было лет!

– Гектор, ― повторил Люк, даже не пытаясь скрыть своего восторга. Впрочем, все эмоции открыто читались на его счастливом лице. ― Как я ждал этой встречи! Я боялся, мы больше не увидимся…

– Я же говорил тебе, что всё возвращается когда-то. Мы встретились, раз должны были встретиться.

– Да… конечно. Вы давно здесь?

– Я наблюдал за тобой недолго. Нехорошо мешать человеку, когда он разговаривает со звёздами. Кажется, у тебя неплохо получается, а?

– Лучше, чем раньше. Но до совершенства мне ещё далеко.

– О каком совершенстве ты говоришь, Люк? Совершенство ― то, что происходит сейчас. Оно совершается, извини за каламбур. И будет совершаться постоянно, каждый день, каждое мгновение твоей жизни. Оно уже здесь. Хотя, конечно, оно и не здесь тоже. Но, в таком случае, оно там, куда ты придёшь.

Некоторое время оба молчали.

– Как странно вот так снова говорить с вами, Гектор… Странно и радостно. После ваших слов всё сложное становится проще. Пусть и не сразу.

– Всё сложное действительно очень просто. Мы сами строим себе лабиринты и сажаем в них минотавров. Но на самом деле можно легко обойтись без них.

Люк задумчиво вертел в руках фуражку. Фраза учителя натолкнула его на мысль. Минотавры… А ведь у каждого и правда есть свои минотавры…

– Кто был моим минотавром, Гектор?

Он не собирался задавать этот вопрос, он вылетел неожиданно для него самого и прозвучал словно со стороны. Гектор внимательно посмотрел на него.

– Это метафора, Люк. Но, пожалуй, минотавры выходят из тени.

– Из тени?

Тень. Это слово почему-то преследовало его в последнее время. Он думал о неких тенях, размышляя о сыне и о себе самом. Тени были тем, что рождали сомнения и вызывали штормы в душе, но, кажется, они же были и тем, что не позволяло остановиться на половине пути…

– Да, из тени. Тёмной, неисследованной стороны души.

Вот оно что.

– Тёмной значит… плохой?

Гектор усмехнулся.

– Нет. Я сказал, неисследованной. Всё то, что ты прячешь от других и, самое главное, от себя. Страхи, переживания, сомнения. Желания, которые ты не можешь утолить. Злоба обида, боль, даже скука.

Люк смотрел на него недоверчиво, но Гектора это не смутило.

– Но не только это. Твои мечты, возможности, силы ― это тоже тень, если ты прячешь их в себе, не даёшь им реализоваться, не признаёшь их собой. Даже любовь была твоей тенью до тех пор, пока ты не позволил себе любить. Тень ― это неотъемлемая часть тебя, которая помогает идти вперёд и понимать, чего ты хочешь. Он не опасна, как многие думают. Больше того, без тени мы бы не видели свет, потому что тень даёт право выбора. Она словно спрашивает тебя: «То, что я выбрал, действительно то, что я хочу выбирать?». Но это происходит тогда, когда ты признал свою тень, подружился с ней. А иначе появляются минотавры.

– Почему они появляются?

– Может, потому что, если ты не сделал тень своим другом, она станет твои врагом. И вот тогда жажда самореализации превращается в зависть, любовь ― в ревность, осознание своей боли и последующее за ним прощение ― в обиду и месть. Кажется, что и здесь есть свобода выбора, но на самом деле это уже ловушка. Минотавр заманил тебя в свой лабиринт, а ты загоняешь его всё глубже и глубже, надеясь там победить. Но чем дальше, тем сильнее он становится. Продолжая отвергать тень, ты всё больше плутаешь в лабиринте, пока однажды не поймёшь, что заблудился окончательно. Впрочем, может быть, и тогда выход есть. Но только если вывести минотавра на свет и получше разглядеть его. Позволить ему снова стать тенью. Нормальной частью тебя… Ты спросил, кто был твоим минотавром. Пожалуй, твой страх, Люк. Твоя неуверенность в собственном свете ― том, который горит в ладонях. Твой страх самого себя и своих чувств. Но, кажется, ты неплохо справился с ним. Думаю, тебе вполне удалось подружиться со своей тенью.

