Идеальное зеркало

– Да, ты прав, – отвернулась. – Не мне секретничать уже. «Я не на своём месте» – вот что я поняла.

– Это открытие, – рассмеялся, скотина.

– Почему… Почему ты смеёшься? Я поделилась открытием жизни, а ты ведёшь себя как скот!

– Извини, извини. Согласен. Порой, очевидные окружающим вещи, совершенно секретны для их носителей. Это отличный старт, что ты это поняла. Что будешь делать?

– Подожди, я ещё не отъехала от станции «Откровение».

– Ой, не надо спешить на этот поезд. Умоляю. Побудь сейчас.

Мой спутник будто повеселел. В Париже вино разливают в воздух? Он скакал вокруг меня, изображая как «болтает ножками» на станции. Выглядело так, будто он пописал в свою штанину. Но он наслаждался моментом. Внезапно он взял меня за талию и напугал до смерти, что поцелует, а я ему это позволю. Но, вместо этого, он развернул меня лицом к переулку, перетаскивая на особую точку в пространстве этого города, где между домами я увидела Её – Эйфелеву башню.

Она стояла там, между домами, в золотом сиянии скрытых фонарей подсветки. Будто вычерченная карандашом, башня возвышалась как мечта, протыкая насквозь парижское небо. Господи! У меня подкосились ноги, и я опустилась на колени, прижала руки ко рту и дышала, боясь спугнуть этот магический облик вероломного попрания традиционного облика Парижа, ставший его сердцем. Разве можно было придумать что-то совершеннее? Она походила на стопку иголок, уложенных в такой точной последовательности, что можно было разглядеть каждую и восхититься человеческому подвигу, гением мозга, который всё это придумал, построил и накрепко вбил гвоздём в историю всего человечества. Я думала, что она вот-вот исчезнет, опустится за деревья, что скрывают её подножие от меня. Но она была там.

– Ну привет, Маша. – сказал Виталий спустя тысячу лет.

– Ты видишь её? – прошептала я.

– Да.

– Боже…

– Шок?

– Да.

– Вино?

– Да.

Пока я сидела и не могла оторвать глаз от Эйфелевой башни, Виталий сходил за бутылкой вина в ресторан через дорогу, вернулся ко мне и уселся рядом на тротуаре. Наверное хорошо, что была ночь, иначе бы нам никто не разрешил вот так сидеть и смотреть на неё.

– Почему ты сказал «привет»? – спросила я, не отрываясь от башни, когда приняла бокал вина из его рук.

– Показалось, что я, наконец, увидел тебя настоящую. Мне всегда интересно именно это в людях, которые мне интересны.

– И что ты увидел?

– Восхищение. Ты знаешь, не многие вот так позволят себе проявить восторг, прожить в моменте, чтобы осесть на асфальт и захлебнуться, – он поднес бокал к моему и тихо чокнулся.

– Почему ты привёл меня сюда? – спросила я, услышав звук бокалов.

– Спросим по-другому – почему ТЫ здесь?

После такого вопроса я автоматически устремилась мыслями в ворох простых вариантов ответов на него. Среди них были «всегда мечтала увидеть Париж», «ты же сам меня выбрал», «в смысле, это же Эйфелева башня» и неожиданное «мне просто хотелось побыть с тобой рядом». Но, вместо всего полагающегося, в этот откровенный момент истины из меня выплыла правда.

– Я больше не могу так жить… – слезы придушили последние звуки.

– А как ты живёшь?

– Как десятки людей, которые меня воспитали, вырастили, обучили. Меня нет среди них. Сколько я ни всматриваюсь, но меня там нет, это точно… – наверняка Эйфелева башня отражалась в моих глазах в этот момент, потому что я уверена, не будь её там, я бы ни за что не решилась вытащить из себя столь постыдную мне правду.

– А где, по-твоему, ты можешь быть?

– Я надеюсь, что «Идеальное зеркало» укажет мне путь.

– А если тебе не понравится то, что оно скажет? Снова повинуешься стороннему мнению?

– На сайте говорят, что это не просто стороннее мнение, а математически точно высчитанное предназначение вообще-то.

