Loe raamatut: «Унесённые «Призраком»»

Элина Лисовская, Мария Роше

УНЕСЁННЫЕ «ПРИЗРАКОМ»

…Всё опять начнется с чистого листа:

Дым забвения твой образ заволок,

Но, наверное, на память неспроста

Аккуратно кем-то загнут уголок.

Я запомню глубину любимых глаз,

Ты найдешь мой след в неведомой дали,

И поверь, что б ни случилось, в этот раз

Мы вернемся, как из бездны корабли…

Глава первая

Казалось, её, спящую, теплую, беззащитную, внезапно окатили холодной водой. Сердце отчаянно колотилось, кровь стучала в висках, глаза смотрели – и отказывались верить увиденному. В голове творилось невообразимое: мысли путались, мелькали странные картинки, звучали незнакомые голоса…

Сидящий напротив мужчина оглядел её, недовольно поджав губы:

– Ты похожа на вытащенную из воды рыбу, Кэтрин. Это всего лишь ветер.

Он протянул руку и захлопнул приоткрытое окно кареты, в которой они ехали вдвоем. Пригляделся к проплывающим мимо темным пятнам:

– Еще пара миль – и мы в Саутгемптоне.

Она медленно обвела взглядом скромное внутреннее убранство четырехместной кареты, у которой, судя по тряске и характерному скрипу, не было ни пружин, ни рессор. Удивительно, как в подобных условиях ей вообще удалось задремать.

Еще более удивительным был приснившийся сон.

Даже сном его трудно назвать. Как будто на какое-то время она полностью перенеслась в другой мир, в другое время и в совершенно другую жизнь. Еще пару мгновений назад она могла бы вспомнить подробности… но, как это часто бывает с неожиданно прерванными сновидениями, образы и события растаяли в памяти, оставив лишь послевкусие. Горькое – и волшебное, словно после первого поцелуя.

Она опустила глаза и уставилась на свое черное шелковое платье. Кашемировая шаль на её плечах тоже была черной.

– Когда моя милая сестра говорила, что после смерти отца ты ведешь себя странно, я не поверил, – пристально глядя на неё, проговорил мужчина. – Но теперь вижу, что так и есть. Ничего, это пройдет. Длительное морское путешествие и смена обстановки – лучшее средство от печали. Я уверен, что когда осенью ты вернешься домой…

– Осенью? – невольно вырвалось у нее. Разве морские путешествия бывают такими долгими?

– Кэтрин, мы же все обсудили, – дядя Грэм вздохнул и поправил воротничок. – До Багамских островов примерно полтора месяца пути, может, больше, но будем надеяться на лучшее. Пару месяцев мы пробудем на острове Абако, затем отправимся назад, морем до Саутгемптона и – домой, в Хартфордшир. Как раз незаметно пролетят те самые полгода, которые необходимо выждать до оглашения завещания полковника Маккейна, твоего отца.

– А если мы задержимся? – Она с трудом проглотила застрявший в горле комок. – Море… оно такое непредсказуемое. К тому же, я слышала, путь до британских колоний небезопасен.

– Душечка, – самодовольно усмехнулся дядя Грэм, – поверь, тебе совершенно не о чем волноваться.

«Марион!»

Она резко подняла голову и испуганно огляделась. Крошечное пламя свечи, стоящей рядом на табурете, от её дыхания метнулось в сторону. Надо же было промаяться полночи и заснуть, лежа на животе и уткнувшись лицом в подушку!

«Марион, ты слышишь меня?! Вставай, они пришли за тобой!..»

Звонкий мальчишеский голос до сих пор эхом звучал в ушах. Неделя прошла с того жуткого утра, когда ищейки, нанятые бароном Дугласом, напали на её след, но Мэри все еще умирала от страха, вспоминая подробности. Даже здесь, за сотню миль от Лондона, где преследователей видели в последний раз.

Когда труппа театра «Ройял» покинула Эдинбург и направилась в столицу Англии, Мэри испытала облегчение, наивно полагая, что теперь её будет труднее найти. Но люди барона, видимо, очень хотели получить награду за поимку беглянки, поэтому сразу же по приезду в Лондон наведались в помещение, снятое для проживания актеров. К счастью, Питер вовремя заметил их и помог девушке спрятаться. А на рассвете следующего дня этот пронырливый рыжий парнишка какими-то закоулками провел её к центральной почтовой станции и посадил на дилижанс до Саутгемптона.

