Raamatust
Молодой писатель Джеффри Темпест, прозябающий в нищете и безвестности, продает душу Сатане и получает от Князя Тьмы все, о чем только мечтал… точнее, почти все.
Теперь светское общество, ранее им пренебрегавшее, лежит у его ног. К его услугам несметное состояние, любовь прекрасной девушки, роскошь и удовольствия.
Но много ли это значит, если утрачено главное, ради чего Джеффри жил, – его талант?..
Teised versioonid
Ülevaated, 4 ülevaadet4
понравился слог, но совершенно предсказуемый сюжет...ничего выдающегося, с 20й страницы уже понятно что есть что и к чему ведёт сюжет
согласна
Оченл понравилась книга. Прочла на одном дыхании за неделю. О многом заставила задуматься и посмотреть на спбя со стороны.
Интересная книга, есть над чем задуматься. Цена успеха материального мира слишком высока - душа. Главный герой Джефри почти потерял её, но смог в последний момент сказать "нет"!
прекрасная книга которая описывает людские пороки. открыл для себя много нового после прочтения. Остался небольшой осадок в конце. но счастливый конец сглаживает углы. однозначно рекомендую
Одно из главных преимуществ богатства – то, что оно дает нам способность удалять чужие несчастия от нашего личного внимания
занимательности. – И Моррис потер свой нос. – Пусть себе прыгает и забавляется, коли ему это нравится, но меня удивляет его обманчивость, сэр. Вы его считаете за скромного, угрюмого малого, не думающего
Но человек более злостный, чем лев, более вероломный, чем змея, более алчный, чем волк, – он пожимает руку своего ближнего под видом дружбы, а за спиной мешает его с грязью. Под улыбающимся лицом он прячет фальшивое и эгоистичное сердце, кидая свою ничтожную насмешку на загадку мира, он ропщет на Бога. О Небо! – Здесь он прервал себя страстным жестом. – Что сделает Вечность с таким неблагодарным слепым червем, как человек?
настоящей правдой? Потому что если в самом деле это была правда… Бог мой! При этой мысли у меня кружилась
Самой замечательной чертой его лица был рот: несмотря на безупречно красивый изгиб, он был тверд и решителен и не слишком мал. Я заметил, что в спокойном состоянии он отражал горечь, презрение и даже жесткость. Но когда улыбка озаряла его, он выражал – или даже казалось, что выражал, – нечто более утонченное, чем страсть, и с быстротой молнии у меня мелькнула мысль, чем могло быть это мистическое необъяснимое нечто