– И тем не менее, это только мнение. Не ты ли сама стремишься к тому, чтобы самостоятельно решать свою жизнь, а не математически точно?

– Согласна… Ты пытаешься меня отговорить что ли?

– Ни в коем случае. Мне любопытно, как это у тебя в голове работает. Как можно не чувствовать… своё?

– Очень даже просто, когда всю жизнь за тебя всё решают, а любое твоё проявление встречает шквал критики. Мама никогда не давала мне второго шанса. Тебе, наверное, такое незнакомо.

– Ну не суди по одёжке.

– Расскажешь?

– Может быть, – пауза. – И что, ты ни разу не чувствовала внутренний зов, голос?

– Был один раз, недавно, когда я проснулась утром после очень странного сна и не могла понять, что со мной происходит. Мне хотелось мяться и выгибаться, как будто у моего тела была ломка. А потом я начала бегать утром и теперь не могу без этого.

– Вот видишь! Это настоящий зов. Хорошее начало.

– Это всего лишь пробежки утром.

– Слушай дальше себя. Ты уже сказала, что больше не можешь так жить, значит, что-то всё-таки с тобой происходит. А Агентство может лишь помочь тебе в этом. Ты так не считаешь?

– Не знаю. Пока мне кажется, что нет мне места во Вселенной.

– Ну где-нибудь уж местечко найдётся, – сказал он со странной ноткой удивления в смехе.

Несколько минут мы просто сидели на тротуаре и медленно отпивали из своих бокалов вино, вглядывались в башню. Её невозможно увидеть с первого взгляда. Она – это сплетение множества нитей и тросов, балок, лестниц. При этом, во всё материальное богатство монумента вшиты тысячи историй людей, которые смотрели на неё, мечтали о ней, для которых она стала символом. Словно каждый штрих карандаша архитектора стал обещанием кого-то жить полной жизнью.

– Ты не первую меня сюда привёл? – отметила скорее для себя с бессмысленной грустью.

– Чокнись уже и смотри дальше. Расскажи, что ты чувствуешь?

– Я чувствую величие, в буквальном смысле. Мне страшно, какая она высокая. Если бы я потрогала её за верхушку, то меня бы охватил первобытный страх высоты. Ты думаешь, что увидь я её потихоньку, через парк, было бы не так?

– Когда приближаешься к ней постепенно сложно почувствовать её объём и высоту, её красоту. А мне хотелось вспомнить как это – увидеть Эйфелеву башню впервые. Если что, то её было видно много раз, когда мы шли сюда, но каждый раз ты то отворачивалась, то что-то мешало обзору или ты её не замечала. Я понял, что нужно сюда. Ещё бокал? – и бутылка забулькала, разливая по второму бокалу красного.

Париж.

– Как ты её увидел впервые?

– Примерно так же, как и ты. Я будто динозавра живьём застал. Ехал на автобусе, ниоткуда в никуда и вдруг верхушка промелькнула над домом в окне. Интригующая вспышка и всё, дальше ничего не видно. У меня дыхание перехватило. Я вывалился из автобуса на следующей остановке, ждал пока он отъедет, чтобы обернуться и увидеть её. Сразу всю, в золотом сиянии. Так стоял даже и не знаю сколько.

– В сиянии.

– Да, тоже темно было. Тебе не холодно сидеть на асфальте?

– Нет.

Я проснулась на подушке из грёз. Нельзя иначе сказать. Уверена, моё сияние лилось из окон номера. Словно рок-звезда, я встала с белых простыней в своём белом отельном халате, прошла в ванну и с упоением приняла каскад теплых капель из душа на себя. Свежая и вкусная, причесала волосы и не заплела в тугой пучок, а распустила свободной гладью по плечам. Подкрасилась, одела синюю юбку-карандаш, белую рубашку и туфли на низком каблуке, чтобы весь день быть на высоте, но без хамства.

Невероятно довольная собой, мы со счастливой улыбкой спустились к завтраку. В девять нас должна была ждать машина у входа, так что у меня был огромный час для наслаждения едой. Выбрала самое вкусное: омлет, икра, круассан, кофе. Ну и яблочный штрудель, конечно. И нет, я не читала газету и не уткнулась в телефон. Я вспоминала вчерашний вечер. Думаю, что свечение ещё усилилось от этого.