С шести утра до пяти вечера Мэри тряслась в неудобной шестиместной карете в обществе незнакомых мужчин и женщин. Ночь они провели в Бейзингстоке, потом продолжили путь, и вот наконец вчера вечером дилижанс остановился возле портовой гостиницы, где приезжие коротали время в ожидании своего корабля.

Прогоревшая свеча мигнула в последний раз и погасла. В маленькой комнатке стало совсем темно. Мэри глубоко вздохнула, села на жесткой кровати и закуталась в одеяло.

Она не помнила, снилось ли ей что-нибудь. В душе царило опустошение, и девушка догадывалась, почему: очередная глава её жизни заканчивалась, и ей предстояло начать все заново, с чистого листа. Уже во второй раз. Как и год назад, было страшно до дрожи, но она справилась тогда, справится и теперь. А потом…

– Соберись, Мэри-Энн, – строгим шепотом приказала она себе, подражая голосу матери. – Думаю, уже утро, поэтому приведи себя в порядок и отправляйся в порт, чтобы узнать, когда отходит корабль.

Девушка решительно сбросила одеяло, обула туфли, встала и отряхнула помятое платье. За последнее время Мэри привыкла спать, не раздеваясь. Если преследователи появятся ночью и придется бежать, она должна быть готова.

Вода в кувшине была ледяная. Мэри намочила маленькое полотенце, тщательно обтерла лицо и шею, вымыла руки и напоследок прополоскала рот. Прическу пришлось делать в темноте и без зеркала, но она не переживала: шляпка прикроет любые изъяны. Когда Мэри закончила, за окном уже посветлело. Выглянуть на улицу она побоялась, но, судя по доносившимся снизу громким голосам, жители Саутгемптона возвращались к ежедневным делам и заботам.

Вещей у неё с собой было немного: все уместилось в простой дорожный мешок, с которым обычно путешествовали служанки. Порывшись в нем, Мэри вытащила завернутый в салфетку кусок хлеба с сыром – скудный завтрак, приготовленный ей в дорогу сестрой Питера, Дженни. Ах, Дженни, как забавно ты пела арию дона Херонимо из «Дуэньи» – со смеху можно было лопнуть!

«Что за проклятье – упрямая дочь:

Отцу, что ни день, огорченья и муки.

Поклонники, письма и прочие штуки,

А дельный жених изгоняется прочь.

Что за проклятье – упрямая дочь!» ¹

Девушка стряхнула крошки с платья и вытерла руки салфеткой.

– Ничего не бойся, Мэри-Энн, – с улыбкой прошептала она, проверяя, на месте ли письмо и кошелек с деньгами. – Ты уже в паре шагов от своей мечты.

За окном медленно проплывали жилые дома: сперва деревянные, одноэтажные, затем – каменные, в два или три этажа. Мелькали фигуры людей – спешащих куда-то мужчин и женщин. Пару раз мимо проехали встречные кареты. Невыносимо хотелось приказать кучеру остановиться, выбраться наружу и пройтись пешком, размять затекшую спину и ноги. Но нельзя: тут же налетят проголодавшиеся за ночь уличные попрошайки, начнут теребить, умолять, жалобить…

Дядя Грэм, что-то напевая себе под нос и по очереди закидывая ногу на ногу, начищал дорогие бархатные туфли специальной щеточкой.

«Если бы я писала о себе книгу, я бы начала её так: меня зовут Кэтрин Роуз Маккейн, и недавно я потеряла отца. Нет, не только отца: добрейшего человека, мудрого наставника, лучшего друга… Единственного, кто любил меня такой, какая я есть, просто за то, что я была в его жизни».

Кейт отвернулась от окна и поспешно смахнула слезы.

Мать говорила, что любят всегда за что-то: за молодость и красоту, за хорошее приданое, за приятный нрав и доброе сердце. У Кейт всё это было, но особой любви к себе она никогда не ощущала. С шестнадцати лет её вывозили на званые обеды к соседям и светские собрания в столице, но у неё до сих пор не завелось ни одной подруги. Миссис Маккейн утверждала, что Кейт виновата в этом сама: в приличном обществе полагается вести себя подобающе полу и возрасту, а не умничать, не дерзить и не высказывать своё мнение, когда об этом не просят.