Люк вздохнул.

– Пожалуй. Но сейчас меня волнует ещё один человек. Я знаю, что у него тоже есть свои тени, в которых ему пока может быть сложно разобраться, как мне когда-то. Но я не могу ему помочь, я по себе знаю: здесь можно справиться только самому.

– Ты прав, Люк, ― тихо ответил Гектор. ― Ты можешь только быть рядом и дать совет, когда он будет нужен. А главное ― поддерживать и любить. Это то, что больше всего нужно твоему сыну. Остальное он найдёт сам.

– Я знал, что вы поймёте, о ком я говорю, учитель. Ник говорит, что он слишком похож на меня…

– Разве для отца это не повод для гордости?

– Я горжусь им, Гектор. Но и боюсь за него. На этом пути слишком много штормов.

– Буря пройдёт, но море останется, Люк. Когда тучи разойдутся, звёзды покажутся ярче. Все мы ― капитаны своих кораблей, вести которые приходится в непогоду и в штиль. Из вашего с Мэри сына выйдет хороший капитан. Я верю в это.

– Спасибо, Гектор, ― Люк улыбнулся, и его улыбка была такой же светлой и немного грустной, как много лет назад.

IV

Он снова не выспался и во время занятий с отцом был невнимателен и никак не мог сосредоточиться. Дело даже было не в усталости, а в бесконечных мыслях о корабле из сна. Ему по-прежнему казалось, что такие сны не приходят просто так.

Когда Люк спросил, в чём дело, мальчик ответил, что плохо спал ночью и у него сильно болит голова. Отчасти это было правдой. Он думал, что отец не станет прерываться, но тот лишь вздохнул и отправил его отдохнуть. Артуру ужасно не хотелось его разочаровывать, но в голове и правда всё гудело, поэтому он кивнул и пошёл к себе.

Но на полпути к каюте Артур передумал и решил отправиться на верхнюю палубу. У него был свой уголок, где он мог побыть в одиночестве, и именно там мальчик любил предаваться своим мыслям и мечтам, не боясь, что кто-то отвлечёт его от этого занятия.

Он долго смотрел на волны, пытаясь прийти в себя. Обычно созерцание моря приносило ему успокоение. Можно было, конечно, сходить к маме и попросить дать ему настойки, которую она готовила по рецепту бабушки Кэтрин, или к дяде Нику, у которого тоже всегда было в запасе какое-нибудь лекарственное средство, но почему-то Артур подозревал, что это ему сейчас не поможет.

Он не хотел расстраивать отца, хотя знал, что он его поймёт. В последнее время Люк часто пытался расспросить его о том сне, но мальчику было нечего прибавить к тому, что он уже рассказывал. Да и его собственные чувства были так непонятны ему самому, что он не смог бы ни дать им какого-либо названия, ни описать. Почему-то на ум сразу приходило слово «тени», и больше ничего. Раньше оно означало всего лишь тёмный силуэт на земле в солнечный день. А теперь приобрело какие-то расплывчатые черты и вмещало в себя и сомнения, и страхи, и неявные надежды на что-то.

Постепенно Артур перестал опасаться этого сна. Больше того, сейчас он видел в нём что-то вроде предстоящего приключения. Может быть, не сейчас, но немного позже, когда он всему научится, когда сможет стать настоящим моряком, как отец, как дядя Ник и дядя Дик, как тётя Джесси. Когда он сможет стать настоящим капитаном.

Иногда ему казалось, что о море он знал ещё до своего рождения. Знал так, как можно знать о существовании рядом верного, надёжного друга. Море всегда было его лучшим другом. И, пожалуй, единственным.