Удивительно, всего один вечер, подчинённый исключительно собственным порывам и такой результат. Столько вдохновения, сколько я не получала ни от одной недели или двух на берегу моря. А раньше думала, что тропики на меня имеют исключительно благотворный эффект. Тогда как вот: в один день и откровение всей жизни – «Я не на своём месте!», и готовность к тому, чтобы найти это своё место, во что бы то ни стало срочно найти и занять.

Или это из-за него я так себя чувствовала? Удача ли то, что я встретила Виталия на улице и провела с ним вечер, распивая вино и глазея на Эйфелеву башню? Конечно. Сама я ни за что не почувствовала бы всё это, больше переживала бы за то, что сейчас потеряюсь. Бесценно разделить момент с тем, кем восхищаешься, чьё мнение тебе не безразлично. Его особая природа воздействия на меня вчера совершенно исчезла, я была благодарна, что он рядом. И теперь была уверена, увидев его в коридоре, не буду заливаться краской. Или буду…

Тем вечером мы сидели на тротуаре пока не выпили всю бутылку вина. После того Виталий сказал, что нужно успеть на последний подъём вверх. Сказал: «Ты сегодня всё трогаешь, должна прикоснуться и к ней!». Я надеялась, что он не заметил, как я всё трогаю. Не хотелось выглядеть психопаткой в его глазах. Но куда уж там.

Так мы успели на подъём, а потом долго шли по лестнице, а я всё не могла поверить, что поднимаюсь по одной из ножек Эйфелевой башни, держусь за перила Эйфелевой башни, иду по металлическому полу Эйфелевой башни, приближаюсь к верхушке Эйфелевой башни. Хваталась за всё, впитывала пальцами. Вместе с сотней других людей мы шли к первой платформе, где нужно было отстоять огромную очередь к лифту. Самая верхняя часть, уже начинала вырисовываться в моём сознании. Там реально есть люди, там даже ресторан был, только в тот момент он не работал.

Когда мы, наконец, оказались на самом верху, мне пришло в голову, что вот-вот и космос. Как это возможно, что я здесь, в трёх сотнях метров над Парижем? Если падать, то я, чур, в Сену. Все вновь пребывшие шумно передвигались в поисках незанятого пространства у самого края, чтобы разглядеть что-то знакомое с высоты. Мы приблизились к окошку, выходившему в сторону парка. Я не пыталась что-то узнать из этого пейзажа, это был совершенно новый для меня город. Париж снял с себя маску блудливого свободолюбия и показал себя мне как есть.

Это город, в котором живут люди, давно живут, не боятся менять его под стать времени и нравам. Городу это нравится, поэтому он гармоничен, не стесняется грязи своих окраин и исписанных стен метро, его памятники целы и вечны, его ценности растут, он всё ещё готов порождать новых героев времени и привлекать к себе тысячи мигрантов со всего света. А что нужно Парижу? Ему достаточно сладкого запаха лаванды, что несут ветра с полей Прованса. В этом городе можно жить, его нужно любить, им необходимо восхищаться.

Мою сладкую негу по Парижу нарушил консьерж. Подошёл ко мне и наклонился до уровня моего плеча, от чего я чуть не заорала от ужаса: «Мария, за вами приехала машина».

«За мной? Почему за мной? А больше никто не поедет?».

Хорошо, что успела почти всё доесть.

Рок-звезда в действии. Забрав сумку с ноутбуком из номера, я спустилась по главной лестнице и вышла к входу, где стояла шикарная чёрная тачка.

«Я еду на работу», – внутренний смех.

Машины этой марки всегда забирали нас ото всюду в Париже, но никогда ко мне одной не подъезжал такой автомобиль. Да ещё и представительского класса. Я подумала: «Как неудобно». По спине пробежался пальцами страх. Вдруг я что-то пропустила, не прочитала письмо какое-то, и все уехали без меня. Теперь сидят там и ждут меня, злятся. «Хотя, с чего им меня ждать? Маленького пиарщика из России».