«Неужели здраво рассуждать о вопросах добродетели, долга и проблемах воспитания – значит умничать? Неужели требовать, чтобы тебя дослушали до конца, не перебивая смешками и глупыми шутками, – это дерзость?»

Карета остановилась. Дядя Грэм надел шляпу, взял свою трость и тяжело поднялся с протертого сиденья.

– Побудь здесь, Кэтрин, – сказал он. – Я загляну в контору, договорюсь с капитаном и оплачу наш с тобой проезд. А потом, надеюсь, мы сразу же отправимся на пристань, а наши вещи погрузят на корабль.

Мэри изрядно проплутала по городу, прежде чем кто-то из местных подсказал ей, где находится контора «Грейт Шип Компани», в которой можно купить билет. Антрепренер мистер Росс предупреждал, что проезд в каюте первого класса обойдется ей очень дорого: от двадцати пяти до тридцати фунтов в зависимости от дальности путешествия и новизны корабля. Почти целый год Мэри добросовестно помогала миссис Спрингс шить театральные костюмы, изготавливать шляпки и маски, переписывала для актрис их роли, подсказывала им слова на репетициях, убирала гримерные комнаты и подметала сцену после выступлений, поэтому теперь в спрятанном под одеждой кошельке у неё лежало почти сорок пять фунтов. Было больше, но дорога до Саутгемптона потребовала расходов; впрочем, по сравнению со стоимостью билета на корабль, совсем небольших.

Но самое ценное сокровище хранилось не в кошельке, а в висящем на шее мешочке, который Мэри ощущала при каждом вдохе, и часто, особенно в минуты тревог и сомнений, она вольно или невольно прикасалась к груди, чтобы убедиться, что он по-прежнему здесь. «Милый Эдвард…» – тотчас всплывало перед глазами, и на душе становилось радостно от осознания того, какое невероятное открытие ожидает её впереди…

– Мисс, – раздался совсем рядом тоненький, нежный голосок, и кто-то вежливо потянул Мэри за рукав платья. Она остановилась, обернулась и увидела прелестную, бедно одетую девочку лет семи или восьми. Кроткое и невинное выражение её голубых глаз настолько поразило Мэри, что девушка улыбнулась и наклонилась к маленькой попрошайке.

– Милое дитя, – проговорила она, – должно быть, ты голодна? Хочешь, пойдем в пекарню и я куплю тебе что-нибудь?

– Мисс очень добра, – пролепетала девочка, делая книксен, – и я с удовольствием согласилась бы, но моя мать прибьет меня, если я наемся сама и не принесу ничего братьям и сестрам.

– Сколько же у тебя братьев и сестер? – спросила Мэри.

– Всего шестеро, мисс, – пересчитав по пальцам, ответила девочка, – и еще младенчик, которого матушка кормит грудью. От голода у неё пропадает молоко, и приходится каждый раз платить полпенни соседке, чтобы она покормила его и он не умер. Поэтому, добрая мисс, если я не принесу хотя бы пенни, матушка прибьет меня.

– Господь всемогущий, – покачала головой Мэри, видя, как ясные глаза девочки наполняются слезами. – Милое дитя, я дам тебе два пенни, только не плачь.

Она отвернулась, вытащила из-под шерстяной накидки туго набитый кошелек, привязанный шнурком к поясу и, покопавшись в нем, вынула две медные монетки:

– Вот, держи.

– Благодарю вас, щедрая мисс! – воскликнула попрошайка, однако монеты не взяла. В один миг глаза её сузились, лицо застыло, губы плотно сжались. Мэри не успела опомниться, как девчонка вцепилась в кошелек обеими руками и с недетской силой рванула его к себе. Мэри вскрикнула, выпавшие монеты разлетелись и, звеня, покатились по мостовой. Шнурок лопнул, и кошелек остался в руках маленькой негодяйки, которая в тот же миг метнулась прочь в самый узкий из переулков. Девушка заметалась, не зная, то ли догонять ее, то ли собирать раскатившиеся монеты. Какая-то женщина, проходившая мимо, бросила корзину с бельем и подняла несколько серебристых кружков; Мэри полагала, для того, чтобы вернуть хозяйке, но женщина грубо оттолкнула её протянутую руку, подняла корзину и пошла себе дальше. Мэри побежала в переулок за девчонкой, но той уже след простыл. А когда она, оглушенная происшедшим, вернулась, то увидела убегающую стайку мальчишек, завладевших последними из рассыпанных ею монет. Девушка остановилась, беспомощно глядя по сторонам. Кровь ударила в голову, щекам стало горячо, а где-то внутри – невыносимо холодно. В глазах потемнело, и если бы Мэри не прислонилась к стене дома, то упала бы в обморок прямо посреди улицы.

