Loe raamatut: «Временекрушение»
Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2018
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4490-4690-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оз для сказкенка
Сказкенок был еще слишком маленький, чтобы считаться настоящей сказкой – поэтому он был сказкенком. В разных странах его называли по-разному: в окрестностях Таймбурга про него говорили – сказкенок, а в окрестностях Букбурга про сказкенка говорили – сказкозенок. Даже собирались научные конференции, на которых спорили, как называть сказкозенка. Чтобы никого не обидеть, сказкозенок, когда летел в Таймбург, прятал оз и становился сказкенком, а когда навещал Букбург, снова доставал оз. И всем было хорошо.
Но однажды сказкенок потерял свою оз, а где – не знал. На самом деле потерял-то он оз в озере, но забыл. Да и достать его уже было невозможно, потому что озера без оз быть не может, нет такого слова – еро.
И больше сказкенка в Букбург не пускали.
Та
Небо здесь кажется желтым.
И земля здесь кажется желтой, выжженной солнцем.
И река желтая.
Хуанг Хэ.
Так императору сказали.
Хуанг Хэ.
Император не здешний, император издалека пришел со своим войском. Да какой император, завоеватель мира, не меньше.
Нет, не так надо начинать, не так.
А с дозорного.
Дозорный видит город – там, далеко впереди, – кричит.
Ускоряются всадники, подгоняют коней.
Ускоряются пешие.
Скрипят повозки.
Замер на горизонте город, не окруженный даже плохонькой крепостной стеной.
Конь дозорного спотыкается о самого себя, падает в дорожную пыль. Три воина бросаются к дозорному, падают, недвижные рядом с ним.
Император хмурится. Но только когда еще три человека спешат к упавшим, он командует:
– Стоять!
Люди замирают.
Ждут.
Вопросительно смотрят.
Дозорные осторожно подбираются к крохотному кусочку дороги, на котором уже лежат четыре мертвеца.
Дозорный – еще совсем мальчишка – падает замертво.
– Мой император…
Что такое?
– Мой император… там, где погибли люди…
– Вы нашли ловушку?
– Да, мой император… вот…
– Что ты мне показываешь, это просто три камня!
– Там был еще один камень… лежал рядом с ними…
– …какой-то особенный камень?
– Нет… просто камень.
– Они были выложены каким-то особенным образом?
– Нет… четыре камня. В каком бы порядке мы их не выкладывали, они всегда несли смерть… пленные умирали один за другим подле камней…
Враги врываются в осажденный город, люди замирают, спасения нет.
Высохший старик выходит на площадь, смотрит на вражеские полчища.
Хватает из корзины уличной торговки четыре яблока, бросает под ноги воинов.
Враги отступают, разбегаются в страхе, давят друг друга, кто-то отчаянно выкрикивает – четыре! Четыре!
Небо здесь кажется желтым.
И земля кажется желтой, высохшей от солнца.
И река желтая.
Хуанг Хэ.
– Часы, мой император.
– Что такое?
– Часы.
Император уже и сам видит, что часы, вот они, стоят у входа в крепость, песок высыпался.
– И что такое? Непобедимая армия испугалась песочных часов?
– Мой император… здесь может быть ловушка.
– Не вижу никакой ловушки. Часы. Просто часы.
– Но…
Император спохватывается, в этой стране всё не просто, очень не просто. Велит гнать пленных, обещает свободу. Пленные боятся, пленные прячутся, закрывают лицо руками. Несколько смельчаков выходят на мост, где стоят часы – падают.
Император сжимает зубы в бессильной злобе.
Темнеет.
Старый мудрец при дворце императора читает:
Знак Си означает четыре, а так же означает…
Этот знак означает часы, кроме того он значит…
Начинает понимать.
Император снова хмурится:
– Ну и сколько еще слов у них еще означает «смерть»?
– Мы ищем, мой повелитель…
– Что-то вы не торопитесь искать…
Та.
Это девушка.
Вон там, в зарослях бамбука.
Кто-то из воинов спешит туда, ловит незнакомку – уже нет никакой незнакомки, в зарослях бамбука скрывается солдат с обнаженным мечом. Император сжимает зубы – когда его собственный солдат падает замертво, пронзенный мечом.