А потом сама же себе: «А нет, я же должна стать связующим мостиком между Агентством Мизонье и Yellow Bridge. Там все должны были ждать именно меня! О нет, только не это».

К животу подкатила тупая нарастающая боль. Я запаниковала и стала хватать воздух ртом. Ситуация патовая, конечно. На косых ногах я доползла до машины и под профессионально равнодушным взглядом водителя залезла внутрь. В машине так вкусно пахло мягкой кожей сидений персикового цвета, что на мгновение я даже забыла, о чем переживала. Незаметно легла на пол, благо места там было ещё на двоих. Свернулась калачиком и там нашла себе мысль: «Что мне терять? Я же хочу найти своё место в жизни, а команда Мизонье готова определить всё за меня». Мой внутренний оппонент сразу выступил с мнением: «А не вверяю ли я снова свою судьбу другим людям?».

Но я решила отмахнуться в этот раз и дать шанс технологиям сыграть свою роль и в моём будущем: «Они же будут делать выводы на основе моих ответов, а не потому, что музыкальная школа ближе всего к дому».

«Не испугаешься ли ты себя в этом зеркале?».

Машина тихонько выплыла за черту города и будто бы с облегчением понеслась в направлении Сен-Клу, где меня ждало то ли чудо, то ли сокрушительный конец только что родившейся надежды.

ГЛАВА 4.

Заботливый или просто водитель-молодец распахнул передо мной дверцу автомобиля и весь салон залило солнечным светом. Когда я выбралась из машины, мне пришлось слегка прищуриться, потому что передо мной возникло ослепительно белое, будто пластиковое, здание обтекаемой формы.

Оно казалось здесь инопланетным. Прилетело откуда-то и растеклось тут по лужайке. Три этажа, остеклённые стенами, были видны насквозь, кроме первого уровня, центр которого скрывали белые панели и светящиеся экраны на них. Там было много людей. Некоторые сидели на диванчиках, другие говорили по телефону или читали за высокими стойками, кажется, большая часть пространства была заставлена книгами. Но больше всего мне понравился дикий сад. Он окутывал «каплю» со всех сторон: целая палитра цветов, гроздями свисающих тут и там, запутанные в арки ветви деревьев над брусчатыми тропинками и деревянными скамейками, многолетние кустарники и мох, овивающий стволы могучих дубов и клёнов. Впечатляет. Подумала, что надо будет погулять здесь после встречи.

Мне показалось, что это здание хотят скрыть от общих глаз. Не удивилась бы, если крыша его окрашена каким-то составом, который не пропускает тепло и не виден для спутников. К чему такая конспирация для учреждения, предназначенного для общественного посещения? Или это тоже есть дерзкий почерк мимикрии архитектуры и природы от Кларис Морель?

Когда я вошла в широкий холл здания, то не совсем поняла, куда нужно идти. Все были заняты. Куча людей толпилась у «библиотеки», там была какая-то презентация что ли. Экраны оказались участками самой стены, на которой возникало изображение. Они располагались у дверей и служили коммуникатором между ожидающими и теми, кто внутри кабинета, как в дорогих клиниках. Здесь, видимо, проходила предварительная оценка и подготовка желающих взглянуть в «Идеальное зеркало». Пока я огладывала всё вокруг, ко мне незаметно подошла девушка в белом облегающем стройную фигуру платье и поздоровалась на чистом русском.

– Мария? Добрый день, – улыбнулась, – вас не узнать.

– Отчего так? – выпрямилась я.

– Мне прислали ваш профайл, и я приглядывалась к вам в VK, чтобы не упустить, когда вы войдёте. Но вы совершенно иначе выглядите. Свежий взгляд, горящие глаза, румянец. Что-то в вас изменилось! – бодро ответила та.

– Боже, покажите мне фото, что вы смотрели.

– Пожалуйста, – сказала девушка в очках, оправу которых я тотчас захотела себе. Не то, чтобы сорвать с неё и убежать, но выгадать момент, когда уместно будет спросить, что за марка.