Мамочка… мамочка…

Горло сдавило, она едва смогла сделать вдох. Слезы душили ее, обжигали глаза, щипали горящие щеки. Как же так… Как такое возможно? Произошедшее не укладывалось у неё в голове. Она не хотела верить, что это случилось именно с ней и именно сейчас, когда до достижения цели оставалось всего несколько шагов…

Что же теперь делать?!

В вышитом мешочке, рядом с её сокровищем, лежало еще несколько шиллингов, отложенных «на всякий случай». Их хватит, чтобы вернуться в Лондон, если в гостиницах по дороге не брать ужин и отдельные комнаты… но возвращаться было нельзя. Если Джейкоб Дуглас найдет ее, ей конец.

А он непременно найдет…

Мэри подавила рвущиеся наружу рыдания, вытерла глаза и огляделась. На неё уже косо посматривали: какие-то старухи, перешептываясь, показывали пальцем. И вдруг с противоположной стороны улицы прямо к ней решительно направился высокий мужчина в черном сюртуке.

Ищейка!

Мэри испуганной птицей сорвалась с места и бросилась в тот же переулок, куда чуть раньше убежала маленькая воровка. Свернула налево… потом направо… ноги сами несли её вперед, а она уже не разбирала дороги, просто бежала. Ей чудилось, что преследователь настигает ее, дышит над ухом… один раз, пересекая улицу, она чуть не угодила под дилижанс, и кучер, чертыхаясь, замахнулся на неё кнутом… Вот показалась знакомая вывеска «GREAT SHIP COMPANY, SOUTHAMPTON», и Мэри остановилась, переводя сбившееся дыхание. Теперь, когда у неё нет денег на билет, заходить сюда нет смысла. Что она им предложит? Мести палубу в качестве платы за проезд? Или готовить еду? Или…

Из соседнего переулка вышли уже двое мужчин в подозрительных черных сюртуках, и Мэри охватила настоящая паника. Она огляделась: неподалеку остановилась карета, запряженная парой лошадей, из неё вышел хорошо одетый джентльмен и сразу направился в контору «Грейт Шип Компани». Кучер слез с облучка и отошел на пару шагов, чтобы размяться. Мэри проводила его взглядом, а потом, повинуясь внезапному наитию – или порыву отчаяния – метнулась к оставшейся без присмотра карете, распахнула дверцу и запрыгнула внутрь.

Она полагала, что карета пуста, но ошиблась. Там сидела молодая белокурая леди в траурном платье, которая так выразительно оглядела ее, что Мэри заранее услышала гневный окрик «Пошла вон отсюда!» и испуганно забилась в угол. Но леди в черном кричать не стала. Только приподняла бровь и сухо поинтересовалась:

– Ты не ошиблась каретой, милочка?

Глава вторая

Когда мистер Спенсер закрыл за собой дверь и направился к ближайшему зданию с вывеской, Кейт задумчиво провела пальцем по деревянной оконной раме. Прохладная. Гладкая. Пыльная. Обивка сидений пахла старой кожей, шаль из тонкого кашемира – лавандой. Под платьем топорщились ненавистные фижмы, грудь сдавливал тесный корсет. Вроде бы все как всегда, ничего необычного, но ей по-прежнему казалось, что мир этот – не настоящий, фальшивый, кем-то придуманный. Странное ощущение после короткого, яркого сна, который она даже не помнила. В памяти осталось лишь смутное и до боли приятное чувство, как будто в том сне она была влюблена. Как будто в тот краткий миг перед пробуждением она была бесконечно счастлива.

Что, если дядя прав и я просто схожу с ума?