Император не понимает – откуда. Как.
Властелин мира не понимает – откуда. Как.
Не так он себе это представлял, совсем не так, думал разрубить желтую землю одним махом, как Гордиев узел – а желтая земля не поддается, желтая земля не пустит…
Властитель мира срывается на крик:
– Взять его… взять!
Люди кидаются в заросли бамбука – но воина уже нет, вместо воина проскальзывает что-то рыжее, остроухое, воины целятся, чтобы застрелить лисицу – нет, нет уже никакой лисицы, лежит на дороге камень, странно, что только один камень, а не четыре…
Люди торопятся, хватают камень, хотят бросить его в огонь и облить холодной водой, чтобы раскололся на куски – пока не превратился еще во что-нибудь…
– Не надо. Я сам.
Это император.
Властелин мира.
Бросается к камню, который тут же обращается шустрым зайцем, спешит прочь…
Старый мудрец читает по слогам:
Та – он.
Та – она.
Та – он, она, – животное.
Та – он, она, оно – предмет…
Император смотрит, прищуривается.
Бросает тяжелый меч.
Отступает.
Люди не понимают, люди поглядывают на властелина, с ума сошел, что ли, или что с ним. Сам же только что рвался в бой, и на тебе…
Завоеватель мира падает на колени, смотрит на та, бормочет что-то, не губи, не губи, отпусти, отпусти…
Встает с колен.
Шепчет – спасибо, спасибо.
Оборачивается к притихшей армии, срывается на крик, орет во всю глотку:
– А-а-а-атсупаа-а-а-ать!
Скрипят колесницы, стучат копыта, гулко ударяют ногами-тумбами в землю боевые слоны, перешептываются люди.
Пыль над дорогой.
Небо здесь кажется желтым.
– Мой повелитель! Почему вы…
– Что такое?
– Почему вы…
– …ты что, не видел, это кто был?
– Но…
– Куда смотрели-то вообще?
– А…
– Та… это был Та…
…Та – он.
Та – она.
Та – оно (о вещи)
Та – он, она (о звере)
Та – Он (о Боге)
Первого юлмарса
Август пропал.
Когда пропал?
Да вот, первого юлмарса.
Вот так просыпаюсь, смотрю на календарь, первое юлмарса, всё при всём – а августа нет.
Люди в городке даже значения не придали – ну нет августа, и не надо, плакать теперь, что ли. Я еще ждал переполоха, сенсаций в газете, паники ждал, на всякий случай даже проверил кладовку, надолго ли еды хватит – а ничего не случилось.
Ни-че-го.
Ну, где-то десятого юлмарса проскользнула заметка в газете, что, дескать, август приятнее был, и жаркий, и знойный, и ветра так не дули – и всё.
– А почему юлмарс пришел, не знаете?
Это я спросил у продавца в кофейной лавке, он-то всегда всё знает.
Да задолбал этот юлмарс, раньше вот таких ветров не было…
– Так почему он пришел-то? Август же должен быть! Август!
– Ну что ж вы хотите, куда вы против природы-то, у природы свои правила…
– Да вы хоть понимаете, что это против всякой природы?
– Что поделать, свои правила у природы… вот раньше-то август жаркий, знойный был, а сейчас ветрище какой… то тишь да гладь, а то ветер…
Так я ничего от продавца и не добился, только и слышал от него, что в августе раньше хорошо было, а теперь вот оно как…
И маленький городок продолжал жить – как будто ничего не произошло.
– А куда смотрит детектив?
Это сказали в конторе.
Нет-нет, это было потом, уже потом, а до этого я пришел в детективное агентство на соседней улице. Да, вот такое было необычное агентство – оно располагалось на улице, а не в доме.
– Слушаю вас, – спросил секретарь за стойкой.
Нет, не спросил, а сказал.
– Пропал август – выпалил я.
Я ждал, что на меня посмотрят, как на психа, что меня выставят вон – но секретарь только понимающе кивнул. Вернее, это был не секретарь, а секретер – на резных ножках и с выдвижными ящиками.
– У меня… украли август.
– Молодой человек, это что, ваш личный август?
– Н-нет, – я на минуту задумался, а вдруг август и правда был мой, и все остальные пользовались им только из моей милости.
– Так чего же вы волнуетесь?