Мы зашли за стойку ресепшн, также минималистично и аккуратно обставленную: большой Mac, встроенный так, чтобы не мешать общению с посетителями, клавиатура, блокнот, карандашница и нечто. Наверное, это был телефон, но не мне судить. На экране Mac появилась моя страничка VK. Девушка кликнула на последнее фото в Шереметьево, где я наигранно улыбаюсь возле рекламной стойки свадебных туров в Париж. Моё лицо… Моя мама… Я считала себя достаточно живой и здоровой в тот момент. Но на меня смотрела девочка с впалыми глазами и серо-зеленой кожей лица. В голове проскочила молитва, чтобы это свет так на меня падал, а не печень моя выпала куда-то.

На моё счастье, девушка решила прервать моё самокопание на предмет причин такого внезапного уродства и его полной незамеченности мной.

– Мария?

– А?

– Меня зовут Даниэлла, я буду вашим помощником сегодня. Сначала нам нужно решить пару формальностей, а после зайти к доктору Мизонье, он хотел сам провести ознакомительную беседу с вами, и проводить в тестовую комнату.

– Почему сам? – я немного испугалась такого внимания.

– Потому что вы не простой гость, – хихикнула Даниэлла. – От вас зависит контракт века и расширение деятельности компании, за вас поручился сам Виталий. Вы очень дорого стоите.

– Виталий? – полоснуло по мне её «дорого стоите».

– Да, Виталий Баровский уже давно выступает бизнес-консультантом доктора Мизонье и его слово много значит в каждой сделке компании.

Даниэлла поднесла к моему большому пальцу правой руки мягкую подушечку, отсоединенную от «нечто», только тогда я поняла, что это сканер отпечатков пальцев, голоса и глаза. Зачем? Упрощенная юридическая процедура?

– Взгляните сюда, пожалуйста, не моргайте, – Даниэлла производила идентификационные манипуляции с молниеносной скоростью набирая какой-то текст на компьютере.

– Мне нужно теперь что-то сказать? – попыталась я было помочь.

– Нет-нет, этого достаточно. Теперь система знает ваш биологический код.

– Теперь?

– Да, до этого компьютер вас изучал по данным в сети. Теперь ждёт разрешение на обработку новых сведений и начало глубинного изучения вашей личности.

– Вы хотите сказать, что сбор информации обо мне уже начался?

– Конечно. Как только вы зашли на сайт, компьютер определил вашу высокую готовность к прохождению тестирования и начал работу по сбору и анализу данных из открытых источников. Чтобы завершить портрет и сконструировать ваш наиболее эффективный жизненный путь сразу по выходу за пределы Агентства, был нужен ваш биологический код и ответы на несколько уточняющих вопросов. Вы готовы?

– Да, но не нужно ли подписать какие-то документы?

– Вы уже дали согласие на обработку личных данных. Мы работаем с вашей биологической реакцией на происходящее, её нельзя подделать. Дело в том, что доктор Мизонье изобрёл и запатентовал совершенно новую систему согласования юридических вопросов. Скорее всего, сказалась его нелюбовь к бумажной волоките, – подмигнула она мне. – Эта система основана на реакции вашего организма на вопросы. Видите ли, подпись можно подделать, а истинность ваших намерений и готовность к прохождению процедур полностью подтверждается вашей жестикуляцией, мимикой, температурой тела, движением глаз и другими признаками, а также простым и честным «да» в разговоре, проверенном полиграфом. Система уже используется многими компаниями и имела прецеденты в суде.

– А как же километровые договора и разъяснение мне рисков? – не унималась я.

– Рисков на данном этапе нет никаких. Мы анализируем ваши поведенческие характеристики, открытые материалы и те данные, что вы сами даёте нам. На выходе – дорожная карта, предписания к действию. Обязательства Агентства полностью прописаны в Уставе структуры и не нуждаются в подтверждении. От вас обязательств не требуется. Если вы того захотите, компьютер вас забудет полностью после процедуры. Если же вы захотите пройти более интенсивную программу – нам предстоит индивидуальная беседа, в ходе которой вам будут разъясняться все обязанности сторон и, конечно же, риски. Каждый этап будет заверяться отпечатком пальца и скрином вашей реакции.