Их жизнь не располагала к тому, чтобы у мальчика могли появиться постоянные друзья. Долгие плавания и странствия, переезды с места на место, месяцы в море, остановки в разных городах, где они могли остаться на день, а могли ― на несколько недель, бесконечный круговорот путешествий в погоне за ветром, или, может быть, вместе с ним… К одиннадцати годам Артур видел старые города Европы и шумные порты Латинской Америки, колоритные базары Востока и острова в океанах, подобные раю на Земле. Его друзьями на короткий срок становились бродячие музыканты и художники, торговцы, продающие диковинные украшения и экзотические фрукты, и дети, с которыми ему порой удавалось находить общий язык, даже не зная местного наречия. Но потом на «Рассвете» снова поднимали паруса, и он вновь шёл за горизонт, и страны и континенты снова мелькали перед глазами Артура, а в вышине безмятежно сияли звёзды, из года в год освещающие их странный, нескончаемый путь.

В школу ни Артур, ни Рози с Лили, разумеется, не ходили: Мэри обучала их чтению, письму и счёту, а Люк давал сыну уроки морского дела. Маленький мир семьи и команды «Рассвета» заменял Артуру всё остальное, хотя мальчик мог поклясться, что ни один из его ровесников не знал стольких людей и не видел столько удивительных мест, сколько знал и видел он.

Иногда он задавался вопросом, почему они живут так, а не иначе, почему не остаются на одном месте, почему он с сёстрами не посещает школу, как другие дети. Но одного взгляда на своих родителей ему было достаточно, чтобы получить ответ: его мать и отец просто не смогли бы по-другому. Дядя Ник, возможно, когда-нибудь и переменит свою жизнь; его с тётей Джесси и девочками Артур вполне мог бы представить живущими в красивом уютном доме где-нибудь на побережье, как дядя Дик, который, женившись, в море стал выходить значительно реже. Но своего отца ― нет.

Люк был для Артура примером во всём. С детства он любил его так, как ребёнок любит своих родителей, но, становясь старше, Артур замечал в нём то, чего не видел, когда был совсем маленьким. Он отмечал, как в его отце удивительным образом смелость и мужество сочетались с эмоциональностью и чуткостью. Конечно, он не всегда показывал свои чувства, но по одному взгляду Артур мог понять, что происходит в его душе, и знал, что так, как может понять его отец, не может понять никто. Такой человек, как Люк, никогда бы не смог слишком долго оставаться на одном месте, и Артур понял это в тот день, когда они вдвоём стояли на палубе и смотрели на горизонт. Тогда-то он и заметил что-то странное в его глазах, и он знал, что именно это «что-то» без остановки влекло его вдаль.

Мэри была такой же. Артур ещё не очень хорошо разбирался в отношениях взрослых, но у него не возникало даже сомнения в том, что его мать может хотеть другой жизни. Да и откуда было взяться этим сомнениям? Само собой, иногда он видел маму и уставшей, и чем-то расстроенной, но видел он и то, как она улыбается в объятиях отца, как немного смущается, когда он «слишком долго» целует её при детях, как сияют её глаза, когда она смотрит на море или пишет акварелью очередной пейзаж. И откуда она брала эти восхитительные сюжеты? Глядя на картины матери, Артур думал, что он где-то видел эти берега, словно нарисованные цветными красками грёз, но не мог вспомнить, ни где, ни когда это было.

Он и сам пробовал рисовать, и выходило неплохо. В путешествиях он часто делал зарисовки домов и кораблей, стоявших на рейде в портах, любил рисовать море, но больше всего ему нравилось делать портреты людей ― незнакомых или тех, с кем он заводил дружбу в разных концах света. Многим из них он оставлял рисунки на память, но нередко писал и для себя, складывая законченные работы в большую коробку, хранящуюся в каюте, которую он делил с Лили и Рози.

Он не очень любил говорить о своём увлечении. Не то чтобы стеснялся его, но… Оно было для него чем-то очень личным, сокровенным. Рисование стало его способом говорить с людьми на языке, не требующим толкования и перевода, языке, способным выразить его признательность и дружеские чувства или сказать о чём-то необъяснимом, но важном. О чём-то таком, о чём, он был уверен, хочет сказать и мама, когда садится за свой маленький дорожный мольберт.