– Да потому что больше никто не волнуется, – выпалил я, – слушайте, ну что такое, пропал целый месяц, и никому до этого дела нет!
– Ну а юлмарс вам чем не нравится? Люди уже изнемогают от жары, хоть чуток попрохладнее будет с этим юлмарсом, ну вот, ветер, правда, иногда сильный… ну что, под вечер налетит-налетит да и стихнет… Если бы февраль какой пришел или декабрь, другое дело, это беда бы была, а тут, подумаешь, юлмарс…
– Да нет… как вы не понимаете… пропажа ведь… куда наш детектив смотрит?
– Ну да, пожалуй, вы правы… и куда только смотрит детектив? Сию минуту сообщу ему… да что я, вы сами ему скажите…
С этими словами секретер показал мне на неприметную дверь в углу.
ВВЕДИТЕ СВОЙ ЗАПРОС
Это было уже потом.
ВВЕДИТЕ СВОЙ ЗАПРОС
Потом – когда я зашел в комнату, когда огляделся в поисках детектива, даже на полках посмотрел, может, там стоит какой-нибудь детектив в кожаном переплете – но ничего не было.
А потом:
ВВЕДИТЕ СВОЙ ЗАПРОС
Вот так. На экране.
Я уже готов был вернуться в комнату к секретеру, но спохватился – была не была – и набрал на клавишах:
КУДА ПРОПАЛ АВГУСТ?
Экран задумался, мигнул на секунду и спохватился:
НАДО ОПРОСИТЬ ОСТАЛЬНЫЕ МЕСЯЦЫ
Я чуть не хлопнул себя по лбу, ну, конечно, как же я до этого не догадался, вдруг другие месяцы что-то знают.
Первым делом я отправился к июлю – она жила на лесной опушке, залитой солнцем, где под ногами было полно земляники. Меня поразило, что июль оказался дамой, весьма привлекательной.
– А я что? А я тут при чем? Да я сама в шоке, скажу я вам, сама в шоке! Вот так, сдаю полномочия, а август нет…
– Август… тоже женщина?
– Ну, конечно же, вы как думали… вот так вот, ушла и не сказала ничего!
ОНА НЕ ПОЛУЧАЛА НАСЛЕДСТВА?
Это вмешался детектив. Я уже начал потихоньку привыкать к странному экрану, а вот июль пришла в замешательство и забормотала что-то про ужас современных технологий.
– Да какое наследство? От кого? Нас двенадцать сестер, все живы-здоровы…
Здесь уже я сам спохватился:
– А вы уверены, что все живы-здоровы, что никто не пропал?
– Ну… ой, не знаю я… проверять надо…
КОМУ ОНА ЗАВЕЩАЛА СВОЁ СОСТОЯНИЕ?
– Да не было у неё никакого состояния, что говорите-то…
– Странный у вас детектив, – осторожно сказал я, и уже приготовился вытерпеть бурю негодования.
– Новейшая модель, – оживился секретер, – хотите узнать принцип работы?
Меня передернуло. Во всяких там микросхемах я никогда ничего не понимал, а лекция про расчет погрешности нейронных сетей окончательно свела бы меня с ума.
– Вот, посмотрите… – секретер прямо-таки светился от счастья, – мы взяли тысячи детективов всех времен… Программа анализирует детективы… расследует преступления…
– И вы уверены, что этот ваш детектив найдет преступника? – не выдержал я.
Секретер хотел что-то ответить, но тут же осекся:
– Вы сказали… преступника? Преступника, вы сказали?
– А…
– …а с чего вы взяли, что август убили?
Мне стало не по себе.
– Ну… детектив же…
– Это ясное дело, что детектив. Но почему вы сказали именно про убийство?
– Слушайте, ну честное слово, случайно вырвалось…
ВЫ ОБВИНЯЕТЕСЬ В УБИЙСТВЕ АВГУСТА
Я смотрел на экран, я все еще надеялся, что это какая-то шутка, розыгрыш, насмешка – но чем дальше, тем больше понимал, что мне грозит виселица…
– Постойте… дайте мне хотя бы одну ночь!
– Да, разумеется, вы имеете право на последнее желание…
– …и позвольте мне ознакомиться с детективами, по которым учился ваш детектив…
– Гхм…
– А что я такого попросил?