– Что за более интенсивная программа?

– Обо всём по порядку. Вы согласны пройти процедуру «Глубокого познания» вашего «я» и получить карту действий, согласно которым вы сможете добиться 100% результата в поставленной задаче – достичь успеха в своём истинном призвании?

– Да, – сказала и задержала дыхание автоматически.

Казалось бы, да? Ждёшь чего-то несносно долго или кажется будто оно должно произойти под аранжировку оркестра, не меньше. А оно случается и это даже не «бульк» на поверхности океана. Так… Рябь на воде. Просто «да».

– Одну минуту, – моя помощница уставилась на экран, где, видимо, проходила идентификация моей готовности к прохождению процедуры, что заняло, я бы сказала, больше минуты.

– Вы согласны на использование результатов вашего тестирования в программе smart house Yellow Bridge? При условии, что ни одна деталь вашего психологического портрета, ни одно описанное в стенах офиса Miroir parfait событие вашей жизни или другие её детали, не будут обнародованы без вашего на то согласия?

– … Да.

Я почувствовала какой-то подвох. Но, в конце концов, она всё же сказала заветное:

– Прошу сюда.

Глубокий вдох.

Я отправилась за девушкой на второй этаж. В этом здании не было лестниц, мы по спирали вокруг дома дошли на второй уровень и заглянули в просто обставленную комнату со стеклянными стенами и дверями. Проще говоря, мы оказались в пузыре за окном, потому что кабинет хозяина Агентства выступал из общего здания и скрывался среди ветвей и цветов сада. Мысленно я села на пушистый ковёр, чтобы насладиться видом из окон-стен. А сама осталась стоять и дышать. В это время Даниэлла бесшумно покинула меня и оставила в комнате одну, как мне казалось.

– Вы хотели бы присесть на пол? – раздался голос сбоку.

– Что? – вздрогнула я.

Сегодня все решили меня попугать!

Возле входа стоял милый старичок, живо напомнивший мне какого-то британского актера. Его твидовый костюм придавал ему образ прогуливающегося в парке джентльмена.

– Как вы поняли? – спросила я и только тут заметила, что он тоже говорит по-русски.

– Вы слегка согнули левое колено и подались вперёд. Логично предположить, что вы так делаете перед тем, как сесть на корточки или плюхнуться на траву, – его миролюбивый тон намекал на откровенную беседу, я уже почти считала его старым знакомым моей мамы или соседом по даче.

– Вы наблюдательны…

– Не скрою, всегда гордился своей этой особенностью. Вы позволите? – он наполовину зашёл в кабинет и остановился.

– Это же ваш кабинет, – растерялась я перед его старомодной учтивостью.

– Это как вы пожелаете, – слегка улыбнулся Мизонье.

– Вы так говорите… загадочно. И почему-то по-русски.

– Здесь многие говорят по-русски. А я, например, тридцать лет женат на исключительной русской женщине, благодаря которой неплохо выучил язык. Она уверена, что русскую поэзию не перевести. И я, знаете ли, с ней в этом согласен. Это действительно не перевести. И даже не понять до конца, не будучи русским.

– Что именно?

– Вам знаком Сергей Есенин?

– Конечно.

Он вдруг заговорил каким-то другим, отстранённым голосом. Я бы сказала с сожалеющим оттенком:

«Но и тогда,

Когда на всей планете

Пройдёт вражда племён,

Исчезнет ложь и грусть, —

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».»

Человек, только что прочитавший мне отрывок из одного из моих любимых стихотворений Есенина и вообще всех стихотворений, остановился и, казалось, задумался, всматриваясь в зелень за стеклом.

– Вы в порядке?

– Да-да, извините. Эти строки отзываются у меня непонятой скорбью по утраченному времени, месту. Вы знаете это стихотворение?

– Да, я могу сказать, что оно моё любимое в творчестве Есенина.

– Интересно…

– Вы не просто так его вспомнили?