Кейт потерла виски. Никуда не годится, надо взять себя в руки. Перестать думать о всяких нелепостях и сосредоточиться на предстоящем…

Дверь кареты резко открылась, и на то место, где еще пару минут назад сидел дядя Грэм, в изнеможении упала юная девушка, скромно, но опрятно одетая, прижимающая к себе дорожный мешок. Темные локоны выбились из-под шляпки, накидка съехала набок, светло-серые глаза взглянули с ужасом и мольбой.

…путешествии.

Вот так сюрприз… В первый миг Кейт потеряла дар речи, но потом решила уточнить, не ошиблась ли нежданная гостья каретой. Возможно, приехав сюда со своей хозяйкой, эта молоденькая служанка отлучилась куда-то с поручением и на обратном пути заблудилась. В незнакомом городе такое нередко случается.

Девушка посмотрела на неё взглядом затравленного зверька и вместо ответа разразилась рыданиями. Она пыталась сдержаться, прикрывала лицо ладонью, терла глаза, но случившееся с ней неведомое горе продолжало вырываться наружу, извергая целые потоки слез. Когда у неё потекло из носа, Кейт не выдержала и положила на колени девушке свой платок.

– Благодарю вас… миледи, – судорожно всхлипнула незнакомка.

– Я не леди, – сказала Кейт. – Можешь называть меня мисс Маккейн. А как твое имя?

– Простите, мисс, – она наконец овладела собой и принялась спешно вытирать покрасневшее лицо. – Меня зовут Марион Уоллес. Я искала контору, где можно купить билет на корабль, идущий в Сент-Джордж.

– Ты произносишь свое имя на французский манер, однако фамилия у тебя шотландская и говор уж точно не местный, – заметила Кейт. – Откуда ты приехала, Марион?

– Из Эдинбурга, – девушка опустила глаза.

– И что тебе понадобилось на Бермудских островах?

Юная шотландка ответила не сразу. Сперва испытующе посмотрела на Кейт, словно решая, можно ли ей доверять.

– Моя мать умерла больше года назад, – призналась она. – После её смерти я выяснила, что мой отец жив и находится в одной из английских колоний. Я собиралась поехать к нему, но…

– Но?

Губы девушки задрожали, а плечи поникли:

– Понимаете, мисс… по дороге сюда ко мне подошла девочка, хорошенькая, как ангел… Я хотела ей дать пару пенсов, но она выхватила у меня из рук кошелек и была такова. Все, что я копила почти целый год… все пропало! И я так расстроилась, мисс, так растерялась… просто не знала, как быть дальше.

Девушка вновь опустила глаза и покраснела. Кажется, она что-то недоговаривала и понимала, что это вряд ли останется незамеченным.

– Сожалею о твоей потере, Марион Уоллес, – холодно ответила Кэтрин, – но вынуждена огорчить: денег на дорогу я тебе одолжить не могу.

Мэри чувствовала себя просто ужасно. На мгновение она представила, как выглядит со стороны, и перед глазами тут же возник образ маленькой попрошайки, рассказывающей наивной и доверчивой девушке страшные сказки о своей жизни с единственной целью: завладеть её кошельком.

Вот только, в отличие от нее, белокурая мисс Маккейн наивной и доверчивой не была.

«Господь всемогущий, как низко я пала! – внутренне содрогнулась Мэри. – Незаконнорожденная дочь, дерзкая беглянка, новоиспеченная нищенка… и, в довершение всего, в глазах этой леди – бессовестная мошенница и лгунья!»

– Прошу прощения, мисс, – Мэри аккуратно свернула платок и положила его рядом с собой на сиденье, – но я не просила у вас денег. Я не какая-нибудь побирушка, и те сорок фунтов, что лежали в моем в кошельке, я заработала честным трудом. Вот, взгляните, – она показала своей визави огрубевшие от работы ладони. – Пальцы исколоты… я помогала шить женские платья и мужские костюмы для труппы театра «Ройял». Научилась делать парики и шляпы с перьями, накладные усы и бороды. Что еще? Красила и пудрила актрис перед выходом на сцену, затягивала корсеты, подавала и убирала реквизит. Выучила почти все роли в пьесах, которые ставили в нашем театре, и часто на репетициях заменяла суфлера. Мне нелегко достался каждый пенни, поэтому я была просто не в себе, когда лишилась накопленного. Но единственное, о чем бы я осмелилась попросить незнакомого человека, это чтобы меня просто выслушали. И, может быть, дали добрый совет.