– Ну, хорошо, хорошо… можете ознакомиться.
– Ваше последнее слово? – спросил секретер.
Я многозначительно улыбнулся: я ждал этого момента полночи – потому что еще до полуночи узнал, что случилось с августом.
– Я знаю, что случилось с августом, – сказал я.
– Вы…
– …я знаю, что случилось с августом.
– Ну, еще бы вы не знали, ведь это вы его…
– …а вот и не я.
– У вас есть доказательства?
– Очень даже есть, – я многозначительно протянул секретеру тетрадь.
– Гхм… если я не ошибаюсь, это… позвольте-позвольте… так и есть… записи Агаты Кристи… незаконченные отрывки… черновики… задумки книг, про которые сама леди Агата забыла, что хотела сказать…
– Вот именно. А теперь, будьте добры, обратите внимание вот на это.
– Гхм… это же… – секретер наклонился к дневнику и внимательно прочитал: – ненастоящая сестра… август. И что вы хотите этим сказать?
– Неужели вы ничего не понимаете? Запись к так и не созданному роману… одна строка… Мы-то с вами понимаем, о чем идет речь, дело было в августе, история связана с сестрами… А что думает ваш… гхм… детектив? Он наивно полагает, что из двенадцати сестер-месяцев август – ненастоящая сестра!
– И… и куда же он дел август?
– Вот это нам и предстоит выяснить… боюсь, выпытать что-то у электронных мозгов будет сложновато.
Секретер осторожно откашлялся:
– А… а можно вас попросить… быть нашим детективом?
– Спасибо, – ответил я весьма польщенный, – я подумаю над вашим предложением.
Поперек течения
А вот как тяжелее грести, по течению реки или против течения?
А вот как проще плыть, вдоль реки по течению или поперек?
Вдоль, конечно.
Амар это знает.
Хорошо знает.
Нет, не омар.
И не комар.
А Амар.
Амар гребет, понимает – не вывести лодку, унесет течением, река-то здесь вон какая, бурная, бешеная, закружит, унесет. А за Амаром еще лодки плывут, смотрят на фонарик в лодке амаровой, единственный огонек в непроглядной тьме.
Плещется река.
Бьются весла о шумящие волны.
Реки, они разные бывают, Амар знает. Амара отец с собой по рыбалкам таскал, вот Амар и знает. Есть речушки тихонькие, текут неспешно, будто сами себя стесняются. Есть реки горные, бурные, необузданные. Есть реки, на которые посмотришь – тишь да гладь, а как шагнешь в реку, как потянет на глубину, как закружат бешеные водовороты – унесут, не воротишься.
Есть реки.
А есть Река.
Река, она разная – где-то тянется плавно-плавно, ровно-ровно, там, например, где династия Сун, где-то вертится бешеными водоворотами, как в Смуту, где-то несется стремительным потоком, будто старается убежать от падающих бомб.
Когда отец у Амара спрашивает, где тот работает, Амар так и говорит —
– На Реке.
Ну а как еще объяснить…
На Реке.
– Помню… когда это было-то… когда-то… нет, было же… Ночью идем, темень такая непроглядная, а тут река… ну, мы не видим, что река, слышно только, вода шумит, волны плещут, свежачком потянуло… Мы туда-сюда, – а моста нет. Ну еще бы, мост был, кто нам мосты строить будет, некому мосты строить-то… И брода нет. Вот мы еще даже не смотрели толком, только чуем – брода нет.
Ну что делать, сколотили лодочки, не впервой, так-то мы реки переплывали, то речушки мелкие, а чтобы глубокие реки, это первый раз.
Кто же знал, что река такая окажется, сверху ровнехонько-ровнехонько, плавнехонько-плавнехонько вода течет, а как лодку-то опустишь, так и подхватит тебя, так и закружит, мало не покажется…
Далеко унесло течением, ну, это ясное дело, хорошо еще в водопад не попали. Долго плыли, ну, еще бы не долго, река вон как несется, с таким течением черта с два на берег выберешься. Уже и подзабыть успели, куда путь держали, а как хотели, вон сколько времени прошло. Ну, кое-как выбрались на берег, не все, конечно, выбрались, много кто потонул, мир их праху, благоверную мою там в водоворот затянуло, у Астерса сына унесло…
Лодки вытаскивать не стали, да что там от лодок осталось, щепки одни от лодок остались, вот что я вам скажу. Потом еще плутали, дорогу выискивали потерянную, ну да ничего, нашли, и к дому вернулись… а вы как хотели, дрога домой, она всегда вот такая… сложная…
– Берег.