В портретах людей Артур видел какую-то особую магию. Ему казалось, что через взгляд человека, его наклон головы, форму бровей, подбородка и носа можно передать частичку его внутренней сущности. Внешность обманчива, но всё же… Взгляд старого торговца смотрел чуть лукаво, а улыбка его маленькой внучки выдавала в ней живого и непоседливого ребёнка. Поворот головы красивой молодой девушки, прислуживающей в портовой таверне, сразу говорил о том, что она ― кокетка, а вот хозяин таверны был суров и мрачен, о чём сразу сообщали его нахмуренные брови и поджатые губы. Такой ни за что бы не согласился позировать ему, и Артур рисовал его украдкой, незаметно наблюдая за его работой.

Год за годом таких портретов скопился у мальчика не один десяток. Он любил рассматривать их, вспоминая места, где встречал всех этих людей. Ему нравилось думать, что кто-то из его знакомых на другом конце света, может быть, тоже иногда бросает взгляд на портрет, написанный им, и вспоминает мальчугана, чьим домом был целый мир.

Он редко мог что-то узнать о судьбе тех людей, с которыми его сводила жизнь. У него не было возможности даже отправить им письма: зачастую они были такими же вечными странниками, как Артур и его семья. Дружба с ними длилась недолго, но этого времени Артуру было достаточно для того чтобы многое узнать об их жизни и вложить капельку этого знания в очередной рисунок.

Интересно, как, например, поживает тот художник из Рима, с которым они познакомились год назад? Он был беден, но очень талантлив и даже поделился с Артуром некоторыми секретами своего мастерства. Он мечтал накопить денег, чтобы жениться на любимой девушке, но его ремесло не приносило дохода. Художник подрабатывал где мог, и наконец ему удалось накопить более-менее приличную сумму. В их последнюю встречу художник сообщил Артуру, что он сделал предложение любимой, и она ответила согласием. Мальчик очень надеялся, что у них всё сложилось хорошо.

Другая история, которую он часто вспоминал, была не такой счастливой. В одной рыбацкой деревушке он встретил больного старика, много лет назад потерявшего свою жену и троих детей. Долгие годы он хранил в своём сердце память о горькой утрате, но она не давала ему покоя и точила изнутри его душу и тело. Старик сразу привязался к Артуру и каждый раз повторял, что он напоминает ему его младшего сына. Накануне дня отплытия Артур зашёл попрощаться, но соседка сообщила ему, что несчастный старик умер. Для мальчика это стало настоящим потрясением; никогда ещё отъезд не казался ему таким печальным и одновременно желанным: оставаться дольше в этом месте у него бы просто не хватило сил.

Таких историй было множество. Радостных и грустных, обыденных и необыкновенных. Дети и взрослые, мужчины и женщины, обделённые и счастливые ― ему удавалось находить общий язык практически с каждым. Кому-то было необходимо выговориться, а кто-то с интересом готов был послушать и его самого, узнав, как много стран и городов он повидал. Артур писал портреты и оставлял их новым друзьям, а те в свою очередь дарили что-то ему. Это могла быть самодельная игрушечная лодка, или деревянный амулет, или горсть спелых фиников с тонким ароматом Востока. Но не всегда подарки были материальными. Однажды молодой музыкант из Амстердама посвятил ему мелодию, а в другой раз одна бразильская танцовщица с яркими цветами в чёрных волосах одарила его порывистым поцелуем в щёку. Артур принимал все эти маленькие проявления дружбы как величайшие дары королей и каждое берёг в своём сердце, как иные дети берегут любимые игрушки или яркие обёртки от конфет.

Но бывали встречи и сами по себе особенные. Такие можно было бы считать подарками от самой судьбы. Артур пока не знал, верит ли он в судьбу, но он явно почувствовал что-то совершенно необыкновенное в том человеке на берегу одного из средиземноморских островов.

V

Это было месяцев семь или восемь назад. Стоял жаркий полдень, большинство местных жителей укрылись в своих домах, и берег был почти пуст. Только чайки, перекрикиваясь, носились туда-сюда, да и те вскоре затихли, а потом и вовсе исчезли.