– Хорошо, – уже мягче проговорила мисс Маккейн. – Я готова тебя выслушать, только если ты больше не будешь рыдать. И, раз уж ты знаешь наизусть все пьесы театра «Ройял», будь добра, прочти какой-нибудь монолог. Любой, на твой выбор.

А мисс не глупа. Лучше проверки и не придумаешь.

Мэри сложила руки на коленях, выпрямила спину, а потом с печальной улыбкой произнесла:

– «Нет, мистер Марло, я не буду, я не могу вас удерживать! Неужели вы полагаете, что я соглашусь на брак, в котором останется пусть даже маленький уголок для сожалений? Неужели вы полагаете, что я столь низким образом воспользуюсь преходящим увлечением, чтобы позднее отяготить вас стыдом? Неужели вы полагаете, что я смогу когда-либо насладиться счастьем, добытым за счет полноты вашего счастья?.. Сэр, умоляю вас, откажитесь от вашего решения. Как началось наше знакомство – с равнодушия, – так пусть оно и закончится. Неужели вы всерьез полагаете, мистер Марло, что я когда-нибудь соглашусь на союз, который был бы доказательством моего корыстолюбия и вашего неблагоразумия?»²

– Великолепно, – похвалила мисс Маккейн и впервые сдержанно улыбнулась. – Забавная пьеса, её ставили многие лондонские театры. И читаешь ты хорошо, с таким искренним чувством… Твоя покойная матушка, наверное, была актрисой?

– О нет, – покачала головой Мэри, – но она очень любила театр и учила меня декламировать. Хотите, я еще спою вам арию из «Дуэньи» или прочитаю что-нибудь из Шекспира?

– Благодарю, достаточно! – отмахнулась белокурая мисс. А потом задумчиво подперла кулаком подбородок и уставилась за окно: – Значит, ты хотела плыть на Бермудские острова к своему отцу. Неужели в Шотландии у тебя не осталось родственников?

– Признаюсь, мисс, – медленно начала Мэри, – кое-кто остался… но я лучше брошусь с пристани и утоплюсь, чем вернусь в Эдинбург. Смотрите, – она вытащила расшитый бисером мешочек и высыпала на ладонь несколько серебряных монет. – Вот все, что у меня осталось, и этого хватило бы на обратную дорогу. Но я как раз сейчас подумала: что, если потерпеть еще немного? Через год или даже меньше у меня появятся деньги на билет. – Мэри вновь ощутила прилив надежды. – Мисс, вы не знаете, в Саутгемптоне есть театр? Я могла бы устроиться туда. Или пусть не в театр, можно и гувернанткой…

– Без рекомендательных писем в приличную семью гувернанткой тебя не возьмут, – охладила её радостный пыл мисс Маккейн. – А идти работать куда попало для молодой девушки крайне опасно. – Она снова задумалась, а потом вдруг спросила: – Скажи, Марион, а ты не хотела бы поступить на работу ко мне?

Кейт прекрасно осознавала, что собирается делать.

Убедившись, что девушка из Шотландии не мошенница и что, по крайней мере, большая часть того, что рассказывает Марион, является правдой, она решила, что сумеет помочь ей. Почему бы и нет? В конце концов, помощь не была безвозмездной: мисс Уоллес получит место на корабле и доберется до Бермудских островов, а Кейт на время плавания приобретет компаньонку, кроме всего прочего, умеющую декламировать и петь. Хоть какое-то развлечение в долгом и утомительном путешествии.

К тому же, хоть Кейт и не призналась бы в этом, её тронула история Марион. Она понимала, что сама пошла бы на что угодно, на любые лишения и жертвы, только бы вновь увидеть отца, услышать его голос. Увы, в её случае не преуспел бы ни один благодетель… Так почему бы не поддержать ту, для которой еще не все потеряно?

Оставалось убедить дядю Грэма не препятствовать ей.

– Послушай, Марион, – сказала она, – сейчас сюда вернется джентльмен, с которым я путешествую, – мистер Спенсер, мой дядя. Он отправился за билетами на корабль, и я буду настаивать, чтобы он еще раз сходил в «Грейт Шип Компани» и купил билет для тебя.

