Maht 421 lehekülg
2007 aasta
Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918
Raamatust
Великая княгиня Мария Павловна Романова, внучка Александра II и дочь младшего брата Александра III – великого князя Павла Александровича, рассказывает о детстве в Ильинском у дяди, великого князя Сергея, церемонном воспитании, которое она получала, своем недолгом замужестве и жизни при шведском дворе, о возвращении в Россию, интригах Распутина, последних драматических днях династии Романовых и бегстве из России…
Невероятная книга, подробно отражающая трагические события начала прошлого века. О том, как зыбки материальные блага и о ценности человеческих отношений. Рекомендую к прочтению 100%.
Размеренное, но несколько однобокое повествование, что объяснимо воспитанием автора. Интересные, обескураживающие факты об Елизавете Федоровне и об отношениях остальных Романовых к бывшей императрице после ареста. Колоритно описаны последние дни и бегство из большевистской России. Рекомендую как один из источников, чтобы почувствовать,насколько далеки были друг от друга слои общества перед революцией.
Довольно интересно было взглянуть на жизнь царской семьи изнутри. Читается легко, хотя местами несколько занудно, особенно описание работы в госпитале во время Первой Мировой войны где, слишком уж, явно прослеживается самолюбование героини.
Поразило отношение к единственному сыну. После того, как она покинула Швецию и оставила там ребенка, он ни разу не упоминается, как будто его и не было никогда! Непонятно, что это: черствость и эгоизм, или нежелание делится с читателем чем-то очень личным? Но тогда возникает встречный вопрос: зачем вообще писать мемуары?
А... Edasi
Прежде всего, хочу отметить, что написано отлично, читаешь просто как роман. И если над текстом поработал редактор, то хвала хорошим редакторам и умным авторам, которые доверяют им свои детища. Это очень честные воспоминания. Видно, что княжна проделала в своей жизни, старт которой произошел в весьма комфортных, тепличных условиях (так и есть, несмотря на сиротство - они с братом очень рано потеряли мать), большую душевную и умственную работу. И много чего поняла и осознала, в отличие, от большинства романовых, продолжавших мерить на себя коронки безвинных мучеников и в изгнании.
После смерти матери мария и ее брат (тот самый, которому в будущем вскружит голову кокетка князь юсупов) недолго оставались на... Edasi
На мой взгляд, эту книгу немного портит язык (перевод?): слишком "правильный", нарочито дословный, и оттого иногда слегка нелепый. В целом же - очень интересный и нетривиальный взгляд "изнутри" на жизнь России в конце XIX-начале XX веков. Для меня особенно ценным оказался рассказ о вызывающей противоречивые толки великокняжеской чете Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны. Последняя предстает в воспоминаниях Марии Павловны более живым человеком, с собственными слабостями и недостатками, нежели в большинстве посвященных ей работ. Удивляет только отношение автора к собственным детям: насколько часто описываются переживания за отца, брата, сводного брата князя Владимира Палея - настолько же редко в повествовании фигурируют сыновья самой Марии Павловны. Впрочем, вполне возможно, это не проявление душевной черствости, а как раз наоборот... Из открытых источников известно, как в дальнейшем, после 1918 года... Edasi
Но русские по самой своей природе, видимо, быстро переходят от восторга к полному унынию и недоверию. Они предаются своим настроениям совершенно искренне и до конца, абсолютно забывая о своих вчерашних чувствах. Они не усматривают никакой непоследовательности в таком поведении, а если и видят, то охотно находят оправдания. Неисправимые пессимисты, они на самом деле не любят смотреть вперед с надеждой и предпочитают не ждать от будущего ничего, кроме бед. Подняться, бороться, предотвратить беду кажется им такими трудным делом, что все усилия представляются тщетными; и, замирая в бездействии, они со слезами ожидают, пока все дурные предчувствия оправдаются. Энергичные действия, сопротивление судьбе, кроме того, едва ли оставили бы им достаточно времени для их излюбленного времяпрепровождения: разговоров, анализа, критики.
Он был одним из тех немногих людей, в ком подлинная высота духа не казалась тягостной.
Как бы искренне императрица ни сочувствовала людям в их страданиях, как бы она ни старалась это выразить, было в ней что-то, ускользающее от определения, что мешало ей передать свои истинные чувства и утешить человека, к которому она обращалась. Хотя она говорила по-русски совершенно правильно и почти без какого-либо иностранного акцента, люди, казалось, не понимали ее, слова оставались для них далекими и непонятными
Так, той весной я впервые пошла на исповедь. Отчетливо помню то чувство, с которым я вошла в церковь, холодную и пустую, где меня ожидал священник; признаваясь в своем главном преступлении, краже нескольких шоколадных конфет, я проливала обильные слезы.
Все, что до этого почиталось нами, теперь должно было быть уничтожено без следа. Больше не существовало истории, страны, чести, долга. Свобода была новой игрушкой, которая попала в руки неумелых и опасных больших детей, чтобы оказаться немедленно сломанной их грубыми руками. Революция позволяла, оправдывала и извиняла все. Новые правители стремились придать этому слову особый, священный смысл, который превращал его в Знак Свыше и в щит от всякой разумной критики. Одно замечание моего отца, которое было особенно к месту, характеризует настроения того времени. «Больше нет России, – сказал он. – Есть страна под названием Революция, и эту Революцию нужно защищать и спасать любой ценой».
Ülevaated, 18 ülevaadet18