Это Амар говорит.
Шепотом, про себя говорит, чтобы не слышал никто:
– Берег.
Разворачивает неприметную карту, смотрит на излучину реки:
– Берег.
Часы судного дня показывают без одной секунды двенадцать.
Есть такие.
Часы.
Судного дня.
И показывают без одной секунды…
Люди решают, что делать, чтобы не пробило полночь.
Боятся люди полуночи.
Ох, боятся.
Собирают советы, саммиты, принимают решения.
А Амар говорит:
– Берег.
Вот так выходит на площадь перед народом, говорит:
– Берег.
– …уважаемые туристы, будьте добры, обратите внимание на вот этот пологий берег. Ничем не примечательное место, верно? А теперь скажите, пожалуйста, почему здесь установлен памятный знак?
– Река дальше не течет?
– Да как же не течет, вон она течет, куда она денется?
– Утонул там кто-нибудь?
– Да сколько плыли по реке, столько тонули, это памятников не напасешься!
– А на берег вышли?
Смех.
– Кто сказал, что на берег вышли? Вы сказали? Ну, не бойтесь, не бойтесь, мы вас не обидим… молодец, пять баллов. Совершенно верно, именно здесь было положено начало новому витку эволюции, а именно – люди вышли на сушу.
– Да это много раз было!
– Верно, много раз, но первый раз – здесь.
– А каковы ваши доказательства?
– Ну… какие могут быть доказательства… легенда так гласит…
– Всё понятно с вами.
– Не верите?
– Ну как вам сказать…
– А у вас тут омар неправильно написан!
– Кто написан?
– Омар!
– Э-э-э, нет, уважаемые гости, это не омар, а Амар, он…
Схватить Амара.
Это приказ развесили по всем городам, по всем столицам, по всем странам:
Схватить Амара.
И тех, кто плывет к берегу – тоже схватить.
Амар гребет к берегу.
А вот как тяжелее грести, вдоль реки или поперек?
То-то же.
А Амар гребет.
Сносит течение Амара. Сносит.
А впереди водопад. Одна секунда до водопада.
Сзади люди плывут, качаются лодки, смотрят на огонек на корме Амара. Сзади стражники плывут, палят, стреляют, хотят подбить Амара, и сейчас бы загасить огонек, затаиться – да как загасишь, как затаишься, когда на твой огонек люди плывут.
Дзин-н-н-нь-гр-р-ро-х-х-х-х-х.
Это стражники р-р-ра-з – и огонек на корме меткой стрелой подбили. Или меткой пулей, кто там разберет. Амар замирает – сейчас бы затаиться под градом пуль, слиться с темнотой ночи, чтобы не убили, да как тут затаишься-то, когда люди в темноте потеряли путь…
Кричит Амар, во весь голос кричит:
– За мноо-о-о-о-й!
И град пуль.
Весло с легким стуком ударяется в твердь…
…помимо всего прочего наши предки время от времени использовали совсем уж неожиданный метод охоты: выманивали речных жителей на берег. Как нашим предкам это удавалось, до сих пор до конца не понятно: возможно, они обещали, что на берегу жителей реки ждет что-то особенное, прекрасное, чего раньше они никогда не видели, или потеряли бесконечно давно…
Пентеракт
– Похоже на выстрел, – сказала Грета.
Я оторвалась от вязания, посмотрела на свою… снова отчаянно попыталась вспомнить, кем же мне приходится Грета, сестра, подруга, кузина, может, дальняя родственница, или тетя, или племянница, или…
…нет, я так ничего и не вспомнила, снова посмотрела на Грету, о чем она… а, ну да…
– Что ты сказала?
– Я слышала выстрел, – отозвалась Грета, закинула за ухо темную прядь.
– Ну что ты говоришь, радость моя, откуда тут…
Я не договорила, прислушалась – ей показалось, что теперь и она услышала что-то, похожее на выстрел – там, в летнем зале возле библиотеки.