Артур прогуливался вдоль кромки воды, обмахиваясь своей светлой панамой. Он хорошо переносил жару, и терять время на просиживание в четырёх стенах ему совсем не хотелось.

Он обогнул невысокую прибрежную скалу и вдруг увидел сидящего за ней человека. Он находился в тени, но голова его была непокрыта, и его, как и Артура, кажется, совсем не смущала жара. Мальчик обрадовался возможности поговорить с кем-нибудь и приблизился к незнакомцу.

– Здравствуйте! Меня зовут Артур, ― сразу представился он. ― Похоже, мы с вами единственные бодрствующие люди на острове.

– Здравствуй, дружок. Да, похоже, что так, ― человек ласково посмотрел на него, но представляться не стал. ― Садись рядом. Хочешь попить?

В руках у него откуда не возьмись появилась фляга, и Артур вдруг почувствовал, что у него действительно пересохло во рту.

– Да, пожалуй… Спасибо, ― он сделал несколько глотков и вернул флягу незнакомцу. ― А что это? На обычную воду не похоже…

– Это и есть обычная вода, только с лимонным соком. Отлично утоляет жажду, ― человек тоже отпил немного и повернулся к Артуру. ― Где ты живёшь, дружок?

– Там, ― Артур махнул рукой в сторону домов, в одном из которых они жили.

– Но ты не местный, верно? Думаю, ты с одного из тех кораблей, что стоят на рейде в нашем порту.

Артур удивлённо взглянул на него.

– Как вы узнали?

– Очень просто. Говоришь не по-здешнему, значит, приезжий. Расклешённые брюки ― стало быть, моряк. Угадал?

Мальчик кивнул.

–Угадали.

– Тебе лет одиннадцать-двенадцать, верно? Юнгой служишь?

– И да, и нет. Мой отец ― капитан, он меня и приобщает к морскому делу.

– Капитан «Рассвета», должно быть?

– Откуда..?

– Я слышал, капитан «Рассвета» стал им в довольно юном возрасте. Да и ты, я вижу, времени даром не теряешь. Я просто предположил ― буквально пару дней назад видел эту шхуну в порту. Кажется, попал в самую точку?

– Угу.

Артуру вдруг стало не по себе. Этот незнакомец расспрашивал его так внимательно, и словно бы даже не совсем расспрашивал, а уточнял то, что ему и так было известно. А его глаза так странно блестели…

– Слушай, я вдруг подумал, ― немного помолчав, заговорил собеседник. ― Ты ведь рисуешь, так? Может, покажешь мне что-нибудь из своих работ?

Артур окончательно растерялся и оторопело взглянул на незнакомца. Ладно «Рассвет», он стоит у всех на виду, но то, что он рисует… Как этот человек догадался? Но тот лишь улыбнулся в ответ, и эта тёплая, искренняя улыбка сразу развеяла сомнения мальчика.

– У тебя пятно краски на носу. Наверняка увлёкся и забыл умыться.

И правда. Он рисовал сегодня утром, вполне мог запачкаться. Может быть, зря он фантазирует, и незнакомец просто руководствуется обычным здравым смыслом.

– Да, рисую. Могу написать ваш портрет, если хотите.

– Было бы замечательно, дружок.

– Тогда я сбегаю за бумагой и карандашом. Я быстро, ― пообещал мальчик, поднялся и побежал к дому.

Артур и сам не знал, что влекло его к этому человеку. Сначала он действительно несколько насторожился, но теперь понял, что незнакомец просто умеет подмечать детали. Очень полезное качество, между прочим.

Мальчик проскользнул в комнату, взял всё необходимое и уже собирался бежать обратно, но остановился и взглянул в зеркало. Пятно на носу действительно было. Артур торопливо умылся и вновь отправился на берег.

Незнакомец ждал его на том же месте.

– А ты быстро бегаешь, дружок! Ну что, приступим? Мне не терпится увидеть, что получится.

