Loe raamatut: «Теперь точно ВСЁ»

Черт, что это?! Я лежу в своей машине и не могу пошевелиться. Подо мной – кресло из нежной телячьей перфорированной кожи. В машине приятный запах элитного парфюма. В моей сумке на пассажирском кресле, в 40 сантиметрах от меня, лежит мой телефон. Черт, эта сумка стоит, как донорская контрабандная почка. Почка, которая мне сейчас бы очень пригодилась. Но я не знаю об этом.

Боль настигла внезапно. Как будто мне в поясницу воткнули кинжал. Грязный, ржавый, тупой кинжал. И провернули и… еще разок, чтоб уж наверняка. Вот он – момент, когда все системы безопасности моей дорогущей машины пришлись кстати. Но черт, я не могу даже шевельнуться. Боль сковала все тело, как будто меня сжали огромными плоскогубцами. Вдохи, короткие, неглубокие, даются с трудом. Я не могу. Я не могу дотянуться до этой чертовой сумочки, чтобы достать телефон. Сука! На фига ты мне нужна такая красивая и дорогая, но такая далекая в нужный, реально нужный момент?!

Ночь. Почти никого на этой гребаной дороге. Редкие машины проносятся мимо. Ни у кого не возникает даже мысли остановиться и заглянуть ко мне в авто. Хотя, даже если бы они заглянули – через мои темные стекла ничего и не увидеть толком.

Слезы текут. Горячие. Соленые. Очень соленые. Всхлипывать не могу, боль парализовала все тело. Они текут, не слушаясь меня. Ах, да, это прям как в тот момент, на даче у бабушки. Я полезла на чердак и разодрала о старую деревяшку руку. Я смотрела на руку и не могла поверить – как будто руку кто-то порвал. Кровь хлестала, и мне было так больно и страшно, и стыдно, и обидно. Бабушка причитала, а дед, смешной такой, с криками «терпи, казак!» мчал меня на своем «пердящем» Урале к фельдшеру. Эх, хорошо-то как было в деревне! Никогда я больше нигде не ела таких вкусных слив с дерева, клубники с грядки и помидоры… розовые такие, огромные. Сорвешь, откусишь, и сок потек по подбородку. И этот вкус, вот только что сорванного на солнце помидора…