Ни слова не говоря, мы устремились туда, даже столкнулись в коридоре своими платьями – именно эта крохотная заминка помешала нам увидеть преступника, и когда мы ворвались в комнату, она была пуста – если не считать лежащей на ковре старой леди, которая, несомненно, была мертва – простреленный левый висок красноречиво свидетельствовал о свершившейся трагедии.
– Кто… кто её… – я не договорила, мне страшно было произнести это слово – убил.
Первым делом я оглядела комнату – не притаился ли где-нибудь убийца – но вокруг никого не было, если не считать нескольких мотыльков, оставшихся еще с осени. Каково же было моё удивление, когда я обернулась в сторону широкой балюстрады, уводящей в старую часть дома, и увидела в дверном проеме Риту – она стояла, прислонившись к дверному косяку и обхватив обеими руками своего Питера – так она назвала плюшевого кролика, с которым никогда не расставалась. Я отчаянно попыталась вспомнить, кем мне приходится Рита – дочерью, сестренкой, племянницей, дальней родственницей или еще кем – но память упорно отказывалась что-то мне объяснять.
– Рита! Назад! Назад! – Грета кинулась к Рите и поспешно увела её в детскую, откуда секунду спустя донесся приглушенный Гретин голос, – и тогда кролик Питер поскакал к дому фермера…
Я наклонилась над умершей – и тут же отпрянула в страхе, когда та, которую я считала мертвой, повернула ко мне бескровное лицо и прошептала непослушными губами:
– Пэгги… это Пэгги…
Мгновение спустя она превратилась в неподвижное мертвое тело – все произошло так быстро, что я даже не успела испугаться. Мои руки сами собой потянулись к неприметной сумочке, которую сжимала в руках убитая – мне на ладонь выпали ничего не значащие дамские мелочи, и я уже хотела бросить их обратно в сумку, когда мое внимание привлекла неприметная визитница. Мои поиски увенчались успехом, когда я увидела выгравированное на визитной карточке имя – Марго Уэйнрайт.
Итак, убитую звали Марго – если, конечно же, это была её сумка – и что самое странное, она носила мою фамилию, значит, могла приходиться мне родственницей. Я попыталась вспомнить, где могла видеть эту престарелую леди – но в веренице днй рождения и рождественских вечеров мне ничего не вспоминалось.
Я не заметила, как подошла Грета и сказала, что надо бы позвонить в полицию, – но тут же спохватилась, что у нас в поместье так и не проведен телефон. Мое предложение послать в город экипаж было тотчас же отвергнуто – метель мела уже третий день, выбраться из поместья не представлялось возможным.
Кое-как мы перенесли тело умершей в темноту подвала – когда мы вернулись в гостиную, меня все еще била мелкая дрожь, и мне казалось, что покойница сейчас войдет в комнату. Я хотела сказать, что маленькая Рита, возможно, видела убийцу – но Грета замахала на меня руками, чтобы я и не думала о таких ужасах.
Больше мы ничего не говорили про убийство – до тех пор, пока поздно вечером Грета не проскользнула в мою спальню и не устроилась в изголовье постели:
– Мэг, – прошептала она, – а ведь это не первое убийство в Уэйнрайт-холле.
Мне стало не по себе.
– Ты хочешь сказать, что в архивах нашего дома указано, что здесь кого-то убили? – спросила я.
– Нет, не в архивах… – Грета задумалась, – понимаешь… я видела.
– Что?
– Я раньше думала, что мне показалось… что это детские фантазии, не более того…
– Детские фантазии? О чем ты?