– О, благодарю вас, мисс! – воскликнула девушка, и глаза её вновь увлажнились. Ну вот, только этого не хватало!

– Не перебивай, – оборвала её Кейт и принялась поправлять ей накидку и шляпку. – Говорить буду я, а ты сиди и молчи, только отвечай на вопросы, если дядя тебе их задаст. И отвечай искренне, глядя прямо в глаза, чтобы у мистера Спенсера не возникло сомнений в том, что ты честная и добропорядочная девушка.

– Я поняла, мисс, – кивнула Марион.

– Вот и славно.

Нельзя сказать, что Кейт была полностью уверена в успехе своего предприятия: её дядя не имел склонности к расточительству и всегда был довольно скуп, как на деньги, так и на чувства. Тем более удивительным было его предложение взять племянницу с собой в путешествие на остров Абако, где у мистера Спенсера были дела, связанные с торговлей хлопком, которой он занимался в последнее время. Матушка сказала, что, по мнению её брата, пребывание в океане и на солнечном, цветущем острове положительно скажется на самочувствии Кейт и её настроении. Подобная забота со стороны дяди Грэма стала приятной неожиданностью и повлияла на решение девушки отправиться вместе с ним на Багамы, овеянные легендами о сокровищах и пиратах. Однако скупость мистера Спенсера начала проявляться уже по пути в Саутгемптон, когда они отказались от просторного, удобного дилижанса (еще бы, ведь проезд в нем стоит целую гинею!) и взяли старую карету из имения в Хартфордшире, а на ночь останавливались в самых дешевых из приличных гостиниц и брали одну комнату на двоих. Интересно, что скажет дядя, когда узнает, что Кейт за время его отсутствия умудрилась нанять служанку и пообещала той место на корабле?

«Вряд ли он станет возражать, ведь матушка выделила достаточно денег на мое содержание. А если откажется наотрез… что ж, я заберу Марион и мы с ней вернемся обратно в Хартфордшир. В конце концов, это мое право, моя карета и мои лошади».

Но увидеть океан ей хотелось намного больше, поэтому, едва мистер Спенсер открыл дверь кареты и сунулся внутрь, Кейт стремительно бросилась в атаку.

– Дядя Грэм, позвольте вам представить Марион Уоллес, мою новую горничную, – заявила она тоном, не терпящим возражений. – Я успела с ней побеседовать, и она произвела на меня хорошее впечатление, поэтому я предложила ей работу. Поскольку средств, имеющихся у мисс Уоллес при себе, недостаточно для покупки билета, я прошу вас вернуться в контору и оплатить ей каюту в качестве аванса.

– Эээ… – протянул мистер Спенсер, недоуменно разглядывая незнакомую девушку. Но Кейт не дала ему и слова вставить:

– Вы, разумеется, скажете, что мне не нужна служанка на корабле, но это не так. Вряд ли вы сами станете чистить и проветривать мои платья, помогать мне раздеваться перед сном и затягивать корсет по утрам. Также не думаю, что вы умеете делать прически, а я даже вдали от английских берегов хотела бы выглядеть как истинная англичанка, то есть безупречно. Кроме всего прочего, мисс Уоллес умеет шить, и если что-то случится с вашей одеждой, она непременно её починит. Видите, я неплохо успела изучить её рекомендации, – при этих словах у Марион удивленно округлились глаза, – так что прошу, поспешите в контору и купите билет. Это вопрос решенный.

– Кэтрин, – после долгого молчания произнес ошеломленный мистер Спенсер, – порой вы меня изумляете. Я вас оставил одну в незнакомом городе буквально на полчаса – и вы успели обзавестись премиленькой служанкой, да еще и с рекомендациями. – Кейт заметила, как напряглась Марион, услышав от мужчины в свой адрес слово «премиленькая»; это и правда немного настораживало, хотя в данной ситуации могло сыграть им на руку. – Что же произойдет, если я оставлю вас на полдня? Вы выйдете замуж?

– Оставьте хоть на полгода, я замуж не выйду, – сухо ответила Кейт. – Не хочется из свободной женщины превратиться в зависимое и фактически бесправное существо, полностью подчиненное мужу. Не представляю, какими феерическими достоинствами должен обладать мужчина, которому я согласилась бы во всем подчиняться.