– О нет, не стоит искать в моих словах двойное дно. Я с вами откровенен, – сказал доктор и присел на кресло, стоявшее рядом с другим таким же, так, чтобы смотреть в сад. Раскрытой ладонью указал мне на соседнее. – Или вам удобнее на полу?

– Было бы, не будь я в этой юбке, – я двинулась туда, куда указывала его ладонь.

– О, удобная одежда – роскошь в наши дни. Я люблю лето, с его естественностью. Люблю свой небольшой дом на юге этой чудесной страны. Там ветви деревьев хотят пробраться в дом… Извините, я снова увлёкся.

– Ничего. У моей мамы тоже есть небольшой загородный дом, у нас это называется «дача». Вы наверняка знаете. И летом мы всегда открываем все окна на улицу, чтобы ветер мог свободно гулять по дому, нести запахи цветов с полей. Я люблю гулять, собирать травки, заваривать с ними чай вечерами и сидеть у костра, наблюдая за небом.

– Я хочу к вам на дачу.

– Приезжайте.

– Непременно воспользуюсь вашим приглашением, как только окажусь в России.

Я была довольна происходящим. Не знаю, что именно от меня хотел доктор, но мы просто сидели и болтали о зелени. Что ещё могло прийти на ум в такой комнате.

– Маша, у вас красивое имя. Оно часто встречается в литературе. У Пушкина капитанскую дочку звали Марией, Марией Мироновой. Также звали и героиню «Дубровского». Не говоря уже о сотне сказок про Машу в России.

– В России Маша – нарицательное имя. Все время слышу «… и приходит такая Маша», «захожу, а там сидит тётя Маша». Означает что-то вроде глупой толстой женщины с ограниченным суждением.

– Вы себя таковой считаете?

– Нет. Но я чувствую рамки в каких-то вопросах.

– Например?

– Ну… Например, в вопросах призвания. Я не могу понять, где моё место. Хотя открыла, что это проблема совсем недавно, буквально вчера.

– А что вы думали до этого?

– Мне казалось, что у меня всё хорошо. Хорошая работа, зарплата, устроенность, стабильность, мама довольна.

– Значит, стабильность так важна вам, а не счастье?

– Счастье очень нужно. Я думала, что вполне счастлива и у меня ещё куча времени на то, чтобы определить момент и направление для настоящей жизни. То есть для рывка в ту сторону, где хочется реализоваться. Но оказалось, что я вообще не в состоянии определить это направление, не могу почувствовать, чего же на самом деле хочется. Я просто… не умею.

– Но это вполне нормально для вашего возраста. Вам сколько, 22–23?

– Мне 22. Но почему-то мои коллеги, даже те, кто младше меня, уже во всю строят свою жизнь. Они стремятся к вполне определённым целям. Как их найти? А вдруг у меня не хватит сил, чтобы вообще достичь их когда-то?

– Уверен, что всё зависит от вашей цели. Многие всю жизнь бьются над этим вопросом, но так и не достигают его решения.

– Но это же страшно! – проникновенно выдохнула я.

– Согласен, весёлого мало. Но что вам больше нужно: жизнь, в которой вы делаете что-то для того, чтобы что-то делать, или вы идёте к своей цели и не важно, сколько времени это займет? Ваша цель будет путеводной звездой. За время этого пути вы сможете многое постигнуть, что, в общем-то, и делает этот путь чуть ли не более привлекательным, чем сама цель. Или, пройдя какой-то отрезок пути, вы поймёте, что хотите совсем другого, но не выяснили бы этого, не начав двигаться, пускай и в неправильном направлении.

– Мне не хочется тратить время впустую на поиски своей цели. Не хочу терять то, что уже имею. Я уже много чего перепробовала в жизни и ничего не приносило мне радости. Ни в чём не была по-настоящему успешной. Выходит, что проще жить, как живётся и ждать, что в какой-то момент моя цель меня настигнет.

– То есть вы постигнете свою цель.

– Вроде того…

– И сколько ждать?

– Сколько потребуется.

– А это не «время, потраченное впустую»? – он, кажется, съязвил.

– Нет, я же работаю, обладаю навыками необходимыми для жизни. Я не трачу время впустую. Вдруг я никогда не пойму, в чем моё предназначение?