– У меня было одно воспоминание из детства… такое смутное, что мне казалось, это просто сон, или какая-то сказка, которую мне читали давным-давно… Я услышала резкий хлопок, выбежала из детской в залу и увидела двух женщин… одна из них лежала на полу, вторая наклонилась над ней… и тут же выбежала из комнаты… Потом пришли взрослые, увели меня в детскую… А когда я спросила, кто были те женщины, мне сказали, что никого не было, что я придумала…
– Дорогая моя, у тебя просто разыгралась фантазия. Поверь мне, это просто страшный сон из детства…
– Нет-нет, я видела это… Я видела это так же ясно, как вижу тебя сейчас… Но я не могу вспомнить лицо убийцы… – Грета отчаянно закрыла лицо руками, – не могу…
Однако, на этом невероятные события в нашем доме не закончились: не прошло и нескольких дней, как мне понадобилось за чем-то спуститься в подвал – я совершенно забыла, что там спрятано тело, спохватилась, когда уже оказалась в маленькой нише. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что мертвая леди исчезла. Не помня себя от страха, я кинулась в комнаты – и у меня еще хватило самообладания, чтобы не закричать при маленькой Рите, а шепнуть Грете на ухо:
– Дама исчезла.
– Что ты говоришь? Какая дама?
– Тело дамы в подвале… оно исчезло…
– Перестань, перестань, я тебя умоляю… какой ужас… послушай, мне страшно, мне кажется, что эта дама стоит у меня за спиной…
– Нет, нет… послушай… а что если нам всё это просто… показалось?
– Показалось? О чем ты говоришь?
– Ну, конечно… в ту ночь разыгралась жуткая метель, у меня был приступ мигрени… ты уверена, что все это убийство – просто плод нашего воображения?
– Ты думаешь…
– Ну, конечно… еще этот готический роман, который мы читали после обеда…
– …а чай с ликером за ужином…
– …вот-вот, чай с ликером!
– Так ты думаешь…
– …что нам это всё просто показалось.
Кажется, мои слова успокоили Грету. Чего нельзя было сказать обо мне – той же ночью мне привиделся жуткий сон – женщина в синем платье стреляет в старую леди, а потом в панике убегать в библиотеку и дальше по винтовой лестнице в башню. Сон был настолько явственным, что мне казалось, будто я вижу всё это на самом деле. Я проснулась в холодном поту и долго оглядывала темную спальню – мне казалось, что убийца подкарауливает меня в темных углах.
Шли годы, но страшный сон не оставлял меня, всё время обрастая какими-то жуткими подробностями. Масла в огонь подливала и Грета, то и дело вспоминая свои детские страхи.
Последней каплей стала наша ссора в Сочельник: мы ждали гостей, но никто не явился, потому что дороги вокруг Уэйнрайт-Холла замело снегом. Помню, что я надела синее платье и убрала волосы в замысловатую башню, прежде чем спуститься в комнаты, где меня уже ждала Грета. Когда она увидела меня, то изменилась в лице – я никак не могла понять, что так испугало мою… (я так и не смогла вспомнить, кто она мне).
– Что… что с тобой? – спросила я и посмотрела в изборожденное морщинами лицо: только сейчас я поняла, как постарела Грета за эти годы.
– Ты… так это же ты! – прошептала моя… (Кто?)
– Что я?
– Ты… это ты её убила! Я помню… синее платье… я стояла маленькая, в дверях… я видела…
Не помню, что нашло на меня в этот момент: должно быть, я просто испугалась, что она позовет на помощь или позвонит в полицию, я даже не подумала, что у нас в доме попросту нет телефона и других людей. маленький пистолет на журнальном столике попал мне на глаза сам собой, дальше все было как в тумане. Секунду спустя я смотрела на Грету, распростертую на полу – и не могла поверить, что это я нажала крючок револьвера. Легкий шорох в углу привлек мое внимание – в дверном проеме я увидела маленькую девочку, она смотрела на меня полными ужаса глазами, прижимая к себе плюшевого кролика. Шаги на лестнице испугали меня – я бросилась в библиотеку и дальше в башню, где бы меня никто не нашел.
Скажу сейчас откровенно: я не хотела убивать Грету. Более того, я поклялась отомстить за её смерть и за смерть неизвестной старой леди, я поклялась найти убийцу. Теперь, много лет спустя, я точно знаю, что мои сны – это не просто детские кошмары, а вполне реальные воспоминания о том, как в детстве на моих глазах убили человека.
И я уже знаю, кто это сделал. Я видела Пэгги, её синее платье, и да, её зовут Пэгги, да, да, сейчас она войдет сюда, и я спрошу её, вот так, в лоб спрошу, и ей не отвертеться, да, да, да, конечно, я уже стара, силы уже не те, но я заставлю её признаться…
(…записи обрываются…)