Артур оглядел его, выбирая подходящий ракурс. Он уже начал входить во вкус, мгновенно погрузившись в любимое занятие. Несколько минут спустя он уже вовсю делал набросок.

Незнакомец с лёгкой полуулыбкой наблюдал за юным художником. Прядь волос упала мальчику на лицо, но он словно не замечал её. В его детских чертах вдруг появилась какая-то взрослая одухотворённость, а в синих глазах ― едва заметная светлая дымка. В своей увлечённости работой Артур почти не разговаривал с незнакомцем. Но через некоторое время он отвлёкся и поднял на него взгляд. Светлая дымка тут же исчезла.

– Почему вы так смотрите на меня? ― спросил он.

– Так, вспомнил кое-что. Не обращай внимания, дружок. Ты ещё не закончил?

– Ещё нет… Но скоро будет готово.

Артур снова склонился над бумагой. Ему почему-то хотелось, чтобы этот рисунок особенно удался. Чтобы получилось передать этот необыкновенный блеск в глазах, эту мягкую полуулыбку, эти черты, за которыми он видел человека твёрдого и умного. Ещё через полчаса мальчик снова заговорил.

– Теперь всё.

Кажется, портрет и правда удался. Незнакомец с улыбкой смотрел на своего нарисованного двойника.

– Как живой, ― довольно отметил он. ― Можно даже зеркало не носить.

– Вам нравится? ― с надеждой спросил Артур.

– Очень, мой мальчик, очень нравится. Что бы ты хотел получить взамен?

Артур неловко пожал плечами.

– Ничего. Это подарок.

– Хорошо, давай я спрошу по-другому. О чём ты мечтаешь?

Мечтает… Артур имел всё, о чём можно мечтать: семью, путешествия, любимое занятие. Его мечта не была предметной, она была эфемерной и странной.

– Так что, дружок? Скажи мне.

Артур глубоко вздохнул. Даже если этот человек посмеётся над ним, что ж, они видятся в последний раз. Можно и сказать. Он вздохнул ещё раз, собираясь с мыслями.

– Я мечтаю научиться разговаривать с морем.

Незнакомец поднял бровь. Артур уже ждал, что он усмехнётся, но этого не случилось.

– Расскажи подробнее, что ты имеешь в виду.

Артур и сам не знал, что он имеет в виду, но неожиданно его мысли сами начали складываться в слова. Он вдруг почувствовал себя так, словно находился во сне.

– Мой отец говорил мне, что можно разговаривать с морем. И с ветром, и со звёздами тоже. Я раньше думал, что это такая игра или сказки… Но потом я и сам это почувствовал. Но я пока не могу объяснить, это лишь время от времени случается. А я хочу по-настоящему этому научиться… Я непонятно говорю, да?

– Вполне понятно, дружок. У тебя очень хорошая мечта.

– Правда? ― мальчик недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Конечно, правда. Пока я могу подарить тебе только одно: маленький совет. Никогда не переставай слушать, и тогда ты услышишь. Запомнил?

– Запомнил, ― Артур задумчиво кивнул, всё ещё пребывая в странном ощущении полузабытья.

– Хорошо, ― незнакомец улыбнулся. ― А теперь беги домой, тебя уже, наверное, ищут.

Они попрощались. Артур уже направился к дому, как вдруг что-то заставило его остановиться.

– Скажите, ― проговорил он, ― а как всё-таки вас зовут?

Незнакомец почти с нежностью взглянул на него. Он долго молчал, но всё же ответил.

– Меня зовут Гектор, дружок.

***

Эта встреча была одной из тех, которые особенно запомнились Артуру. Он нередко вспоминал этого удивительного человека с лучистыми синими глазами и чёрными волосами до плеч, человека, которому он открыл самое сокровенное, о чём мог говорить лишь с самыми близкими. Артур старался слушать, следуя совету Гектора, и иногда ему действительно удавалось услышать.

Он никому не говорил об этой встрече, но, наверное, очень бы удивился, если бы узнал, что всего несколько дней назад его странный знакомый стоял на палубе «Рассвета» и его собственный отец разговаривал с ним как с давним хорошим другом.