Судя по взгляду юной шотландки, та разделяла её мнение.

– Если вы откажетесь оплатить билет Марион, я немедленно отправлюсь домой, – бросила Кейт свой последний козырь. Только тогда дядя Грэм сдался: смерил племянницу укоризненным взглядом и с тяжелым вздохом покинул карету, захлопнув дверь так, что оконное стекло звякнуло. Обе девушки почти одновременно с облегчением выдохнули – и улыбнулись друг другу.

Через четверть часа мистер Спенсер вернулся, молча забрался на свое место и велел кучеру ехать на пристань. Спустя некоторое время мисс Маккейн прервала затянувшееся молчание и поинтересовалась:

– Как называется наш корабль?

– «Валиант», – ответил мистер Спенсер, глядя в окно. – Двухмачтовый пакетбот с двенадцатью пушками, если вам интересно. Не самый новый, но заслуживший репутацию самого быстрого.

– Надеюсь, его пассажирские каюты окажутся более удобными, чем комнаты в дешевых гостиницах, где мы останавливались, – проговорила мисс Кейт. – А то путь на Багамы, знаете ли, неблизкий.

Багамы? Мэри встрепенулась и с немым отчаянием взглянула на девушку. Но та была совершенно спокойна.

– Мы ведь пройдем мимо Бермудских островов, верно, дядя Грэм? – уточнила она. И Мэри испытала невыразимое облегчение, услышав в ответ:

– Разумеется. Бермуды находятся на перекрестке морских путей и являются своеобразным форпостом, защищающим другие британские колонии от посягательств испанцев, французов и пиратов, а также местом, где можно пополнить запасы провизии и питьевой воды. Почти все корабли, идущие к островам Карибского моря или в Америку, делают там остановку.

«Валиант» отплывал из Саутгемптона в полдень.

Погрузка происходила в сплошной суматохе и суете. Кучер вытащил из кареты два громоздких дорожных сундука с вещами мисс Маккейн и мистера Спенсера, получил от последнего пару шиллингов и уехал, даже не оглянувшись. Некоторое время ушло на то, чтобы найти матросов, согласившихся за небольшую плату поднять сундуки на борт; мистер Спенсер и девушки последовали за ними. Судно напоминало растревоженный муравейник: всюду бегали люди, свистели дудки, команда с шумом и криками разворачивала свернутые паруса, откуда-то доносилась отборная брань… Мэри вертела головой по сторонам, из-за чего пару раз споткнулась о лежащие под ногами канаты и едва не упала. Мистер Спенсер подошел к неопрятному на вид человеку, показал купленные билеты, что-то спросил… тот неохотно ответил и махнул рукой в ту сторону, где находились места для пассажиров. Мэри хотела было остановиться у борта и в последний раз бросить взгляд на берег, как на воплощение прошлой жизни, навсегда остающейся позади, но мисс Маккейн взяла её за руку и решительно потянула за собой.

Пройдя через низкий дверной проем, Мэри очутилась в душном полумраке и невольно поморщилась: пахло здесь просто ужасно. Мисс Кейт и её дядя направились к открытым для проветривания каютам, Мэри хотела было последовать за ними, но тот самый неопрятный мужчина схватил её за локоть и, пробормотав «Тебе не туда», повел её вниз по лестнице. В лицо девушке ударил такой смрад, что она закашлялась. Ей казалось, что сейчас она очутится в загоне, где держат взятых в дорогу овец, коз и кур, но вместо этого в свете масляной лампы увидела тесное из-за погруженных вещей помещение трюма, холодное, темное и сырое, где на грубо сколоченных двухъярусных койках, порой не имеющих перегородок, сидели люди – мужчины, женщины, дети, одетые так же, как и она – просто и скромно. Небогатые путешественники, у которых не было денег на оплату каюты первого класса, переселенцы, слуги и служанки тех, кого разместили наверху. Её подвели к свободному месту с краю на нижней койке, рядом с худощавой женщиной в темном платке, и Мэри почти в полуобмороке опустилась на щербатую, изрезанную ножом доску. Положила на колени дорожный мешок, огляделась, пытаясь дышать неглубоко и как можно реже. Вздрогнула, когда неподалеку заплакал ребенок. Услышала громкий мужской смех с верхней полки и почувствовала, что ладони у неё стали холодными и влажными.