– Думаю, мы можем вам в этом помочь.

– Я здесь именно поэтому.

– Вы на удивление идеальный кандидат для нас. Вы ищете именно то, что мы можем дать.

– Разве нельзя назвать это тем самым везением, которого бы я не постигла, если бы не работала на своей работе «впустую растрачивая свой потенциал»? – теперь съязвила я.

– А что могло бы вам самой помочь обрести своё предназначение? Чего вам не хватает, вы знаете?

– Наверное, уверенности в себе?

– Вы правы. Вы очень самокритичны, – сказал профессор и опёрся на один локоть, прикрыв пальцами краешек рта, – Но неуверенность в себе – это спутник всех людей без исключения. В вашем же случае, кажется, вы просто не верите, что можете быть в чём-то блистательны.

– Блистательна? – не удержалась и засмеялась.

– Почему вы смеётесь?

– Это не мой удел – блистать. Я наблюдаю за другими, восхищаюсь ими или помогаю в чём-то. Но сама быть в центре событий не могу. Мне нечего показать. Просто вызвать смех если…

– Что же вы уже пробовали?

– Я занималась музыкой, плаванием, гимнастикой, пением, рисованием, – начала я перечислять, загибая пальцы, – журналистикой, ходила на углублённые курсы математики и истории, учила английский и французский. Сейчас уже и не вспомню всего.

– Вы действительно многое перепробовали.

– Вы заметили? – улыбчивый укол.

– Да, – снисходительный наклон головы, – Но также я понял, что вы и не занимались чем-то одним упорно. И более всего тяготели к гуманитарным наукам и физическим занятиям.

– Да. Мама меня отдавала в разные кружки в детстве и чаще всего это было что-то с рисованием и движением. Так и продолжилось.

– Значит, мама решала, куда вам идти?

– Да… Ей было виднее, куда мне податься, потому что я не хотела ничего вообще.

– Вы были ребёнком, это хорошее начало для будущих свершений.

– В смысле?

– Если вы ничего не хотите, значит, вы просто ещё не сделали свой выбор. Перед вами множество путей, которые одинаково вам открыты. Кроме того, если замереть на время и прислушаться, можно услышать то, чего не надеялся воспринять когда-либо. Например, внутренний голос.

Гораций Слизнорт! Вот кто он! Новое откровение как гром поразило меня всего на секунду. Он напоминал мне актера, который играл профессора зельеварения в нескольких фильмах про Гарри Поттера.

– Ну, этого мне никто не говорил раньше. Чаще я слышала, что я бесталанна. И главное – куда-то приткнуться в жизни и держаться за это, как за спасательный круг. Наверное, поэтому мама так счастлива, что я работаю в европейской компании. Да ещё и в деловом центре Москвы. Она поверить не могла, когда я ей рассказала куда меня взяли.

– Вы с трудом туда попали?

– Я бы не сказала. Прошла собеседование, выполнила тестовое задание и всё. Мне всегда казалось, что Виталий как-то причастен к моему найму. Я встретила его в коридоре при первом посещении Yellow Bridge. Он уставился на меня тогда и подозвал HR-менеджера, они поговорили, и собеседование прошло достаточно быстро. Я не успела ничего рассказать о себе, как мне улыбнулись и отправили за тестом.

– Вы хотите сказать, что вы в Yellow Bridge только благодаря Виталию?

– Я не уверена, но, кажется, он сыграл какую-то роль.

– Интересно…

– Что? Пожалуйста, хоть сейчас скажите, что интересно?

– Мария, вам не нужно переживать о моих выводах, мы просто с вами разговариваем. Честно говоря, вам нужно поменьше переживать вообще о чьих-либо суждениях. Мы, другие люди, судим вас по себе, что не является объективной оценкой ваших способностей. Гораздо важнее то, что вы думаете о себе. А вы взяли общественную точку зрения за свою. Но, могу сказать, что в вашем случае, тенденция идёт на спад, вы вчера сделали действительно значительное открытие «Вы не на своём месте», значит сегодня вы уже другой человек, теперь вы ищете свой путь и, я уверен, вы его найдёте.